Лекция № 5 Лингвистика текста в функциональном аспекте рассмотрения1

Очень забавно наблюдать, как лингвисты поочередно высмеивают то взгляды А, то взгляды Б, потому что своим смехом они как бы хотят показать, что владеют истиной; на самом же деле именно полное отсутствие основополагающих истин до сих пор характерно для лингвистики. Фердинанд де Соссюр

Что такое язык – это вопрос, относящийся, разумеется, к наиболее неясному из всего того, что вообще доступно человеческому размышлению. Ханс-Георг Гадамер

А) Философия языка как методологический принцип

Научная позиция учёного формируется и, далее, определяется его методологическими принципами. Под ними в языкознании понимается совокупность взглядов на язык и способы его изучения, на взаимоотношения между субъектом и объектом, на способ построения научного знания. Методологические принципы в значительной степени обусловливают направленность и характер деятельности учёного-лингвиста, а также научные результаты исследований. Претендовать же на их объективность и достоверность, на наш взгляд, могут лишь те труды по общему языкознанию², которые опираются на достижения философии, в том числе лингвистической. Именно к такому выводу мы пришли после знакомства с работами великих учёных прошлого и современности (см. § 2), таких как В. фон Гумбольдт, Ф. де Соссюр, Б. Кроче, М. Хайдеггер, Х.-Г. Гадамер, М. М. Бахтин, Л. С. Выготский, А. Ф. Лосев, Ю. М. Лотман и др. К какому же пониманию своего объекта пришла философия языка, или общая лингвистика, аккумулировав научный опыт? Как она смотрит на проблему выделения и ограничения языка как специфического объекта изучения? Постараемся определить наиболее отчётливые тенденции методологического дискурса. Подходы к изучению языка были сформулированы ещё В. фон Гумбольдтом, ключевые из которых следующие: системно-целостный взгляд на язык; приоритет изучения живой речи над описанием языкового организма; описание языка не только изнутри его самого, но сопоставление языка с другими видами духовной деятельности человека, и, прежде всего, с искусством; философско-отвлечённый взгляд на язык и скрупулёзно-научный подход к его изучению³. В словах В. фон Гумбольдта отчётливо просматривается примат звуковой формы над письменной как вторичной. Изучение звучащей речи, суть оригинального бытия языка, должно стать приоритетным. Н. И. Жинкин однажды заметил: «Как это ни парадоксально, я думаю, что лингвисты долгое время изучали человека молчащего»⁴. Отчётливое выражение эти взгляды на функционирование языка получили в лингвистических трудах К. Фосслера⁵. Язык в них рассматривается как непрерывная творческая духовная деятельность, неотделимая от духовной и интеллектуальной истории народа. Язык есть нечто целостное, взаимосвязанное. Таким он предстаёт в стилистике, которая, по мнению учёного, и должна стать центральной лингвистической дисциплиной. Единственная реальность и тем самым центральный объект изучения для Фосслера – речь индивида, понимаемая как духовное творчество личности, служащее средством выражения её интуиции и фантазии. Все элементы языка по своему происхождению суть стилистические средства выражения, которые с течением времени могут стать грамматическими, то есть общим, безликим шаблоном, если индивидуальное новшество соответствует «духу языка» и если оно будет принято широкими массами говорящих. В центре работ Фосслера – творческая личность, художник, произведения которого анализируются на фоне духовной культуры его эпохи. Подобно тому, как это сделали Фосслер, Бергсон и другие⁶, Шпитцер⁷ с позиций, близких экзистенциализму, выступил в защиту гуманитарного знания, против антиментализма, а именно против идей, высказанных Л. Блумфилдом и дескриптивистами. О соотношении языковедческой науки и эстетики, оперируя философски расширенным понятием “выражение”, много писал Бенедетто Кроче. «Выражение является действительно первым самоутверждением человеческой активности… переход от души к духу, от животной чувственности к человеческой активности совершается через посредство языка (следовало бы сказать: через посредство интуиции или выражения вообще)»⁸. Влияние философии Кроче на эстетический идеализм нашло отражение в приравнивании языкового акта – как акта творческого – к искусству, к поэзии и в отождествлении по-новому понимаемой лингвистики с эстетикой. История языка оказывается «историей вкуса или чувства в области слова, то есть историей всех импульсов, мотивов, влияний, воздействий