работе 1686 г. [как «совокупность особей, которые в процессе раз- множения порождают себе подобных» (cf.: John Ray. Historié plantarum. Londres: Faithorne, 1686)]. До этого слово "вид" использо- валось в самых разных значениях. Аристотель обозначал им неболь- шие группы. Позднее вид смешивался с родом» (Guyénot Е. Les Sciences de la vie aux XVII et XVIII sciècles. L'idée dévolution. Paris: Albin Michel, «L'Evolution de l'humanite», 1941. P. 360). В 1758 г. e 10-м издании «Системы природы» Линней включил род «Человек» е отряд «Приматы», а в самом этом роде выделил два вида: Ноше sapiens и Homo troglodytes (Cari von Linné Systema naturae per Régna TriaNaturae. 12^e éd. Stockholm: Salvius, 1766. T. I. P. 28 sq.). О появле- нии понятия вида в XVII в. см. также: Jacob F. La Logique du vivant. Paris: Gallimard, («Bibliothèque des sciences humaines»), 1970. P. 61-63. Словосочетание «вид человека» входит в оборот в XVIII столетии. Оно часто встречается у Вольтера, Руссо, Гольбаха и дру- гих. См., напр.: Georges Louis de Buffon (1707 - 1788). Des epoques de la nature. Paris: Imprimerie royale, 1778. P. 187-188: «[...] человек дей- ствительно есть главный и высший продукт творения. Да, нам непре- менно напомнят о сходстве между человеком и животными: по-видимому, оно свидетельствует о том, что вид человека прошел тот же путь, какой проходят другие виды, что он тоже появился в оп- ределенную эпоху и что даже его повсеместное распространение - это повсеместное распространение одного из видов. Нам обязатель- но укажут, что, хотя человек и создан позднее животных, у нас нет никаких оснований полагать, будто он, в противовес им, не испыты- вает на себе воздействия законов природы и не претерпевает предпо- лагаемых этими законами изменений и трансформаций. Что ж, мы не будем возражать против тезиса, что вид человека подобен другим видам в плане его телесных свойств и что в данном отношении участь человека почти совпадает с участью животных. Однако мож- но ли сомневаться в том, что мы неизмеримо отличаемся от любого животного той божественной искрой, какую было угодно зародить в нас высочайшему существу? [...]».

30. Об этом использовании слова «публика» в новом значении идет речь в фундаментальном труде Ю. Хабермаса: Habermas J. Strukturwandel der Ôffentlichkeit. Neuwied; Berlin: H. Luchterhand, 1962. Имеется в виду французский перевод данной работы, выпол- ненный М. де Лоне: Habermas J. L'Espace public. Archeologie de la publicité comme dimension constitutive de la 5oa'ëlë bourgeoise. Paris: Payot, 1978. Более подробно проблему публики Фуко обсуждает в конце одной из последующих лекций: Лекция от 15 марта 1978 г. (наст. изд. С. 335).

30. Мишель Фуко

129

30. Знаменитое изречение Тьера из статьи в газете «Насьональ». Cf.: National. 4 février 1830.

31. М. Фуко собирается снова, но уже в связи с феноменом населе- ния, обратиться к трансформации в трех крупных областях знания, уже рассмотренной им в работе «Слова и вещи» (Les Mots et les Choses. Op. cit. [рус. изд.: Фуко М. Слова и веши. - Примеч. пер.]). Речь идет о переходе от анализа богатств к политической экономии, от естественной истории к биологии и от общей грамматики к исто- рической филологии. В данном случае он подчеркивает, что лишь указывает на требующий глубокого изучения «вопрос», а вовсе не дает его «подробного анализа». Относительно первого его возвраще- ния к «генеалогическому» рассмотрению этих трех сфер познава- тельной деятельности, возвращения, имеющего в виду тактическое распространение исторического знания в конце XVIII в., см.: «II faut défendre la société». Op. cit. Legon du 3 mars 1976. P. 170 [рус. изд.: Фуко М. Нужно защищать общество. С. 204. - Примеч. пер.].

^зк Cf.: Les Mots et les Choses. Ch. VI: «Обменивать». P. 177-185 (I. Анализ богатств, II. Деньги и цены) [рус. изд.: Фуко М. Слова и вещи. С. 193-200. - Примеч. пер.].

39. См. примеч. 22 к данной лекции.

