В) Коммуникация и экспрессия, или два полюса функциональности

«Природа языка определяется двумя его основными функциями: коммуникативной и экспрессивной (функцией выражения мысли)»²⁵. В глазах лингвиста коммуникация предстаёт в различных планах и ракурсах. Однако, на наш взгляд, не следует упускать сущностную характеристику коммуникации как арены встречи двух и более сознаний, диалог (или полилог) мировоззрений, мировосприятий, ценностных ориентиров и предпочтений, идеологий, реализующихся в текстовой форме, как «арены встречи мыслящего и чувствующего субъекта с мыслящим и чувствующим объектом»²⁶. Язык как специфическая форма выражения человека есть показатель его Я в конкретный исторический момент речевой жизни (представитель позиции, мнения, реакции, физического и душевного состояния, желания индивидуума). Здесь, однако, необходимо учитывать, что все перечисленные человеческие самовыражения предполагают некий объект, наличие «другого» (в терминологии М. М. Бахтина). Задолго до выводов современной нейропсихологии и нейролингвистики²⁷ философы пришли к мысли о диалоговом характере сознания, о явлении чистого Я в речи. Таким образом, сознание (и речевое творчество) всегда адресно. М. М. Бахтин ввёл понятие «высшей инстанции ответного понимания», «нададресата», который поймёт говорящего во всяком случае, поможет раскрытию авторского замысла²⁸. Очевидно, что реагировать надо на что-то, иметь позицию можно лишь в отношении чего-то, иметь мнение по чему-либо и т. д. Короче говоря, всегда имеется в наличии (или, как минимум, предполагается) некий раздражитель-причина, вызывающий следствие, то есть реакцию человека. Коммуникативный аспект как бы пронизывает общение людей и органично предусматривается в нём. Заметим, что и аспектизация речевого общения должна анализироваться с выделением сущностно-бытийного (детерминированного онтологией) и вторичного – факультативного и производного. Человек – существо социальное, и уже это ярко обозначает коммуникативное предназначение языка. Но общение потеряло бы всякий смысл, если бы отсутствовало имеющееся разнообразие человеческих индивидуальностей, каждая из которых стремится самоутвердиться в своём социуме. Отсюда речевые акты и их продукты, речевые произведения, формально есть не что иное, как выражение человека – его самообъективация и опосредование. Мы говорим о речевом произведении. В самом слове ‘произведение’ явно присутствуют как процесс порождения – творчество, так и его результат – творение. Человек, производя, творит, пытается самовыразиться, заявить о своем Я, поскольку исходным пунктом каждой науки являются неповторимые единичности, то в лингвистике такая индивидуальность тоже присутствует. На наш взгляд наиболее приемлемой может считаться категория “слова”, предложенная М. М. Бахтиным. Бахтинское слово выходит далеко за пределы слова лингвистического: это слово-высказывание, личностное и конкретно-событийное. Учение о таком слове, развиваемое Бахтиным на протяжении всей жизни, мыслитель назвал “металингвистикой”. Бахтинская лингвофилософская концепция провозглашает выход за рамки чисто лингвистического узуса в металингвистику – науку о языковом самовыражении человека. «Вся действительность слова всецело рассматривается в его функции быть знаком… Слово – чистейший и тончайший medium социального общения»²⁹. М. М. Бахтин полагал, что слово представляет собой материал жизненного общения: «Так называемая разговорная речь и её формы локализованы именно здесь, в области жизненной идеологии»³⁰. Экспрессивно-коммуникативную сущность высказывания, его диалогический характер можно подтвердить цитатой из трудов мыслителя: «Так называемая общественная психология материально дана как словесное взаимодействие. Она дана не где-то внутри (в «душах» общающихся индивидов), а всецело – вовне: в слове, в жесте, в деле. В ней нет ничего невыраженного, внутреннего – всё снаружи, всё в обмене, всё в материале, и, прежде всего, в материале слова… Общественная психология дана по преимуществу в разнообразнейших формах «высказывания», в форме маленьких речевых жанров, внутренних и внешних, до сих пор совершенно не изученных»³¹. Таким образом, противопоставление коммуникативной и экспрессивной функций языка оказывается преодолимым, если в частном выражении усматривать социальность и адресность (присутствие другого), а в присущей социуму потребности в коммуникации – встречу индивидуальных экспрессий, личностных позиции в данный исторический момент. Ещё одна проблема, кажется, обрела горизонт возможного разрешения. Но не только вопросами структуры и системы языка озадачена современная лингвистика. Языковая наука с одной стороны переживает «головокружение от успехов» (наработан колоссальный массив знаний по внутренней форме языка, его функционированию, подробно исследуются разноуровневые языковые образования, в том числе национальные). С другой стороны, всякий раз, когда лингвистика сталкивается с “внешней” проблемой: проблемой сознания, ценностей, психофизиологической обусловленности текста и другим гуманитарными вопросами, она либо отводит им статус второстепенных, либо обращается за помощью к другим отраслям. Не стоит ли однажды, признав узость своего объекта, расширить себе основания для его разработки, привлечь дополнительный методологический арсенал и подойти к тем же проблемам, но на качественно новом уровне? Необходимые теоретические предпосылки для этого уже существуют.