ФЕДЕРАЛЬНАЯ КУЛЬТУРНАЯ ПОЛИТИКА И КУЛЬТУРНОЕ МНОГООБРАЗИЕ РОССИИ

Одной из задач культурной политики Советской власти всегда было преодоление неравенства условий культурной жизни различных национальных и социальных групп и разных территорий страны. Ради этой задачи у нас впервые в мировой практике, собственно, и возникла централизованная система планирования, бюджетного финансирования, унифицированные административные "управления культуры". Что же принесла такая система?

Было бы недобросовестным видеть в ней одни лишь провалы. Однако по некоторым показателям "лучшая" и "худшая" территории РСФСР (АССР, края, области) к 1985 г. отличались друг от друга в культурном отношении в 15-20 раз. Люди умственного труда посещали театры, филармонии, художественные выставки в 10-15 раз чаще, чем рабочие и крестьяне.

Справедливости ради отметим: разница в объемах предоставляемых населению культурных благ и услуг в провинциях Испании или Италии еще больше. Даже в более благополучной Франции она измеряется соотношением 1:10. Социальный состав посетителей Лувра или концертов Филадельфийского филармонического оркестра мало чем отличается от структуры аудитории Эрмитажа или Московской консерватории. Значит, дело не только в "полюсах" культурной политики, но и в исторической обусловленности ее целей.

Говоря о таких целях, как равенство возможностей, всеобщая доступность культуры и т.п., следует заметить, что политическая "идея" равномерного как якобы единственно справедливого размещения учреждений и организаций, материальных и прочих ресурсов культуры столь же нереалистична, как, к примеру, и равномерное расселение людей по планете. Но главное - каковы средства, способы действий в принципе, применяемые для достижения такого рода целей? Бесспорно: если культурная деятельность хоть в какой-то своей части держится на принуждении, рано или поздно она должна обвалиться - никакие нормы и планы, спускаемые сверху, не могут действительно поднять культуру, раз сама она норовит скатиться с него, если только убрать административно-политические подпорки.

Теперь подпорки убраны, культура свободна. И при этом - обваливается. Что же, восстановить подпорки? Но новые "правила взаимоотношений" государства и культуры в России это принципиально исключают. Законодательство определило новые роли "центра" и субъектов федерации в области культуры. Федеративным договором чуть ли не все вопросы местной культурной жизни переданы в ведение местных властей. Министерство культуры России оказалось в абсурдном положении: и "верхний этаж" культуры - Большой театр, МХАТ, Эрмитаж, Третьяковка - к нему ныне не имеет отношения, и "нижний" - тоже. Но, может быть, это и не трагедия вовсе?

Из 160 современных суверенных государств 58 приняли юридические нормы, основанные на федеративных принципах. Однако вопросы культуры в таких странах решаются по-разному. В Германии, к примеру, законы о культуре издают только земли, а бунды - нет, не существует там и федерального министерства культуры. В Федеративной Бразилии вопросы культуры - в совместной компетенции федерации, штатов, муниципий и федерального округа. В Швейцарии культура, за исключением охраны исторического наследия, и вовсе стала заботой лишь местных властей.

Для нас удивительно слышать, когда один из руководителей Европейского Сообщества Т.Г.Торн заявил на совещании западноевропейских министров культуры "Заинтересованность правительств в делах культуры принимает почти устрашающие размеры". Мало кто нашелся, что ему возразить. А в США - государстве, тоже основанном на федеративных началах, вообще нет общенационального министерства культуры. Тем, кто выражает изумление по этому поводу, напоминают рекомендацию, которую давал государственным мужам писатель и опытный чиновник Р.Киплинг: овладевать искусством "пускать дела на самотек".

Насчет отношения к практическим делам наше нынешнее федеральное Министерство культуры, похоже, знакомо с рекомендацией Киплинга. Но собственную функцию оно, кажется, все-таки отыскало, объявив себя "центром выработки идей". Почему бы и нет? Тем более, что широко гуляющие в законах, указах, печати понятия "единое культурное пространство России", "Федеральная культурная политика", "Федеральные программы сохранения и развития культуры", "общенациональное культурное достояние" пока не наполнены ясным и убедительным содержанием.

Теперь разве только самым закостенелым бюрократам не ясно: федеральные программы имеют реальный смысл лишь при условии, что они не сверху спущены, а проросли снизу, исходят от регионов. Люди должны разрабатывать их сами для себя. Это создает возможность самореализации программ. Но не следует ли из этого, что в таком случае на долю федерального Министерства культуры приходятся только технические функции?

Еще сложнее положение Министерства с выработкой федеральной культурной политики. Сложность прежде всего в том, что федеральная культурная политика - это, во-первых, вовсе не "общероссийского масштаба" мероприятия самого Министерства. А во-вторых, это и не сумма культурных политик национально-государственных и административно-территориальных образований Российской Федерации - поскольку они должны становиться разными и в силу этого не могут суммироваться, но тогда что же такое федеральная культурная политика и кому дано определить ее место в системе национально-государственного устройства России?

В современную эпоху межнациональных отношений многие с удивлением обнаружили, что, это лишь из центра глядючи, буряты, к примеру, все "на одно лицо". На самом деле под общим именем живут булгары, эхириты, хоринцы, хондогоры, ассимилировавшиеся эвенки, селигнинские буряты монгольского происхождения. А русские - это и по сей день поморы и казаки, семейские и колымчане, камчадалы и молокане и еще множество разных "ветвей" нации со своими диалектами, фольклором, обрядами, бытом и другими особенностями. И так обстоит едва ли не с каждым этносом. Стало быть, наша страна не просто "многоцветье" национальных культур: едва ли не каждая из них богата еще и неисчислимыми переливами, отражающими особенности земель безбрежного пространства России, истории населяющих их людей. Причем культурная самобытность российских этносов оказалась куда более живучей, чем предполагалось, и сейчас мы можем наблюдать воочию ее возвращение из забытья.

Деформации национальных отношений, пришпоривание интернационализации и унификации духовной жизни этносов с 30-х годов, образно говоря, превращали нас в лошадей, жующих овес из торбы посреди бесконечного и тучного овсяного поля. Поле это - богатейшее многообразие не только национальных, но и развившихся внутри них региональных и локальных культур, более частных культур "мест". Множество ценностей этих культур были приговорены как "пережитки", проявления "бескультурья", "религиозный дурман" и т.п. Представление о "единой" культуре как культуре единообразной, дистиллированной, а не сосуществующем и поощряемом безграничном многообразии, наконец вульгарно-промитивная модель "прогресса" породили нормирование "культурного потребления".

Самым удобным способом управы на культурное многообразие была - и остается - территориальная организация культурной жизни. "Территориальные системы культуры" - это совокупность учреждений, организаций и органов культуры республики, края, области, города, района. Такие "системы" рассматривались и рассматриваются в пору тотальных "суверенизаций", как некие целостности, которые якобы должны иметь свои инфраструктуры. На самом же деле культурная жизнь никогда не укладывалась и не может укладываться в такое прокрустово ложе.

