Дианализ: отказ от экспертных знаний в пользу креативных решений и персонализации знаний

Завьялов В.Ю.

Доктор медицинских наук, профессор, руководитель группы научной

валидизации дианализа лаборатории психофизиологии (академик Л.И.Афтанас) НИИ физиологии СО РАМН, г. Новосибирск

В статье¹ излагаются базовые идеи дианализа: опора на самостоятельное, критическое мышление и здравый смысл в психотерапевтической работе, пересмотр устаревших концепций и определений в профессии психотерапевта, уважение и усиление личности клиента, отказ от роли эксперта в вопросах этики, морали, нравственности и внутренней жизни человека, ограничение компетенции психотерапевта рамками конкретной помощи в решении сформулированных вместе с клиентом жизненных задач.

Ключевые слова:дианализ, экспертократия, критический реализм, здравый смысл в психотерапии, деконцептуализация, выводные знания, персонализация знаний.

Экспертные системы, экспертиза и эксперт

Экспертные системы – понятие, ставшее модным в 80-годах прошлого столетия, на заре всеобщей компьютеризации, в годы необычайного подъёма интереса к искусственному интеллекту и моделированию интеллектуальных процессов человека. Считается, что приоритет создания первых экспертных систем принадлежит России («царской России», т.е. Российской империи). Русский дворянин, изобретатель механических устройств, «интеллектуальных машин» для информационного поиска

и классификации Семён Никола́евич Корса́ков ещё в 1832 году практически первым в мире стал использовать перфокарты (компараторы) для быстрого поиска нужной информации по ключевым словам и категориям, т.е. создал первые экспертные системы и метод «управления знаниями», вернее, разработал механизм поиска нужных понятий и их определений. С. Н. Корсаков предпринял попытку представить свои изобретения на суд Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге. Однако изобретения его не были в должной мере оценены современниками и не получили официальной поддержки. Более того, тогдашние академики пришли к такому заключению: « Г-н Корсаков потратил слишком много разума на то, чтобы научить других обходиться без разума» (Поваров Г.Н.,2005).

К сожалению, академики оказались правы, только не в отношении интеллектуальных машин и вычислительных технологий, которые через 150 лет практически изменили мир, а в отношении самой идеи использования экспертных систем вместо собственной головы. Да, человеческое общество накапливает знания с угрожающей быстротой. Невозможно сейчас обходиться без справочной литературы и поисковых систем. Нет смысла запоминать много фактов и интерпретаций, - всё это сейчас компактно хранится на информационных носителях и легкодоступно. Однако это совсем не отменяет необходимость самостоятельно думать, а, следовательно, управлять знаниями в своей голове, а не в экспертной системе.

Мой личный, 12-летний опыт работы в судах в качестве независимого специалиста по психиатрической и психолого-психиатрической (а также – психолого-лингвистической) экспертизе, который оценивал качество самой экспертизы, говорит о том, что эксперты-психиатры очень часто (по причинам, которые в статье не обсуждаются) в своей экспертной работе ссылаются на экспертные системы (классификации психических болезней и многочисленные интерпретаторы), в ущерб собственному восприятию и самостоятельному мышлению. Наверное, большинство судебно-психиатрических экспертиз выполняется на высоком уровне, а эксперты – порядочные, честные специалисты, которые прилежно выполняют свой профессиональный и гражданский долг. Так получилось, что все эти годы я приглашался на судебные заседания, чтобы выразить сомнения в качестве психиатрической квалификации тех или иных расстройств участников судебного процесса (истцов и ответчиков). В этих случаях диагностика экспертов не только «оставляла желать лучшего», но была совершенно абсурдна с точки зрения обыкновенного здравого смысла, и беспомощна с точки зрения методологии диагностической деятельности эксперта. Вот некоторые особенности такой судебно-психиатрической экспертизы.

1. Психиатр – это не врач, а эксперт. Оказывается, некоторые психиатры-эксперты гордятся тем, что не занимаются или даже вообще никогда не занимались врачебной, лечебной деятельностью. «Я счастлива, что ни одного дня не работала врачом», – заявила в суде одна молодая психиатр-эксперт. Лечить людей – это жалеть их, а жалеть – это использовать психиатрические знания только для лечения, реабилитации и профилактики психических болезней. Эксперт радуется тому, что ни одного дня своей жизни не потратила на борьбу с психической болезнью. А чем тогда занимается государственный психиатр-эксперт? Он использует знания, полученные при лечении психических болезней – потому они и называются «клинической психиатрией» – только для того, чтобы использовать диагностику заболеваний в целях следственной практики: защиты или обвинения человека. Заключение психиатра используется как вещественное доказательство или «алиби». Но если эксперт не использует специальные знания для лечения человека, то почему он пользуется клиническим методом сбора информации? И почему это относится к «медицинской деятельности»? Мой ответ таков: если психиатр-эксперт выйдет из освященной благородным гуманизмом роли врача и превратится в обыкновенного следователя, слова которого будут беспристрастно проверять, а не благоговеть перед «научной риторикой», тогда всё «нескромное обаяние» психиатрического диагноза рассеется как дым дорогих сигарет. И уже никто не скажет в суде: «Вы, врачи, сами разбирайтесь в ваших сложных вопросах».