40. Cf.: L'article «Hommes» deF. Quesnay, in op. cit., p. 512: «[...] со- стояние народонаселения и использование труда людей представля- ют главный объект экономической политики государств. Ведь от человеческого труда и от усердия людей зависит плодородие земель, продажная цена продукции и правильное пользование денежными богатствами. Таковы четыре источника изобилия, и они соревнуют- ся между собой в своем росте. Но они могут действовать только при правильной защите правительством как людей, так собственности и продукции» [цит. по: КенэФ. Избранные экономические сочинения. С. 145. - Примеч. пер.]. Об экономическом управлении см., напр.: Despotisme de la Chine (1767). Ch. 8 // F. Quesnay et la physiocratie. T. 2. P. 923: «При заведовании хозяйством и культурой земель [...] заведование является как бы моделью общего управления страной» [Там же. С. 511 .-Примеч. пер.]. Следовательно, как отмечает в связи с этой цитатой К. Jlappep (Larrère С. L'invention de Féconomie au XVIII siècle. Paris: PUF, «Léviathan», 1992. P. 194), именно вокруг идеи управления складывается учение, призванное найти «те законы и те факторы, которые должны приниматься во внимание государст- венным ведомством общего управления обществом» (Despotisme de la Chine. Ibid.). См. уже упоминавшуюся статью А. Ландри (Landry A. Les ide'es de Quesnay...), a также: Лекция от 1 февраля 1978 г. Примеч. 23 (наст, изд., с. 168-169 ).

130

•и См. тексты, собранные в:

Marx К. & Engels F. Critque de Mal- thus / Éd. par R. Dangeville et al. Paris: Maspero, 1978.

^л Давид Рикардо (1772-1823) - британский экономист, автор «Принципов политической экономии и налогообложения» (On the principles ofPolitical Economy and Taxation. Londres: J. Murray, 1817). С 1809 г. его с Мальтусом связывали дружеские отношения, оставав- шиеся прочными, несмотря на некоторые теоретические разногла- сия мыслителей. О близости исходных установок Мальтуса и рикардо см.: Les Mots et les Choses. P. 269: «[...] [для Рикардо] эконо- мика становится возможной и необходимой из-за постоянства и не- искоренимости самой ситуации редкости благ: перед лицом природы, которая сама по себе инертна и по большей части бесплод- на, человек подвергает опасности свою жизнь. Вовсе не в игре пред- ставлений экономика обнаруживает свой основополагающий принцип, но вблизи того опасного места, где жизнь встречается со смертью. Тем самым экономика отсылает нас к тем весьма двусмыс- ленным размышлениям, которые можно назвать антропологически- ми: в самом деле, она соотносится с биологическими свойствами человеческого рода, который, как показал современник Рикардо - Мальтус, имеет постоянную тенденцию к возрастанию, если этому не воспрепятствовать с помощью каких-либо средств вплоть до при- нуждения [...]» [цит. по рус. изд.: Фуко М. Слова и вещи. С. 282. - Примеч. пер.].

43. Cf.: Les Mots et les Choses. Ch. V: «Классифицировать». P. 140-144 (И. Естественная история) et 150-158 (IV. Признак) [рус. изд.: Фуко М. Слова и вещи. С. 155-157, 168-175. - Примеч. пер.].

44. Cf.: Ibid. Ch. VII: «Границы представления». Р. 238-245 (111. Ор- ганическая структура живых существ) - страницы, посвященные главным образом Ламарку, заслуга которого, с точки зрения Фуко, заключается в том, что он «замкнул эпоху естественной истории и открыл дорогу эпохе биологии», но не своими трансформистскими положениями, а благодаря установленному им различию «между пространством организации и пространством номенклатуры» [рус. изд.: Фуко М. Слова и вещи. С. 252-258. - Примеч. пер.].

45. Cf.: Ibid. P. 287-288 [рус. изд.: Фуко М. Слова и вещи.

С, 299-301. - Примеч. пер.]. Проблема, о которой здесь упоминает Фуко, касается оценки роли творчества Ламарка и Кювье в становле- нии биологии. Был ли Ламарк с его трансформистскими интуиция- ми, которые «имели вид "предвосхищений" того, каким будет эво- люционизм», более современным, нежели Кювье, привязанный к «устаревшему фиксизму с его бременем привычных предрассудков и теологических постулатов» (р. 287 [рус. изд.: С. 299. - Примеч.

135

пер.]). Не соглашаясь с поверхностным мнением, будто в отличие от «прогрессиста» Ламарка Кювье занимал «реакционную», опираю- щуюся на «смесь метафор и плохо обоснованных аналогий» (ibid.) позицию, Фуко показывает, что «утверждение историчности в жи- вой природе» (р. 288 [рус. изд.: С. 301 .-Приме-i. пер.]), как это ни па- радоксально, осуществляется именно Кювье, открывшим прерыв- ность живых форм и отказавшимся тем самым от принципа онтологической непрерывности, которого придерживался Ламарк. Таким образом, именно Кювье подготовил почву для эволюционной теории. Аналогичные соображения по данному вопросу высказыва- етиФ. Жакоб (JacobF. La Logique du vivant. P. 171-175), что с одоб- рением было отмечено Фуко «Croitre et multiplier» // Le Monde. N 8037. 15-16 novembre 1970; DE. II. N 81. P. 99-104).