"География культуры" никогда и нище не совпадает с экономической географией и границами административных единиц.

Историко-культурные границы Русского Севера, к примеру, наряду с Вологодской и Архангельской областями прихватывают "кусочки" республики Карелии, республики Коми, Кировской и Ленинградской областей, не вмещаясь в очертания перечисленных административно-территориальных образований. Это касается и нынешних республик в составе Российской Федерации: краев, областей, агломераций, районов. Еще причудливее география культур таких этнических, этноконфессиональных, социально-культурных и других общностей, как, к примеру, рассредоточенные "пятнами" по разным регионам и местам татары, старообрядцы, казаки... Российское руководство должно наконец уяснить: в этнокультурном отношении Россия - причудливый архипелаг, а вовсе не монолитный материк.

Но что может стать альтернативой административно-территориальному принципу? Судя по мировой практике, альтернатива - ассоциации разного рода, без вышестоящих уровней. В таком случае "вертикаль" в управлении собственно культурными процессами (в отличие от управления инфраструктурой этих процессов) и в масштабе Российской Федерации, и в масштабах ее субъектов должна исчезнуть.

Значит, Федеральная культурная политика

- это безоценочное стимулирование не столько административно-географически очерченных, сколько всяческих "экстерриториальных", "точечных" и прочих культурных явлений. Такой государственной практики ни в дореволюционной, ни в Советской России не было. Создать ее

- вот сложнейшая задача Федерального Министерства культуры. Ему и в самом деле предстоит для этого обрести свойство "центра выработки идей".

На наших глазах расцвел и тут же поблек вошедший было в моду два-три года назад лозунг некоторых столпов отечественной культуры: "Как можно меньше государства!" Теперь, вкусив обнищания, они упрекают власть в том, что государство "отвернулось от культуры".

"Повернуться лицом к культуре" означает, прямо скажем, всего-навсего раскрыть для нее кошелек. На Западе так и говорят: правительства не решают проблемы, а финансируют их. Но есть закономерность, которую никому не дано отменить, как законы физики: "кто платит, тот и..." Выход в том, чтобы платили многие и по-разному.

В США, как известно, до двух третей финансирования искусства обеспечивается частными благотворительными взносами. Однако фактически эти деньги тоже являются государственными, поскольку, освобождая вкладываемые в культуру капиталы от налогов, государство как бы "отказывается" от них. А положительный смысл такого способа поддержки культуры в том, что решение, кому, на какие цели и сколько выделить денег принимается не каким-либо одним "органом" и не узким кругом людей, включенных в структуру власти, а множеством организаций и людей, не связанных с властями.

Не менее важна и другая сторона дела. Во Франции с 1981 по 1990 г. расходы правительства на культуру увеличились примерно в три раза, расходы провинций - в десять раз, коммун - в четыре. В ФРГ из государственных расходов на культуру на Федеральный бюджет сейчас приходится около 1,8%, на земельные бюджета - 41%, а на самые низовые, общинные - более 57%. Приведенные пропорции - это материальное, предметное воплощение тенденций к движению от централизма и регионализму в европейской культурной политике. А значит, от территориально-административной организации культурной жизни к процветанию локальных культур и культур "мест". Так что происходящий ныне в России перенос "центра тяжести" находится в русле общей закономерности.

Правда, российская "специфика" в том, что у нас на местах и казна пуста, и давление житейских нужд населения на власти сильнее, и авторитет интеллигенции обычно ниже, чем в Москве, но и в других странах - в коммунах, в провинциях, в штатах проблем хватает. Правда, там выработано множество разных "технических" приемов культурной политики, которые и нам применить не заказано.

Вот некоторые заграничные хитрости. Центральные органы имеют право финансировать любую культурную программу - региональную, муниципальную, любой деревни, причем через головы вышестоящих структур. Но при этом не более чем на 50 процентов общей стоимости этой программы. Остальные деньги должны изыскать местные власти, фонды, корпорации, меценаты. При этом не слышно протестов об ущербе автономии и самолюбия местных властей и организаций.

В некоторых странах для культуры появился так называемый "взнос вывоза", который стал провоцировать активность других финансовых источников. Правительство выделяет для реализации какого-либо культурного проекта ровно 33,4 процента его стоимости - т.е. чуть больше трети, поощряя соучастников взять на себя оставшиеся две трети. Еще один вид ассигнований на культуру сверху - "взнос на дальнейший прогресс , суть которого в выявлении "внизу" и поощрении "сверху" экстраординарных работ, имеющих общенациональное и международное значение. Так поднимается уверенность в себе и стимулируются амбиции местных деятелей культуры, для них создается шанс выбиться в звезды первой величины даже из самой глубокой провинции.

В некоторых странах, если местная власть дает обязательство содействовать какому-либо значительному культурному начинанию, то правительство "лишьприсоединяется к нему и "только" помогает местной власти в финансировании, а не подменяет их.

В Италии поддержкой и финансированием культуры заняты б министерств, а во Франции и того больше - 22! Это расширяет фронт поддержки культуры, исключает монополизм, подталкивает держателей средств к состязательности и поиску наиболее значительных культурных проектов. Это же укрепляет и надежду у жаждущих поддержки: не удалось защитить свой проект в одних кабинетах - есть еще множество других.

Культурный суверенитет субъектов федерации и культурно-национальная автономия, провозглашенные нынешним политическим режимом России, вовсе не абсолютное благо. Они хороши настолько, насколько благоприятствуют культуре и настолько же плохи, насколько разгораживают ее естественное пространство искусственными заборами национальных, административных, конфессиональных и прочих границ. С другой стороны, общенациональная культурная политика - это вовсе не руководство нижестоящими уровнями, а лишь стимулирование многообразия в культуре как первейшего условия ее выживания и развития.

Методы, практикуемые в странах Западной Европы, тоже любопытны.

Например, методы под названием "длина руки" - деньги выделяет власть, а распределяют их независимые от нее коллегиальные органы, или "оценка равного" - к примеру, художника могут судить только художники, в принятии решения о субсидии должны участвовать сами деятели культуры. Или "взнос вызова". "взнос на дальнейший прогресс", когда власть лишь присоединяется к культурным проектам, а нс сама инициирует их.

И все-таки, не понесет ли утрат культура России, если федеральная власть ограничит свои культурные функции только собственными финансовыми инъекциями и поощрением к этому других финансовых источников?

Это напрямую зависит от того, сумеют ли преодолеть на местах живучую привычку жить по рецептам "центра". Из опыта последних лет хорошо известно, что борьба за самостоятельность регионов в культуре увлекательна лишь до победы в ней. А потом начинаются муки той самой свободы, которую принято считать сладкой, но которая обременяет заботами куда большими, чем гнет "центра".

