5. Историография

Ведущие советские франковеды высоко ценили Броделя. Его концепцию не раз разбирали и критиковали с марксистско-ленинской точки зрения, но его труды долго оставались неизвестными российскому читателю. «Материальную цивилизацию, экономику и капитализм XV-XVIII в.» перевели и отлично издали только в 1986-1992 гг.

Бродель возражал против употреблявшихся в отношении его терминов «буржуазный историк» и «немарксистский историк». Сам он неоднократно выражал «гению Маркса» свое уважение за то, что «тот первым сконструировал общественные модели на основе длительного исторического периода» и что «он является экономистом, который обладает ярко выраженным чувством истории». «Несомненно, что на мои концепции, так же как на концепции “Анналов” первого поколения, сильно повлиял марксизм – не в качестве политической доктрины, но как модель исторического, экономического и социального анализа», – писал он Далину, добавляя, что в 50-е годы, и особенно в период работы над «Материальной цивилизацией и капитализмом XV-XVIII вв.», он снова не раз возвращался к Марксу, иногда спорил с ним, а иногда соглашался, но, в конце концов, пришел к выводу, что «он устарел, потому что мир постарел на целый век»⁴.

Однако, в ответ на это советские историки обвиняли его в эклективизме, что он пытается «дополнить» Маркса, «превзойти» его, социальные отношения почти вышли из поля зрения Броделя, поэтому выводы Броделя свидетельствуют о ограниченности буржуазной мысли⁵.

М.Н.Соколова считала, что «…марксизм для Ф.Броделя – только точка, от которой он отталкивался, чтобы разработать свою, отличную от марксизма историческую теорию»⁶. Афанасьев Ю.Н. отмечает, что в работе Соколовой имеет место несколько односторонняя оценка творчества Броделя. Соглашаясь с утверждением о несостоятельности попыток «превзойти» марксизм, она сужает его историко-социологическую концепцию, фактически сводя ее к теории разных скоростей социального времени, можно сказать отказывает ей в научной плодотворности⁷.

Ю.Н.Афанасьевым был особо выделен метод синхронистического исследования, который позволяет осуществить как бы «поперечное рассечение» истории отдельного региона или всего мира: «Синхронистическое исследование, охватывающее несколько стран, позволяет частично преодолевать ограниченность истории одной страны». Отмечает стремление к образности, яркости, красочности содержания, доступность изложения, отдает дань грандиозности работы.

Высоко отзывался о фактологической базе работ Броделя современный медиевист А.Я.Гуревич, называя его книги ценным справочником, изобилующим конкретными сведениями»¹.

В.М.Далин отмечал размах, отвагу, оригинальность, но был «не в силах скрыть своего глубочайшего несогласия». «Три аспекта не могут не вызвать у нас удивления и недоумения», а именно ‑ во-первых, отделение материальной цивилизации от экономической жизни и капитализма; во-вторых, концепция материальной цивилизации, «фундамента», как единства повседневности и укладов элементарной жизни; в-третьих, дефиниция экономической жизни как поверхностного пласта повседневности, чьим третьим, сложным, «этажом» является капитализм.

Однако в итоге, несмотря на все оговорки и замечания по поводу броделевской концепции истории, неясности изложения и пренебрежения к событийной стороне, советский ученый сдается: «В истории науки Бродель останется прежде всего как автор двух замечательных произведений, заслуживающих пристального внимания и посвященных конкретным историческим сюжетам». Далее он пишет, что путешествие по страницам книг Броделя доставило ему величайшее удовольствие ‑ что это, признание в слабости, вполне простительной? ‑ и что большее впечатление на него произвели скорее детали, нежели целое, а это превращает французского мэтра исторической науки в «ловца жемчуга»².

Более объективная и компромиссная оценка трудам Броделя отмечается у историка М.А.Юсима, который делает следующие заключение: «Труд Броделя воспринимается сегодня как отнюдь не революционная, но смелая попытка разрешить важные противоречия исторической науки – описать неповторимое через общее». По его мнению «французский историк близок к традиционному марксизму, что делает его сочинения особенно интересными для постсоветского читателя»³.

Прошло 25 лет после смерти Броделя; мир изменился, и облик французской и мировой историографии изменился вместе с ним. По существу, оставлены планы создания всеобъемлющей «глобальной» истории, охватывающей большие промежутки времени. Французская историческая наука раздробилась на многие направления и области исследования. Экономическая и социальная история уступили первенство исследованиям менталитета и культуры.

Произошла «реабилитация» исторических событий; вновь возродился интерес к презираемой во времена Броделя политической и военной истории. Значительное место заняла «микроистория», «история современности» – исследование отдельных исторических «казусов» и индивидуальных судеб людей, их психологии и поведения, в том числе ненормального, «отклоняющегося» поведения. Широко распространенные сейчас идеи «постмодернизма» далеки от основных идей Броделя. Некоторые авторы даже утверждают, что в исторической науке наметилась «тенденция к «деброделизации», отказ от основных положений концепции Броделя, «обратное движение к позитивизму»⁴. Напротив, последователи Броделя доказывают, что надо «вдохновляться его идеями, чтобы вырабатывать гипотезы и проверять их на материале других периодов и других стран»⁵.

Проблемами методологии Броделя занимались немногие ученые, но они старались дать наиболее полную структуру его метода, к таким ученым можно отнести: А.Грабски, А.Я. Гуревич, К. Рахос, Ю.Н.Афанасьев. Все они занимались не только вопросами рассмотрения его трудов, но и пытались объяснить его методологию со стороны разных подходов, как социологического, исторического, так и философского. Эти ученые делали акцент на значение работ Броделя в современной научной мысли.

Как бы то ни было, идеи Броделя вновь и вновь обсуждаются современными историками. Он остается одним из самых значительных историков ХХ века, а его труд «Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII в.» входит в золотой фонд исторической науки, сохраняя свою актуальность и научную значимость до настоящего момента.