43. Cf.: Les Mots et les Choses. Ch. VIII: «Труд, жизнь, язык». P. 275-292 (III. Кювье) [рус. изд.: Фуко М. Слова и вещи. С. 288-304. - Примеч. пер.]. См. также доклад, прочитанный Фуко во время Дней Кювье в Институте истории естественных наук в мае 1969 г.: «La si- tuation de Cuvier dans l'histoire de la biologie» // Revue d'histoire des sciences et de leurs applications. T. XXIII (l)Janv.-mars 1970. P. 63-92 (DE. II. N 77. P. 30-36, discussion. P. 36-66).

44. В книге «Слова и вещи» этот вопрос не обсуждается. Cf.: «La situation de Cuvier...». P. 36.

45. Cf.: Les Mots et les Choses. Ch. IV: «Говорить». P. 95-107 (II. Всеобщая грамматика); ch. VIII: «Труд, жизнь, язык». P. 292-307 (V. Бопп) [рус. изд.: Фуко М. Слова и вещи. С. 114-125, 304-319. - Примеч. пер.] et l'inroduction à: ArnauldA & Lancelot С. Grammaire gënërale et raisonnée. Paris: Republications Paulet, 1969. P. III-XXVI (DE. I. N 60. P. 732-752).

Лекция от 1 февраля 1978 г.¹

Проблема «правления» в XVI в. — Множ ест венносг ь прак- т ик управления (управление собой, управление душами, управление детьми и т. д.). — Специфическая проблема управления государст вом. — Пункт от т агкивания л/гг ера- туры об управлении: «Государь» Макиавепш. —Краткая история восприятия «Государя» до XIX в. — Искусство управления в его от гичии от прост ого умения Государя. — Пример эг ого нового искусст ва управления: «Зерцало поли- т ики» Гийома деЛа Перьера (1555). — Управление, кот орое находит свою цегь в «вещах» для рук овод ст ва. — От ст уп- ление закона вследст вие распрост ранения разнообразных т акт ик. — Ист орические и инст ж уционагьные п реп яг ст - вия использованию эт ого искусст ва управления до XVI11 в. — Проблема населения. Появление населения как основной факт ор уст ранения препят ст вий для применения искусст - ва управления. — Треугольник «управление—население—по- плг ическая экономия». — Вопросы мет ода: проект истории «управленчесг ва». Чрезмерное внимание к пробле- ме государст ва.

Рассматривая ряд механизмов безопасности, я ставил своей целью обратить ваше внимание на то, что вопросы их функционирования оказываются тесно связанными со специфи- ческими вопросами населения. А в прошлый раз, подвергнув фе- номен населения несколько более подробному анализу, мы, как вы помните, довольно быстро столкнулись с проблемой управле- ния. В итоге выходит, что на наших первых лекциях мы получи- ли определенную последовательность: «безопасность—населе-

ние—управление». И вот на проблеме управления я и хотел бы теперь в какой-то степени остановиться.

Разумеется, в Средние века, как и в эпоху Древней Греции и Древнего Рима, отнюдь не было недостатка в трактатах, со- стоящих из наставлений государю относительно того, какой манеры поведения ему придерживаться, как отправлять власть, как добиваться признания и уважения со стороны подданных. В них властителям советовалось любить Бога и повиноваться его воле, вводить в Граде земном законы Града Божьего² и т. п. Однако довольно удивительно, на мой взгляд, то, что начиная с XVI в., а если быть более точным, с середины XVI и вплоть до конца XVIII столетия появляется очень большое число сочине- ний, назвать которые сборниками советов государю, строго го- воря, уже нельзя, хотя, с другой стороны, это пока еще и не трактаты из области науки о политике. Они, такого рода сочи- нения, посвящены теме искусства управления. Я думаю, в XVI в. возникла проблема «правления»* в весьма широком смысле слова, и рассматривалась она применительно к самым разным ситуациям и под самыми разными углами зрения. Она выступала, к примеру, в виде проблемы управления собой. По- ворот к стоицизму, который произошел в XVI столетии, был связан с актуализацией как раз этого вопроса — как контроли- ровать самого себя. Она выступала также в качестве проблемы управления душами и образом жизни людей, ставшей цен- тральной для католического и протестантского пастырства. Она, далее, заявляла о себе и как проблема управления детьми, на которой сосредоточилась начавшая в то время свое развитие педагогика. И, наконец— и, возможно, как раз далеко не в пер- вую очередь, — это была проблема осуществления властите- лем управления государством. Как управлять собой, что зна- чит быть управляемым, каким образом управлять другими, кому нужно доверять управление, что необходимо делать, что- бы стать наилучшим из возможных правителей? Мне кажется, появление такого рода не только многочисленных, но и очень острых вопросов — весьма характерная черта XVI столетия. И подготовлены они сложной общественной динамикой: если не вдаваться в детали, столкновением двух определяющих ее

* В рукописи (р. 2) «правления» взято в кавычки.