Заботы эти связаны хотя бы с тем, что ни одна территория Российской Федерации не имеет полнопрофильной самодостаточной инфраструктуры культуры - учебных заведений искусства, предприятий, которые выпускают оборудование для учреждений культуры, и т.д. Прожить можно только во взаимодействии с другими территориями. Возникает необходимость координации действий. И тут регион начинает искать: а где же "центр", почему это он самоустранился? Проще всего сказать, что "центр" должен создавать условия для многообразия культурных политик регионов и координировать, т.е.обслуживать их взаимодействие. Но обслуживание у нас имеет свойство превращаться в руководство, а средства - подменять собою цели. Значит, важно не заиграться в демократию, в разгосударствление, в децентрализацию и регионализм в области культуры. Опыт Польши, Болгарии, Румынии, которые зашли в этих отношениях дальше России, обнаруживает драматические для культуры последствия.

Ведь децентрализация и регионализм сами по себе вовсе не означают автоматического освобождения культуры от администрирования и произвола.

Региональная культурная политика ничуть не лучше централистской, если она сама оказывается обладающей одними и теми же свойствами в отношении разных зон. Регионализм в культуре вообще не лучше и даже хуже централизма, если ведет лишь к множеству уменьшенных по масштабу "централизмов". Значит, "отдать культуру на места" - вовсе не решение проблемы, а уход от нее - по крайней мере в нынешней российской ситуации.

В разгар "перестройки" у нас много говорилось о необходимости преодолеть идеологические догмы и "стереотипы мышления". Кажется, с этим успешно справились. Однако сегодня все сильней чары новых догм и стереотипов мышления.

Сколько камней брошено в идею какого бы то ни было планирования развития отечественной культуры - а в зарубежных странах все большее значение придается... пятилетним планам! И не только на Кубеили в КНДР. Со времени Р.Рейгана составляются пятилетние планы развития культуры в США (первую пятилетку там уже выполнили, а теперь трудятся над второй - на 1991-1995 гг.). Долгосрочные планы культурного развития существуют во Франции, Норвегии, Швеции, других странах. По нашему же "новому мышлению", любое планирование и особенно в сфере культуры -это "возврат к тоталитаризму"!

Децентрализация отношений государства и культуры во многих странах мира осуществляется чаще всего по... принуждению сверху! Правда, не административному - оно везде приводит лишь к формализму, бюрократии, наконец к столь знакомым нам "припискам". Это принуждение осуществляется долгосрочными программами культурного развития. Инициативы в такие программы поступают снизу и лишь дополняются сверху. В результате же рождаются общенациональные проекты, раскладывающие на каждого доли участия и ответственности - и тут уж хочешь не хочешь, а будь самостоятельным. Но как раз к программам такого рода у нас глухи.

Внедрение регионализма во Франции (да и в других странах) пока вовсе не принесло ожидаемого пышного расцвета культурной жизни провинции и "мест": очень скоро выяснилось, что если саженцы локальных культур не поливать из Парижа, они от недостатка забот и возможностей местных властей засыхают. Поэтому главный французский "децентрализатор", министр культуры ЖЛанг настаивает на главенствующей роли правительства, по-нашему говоря - "центра", в активизации культурной жизни на местах!

У нас же и "снизу", и "сбоку" снова зарождается гул опасений: а не грядет ли новый центр в виде министерства культуры и других органов федерального правительства как новая угроза свободе культуры?

Один видный зарубежный культуролог недавно выделил три типа культурной политики в современном мире: управляющую (авторитарную), регулирующую и демократическую. Первый тип, по его мнению, характерен в основном для стран третьего мира, второй - для стран Запада, а третий, демократический, -для... "бывших стран социализма". Увы, демократизм в данном случае - не комплимент, а указание на незрелость и иррационализм, плод неодогматизма с его неприязнью ко всякому социальному управлению, хотя бы и в таких формах, как регулирование".

Поэтому-то нынешняя российская демократия в вопросах культуры "светит, да не греет". Светит абстрактными книжными идеями, которые жажды утолить не могут. И из этого следует, что новая федеральная культурная политика может появиться как реальность, а сумма "идей" лишь на почве прозаической реальности. Хоть она и должна формироваться на основе делегирования функций "центру" снизу вверх, разрабатывать-то ее все-таки сверху вниз - по инициативе "центра"! Для некоторых наших демократов это прямо-таки измена принципам. Но такова реальность - иначе принципы останутся незыблемыми, а культура пострадает...

Культурный регионализм, возрождение и благополучие локальных и "местных" культур и их взаимодействие в России, могут стать реальностью только по принуждению - под воздействием инициатив и стимулов "сверху". Конечно, это смахивает на новые принуждения из Кремля. Но если важнее всего не происхождение идеи, а ее полезность, то дело за малым: давайте просто усвоим мировой опыт, из которого следует, что культура существует саморазвитием, но при сильной роли государства. И процветает она благодаря разноцветью локальных и "местных" культур, а рассыпается, когда страна не имеет общенациональной объединяющей культурной политики.

Надо наконец осознать, что свобода творчества малопродуктивна, если напрочь исчезает регулирование социальных и экономических условий творческой деятельности, что культурное развитие обеспечивается инициативами снизу, но обращается в хаос, если такое развитие лишено всякого планирования.

В. ЧУРБАНОВ, доктор философских наук, профессор

Российская культурная политика в контексте глобализации

Кирилл Разлогов

Эльна Орлова

Евгений Кузьмин

[*]

В последние годы, ставшие периодом кардинальных политических и экономических изменений на Востоке и на Западе, культура становится одной из главных составляющих мировой политики. Соперничающие и противоречивые подходы к проблемам культуры входят в норму, отсюда и дискуссии по поводу исключения культурных благ и услуг из сферы свободной торговли. Все чаще обсуждается и мировая опасность глобализации в культурных отношениях.

Как известно, культурное многообразие считается одним из фундаментальных преимуществ Европы (эта точка зрения отражена чуть ли не в каждом политическом документе Европейского союза). Долгое время казалось, что и культурная политика определяется и проводится в жизнь главным образом на уровне национальных государств. Однако расстановка сил в сфере культуры все более изменяется с появлением наднациональных структур (Европейский союз; в меньшей степени Совет Европы), глобализацией (иногда трактуемой как американизация), с одной стороны, и переносом культурной активности на региональный и локальный уровень, с другой. Регионализация стала последним прибежищем для историко-культурной самобытности «коренных» европейцев. Алжирец может получить французское гражданство (национальность), т. е. стать французом, но он никогда не станет бретонцем или бургундцем, турок становится немцем, но не баварцем и не саксонцем.

Роль творческой интеллигенции в этих процессах противоречива.

С одной стороны, именно интеллектуалы формируют и поддерживают «национальную идею», отражая особенности периода образования «старых» национальных государств. Таким образом, они противостоят и глобализации, и движению к объединенной Европе, и регионализации. В большинстве случаев образованное сообщество добивается главенствующей роли языка в определении национальной идентичности. Об этом свидетельствует и недавний опыт балтийских стран.

