10 Вопрос

Принцип распределения помещений был почти одинаков как в аристократическом столичном особняке, так и в купеческом доме губернской провинции. Первый этаж, как правило, был служебным  и предназначался в дворянских домах для размещения многочисленной прислуги. В купеческих домах в первых этажах — часто со сводчатыми каменными потолками и коваными железными дверьми — размещались кладовые для хранения товаров или других ценностей. Вторые этажи включали анфилады парадных комнат: прихожие, зал, одна или несколько гостиных, парадная спальня, диванная. Самым роскошным, как правило, был интерьер зала , чаще всего двухсветного, с колоннами вокруг стен, хорами для музыкантов и большими печами из белых изразцов, с колонками, карнизами, вазами или рельефами на античные темы. Топки этих печей находились в первом этаже или со стороны коридора. Колонны и стены зала облицовывались искусственным мрамором, стены украшались росписью или окрашивались „колером”. За залом шли одна или две, а иногда и три гостиные, убранные еще более изысканно, чем зал. Здесь также были  и колонны, и закругленные углы с кафельными печами, и росписи, и рельефы мифологического содержания над дверями. Часто вместо дверей комнаты разделялись арками с колоннами, составляя части одного большого помещения. Цвет окраски стен и обивки мебели давал название комнатам — синей, голубой, розовой или малиновой гостиной. Городской дом начала XIX века обычно имел два входа — парадный, открывавшийся лишь для гостей и в дни праздников, и „черный”, которым пользовались повседневно прислуга и сами хозяева. Парадный вход (всегда со двора) вел в просторные сени, часто расписанные под мрамор или каменную кладку. От сеней колоннами или аркой отделялась парадная лестница, в один или два марша, с перилами-балюстрадами и расписным плафоном.

11 Вопрос

Серьезный интерес к духовности Востока одним из первых проявил Владимир Соловьёв (1853 - 1900). Выдающийся русский мыслитель увидел в буддизме "первое всемирно-историческое пробуждение человеческого самопознания". Обращая внимание на его (буддизма) "деятельное самопожертвование из сострадания ко всем живым существам", он говорил о необходимости объединения буддизма и христианства.1 В те времена идея объединения христианства и буддизма еще не казалась утопией.

На зов Востока на рубеже XIX - XX веков отозвалось большинство представителей российской культуры. Одни искали восточные духовные ценности, стремились понять иные культуры, другие мечтали почерпнуть на Востоке силы для поддержки дряхлеющей европейской культуры, третьи видели для России возможность особой "синтетической" духовности, в которой плодотворно соединятся Восточная мудрость и европейская цивилизация.".2 Искатели сокровенных смыслов - философы и литераторы, увлекавшиеся "новым религиозным сознанием", - собирались в философско-художественных салонах. Посетитель собраний у Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус, издатель "Нового пути" П. Перцев видел задачу своего журнала в борьбе с утилитарно-позитивистским мировоззрением. "Мы поняли, - писал он, - что осмеянный отцами мистицизм есть единственный путь к твёрдому и светлому пониманию мира, жизни и себя...".3

Обращение к восточным мотивам в творчестве являлось не знаком принадлежности к какому-то художественному или духовному течению, а формой самопознания, постижения смысла жизни, духовной опорой. В противовес чистой идеальности символизма, акмеизм черпал вдохновенные образы в экзотике восточных стран. Свободными переложениями восточной поэзии, такими как "Фарфоровый павильон. Китайские стихи", был увлечён Николай Гумилёв (1886-1921). Восточные мотивы слышны и в творчестве Велимира Хлебникова (1885-1922) - главы литературной группы футуристов-будетлян. "Ра??скошно буддийское лето...", - читаем у Осипа Мандельштама (1891-1938). Максимилиан Волошин, ещё в юности заинтригованный Н.В. Гуркиным (редактор журнала "Природа и охота") лекциями о буддизме, собираясь во Францию, писал: "В Париж я еду..., чтобы познав европейскую культуру... отбросить всё "европейское" и оставив только человеческое, идти учиться к другим цивилизациям, "искать истины" - в Индию и Китай..."8. Позднее в автобиографических заметках "О себе самом" Волошин сообщал: "В методе подхода к природе, изучения и передачи её я стою на точке зрения классических японцев (Хокусаи, Утамаро), по которым я в своё время подробно и тщательно работал в Париже в Национальной Библиотеке, где в Галерее эстампов имеется громадная коллекция японской печатной книги Теодора Дерюи. Там у меня на многое открылись глаза"9. Известно, что в 1902 году, после встречи в Париже с Агваном ДорджиевСоловьёв В. С. "Оправдание добра. Нравственная философия". - Соловьёв В. С. Сочинения в двух томах, Т.1., М., 1988, с.308 – 309