- •Роман а.С.Пушкина «Дубровский» в 7-ом классе.
- •Ненапечатанный роман и его реальные источники
- •Суждения критики
- •Единство сюжета
- •Источник конфликта
- •Причины поражения героя. Сложность авторской оценки в. Дубровского
- •Глава XII
- •Глава XV
- •Русские ромео и джульетта
- •Чуждая стихия (в. Дубровский и крестьяне)
- •Трагическая мысль романа
- •«Дубровский» в читательском восприятии школьников
- •План анализа романа
- •Урок 1. «барская усадьба» заочная экскурсия
- •Урок. 2. «ссора друзей» беседа по I главе романа
- •Урок 4. «пожар в кистеневке» составление киносценария
- •Лица рассказчика
- •Урок 6. «любовь и бегство* составление монтажа для выразительного чтения
- •Урок 7. «верейский и троекуров» диспут
- •Урок 8. «судьба героя» сопоставление чернового плана и композиции романа
- •Письменные работы при изучении «дубровского»
- •Литература
Глава XII
Послушайте, вы спасли его...
как небесное видение...
Целые дни я бродил
около садов Покровского...
В ваших неосторожных прогулках.
счастливый мыслию...
где я присутствую тайно...
в таком случае обещаетесь ли...
не отвергнуть моей преданности...
Вы спасли его...
как чистое...
Я бродил около Покровского.,
В ваших прогулках...
счастливый тем... где я тайно... о
обещаетесь ли...
не отвергнуть меня...
Глава XV
Я бы мог избавить вас...
чтоб навеки предать судьбу
вашу во власть старого мужа..
Я могу спасти вас...
чтоб навеки связать вашу
судьбу с судьбой больного и
брюзгливого старика...
Итак, торжественное красноречие фраз Дубровского подчеркнуто сознательно, очевидно, для того, чтобы передать патетическое отношение романтического героя к чувству. При этом не создается ощущения неискренности Владимира Дубровского, так как во внешнем выражении чувств Пушкин снимает оттенки мелодраматизма и демонизма, которые были ощутимы в первоначальном тексте. Заметно, что работа Пушкина над авторскими ремарками является результатом этого стремления. Вместо фразы «грудь его тяжко подымалась» Пушкин пишет: «он, казалось, задыхался». «Горькая улыбка», сопровождавшая слова о «бедной участи» и придававшая герою саркастический тон, заменена простодушным: «сказал он, горько вздохнув». Авторские ремарки подчеркивают искренность героя, а слова самого Дубровского патетичны до такой степени, что это может вызвать улыбку читателя не только современного: «И когда открывается для меня возможность прижать вас к волнуемому сердцу и сказать: ангел, умрем! бедный, я должен остерегаться от блаженства, я должен отдалять его всеми силами... Я не смею пасть к вашим ногам, благодарить небо за непонятную незаслуженную награду. О, как должен я ненавидеть того — но чувствую, теперь в сердце моем нет места ненависти».
В суровых обстоятельствах, при которых происходят свидания Маши и Дубровского, герой говорит и осознает себя книжно, по канонам романтического стиля. И это подчеркивает несоответствие реальной ситуации и самосознания героя.
Для исследователей пушкинского романа стилистическая окраска речи Владимира Дубровского, его внутренних монологов и отчасти авторского повествования о герое представлялась загадкой. Иногда ее пытались объяснить неразвитостью русской прозы, подчас в ней видели стремление Пушкина сохранить тон разговоров, которые герои вели по-французски1. Однако книжная лексика в «Дубровском» уменьшается по сравнению с «Повестями Белкина»2. На фоне просторечья и «нагой» прозы, характерной для основного тона повествования в «Дубровском», элементы орнамента, «поэтической прозы», напоминающие карамзинистов (скопления определений при одном существительном, обильные приложения и т. п.), получают в произведении Пушкина подчеркнуто иронический характер1.
Столкновение романтического стиля и безыскусственности реалистического повествования в романе возникает неоднократно. Каждый раз оно подсказано тайной авторской иронией
над героем.
Претенциозная манера повествования заметна в рассказе о петербургской жизни Владимира Дубровского: «Будучи расточителен и честолюбив, он позволял себе роскошные прихоти, играл в карты и входил в долги, не заботясь о будущем и предвидя себе рано или поздно богатую невесту, мечту бедной молодости». Это не стиль автора, а манера изъяснения, способ самосознания героя, ирония над которыми возникает неизбежно, так как рядом с этой фразой Пушкин помещает простодушное и сердечное письмо Егоровны.
Выспренность речи Дубровского во время свидания с Машей соседствует с искренностью ее мольбы, когда в отчаянии на коленях Марья Кириловна плачет перед отцом (XV и XVI главы).