Не только писатели, но и многие художники традиционного склада в основном враждебно относятся к технологическим трансформациям мирового масштаба, делающим возможным и неизбежным свободное обращение информации и ценностей — не только материальных, но и духовных. Они боятся зарубежного влияния больше, чем местного протекционизма. С их точки зрения экономиче ский прогресс означает смерть «подлинной» или «высокой» культуры. Эта тенденция особенно очевидна в Восточной и Центральной Европе (а также в России), однако она существует и на Западе.

С другой стороны, мир эпохи постмодерна создает новые разновидности космополитического творческого профессионализма, в меньшей степени скованного национальными рамками. В первую очередь это относится к аудиовизуальному творчеству, шоу-бизнесу и другим разновидностям массовой культуры. В глобальной массовой культуре мирно сосуществуют или конкурируют между собой британская популярная музыка, алжирские частушки «раи», ямайское рэгге и американский джаз, гонконгские боевики, исландские и японские видеоигры, российская группа «Тату». Все они вместе и по отдельности подрывают национальный культурный протекционизм. Средства массовой коммуникации, информационные магистрали делают всемирное культурное пространство еще более многоплановым, создавая технологическую основу для формирования культурных сообществ самого разного типа. В результате элитарная культура теряет свои монополистические позиции по отношению к культурной практике. Приверженцы этой культуры вынуждены на равных правах с другими искать государственное или частное финансирование.

При этом общая картина мировой культуры определяется не только и не столько рецидивами геополитического противостояния цивилизаций, мировых религий и специфических ценностей этнических групп, не борьбой «элит» против «масс», а непрерывным и в основе своей плодотворным взаимодействием самых разных субкультур с глобальной массовой культурой человечества.

Культуры и субкультуры

В XX веке крушение колониальных империй, культурная эмансипация стран и народов привели к тому, что термин «культура» стал использоваться не в единственном (европоцентристском), а во множественном числе, что и было зафиксировано в документах ЮНЕСКО. Все культуры больших и малых народов объявлялись равноправными: тем самым отрицалось привилегированное положение европейского сознания и его национальных вариантов.

Стремительное распространение средств массовой коммуникации и массовых видов искусств, появление экранной культуры (кино, телевидения, видео), радио и звукозаписи, компьютерных и сетевых технологий в корне изменили представления о структуре и функциях культуры. Как уже сказано, современная культура характеризуется двумя взаимодополняющими тенденциями — интеграцией, которая ведет к формированию глобальной массовой культуры, объединяющей людей независимо от пола, возраста, вероисповедания повсеместно распространяемыми мелодиями и текстами, культурными стереотипами или даже учреждениями (в широком смысле примером последних могут служить рестораны «Макдоналдс»), и в то же время диверсификацией, возрастанием многообразия культурных сообществ. Именно благодаря появлению телефона, телеграфа, а в последнее время — Интернета и новых цифровых технологий представители таких сообществ получили реальную возможность контактировать друг с другом, в какой бы точке земного шара они ни находились. Профессиональные группы, кружки коллекционеров, поклонников той или иной «звезды» шоу-бизнеса или спорта, приверженцы определенной сексуальной ориентации и т. п. получили возможность совместно формировать собственную субкультуру и культурную политику.

В условиях политической и идеологической «многополярности», сложившихся в конце XX века после краха СССР и преодоления раскола Европы, взаимодействие субкультур неожиданно стало одним из важнейших элементов развития современной цивилизации.

С одной стороны, в поисках психологической опоры люди обращаются к собственным «корням» — историческим и культурным традициям, образующим «ядро» идентичности того или иного этноса. Самобытность субкультур может становиться источником вооруженных конфликтов. Проблема субкультур превращается из сугубо академической в практическую и политическую, в том числе и в ключевом аспекте культурной политики.

С другой стороны, ускоряющиеся темпы миграции населения и его мобильности увеличивают число непосредственных контактов между носителями различных субкультур и, тем самым, «культурную диффузию». Получил распространение феномен «мультикультурализма» — сосуществования многих субкультур в рамках той или иной конкретной региональной или национальной общности. Взаимодействие субкультур описывается термином «интеркультурализм», подразумевающим всевозможные формы взаимовлияния и взаимопонимания между людьми различных мировоззрений, пристрастий и историко-культурных традиций. В последнее время появился и термин «транскультурализм», обозначающий способность человека одновременно осваивать различные культурные традиции в их совокупности и культурный опыт разных стран.

В этих условиях культурная политика государства должна способствовать созданию в его границах единого культурного пространства и устанавливать «правила игры» для взаимодействия субкультур. Специфика России в этом контексте определяется как этнической и социокультурной многосоставностью ее населения (хотя оно и стало более однородным после распада СССР, т. е. Российской империи), так и процессами так наз. метиссажа в результате нескольких столетий межнациональных браков; иначе говоря, мультикультурализм и интеркультурализм для нас — проблемы традиционные, в то время как Западная Европа их для себя только открывает в процессе объединения и усиления миграционных потоков (включая и миграцию с других континентов). Это, конечно, не значит, что межэтническое и межрелигиозное взаимодействие у нас протекает менее болезненно — взять хотя бы кризисный кавказский регион. Просто в российской интеллектуальной традиции эти проблемы были осознаны достаточно давно, хотя модели их решения предлагались различные (русификация, славянофильство, западничество, «единый советский народ»). В современной практике они нашли отражение в законодательстве о национально-культурной автономии.

Значительно хуже обстоит дело с социокультурными аспектами экономических и политических реформ. Мало сказать, что специфика этих аспектов не осознается на государственном уровне, — они вообще не принимаются во внимание. А ведь именно решение социокультурных проблем должно стать основой для развития страны в ближайшие годы.

Культура и реформирование общества

Применительно к культуре модернизационные проблемы, стоящие перед российским обществом, таковы.

Во-первых, это расхождение между значительным объемом накопившихся культурных изменений и неадекватным уровнем институционального развития. Социально значимой проблемой стало ослабление индивидуальных и общественных сти мулов, побуждающих людей к освоению новых знаний и навыков, необходимых для нормальной, полноценной жизни в меняющихся условиях, для упорядочения культурно-информационной среды. Возможности государственной социально ориентированной культурной политики — в более эффективном использовании существующих и создании новых ресурсов, способствующих такому освоению, в разработке и распространении соответствующих социокультурных технологий.

Во-вторых, это расхождение между характерными для развитых обществ высокими материальными запросами и медленным накоплением предпосылок для всесторонней модернизации в стране. Социально значимой проблемой стала массовая привычка претендовать на государственную помощь без особой затраты усилий на создание новых и сохранение прежних общественных благ.

Эти проблемы не могут решаться чисто экономическими методами. Именно в сфере культуры, на уровне массового сознания нужно стимулировать мотивации и наращивать потенциал модернизации России.

