Мысль изречённая — есть ложь

Русская литература XX века: общая характеристика

Конец XIX — начало XX вв. стали временем яркого расцвета русской культуры, ее "серебряным веком". В науке, литературе, искусстве один за другим появлялись новые таланты, рождались смелые новации, состязались разные направления, группировки и стили. Вместе с тем культуре "серебряного века" были присущи глубокие противоречия, характерные для всей русской жизни того времени.

Стремительный рывок России в развитии, столкновение разных укладов и культур меняли самосознание творческой интеллигенции. Многих уже не устраивали описание и изучение зримой реальности, разбор социальных проблем. Притягивали вопросы глубинные, вечные — о сущности жизни и смерти, добре и зле, природе человека. Ожил интерес к религии; религиозная тема оказала сильнейшее влияние на развитие русской культуры начала XX века.

Однако переломная эпоха не только обогащала литературу и искусство: она постоянно напоминала писателям, художникам и поэтам о грядущих социальных взрывах, о том, что может погибнуть весь привычный уклад жизни, вся старая культура. Одни ждали этих перемен с радостью, другие — с тоской и ужасом, что вносило в их творчество пессимизм и надрыв.

На рубеже XIX и XX вв. литература развивалась в иных исторических условиях, чем прежде. Если искать слово, характеризующее важнейшие особенности рассматриваемого периода, то это будет слово "кризис". Великие научные открытия поколебали классические представления об устройстве мира, привели к парадоксальному выводу: "материя исчезла". Новое видение мира, таким образом, определит и новое лицо реализма XX в., который будет существенно отличаться от классического реализма предшественников. Также сокрушительные последствия для человеческого духа имел кризис веры ("Бог умер!" — воскликнул Ницше). Это привело к тому, что человек XX века все больше стал испытывать на себе влияние не религиозных идей. Культ чувственных наслаждений, апология зла и смерти, воспевание своеволия личности, признание права на насилие, обернувшееся террором — все эти черты свидетельствуют о глубочайшем кризисе сознания.

В русской литературе начала XX века будут чувствоваться кризис старых представлений об искусстве и ощущение исчерпанности прошлого развития, будет формироваться переоценка ценностей.

Обновление литературы, ее модернизация станут причиной появления новых течений и школ. Переосмысление старых средств выразительности и возрождение поэзии ознаменуют наступление "серебряного века" русской литературы. Термин этот связывают с именем Н. Бердяева, употребившего его в одном из выступлений в салоне Д. Мережковского. Позже художественный критик и редактор "Аполлона" С. Маковский закрепил это словосочетание, назвав свою книгу о русской культуре рубежа столетий "На Парнасе серебряного века". Пройдет несколько десятилетий и А. Ахматова напишет "…серебряный месяц ярко / Над серебряным веком стыл".

Хронологические рамки периода, определяемого этой метафорой, можно обозначить так: 1892 — выход из эпохи безвременья, начало общественного подъема в стране, манифест и сборник "Символы" Д. Мережковского, первые рассказы М. Горького и т.д.) — 1917 год. По другой точке зрения, хронологическим окончанием этого периода можно считать 1921—1922 годы.

Русский символизм как литературное течение

Теоретические положения символизма как нового течения были сформулированы в работах многих авторов. В частности, в статье К. Бальмонта "Элементарные слова о символистской поэзии" (1890), в работе Вяч. Иванова "Мысли о символизме" (1912) и др. Теоретической основой символизма стала книга известного русского писателя, поэта, литературного критика Д. Мережковского "О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы" (1893). В ней автор называет три главных элемента нового течения: мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности.

1. Мистическое содержание

На рубеже ХIХ–ХХ веков европейская цивилизация переживала кризис и в социальной, и в духовной сферах. В это время был подвергнут сомнению позитивизм – положительные науки с их достоверными фактами, точными понятиями, научными выводами и законами. Положительное, позитивное знание было объявлено грубым, недостаточно тонким инструментом познания сущности бытия. Возрос интерес к иррациональному, таинственному, мистическому, подсознательному.

Особенно наглядно это видно на примере философии, психологии:

• в это время австрийский психолог Зигмунд Фрейд (1856–1939) создает свою теорию психоанализа, утверждает, что психические процессы, протекающие в нашем сознании, предопределены на уровне подсознания, мотивированы подсознанием;

• немецкий философ-идеалист Фридрих Ницше (1844–1900) говорит о вторичности разума, о его подчиненности воле, инстинктам: "В теле твоем больше разума, чем в твоей наилучшей мудрости" ("Так говорил Заратустра");

• французский философ Анри Бергсон (1859–1941) утверждает, что истинное знание достигается не разумом, а интуицией: "Наша мысль, в своей чисто логической форме, не способна представить себе действительную природу жизни. Жизнь создала ее в определенных обстоятельствах для воздействия на определенные предметы; мысль – только проявление, один из видов жизни, – как же может она охватить жизнь? Наш ум неисправимо самонадеян; он думает, что... обладает всеми существенными элементами для познания жизни. Истинная же природа жизни познается не разумом, а гораздо более глубоким и могучим – интуицией" ("Творческая эволюция").