В V главе описание похорон дано просто и горько. Безыскусность стиля подчеркивает трагизм происходящего. Графика пейзажа лаконична: «День был ясный и холодный. Осенние листья падали с дерев». И вместе с тем в пейзаже дан контраст успокоенности («кладбище, осененное старыми липами») и острой боли («свежая яма» вырытой накануне могилы). Обряд похорон и диалоги спешащих на поминки попа и дьячка подчеркнуто прозаичны. На этом фоне возникает внутренний монолог Владимира Дубровского, который на людях держался мужественно и просто, несмотря на силу горя. Уйдя в Кистеневскую рощу, Владимир в одиночестве возвращается к свойственной ему манере мыслить. Его самоощущение проникает и в авторскую речь, придавая ей торжественность и литературную традиционность: «Между тем Владимир углублялся в чащу дерев, движением и усталостию стараясь заглушить душевную скорбь... мысли одна другой мрачнее стеснились в душе его... Будущее для него являлось покрытым грозными тучами... Долго сидел он неподвижно на том же месте, взирая на тихое течение ручья, уносящего несколько поблеклых листьев и живо представляющего ему верное подобие жизни — подобие столь обыкновенное».
Последними словами этой фразы Пушкин подчеркивает традиционность романтического сравнения жизни с потоком, сравнения, возникшего в сознании Владимира Дубровского как след начитанности и романтической манеры чувствовать. Не автор, а герой не справляется с реалистическим восприятием жизни. Отступления от «нагой простоты» прозы носят в «Дубровском» намеренный характер. В них проступает неспособность героя видеть жизнь в свете «ясном и холодном». Это качество не лишает Владимира Дубровского героического ореола, но делает бессильными все рыцарские достоинства, которыми он наделен. Дубровский терпит поражение и в любви, и в попытке поставить себя вне законов общества, его отвергшего, и вместе с кистеневскими крестьянами завоевать независимость.
Двойственность освещения Владимира Дубровского создана сложным отношением к романтизму, который для Пушкина в 30-е годы во многом был изжитым способом восприятия действительности и художественного ее отражения. Воскрешение романтизма в творчестве Лермонтова и Гоголя было обусловлено историческими причинами: поражение декабризма, атмосфера николаевской деспотии углубляли конфликт идеалов и реальности в сознании русской интеллигенции. Однако для Пушкина воскрешение романтизма было возвратом к уже отвергнутому, во многом несостоятельному мировоззрению. Отсюда ноты иронии в отношении к герою, собравшему, казалось, все достоинства романтического поведения. Владимир Дубровский — протестант, бунтующий против социального закона с поразительной энергией, благородством, сомоотвержением и настойчивостью. В романе он окружен всеобщим восхищением. В него влюблена не только Марья Кириловна, но все барышни. Троекуров не без удовольствия следит за его дерзкими подвигами и по-человечески привязывается к Дефоржу, с которым ему расстаться так же трудно, как некогда с Андреем Гавриловичем Дубровским. Это чувство подчеркивается мотивом, который сердито насвистывает Троекуров в минуты сильных волнений: «Гром победы раздавайся ». Каждый раз этот мотив возникает при разрыве с дорогим для Троекурова человеком: со стариком Дубровским (IV глава), с Дефоржем (XII глава), с Машей (XVII глава). Вот в каком высоком для Троекурова ряду оказывается «маскированный разбойник». Дубровский наделен самообладанием столь же поразительным, как и его дерзость, добротой столь же бесконечной, как и его мужество. Он не только решительный воин (в XIX главе своей доблестью он спасает разбойников в почти безнадежной ситуации), но и поэт в своем чувстве. Пейзаж Покровского, овеянный лирической интонацией, появляется лишь в III главе, когда мимо этого имения едет Владимир. До него в романе некому было поэтически увидеть это место.
Однако наделенный героическим поведением и качествами, необходимыми для гражданского подвига, Владимир Дубровский представлен в романе человеком, мечтающим о тихом мире семейного счастья. Он «тем более любил семейственную жизнь, чем менее успел насладиться ее тихими радостями». Покидая родной дом, Владимир зачитался письмами матери к отцу «и позабыл все на свете, погрузясь душою в мир семейственного счастия». Он действительно, как верно говорит об этом Маше, «рожден был для иного назначения... душа его умела... любить». И в этом несоответствии трагической судьбы и идиллических душевных устремлений Владимир Дубровский поразительно напоминает Владимира Ленского, который, хотя и был «поклонник славы и свободы», но «сердцем он для оной жизни был рожден», т. е. для той же самой «семейственной».
Намечая конфликт между мирными устремлениями и драматической судьбой героя, Пушкин подчеркивал и антигуманность современной ему жизни и одновременно несколько снижал масштабность романтической личности. Владимир Дубровский, таким образом, оказывается героем, наделенным романтическим поведением, но не романтическим мировоззрением, с трагическим расколом сознания, мятежностью порывов и грандиозностью целей. Дубровский способен чувствовать романтически, но не доходит до всесжигающих страстей, до отчаяния, сарказма, разочарования. Он никого не делает жертвами своих чувств, как это произойдет с Демоном, с Печориным. Дубровский не презирает людей настолько, чтобы позволить себе переступить границу между добром и злом. Его бунт рожден не протестом против основ мироздания, а конкретной ситуацией и борьбой с частной, как ему самому представляется, несправедливостью. Реально же Дубровский втянут в борьбу против социального закона.