Совершенно очевидно, что современная Россия более ориентирована на образцы и ценности развитых западных стран, в широком смысле — постиндустриального общества, нежели на сохранение раннеиндустриальных или доиндустриальных моделей общественных отношений. В этих условиях государственная политика предполагает, с одной стороны, целенаправленное и несравненно более активное укрепление модернизационных тенденций, без чего сегодня невозможны ни партнерские, ни конкурентные отношения в геополитическом контексте; с другой — контролируемые социокультурные изменения, обеспечивающие максимально бесконфликтное сосуществование модернизационных и традиционных элементов культуры.

Еще раз подчеркнем: подобного рода преобразования не могут быть осуществлены только экономическими средствами. Нужны также серьезные меры культурного (социокультурного) характера на государственном уровне. Предложения экономистов, направленные на формирование современных рыночных отношений, не имеют успеха у значительного большинства членов общества, поскольку они разрабатываются без оценки степени готовности различных социокультурных групп к таким преобразованиям. Можно даже сказать, что при разработке государственной экономической политики, в отличие от развитых стран, социальные, демографические и прежде всего культурные факторы у нас часто просто не принимаются во внимание, хотя воплощать в жизнь принимаемые решения должны не абстрактные экономические единицы, а вполне конкретные члены общества, с их социальными и культурными различиями. Соответственно, соотношение социальных выгод и затрат при принятии экономических решений не оценивается.

Именно поэтому сегодня России нужна рациональная и последовательная культурная (даже социокультурная) политика, которая должна быть органично увязана с главными целями развития страны. Она не может опираться на механическое заимствование даже самых удачных образцов из развитых и развивающихся стран. Модернизационные процессы во всех сферах российской жизни могут быть успешно осуществлены только при глубоком понимании культурных особенностей современного проблемного поля России в его внутренней и международной обусловленности.

В политике такого рода неизбежно сочетание разумной охранительной ориентации (поддержание эффективных наличных культурных форм и институтов) и ориентации инновационной (распространение необходимых для страны модернизационных образцов).

Социально ориентированная культурная политика предполагает:

разработку специальных форм и технологий социального участия для повышения качества жизни членов общества собственными силами;

обновление программ образования, просвещения, приобретения практических навыков, помогающих решать сегодняшние личные проблемы социально приемлемыми способами.

Для решения этих задач в стране существует огромный, слабо используемый, а точнее, практически не используемый потенциал. Однако сегодня, как уже сказано, налицо расхождение между содержанием культурной информации, передаваемой институциональными средствами (учреждениями образования, культуры, СМИ), и сведениями, действительно необходимыми гражданам для социальной адаптации в меняющихся условиях. Есть все основания говорить, что информация, которая в наши дни предоставляется институциональными средствами, не соответствует реальности — она может создать лишь искаженное, невнятное представление о современном состоянии российского общества и культуры, о причинах текущего кризиса и возможностях выхода из него. С помощью социально ориентированной культурной политики можно и нужно организовать распространение адресно направленной информации нуждающимся в ней социальным группам, содействовать формированию механизмов для эффективного социального взаимодействия, которое только и может обеспечить преодоление кризиса.

Таким образом, совершенно очевидно, что сегодня необходимой и приоритетной составляющей государственной социокультурной политики является организация массового просвещения. Разработка современных адресных просветительских программ позволит в широких масштабах распространять образцы рациональной организации общественной жизни, способствовать созданию новых, социально полезных форм организации информационного общества, помо гающих решить ряд приоритетных социокультурных задач. Прежде всего нужно свести к минимуму мифологические и не всегда соответствующие действительности объяснения положения дел в современной России.

При этом надо учитывать, что просвещение масс сегодня осуществляется преимущественно в формах массовой аудиовизуальной культуры — по таким каналам, как радио и телевидение, кино и видео, Интернет. Значительную роль здесь призваны сыграть и традиционные виды искусств — литература, музыка, живопись. Огромное значение в современных условиях имеет формирование жизненной среды человека: архитектура, промышленный дизайн, мода и мебель…

Основные направления российской культурной политики

Попытки решения социокультурных проблем в современной России разнородны: их предпринимают всевозможные малые группы, институциональные и общественные организации, по-разному относящиеся к происходящим изменениям. В таких условиях решающая роль принадлежит государственной культурной политике. Как уже сказано, ее приоритетное направление сегодня — помощь членам общества в адаптации к меняющимся условиям общественной жизни средствами культуры (прежде всего массовой), совершенствование технологического, кадрового, организационного обеспечения этой сферы. Иными словами, в России должна быть сформирована современная индустрия культуры, которая обеспечивает массовую аудиторию качественной культурной информацией и помогает ей применить полученные сведения с пользой для каждого члена общества и для общества в целом. Эта задача должна решаться на основе максимально эффективного использования существующих учреждений культуры и средств массовой информации. Конечной целью является формирование в России современного информационного общества, достойно вписывающегося в мировое информационное пространство.

В условиях переходного общества культурная политика должна быть социально ориентированной и опираться на межотраслевое взаимодействие. Следует также отказаться от устаревшей практики строить культурную политику на основе усредненных показателей. Она должна быть дифференцированной.

Во-первых, необходимо четко разделять стратегии поддерживающие (сохранение и развитие существующих институтов и объектов культуры) и модернизирующие (продвижение организационных, технологических, культурно-информационных нововведений). Это поможет лучше организовать функционирование соответствующих учреждений культуры и органов отраслевого управления.

Во-вторых, стратегические решения дифференцируются в зависимости от степени готовности регионов к модернизационным преобразованиям. Учет специфики регионов — с «зонами роста», с «точками роста» и «депрессивные» — позволяет строить адресные программы.

Рационализация государственной культурной политики тем более важна, что в стране сегодня систематическим комплексным решением представленных выше проблем не занимается ни одно ведомство. Чтобы они эффективно решались, прежде всего следует отказаться от порочной практики пренебрежительного отношения к сфере культуры и ее финансирования «по остаточному принципу». Следует уделить особое внимание разработке критериев отбора приоритетных стратегических направлений в решении социально значимых культурных проблем. Это поможет преодолеть сложившуюся сегодня практику принятия случайных, бессистемных, несогласованных друг с другом решений.

Исходя из этих целей, основными стратегическими направлениями культурной политики Российской Федерации в ближайшие пять лет (до 2010 года) представляются следующие.

Оптимизация имущественных отношений в сфере культуры, прежде всего в области культурного наследия (повышение эффективности его использования и усиление мер по его сохранению).

Оптимизация применения в сфере культуры законодательных норм, разграничивающих полномочия федерального центра и субъектов Российской Федерации и регулирующих деятельность органов местного самоуправления; иными словами — обеспечение реального единства культурного пространства страны.

Поддержка деятельности общественных структур, способствующих созданию механизмов саморегуляции творческих и общекультурных процессов, постепенный отказ от прямого участия государства в освоенных этими структурами сферах деятельности, использование их в качестве экспертного ресурса при подготовке решений на государственном уровне.

Последовательное увеличение роли и удельного веса программных методов управления и финансирования отрасли, что позволит придать реализации культурной политики системный характер и повысить эффективность бюджетного финансирования, ориентируя его на конкретный результат.