• В обществе возрос интерес к линии Платона–Канта, идеалистической философии. В V–IV веках до н.э. Платон (древнегреческий философ) сравнивал окружающую человека реальность с пещерой, куда проникают только блики, тени из мира подлинного, огромного, ирреального, но недоступного восприятию человеческого разума. Человек, по Платону, может только догадываться по этим теням-символам о том, что происходит за пределами пещеры. Но, существуя в бытовом, реальном, феноменальном мире, человек в то же время ощущает связь с миром бытийным, ирреальным, ноуменальным, пытается проникнуть в него, выйти за пределы "платоновской пещеры". Подтверждением может служить стихотворение известного русского философа, богослова, поэта и литературного критика В. Соловьева "Милый друг...":

Милый друг, иль ты не видишь,

Что все видимое нами –

Только отблеск, только тени

От незримого очами?

Милый друг, иль ты не слышишь,

Что житейский шум трескучий –

Только отблеск искаженный

Торжествующих созвучий?

Милый друг, иль ты не чуешь,

Что одно на целом свете –

Только то, что сердце к сердцу

Говорит в немом привете?

Д. Мережковский выразил эти кризисные настроения, ощущения конца XIX–начала XX века в следующих словах: "И вот современные люди стоят, беззащитные, – лицом к лицу с несказанным мраком... Куда бы мы ни уходили, куда бы мы ни прятались за плотину научной критики, всем существом мы чувствуем близость тайны, океана". Эту тайну мира, сферу подсознательного, то есть мистическое содержание, и объявляет Мережковский главным предметом нового искусства. Другой поэт-символист – В. Брюсов утверждает: "...создания искусства – это приотворенные двери в вечность".

Символисты создали свой мир и отвергли существующую реальность. Этот мир без правил в последствии превратился в настоящую действительность. Искусство, жизнь по символизму – это театр, в котором каждый играет свои роли. Кажущиеся бессмысленными стихотворения, странные выходки молодых поэтов шокировали всех. Символистов рисовали “голыми лохмачами с лиловыми волосами и зеленым носом”. Психиатры утверждали, что новая поэзия – симптом вырождения человечества, авторы с нею связанные, не желают знать истинных проблем сегодняшней жизни, выдумывают свой, мало кому интересный мир. Наверное, они делали это потому, что мир реальный полон грязи, пошлости, предательства, из-за этого они словно совершают прорыв в свой новый мир, мир теней, образов и красок. Символистам присвоили кличку “декаденты” (“упадочники” ). Думали их уязвить, а они сделали кличку своим вторым именем. С точки зрения символистов, этот “упадок” , значительно ценнее нормальной посредственности. Они не только писали “декадентские” стихи, но и намеренно вели “декадентский” образ жизни.

Один из самых ярких поэтов русского символизма Андрей Белый в октябре 1903 года заказал в типографии и разослал по знакомым визитные карточки: “Фамилия” Фафивва была для особой выразительности набрана церковно-славянским шрифтом с двумя, в то время уже не употреблявшимися буквами – фитой и ижицей. К нему (А. Белому) чуть не вызвали психиатра. Этими карточками Белый хотел создать особую атмосферу, в которой игра (смешные, вымышленные имена и адреса) и мифические персонажи (единорог, а на других карточках – кентавры, карлики и пр.) становились частью окружающего реального мира. Ведь отпечатанные в типографии визитные карточки приходили по настоящей почте или их приносил посыльный. Быть человеком круга всех московских символистов значило не отрицать возможности существования единорогов в московских закоулках. Всякого рода “странности” в среде русских символистов появились практически одновременно с рождением символизма. Еще в 90-х годах Брюсов поражал собеседников загадочными речами, намеренно ничего не разъясняя. А Бальмонт “дикими” выходками покорял женщин и доводил до исступления мужчин. Воспитанный же в такой атмосфере читатель уже ничему не удивлялся. Жизнь порождала искусство, искусство переливалось в жизнь – строило ее по своим законам. Игра перерастала в реальность, и все оказывалось соответствием всего. Эта причудливая действительность становилась повседневной атмосферой, ею жили и дышали.

Символистами называли себя и те, кто стремился к туманным намекам на неясный им самим смысл, и направлявшие мысль читателя по пути прихотливых ассоциаций, и претендовавшие на то, чтобы определить словами еще никем не познанную сущность Вселенной. Символизм Петербурга – это особое состояние мира и человека, повлекшее за собой перемены во всех областях жизни. В человеке же главное, по символизму, особая нервность, тяготение к мистическому познанию. Петербургские символисты стремились продемонстрировать обостренную чувствительность, непонятные обычному человеку переживания, неожиданные видения. Символисты описывают мир духов, доступный спиритам. Символизм по - петербургски – это игра со светом и тенью. Вера в то, что помимо мира видимого, реального, существует другой – невидимый, сверхъестественный; вера в возможность человека общаться с этим миром. Символизм по Петербургу – это разрыв границ и прорыв в будущее, а вместе с тем и в прошлое, прорыв в иное измерение. Три главных элемента нового искусства, считают символисты, – мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности.