среды, которые притекают извне в развитие языка», иначе говоря, она «в известном смысле сливается» с историей культуры. Занимаясь вопросами эстетики, Кроче комплексно и, по своему, неординарно подошел к осмыслению её предмета – области выразительных форм любой сферы действительности, данных как самостоятельная и чувственно воспринимаемая ценность. Определив самоопосредование как базовое антропологическое свойство, природное стремление и естественную потребность человека в самообъективации, впервые отождествил эстетику с общей лингвистикой⁹, приведя научное обоснование. В своей первой крупной теоретической работе «Эстетика как наука о выражении и общая лингвистика», содержащей в зародыше всю философскую систему учёного, Кроче выдвигает ряд смелых идей, ставших афоризмами. Среди них такие, как «выражение не имеет средств, так как не имеет цели», «логическая мысль, которой не удаётся достигнуть выражения, не является мыслью, а есть, самое большое, смутное предчувствие грядущей мысли», «искусство и есть не что иное, как совокупность «удавшихся выражений» (поскольку есть выражения неудачные, косноязычные), а эстетика – не более чем «наука об удавшемся выражении»¹⁰. Кроче ставит под вопрос специфичность искусства в его прежнем статусе, растворив его в общей лингвистике и переведя в область непосредственного жизненного опыта. В предисловии к упомянутой книге А. Е. Махов пишет следующее: «Сразу стали видны прямые связи, идущие к искусству от житейского моря «первичных выражений», – и тут же, не без влияния Кроче, стали возникать вполне плодотворные теории о взаимодействии искусства с этими первичными выражениями, будь то бахтинское учение о «речевых жанрах»¹¹ или концепция Б. Астафьева о формировании «интонационного словаря» музыки на основе «интонационного общения людей»¹², поразительно перекликающаяся с бахтинской же идеей «интонационного фонда определённой социальной группы»¹³. Э. Кассирер отдаёт должное смелости Б. Кроче в попытках отождествить эстетику и лингвистику, конкретизируя место языка в разрабатываемой им «философии символических форм»: «Но действительно ли эстетика, как полагает Фосслер вслед за Кроче, это наука о выражении вообще или это одна из наук о выражении – «символическая форма», с которой сосуществуют другие формы, равноправные с ней? Не существует ли отношений аналогии, таких, как между формой языка и формой искусства, также и между языком и теми другими формами, что, как, например, миф, строят средствами своего собственного мира образов свой собственный духовный мир значений? Этот вопрос возвращает нас к той фундаментальной систематической проблеме, с какой мы начали свое рассмотрение. Язык образует фокус духовного бытия, в котором сходятся лучи самого разного происхождения и из которого расходятся импульсы по всем областям духа. Но из этого следует, что философия языка только в том случае может быть охарактеризована как частный случай эстетики, если эстетика прежде того освобождена от всякой специфической связи с художественным выражением, – если, говоря иначе, задача эстетики понимается столь широко, что она расширяется до пределов, равнозначных тому, что мы попытались определить как задачу универсальной «философии символических форм». Если будет доказано, что язык – поистине самостоятельная и изначальная энергия духа, то он должен войти в совокупность этих форм как целое, не совпадающее ни с одним из прочих уже существующих звеньев этого целого, и ему подобает при всех систематических связях, в какие он вступает с логикой и эстетикой, в этом целом его собственное место, обеспечивающее его «автономию»¹⁴. Однако Х.-Г. Гадамер предупреждает Э. Кассирера о возможно чрезмерной “формализации” в объектном позиционировании языка: «Но уместно ли здесь вообще понятие формы? Является ли вообще язык, говоря словами Кассирера, символической формой? Постигаем ли мы при этом всё его своеобразие, которое заключается как раз в том, что языковой характер имеют все прочие символические формы, выделенные Кассирером, как-то: миф, искусство, право и т.д.»¹⁵. Ожесточённая борьба на методологическом фронте лингвистики вылилась в естественный раскол на две противоположные во взглядах на язык и его объектное позиционирование идеологии. Отголоски того противостояния слышны и по сей день, хотя и сублимируются в синтетические концепции, где отчасти преодолеваются, как в случае с неопредикатоцентризмом, или структурно-динамической моделью языка.