Необходимая адаптация норм бюджетного, налогового, земельного кодексов, а также таможенного законодательства к специфике деятельности учреждений культуры и творческих организаций с целью избежать избыточной коммерциализации культуры, обеспечить социальную доступность основных услуг в сфере культуры и поддержать некоммерческие инновационные проекты.

Создание и развитие на всей территории России сети базовых центров и учреждений культуры и массовых коммуникаций, соответствующих по своим техническим параметрам европейским стандартам и способных обеспечить единый уровень обслуживания во всех регионах страны[1].

Одним из основных пунктов государственной культурной политики на современном этапе должно быть также четкое понимание соотношения рыночных и нерыночных принципов функционирования культуры в нашей стране. Представление о возможности перевода всей культуры на рыночные «рельсы» должно быть решительно отвергнуто как иллюзорное: чем заметнее будет влияние рынка на отдельные виды культурной деятельности, тем бoльшим будет становиться участие (и финансовое, и организационное) государства во втором, нерыночном секторе культуры. Иначе гарантировать свободу творчества и доступ к культурным ценностям невозможно. Иными словами: чем больше рынка в культуре, тем больше здесь и государственных обязательств.

Новый подход должен определять и международные приоритеты. Поддержка конкурентоспособности в сфере культуры и массовых коммуникаций предполагает не только проведение соответствующих мероприятий за рубежом, но и, в первую очередь, интеграцию деятелей отечественной культуры и художествен ного производства в мировую систему разделения творческого труда. Первоочередными становятся задачи продвижения на мировой рынок российских компонентов глобальной массовой культуры.

Все это имеет прямое отношение к имиджу России и ее культуры в других странах. Он сегодня не лишен позитивного характера, однако в нем преобладают мотивы, связанные с традицией и наследием. Между тем нужно дополнить этот имидж чертами современной российской культуры — смелой, актуальной, восприимчивой к новациям и эксперименту. Такая культура непременно включает современное искусство, дизайн, современные формы интерпретации наследия и новые высокотехнологичные отрасли (компьютерные, медиа и др.).

В этом контексте особенно важна наша деятельность по поддержке и распространению русского языка в других странах. Мы уже проводим целый ряд мероприятий, присуждаем литературные премии русскоязычным писателям, организуем конкурсы дикторов, обмен студентами и летние школы для славистов разных стран. Однако эта деятельность нуждается в расширении и большей нацеленности на конечный результат — повышение международного престижа России.

[*] Статья написана на основе материалов, подготовленных для Министерства культуры и массовых коммуникаций и вызвавших бурную полемику в правительстве и прессе.

[1] Так, интеграция российской библиотечной сети, в особенности сельской, во всемирную компьютерную сеть может стать одним из самых революционных

Л.Е. Востряков. Культурная политика: концепции, понятия, модели

«Культура на границах» – так называется наш семинар. Каковы эти границы? Что такое культурная политика и как она осуществляется в этих границах?

Я бы хотел предложить краткий обзор моделей культурной политики, действующих сегодня в разных странах, и рассмотреть различные роли государства в ее формировании. Задуматься об этом необходимо, поскольку культурная политика – забота всех специалистов, работающих в нашей профессиональной области, а не только законодателей и чиновников.

Идеологические, культурные и социально-экономические трансформации российского общества наложили свой отпечаток на культурную политику. Пытаясь войти в мировое сообщество как открытое социальное и демократическое государство, одним из приоритетных направлений государственной политики Россия декларирует обеспечение равных возможностей доступа к ценностям культуры и культурной деятельности. Реформаторская деятельность в социально-правовой сфере культурной политики еще только начинает приносить первые, весьма скромные, результаты. Однако и они сталкиваются с целым рядом институциональных, социально-экономических, идеологических и культурных барьеров. Общая, системная картина социального государства пока еще не готова. Поэтому сегодня вопрос о национальной культурной политике как важном элементе этой системной картины особенно актуален и требует тщательной концептуальной проработки.

Какая модель культурной политики отвечает современным российским реалиям? Какие приоритеты и ценности должны быть положены в ее основания? Должны ли мы искать свой уникальный путь или можем следовать тенденциям экономически развитых стран?

I. К определению категории «культурная политика»: концептуальный анализ

Национальные концепции культурной политики не являются раз и навсегда определенными и статичными. Наоборот, скорее можно говорить о постоянно изменяющейся природе культурной политики, потому что фокус ее приоритетов и интересов весьма подвижен.

Конструирование национальной концепции культурной политики прежде всего зависит (1) от принятой в данном обществе политической идеологии и (2) от господствующих представлений о природе культурных процессов, их влиянии на развитие общества, приоритетности решения проблем культуры для государства, о его взаимных обязательствах с субъектами, творящими культуру, и с обществом в целом.

Итак, попытаемся уточнить само понятие «культурная политика».

Одно из первых определений этого термина было дано на круглом столе ЮНЕСКО в 1967 году в Монако. В докладе «Политика в сфере культуры – предварительные соображения» под политикой в сфере культуры было решено понимать «комплекс операциональных принципов, административных и финансовых видов деятельности и процедур, которые обеспечивают основу действий государства в области культуры». В этом контексте реализация политики в сфере культуры представляет собой «всю сумму сознательных и обдуманных действий (или отсутствие действий) в обществе, направленных на достижение определенных культурных целей, посредством оптимального использования всех физических и духовных ресурсов, которыми располагает общество в данное время» .

Исходное условие разработки политики в сфере культуры - это достижение согласия между официальными, творческими, общественными силами в отношении приоритетности целей культурного развития.

Обобщая попытки зарубежных аналитиков дать определение культурной политики, можно выделить целевой, институциональный и ресурсный подходы. Нередко они совмещаются, и тогда используется комплексный управленческий подход.

Примером целевого подхода является определение известной сербской исследовательницы, ректора Академиии искусств из Белграда Милены Драгичевич-Шешич: «Термин «политика» означает сознательную деятельность, направленную на достижение востребованных обществом целей. Каждая сторона общественной жизни имеет свою цель, поэтому мы говорим о целях в области экономики, здравоохранения образования. Когда речь идет об осуществлении востребованных обществом целей в области культуры, появляется понятие культурной политики. Зная, что нет человеческого общества без культуры, можно было бы прийти к выводу, что нет и общества без культурной политики. Этот вывод, однако, не соответствует действительности, так как само по себе существование культуры не означает, что направление ее развития определено рядом целей и задач, которые необходимо осуществить с помощью соответствующих мер, механизмов и действий, а именно в этом и заключается понятие «культурная политика». Итак, культурная политика является сознательным регулированием в области культуры при принятии необходимых решений по всем вопросам, относящимся к культурному развитию общества в целом» .