Петербургский символизм иногда называют “религиозным” . Религиозность, однако, понимается максимально широко – это не только православие, но и иные вероисповедания и религиозные искания: от народных, сектантских, до рассудочных конструкций высокообразованных людей. И Ветхий и Новый Завет, считали петербургские символисты, уже исчерпаны. Человечество должно перешагнуть в царство, предсказанное Апокалипсисом. И они старались показать современному православию новый путь – Третьего Завета.

Символизм в России развивался по двум линиям, которые часто пересекались и переплетались между собой у многих крупнейших символистов: • символизм как художественное направление и • символизм как миропонимание, мировоззрение, своеобразная философия жизни.

Особенно сложным переплетение этих линий было у Вячеслава Иванова и Андрея Белого с явным преобладанием второй линии. Символы - это не изобретения людей, но некие знамения, означающие нечто, принадлежащее божественной действительности. Они обладают самостоятельным бытием и наделены комплексом значений, по-разному раскрывающихся на различных уровнях бытия и сознания.

Символ принципиально неоднозначен и не воспринимаем на логическом уровне. Он не дает точного знания о своем содержании, но лишь в большей или меньшей мере намекает на него. Символы не говорят, но "подмигивают" и "кивают". Они "кивают" "о действительно переживаемом, о творимом, о третьем, о царстве "символа". Символ - это нечто внешнее, надежно укрывающее внутреннее и защищающее его от непосвященных: "Идеология шлема и бронировки" - это идеология символического мышления. Сокрытие и защита, однако, - не главная функция символа, но скорее необходимость, вытекающая из принципиальной трудновыразимости его внутреннего содержания. Главная же его задача, конечно, позитивная - открывать тайну тем, кто способен ее понять. "... символ окно в Вечность".

Особенности и предшественники русского символизма

Русский символизм поначалу имел в основном те же предпосылки, что и символизм западный: «кризис позитивного мировоззрения и морали» (в России — в контексте кризиса народнической культурной традиции). Главным принципом ранних русских символистов становится панэстетизм; эстетизация жизни и стремление к различным формам замещения эстетикой логики и морали. «Красота спасёт мир» — получает новое освещение. Русский символизм, активно впитывая модернистскую литературу запада, стремится поглотить и включить в круг своих тем и интересов все явления мировой культуры, которые, по представлению русских символистов, отвечают принципам «чистого», свободного искусства. Античность, возрождение, романтизм — эпохи в которых В. Брюсов, Д. Мережковский, Н. Минский и другие находят художников и поэтов символизма. Само искусство начинает пониматься как накопитель и сохранитель прекрасного (чистого опыта и истинного знания). «Природа создаёт недоделанных уродцев, — чародеи совершенствуют Природу и дают жизни красивый лик» (К. Бальмонт) Но в русской литературе 2-ой половины XIX века господствовали определенные принципы если не подчинения, то необходимой связи искусства с почвой, с народом, государством и пр. Поэтому первые публикации русских символистов, еще не адаптированные к русскому духу, встретили более чем холодный приём. У следующего поколения в какой-то степени продолжается напряженная работа над интерпретациями «панэстетизма», но уже не доминирует, смешиваясь со всё более актуальными религиозно-философскими и мифотворческими исканиями.

Старшие русские символисты (1890-е годы) поначалу встречали у критики и читающей публики в основном неприятие и насмешки. Как наиболее убедительное и оригинальное явление, русский символизм заявил о себе в начале двадцатого века, с приходом нового поколения, с их интересом к народности и русской песне, с их более чутким и органичным обращением к русским литературным традициям.

Через головы своих «учителей», во многом подражателей западу, младшее поколение символистов «открывает» все новых отечественных предшественников. Новую интерпретацию в свете символизма получают многие произведения А. Пушкина («Пророк», «Поэт» и др.), Ф. Тютчева (в первую очередь, «Silentium!», ставшее своеобразной манифестацией русского символизма, и другие), петербургские повести Гоголя^[1]; все глубже, масштабней и символичней предстаёт наследие Ф. Достоевского. Раннего «представителя» символизма разглядели и в «безумном» для современников К. Н. Батюшкове (1787—1855).

Еще более несомненными предшественниками символизма оказываются русские поэты 19-г века, близкие к представлениям о «чистой поэзии», такие как А. Фет, Я. Полонский, А. Майков, Е. Баратынский. Тютчев, указавший путь музыки и нюанса, символа и мечты, уводил русскую поэзию, по мнению символистской критики, от аполлонических гармоний пушкинского времени. Но именно этот путь был близок многим русским символистам.

Наконец, невозможно представить мировоззрение младших символистов без влияния личности Владимира Соловьёва. Софиология, соборность, идеал «цельного знания», стремление к объединению эпистемологии с этикой и эстетикой, культ вечной женственности, Россия и Запад, возможности религиозной модернизации и перспективы объединения церквей — некоторые из важнейших тем, которые разрабатывает молодое поколение символистов в первые годы двадцатого века под влиянием наследия Владимира Соловьёва.