2. «Нет фактов, есть только интерпретации». Так говорил философ Ницше. Фраза философа, очевидно, вырвана из контекста, из сложного философского дискурса, поэтому и выражает суть сумасшествия: кроме собственных мыслей в голове нет ничего объективного. Самое поразительное, что психиатры-эксперты именно так и аргументируют свои суждения и выводы. Во-первых, «всё зависит от школы психиатрии», а не от фактов, т.е. от того, как и в какой «школе» интерпретируют факты. Получается, что любое мнение оправданно не фактами, а способом их интерпретации. Вопрос весь в том, какую «школу» признают сами эксперты (корпоративная этика!). Во-вторых, в угоду взятой на вооружение концепции (интерпретации) производится селекция нужных для подтверждения этой интерпретации фактов. Неподходящие факты игнорируются с детской непосредственностью: «Мы не рассматриваем эти факты, поскольку они противоречат выставленному диагнозу». Если фактов, подтверждающих «выставленный диагноз», нет, это тоже не смущает «грамотного» эксперта: «Необходимо провести дополнительное исследование». Это было сказано при проведении посмертной судебно-психиатрической экспертизы человеку, который только один раз, за 20 лет до своей кончины, лечился в психиатрической больнице по поводу «абортивного делирия». В-третьих, для достижения поставленной цели в форме «выставленного» на всеобщее обозрение диагноза привлекаются любые, часто вообще не относящиеся к психиатрической диагностике, факты из жизни и смерти человека. У экспертов есть магическая формула: «Это зависит….,» и так можно, и так…. Диагностическая работа оказывается зависимой от сути судебной тяжбы, от «расклада» сил, от вознаграждения и т.п.

3. Отсутствие критики к своим высказываниям. Я уже не буду вспоминать определение психической болезни, психоза в частности, в котором отсутствие критики к своему состоянию считается главным признаком болезни. Рассуждать с экспертом о том, что его диагноз «есть частный случай некой теоретической гипотезы», которую необходимо проверять и тут же отбрасывать, если удается ее фальсифицировать, бесполезно. Карл Поппер рыдал бы навзрыд (от смеха или от горя), послушав рассуждения экспертов, которых довелось слушать мне: «Я нисколько не сомневаюсь в истинности моих слов; ведь я – эксперт высшей категории».

4. Гностические заклинания. Так можно назвать различные штампы, которые многие эксперты используют вместо аргументов в своих доказательствах. Самое частое заклинание такое: «По совокупности данных…». Далее идёт любое предположение, которое выгодно эксперту. Это очень похоже на магическое заклинание: «По моему хотению, по твоему велению, пусть то-то и то-то станет тем то и тем то!» Никто из слушающих заклинание «по совокупности» не в состоянии представить, обозреть мысленным взором всю «совокупность данных», как и сам эксперт. Это в сущности то же самое, что представить себе некую бесконечность. Всю «бесконечность» представить невозможно, как и всю «совокупность». А вдруг не вся совокупность имеется в виду? Тем более что многие факты из этой «всей совокупности» изымаются как неподходящие для аргументирования диагностической гипотезы! В пределах этой заклинательной совокупности лежат предположения о существовании необходимых фактов, о которых нет и речи в судебном заседании: фактов нет, но они должны быть. Если призывается «вся совокупность», то вместе с ней призываются и симптомы, которых не было у испытуемых, но «должны быть» (по всей совокупности). В логике это называется ошибкой неполной индукции: для обобщения «всех фактов» нужно собрать именно «все факты», а это невозможно в принципе. Следовательно, ссылаться на полноту собранных фактов вообще нельзя, надо ссылаться на собственные умозаключения: «Я так думаю!»

Главная моя претензия к психиатрам-экспертам состоит в том, что «подэкспертный» в их работе почти всегда является объектом исследования, а не субъектом деятельности и познания. Психиатры пользуются обобщенными знаниями о формах и типах протекания болезней психики («патос» и «нозос», «процесс» и «форма»), накопленными почти за 200 лет больничного дела. Эти знания обрели форму «клинического мышления», т.е. способность мыслить категориями патологии – симптомами, синдромами и процессуальности последних. В лучшем случае такое клиническое мышление есть привязка абстрактных симптомов и синдромов к конкретной личности реального пациента, как это было в «старой русской классической психиатрии» времён С.С. Корсакова и его последователей. Но сейчас такой «привязки к личности» не требуется, благодаря чудодейственным современным психотропным препаратам и антидепрессантам, которые помогают при любой патологии. Современным психиатрам о личности, которая есть высший синтез индивидуального и общественного в человеке, практически ничего и не надо знать – психофармакология имеет своей мишенью мозговые процессы, а не социально-психологические явления в жизни личности. Поскольку в нашей стране психотерапия является субспециальностью психиатрии и есть «метод лечения» психически больных, то «клиническая психотерапия» почти полностью разделяет методологию психиатрического мышления, в котором пациент (клиент) есть объект исследования и заботы о его благополучии.