В определении, предложенном известными французскими исследователями в области культурной политики Августином Жерар и Женевьевой Гентил, особо подчеркивается определение «культурной политики» с точки зрения не только поставленных целей, но и состояния институтов и ресурсов: «Политика представляет собой систему взаимосвязанных целей, практических задач и средств, выбранных экспертом и направленных на определенную группу в обществе. Культурная политика может осуществляться в рамках объединения, партии, образовательного движения, организации, предприятия, города, правительства. Но независимо от субъекта политики, она предполагает существование долгосрочных целей, средне-срочных и измеряемых задач и средств (человеческих ресурсов, финансов и законодательной базы), объединенных в чрезвычайно сложную систему» .

Особо подчеркивая сложность культурной политики как объекта управления, ее комплексность и не сводимость к составляющим её элементам, французские исследователи дают корректную постановку стратегических задач культурного развития, но оставляют за скобками проблемы тактического и оперативного управления учреждениями культуры со стороны государственных институтов.

Связать тактические функции и цели культурной политики позволяет определение Марио ди Анджело и Пола Весперини, которые выделяют пять ее основных характеристик:

1. Цели деятельности центрального правительства должны сочетаться с интересами региональных и местных органов управления, а также интересами основных игроков в культурной сфере;

2. Цели государства должны соотноситься с реальными возможностями выбора субъектов, вовлеченных в процессы культурной политики;

3. Реализация культурной политики всегда предполагает действия по материально-техническому и творческому обеспечению функционирования культуры;

4. Культурная политика предполагает распределение ресурсов, как финансовых, так и административных, структурных, человеческих и творческих;

5. Культурная политика обязательно предполагает планирование, которое представляет собой процесс подготовки государства к участию в культурной деятельности, а также в планировании распределения ресурсов.

Безусловно, данное понимание природы культурной политики не выходит за рамки концепции «формальной рациональности» и «бюрократии» Макса Вебера, которые послужили основой большинства европейских моделей государственного управления в ХХ веке. Определяя институт «государство» как главнейший субъект культурной политики, творцам и институтам культуры исследователи отводят второстепенную роль «объекта управления».

Три вида действий, необходимых для осознанной культурной политики, выделяют известные консультанты по культурному развитию из Калифорнии Дон Адамс и Арлен Голдбард:

1. Определение культурных ценностей, целей и приоритетов;

2. Программы инициатив и расходов, соответствующие этим целям, которые и воспринимаются собственно как формирование культурной политики;

3. Мониторинг политики – процесс, позволяющий оценить культурное влияние каждого социального действия в свете установленных стандартов, которые и являются средством достижения установленной культурной политики .

Соглашаясь с тем, что государство должно участвовать в формировании такой политики, исследователи выделяют шесть основных направлений, на которые собственно и должен быть направлен вектор культурной политики:

- Сохранение наследия (музейные коллекции, исторические здания, живопись, музыкальную литературу, а также навыки ремесел и фольклор);

- Распространение культурного продукта. Средства направляются на финансирование спектаклей, гастролей, субсидий билетов, трансляций, издательскую деятельность, сеть распространения или специальные акции, направленные на расширение аудитории;

- Творчество (что включает как работу творца, так и любого вспомогательного персонала, участвующего в культурном производстве);

- Исследование (а это предполагает проверку соответствия проводимой культурной политики поставленным целям и задачам);

- Подготовка персонала (что предусматривает обучение творческих специалистов, администраторов и работников смежных областей);

- Образование.

Как указывают исследователи, элементом культурной политики может быть и анимация. Анимация представляет собой стимулирование к участию в культурной деятельности.

Особое внимание в концепции Д. Адамса и А. Голдбард уделяется инструментам культурной политики, к которым они относят:

- Распределение грантов и премий;

- Занятость и создание рабочих мест;

- Создание культурной инфраструктуры – зданий, оборудования, пространства для осуществления культурной деятельности;

- Формирование законодательной и нормативной базы для деятельности учреждений культуры и искусства .

Приведенные определения культурной политики, хотя и не раскрывают весь широчайший спектр возможных вариаций, дают основания для двух существенных выводов, характеризующих уровень концептуальной разработанности данного понятия.

1. Существует принципиальное различие между тем, как культурная политика определяется на теоретико-методологическом уровне, и тем, как она определяется на уровне конкретных управленческих решений. Это не только разные понятийные, но даже разные предметные области. Однако нельзя не признать, что уровень теоретических обобщений открывает новые концептуальные возможности и позволяет формулировать новые стратегические цели, в то время как «управленческие» определения, содержащие в большей степени тактические составляющие, отвечают на вопрос как, с кем и с помощью каких ресурсов культурная политика может быть реализована.

2. Во всех приведенных трактовках имеется существенное упущение. Категория субъекта культурной политики в них или отсутствует, или присутствует неявно. Однако чем больше расширяется субъектное поле культурной политики, тем более значительную роль в ней начинает играть субъект (актор).

Это предполагает необходимость выработки такого понимания культурной политики, где субъектная составляющая была бы представлена более развернуто. Подобный шаг тем более оправдан, что в других сферах научного знания (социология, психология, политология и др.) разработка категории субъекта (актора) идет весьма интенсивно и дает позитивные результаты.

II. Централизованная культурная политика и новые направления культурной полити-ки в экономически развитых странах (1970-1990 гг.)

Принято считать, что культурная политика как отдельный метод государственного управления появляется в Европе в конце XVIII века. Так, уже во времена Французской Революции административная, законодательная и интеллектуальная элита усиленно работала над созданием «культуры» как области управления людьми, гражданами, сообществами и населением. Активно разрабатывались языковая политика, национальный курс государства, концепция национальных и публичных музеев и библиотек; были введены новый календарь, новые символы, знаки и памятники республики. Шла работа по созданию материальной базы новых типов идентичности, образа жизни, способов индивидуального и общественного поведения.

На этапе становления культурная политика многих передовых в экономическом отношении стран носила централизованный характер, при котором ведущая роль отводилась государству. Она состояла в расширении сети учреждений культуры, которые и создавались, и направлялись центральной властью. В основу этой политики было поставлено культурное потребление.

После второй мировой войны широкое распространение получила идея культурной демократии или равного доступа всех к культуре.

Ф. Матарассо и Ч. Лэндри, проводя анализ этапов становления культурной политики, отмечают: «До 60-х годов ХХ века усиление влияния государства любой политической окраски в области культуры объяснялось «старым добрым» представлением о цивилизирующей, облагораживающей роли искусства и о демократизации доступа к нему как к общественному благу. Отсюда приоритетом культурной политики того времени становится широчайший доступ населения к культурным ценностям через специальные образовательные программы, бес-платный доступ в музеи, популяризация культуры на государственных теле- и радиоканалах».

Однако, в начале 1970-х годов подход, при котором культуре и искусству отводилась «облагораживающая общественная роль», оказался под огнем критики со стороны тех, кто считал, что заранее задавать набор культурных ценностей и художественных форм, к которым пре-доставляется доступ, значит нарушать принципы демократии. Это не что иное, как навязывание большинству населения культуры элитарного меньшинства, игнорирующего многие новые или нетрадиционные формы самосознания и выражения.

Именно поэтому, с начала 1970-х годов многие страны приступили к поиску новой культурной политики. В основе этой политики лежала идея демократизации культуры. На смену лозунгу «культура для всех» (культурная демократия) пришел лозунг демократизации культуры – «культура для каждого».

Каковы основные характеристики этой новой культурной политики семидесятых?

1. Расширилось понятие развития: оно больше не подразумевало только количественное приращение, которое создавалось и управлялось центральными властями. Основное внимание теперь следовало уделять развитию человеческих качеств в соединении с историческими, социальными и культурными факторами. Главной целью стало усиление местной идентичности и участие в культурной жизни на местном уровне.

2. Более широко стало пониматься само секторальное понятие культуры. Больше внимания уделялось не столько потреблению культурного продукта, сколько личной деятельности.

3. Стало понятно, что в стремительно меняющейся среде управление из центра «не успевает». Появилась необходимость более активного включения ресурсов регионального и местного уровней. А это, в свою очередь, предполагало децентрализацию управления культурой.

Совершенно естественно, что 1980-е годы стали десятилетием новой модели общественного администрирования на принципе децентрализации.

Децентрализация представляла собой определенную форму партнерства государственной власти и регионов. Само понятие «децентрализация» может толковаться двояко. В культурной политике этот термин может означать (1) децентрализацию культурной деятельности и (2) децентрализацию полномочий принятия решений.

В странах Северной Европы децентрализация культуры осуществлялась по первому типу. Для того чтобы обеспечить доступ к высокой культуре везде (то есть на всей территории) и всем (то есть всем социальным слоям) были созданы специальные национальные учреждения по организации гастролей в сфере театра и музыки, обмену художественными выставками. Успех этой политики, однако, был ограниченным.

В Западной Европе, напротив, формировались тенденции перехода к децентрализации полномочий принятия решений, однако формы и направления этого процесса сильно различались в зависимости от политических и административных традиций.

Во Франции, например, децентрализация подразумевала сокращение в центре, но «представители» были направлены на региональный уровень. Для этого там были учреждены регио-нальные дирекции по делам культуры, подчиненные центру.

В других европейских странах, особенно в Швеции, Финляндии, Дании, децентрализация означала передачу полномочий принятия решений региональным или местным выборным органам. При этом государство сохраняло ответственность за основное развитие культурной политики и за некоторые особо важные сферы: содержало национальные институты культуры; следило за положением творческих работников; осуществляло международную культурную политику; обеспечивало сохранение историко-культурного наследия. Основная цель такой децентрализации состояла в том, чтобы четко распределить обязанности между различными административными уровнями.

В государствах с федеративным административным устройством, таких как Германия, Бельгия, Австрия, Швейцария право принятия решений в области региональной культурной политики полностью принадлежит региональной администрации. Государственная власть осуществляет вспомогательные и/или незначительные координирующие функции.

В конце 1980 – начале 90-х годов зарождается инструментальный подход к культурной политике. Вот что отмечают Франсуа Матарассо и Чарльз Лэндри: «В 1980-х годах политики и деятели искусства заинтересовались перспективами инвестиций в культуру. Оказалось, что оживление культурной деятельности способствует социальному и экономическому развитию и процветанию, в том числе и на местах. Это было признано в докладах ЮНЕСКО («Наше творческое разнообразие», 1996 год) и Совета Европы («Стремление к целостности», 1997 год) по результатам исследования целого ряда стран, в том числе Франции и Великобритании. Названные документы открыли новую эпоху и внесли свой вклад в появление концепции культуры как средства развития общества. В самом простом приближении под этим подразумевается применение культуры для достижения целей, напрямую с ней не связанных – например, использование театральных постановок и вечеров для взрослых для пропаганды здорового образа жизни. Но более тщательный анализ показывает, что любая культурная деятельность и, соответственно, любые инвестиции в культуру имеют неизбежный социально-экономический эффект и идут на благо общества в целом».

Итак, сутью «инструментального» подхода является то, что в его рамках «принципиальная ценность культуры определялась её способностью служить различным политическим целям и стратегиям, направленным на общественное развитие или решение социальных проблем».

Децентрализация и инструментальная культурная политика открыли дорогу новым деятелям (акторам) на культурно-политической арене. Интерес к культурной деятельности стали проявлять партнеры из других сфер. Эти «новые» акторы происходили из частного сектора экономики (бизнесмены) или же из государственного управления, напрямую не связанного с культурой.

При помощи так называемых «проектов смешанного использования» и сотрудничества, отмечает шведский исследователь Гейр Вестхейм, частные инвесторы, государственные администраторы и представители культуры пытались достичь каждый своей цели. Частные инвесторы пытались найти способы создания нового рыночного профиля и использовать культуру для того, чтобы привлечь состоятельных клиентов. Власти – не культурные власти, а управляющие городским развитием – хотели сделать свои территории привлекательными; работники культуры и их организации видели в этом возможность оказывать прямое влияние на власть и рассчитывали получить финансовый ресурс, как от частных, так и государственных инвесторов .

Примерно в то же время на смену традиционной концепции экономического развития, согласно которой экономический рост рассматривается как улучшение материальных условий жизни населения, пришла более широкая концепция развития, где культуре отводится одно из центральных мест.

На Стокгольмской конференции в 1998 году ЮНЕСКО предложила государствам-членам поставить культурную политику в центр стратегий развития, что нашло отражение в итоговой декларации конференции. А Мировой банк на встрече 1999 года во Флоренции провозгласил, что будет выделять займы развивающимся странам в том случае, если в их программах будут учитываться культурные факторы.

Как отмечают М. Пахтер и Ч. Лэндри: «Многие считают, что сейчас происходит «поворот к культуре», ибо она выходит на передний план, и даже экономика и политика испытывают её многообразные влияния».

Продвижение культурной политики в центр человеческого развития не может обеспечиваться политическими заявлениями, а должно сопровождаться разработкой новых концепций управления сферой культуры. Похоже, что старт этому процессу уже дан. Параллельно на смену представлению о том, что культурная политика является компетенцией в первую очередь тех, кто принимает решения на национальном уровне, в настоящее время приходит концепция «креативного управления». Согласно определению Ритвы Митчел, «на языке менеджмента это означает, что управление осуществляется через сетевые структуры, форумы, институты и административные системы, что далеко не обязательно означает «бюрократический» стиль воплощения политики, а подразумевает гибкость и открытость дальнейшим инновациям».

Однако переоценивать ситуацию не стоит. Развитие инструментальной концепции культуры привело к возникновению в обществе опасений, что «культура и искусство превратятся в утилитарные инструменты, поставленные на службу чисто политическим целям» . Видимо, подобные заявления небезосновательны, но нельзя отрицать, что расширение пространства влияния культурной политики, а также значительное расширение круга её акторов не может не играть позитивной роли, как для развития самой культуры, так и для развития общества в целом.