134

движений. Во-первых, идет процесс становления и территори- ального и административного обустройства больших, зачас- тую обладающих и колониальными владениями государств. Во-вторых, имеет место совсем другой процесс — который, впрочем, не является абсолютно независимым от первого, но мы не можем здесь на этом останавливаться, — ив его рамках сначала в связи с Реформацией, а потом Контрреформацией все время поднимается вопрос о том, каким должно быть ду- ховное руководство людьми в их земной жизни, чтобы обеспе- чить им путь к спасению. Итак, с одной стороны, движение концентрации и государственного объединения, а с другой — рассеивания и религиозного раскола; и как раз в пространстве столкновения этих двух движений, на мой взгляд, и встает в

16. в. во всей ее остроте проблема того, «что значит быть управляемым, кем должно осуществляться управление, в ка- ких пределах, с какими целями и какими методами». Именно данные вопросы, как мне представляется, очерчивают пробле- матику управления вообще, оказавшегося в центре внимания в

16. столетии.

Вернемся, однако, к самой литературе об управлении, оста- вавшейся весьма распространенной вплоть до конца XVIII в., но пережившей при этом изменение, которое я попытаюсь сей- час охарактеризовать. Так вот, во всей такого рода обширной литературе, которая, если она и появилась раньше, все же именно в середине XVI столетия стала по-настоящему много- численной, поистине необъятной, — во всей этой литературе, во всей этой массе в целом схожих друг с другом текстов мне хотелось бы выделить лишь несколько интересующих меня мест. Я хотел бы привлечь ваше внимание лишь к рассуждени- ям, касающимся не иначе, как определения того, что их авторы понимают под управлением государством, того, что можно, если хотите, назвать управлением в его политической форме. Как я в таком случае поступлю? Мне кажется, к интересующим меня фрагментам проще всего подойти, рассматривая много- численную литературу об управлении в связи с текстом, кото- рый в период с XVI по XVIII в. все время был для нее неким явным или неявным пунктом отталкивания. И этот пункт от- талкивания, в связи с которым, в рамках оппозиции [которому] и [через] отрицание которого конституировалась литература

135

об управлении, этот вызывающий у нее отторжение текст есть не что иное, как «Государь» Макиавелли.³ Так что нам, мне ду- мается, целесообразно рассмотреть историю его восприятия, имея в виду крайне резкую критику содержащихся в нем идей последующими мыслителями.

[Сначала] «Государь», [и об этом не нужно забывать], от- нюдь не вызывал к себе сколько-нибудь серьезного негативно- го отношения: более того, современники и ближайшие после- дователи Макиавелли видели в данном произведении труд, заслуживающий самой высокой оценки. И этот успех у думаю- щей публики вернулся к «Государю» в конце XVIII и самом на- чале XIX в., то есть как раз в период заката, а затем и практиче- ски полного исчезновения бывшей до того действительно необъятной литературы об управлении. Особенно популярным в начале XIX столетия становится «Государь» Макиавелли в Германии, где его переводят, комментируют и анализируют та- кие исследователи, как Реберг,⁴ Лео,⁵ Ранке,⁶ и Келлерман,⁷ и в Италии, где им активно занимается Ридольфи.⁸ Почему же все это имеет место? Я думаю — разумеется, то, чего я лишь кос- нусь, требует гораздо более глубокого анализа, — я думаю здесь важно учитывать контекст происходящего. Прежде все- го, безусловно, необходимо принять во внимание все связан- ное с Наполеоном, но также и с Революцией, необходимо вспомнить о проблеме, которую она поставила, а именно:⁹ как и при каких условиях можно поддерживать верховную власть суверена над государством? Нужно, далее, иметь в виду и про- блему Клаузевица — проблему соотношения между полити- кой и стратегией. Политическое значение расстановки сил в мире и учета силовых взаимодействий между государствами как принципа осмысления и рациональной организации меж- дународных отношений со всей очевидностью продемонстри- ровал в 1815 г. Венский конгресс.¹⁰ И, наконец, важно обратить внимание на проблему территориального единства Италии и Германии, ибо Макиавелли, как вы знаете, как раз был одним из тех, кто пытался найти путь к объединению итальянских зе- мель.

Итак, в начале XIX в. «Государь» становится вновь популя- рен, и происходит это далеко не случайно. Однако в рамках до- вольно длительного промежутка между ними, между перио-

136

дом высокой оценки Макиавелли, который датируется началом XVI столетия, и периодом этого нового, и весьма вос- торженного, признания его заслуг, который приходится на на- чало XIX в., — в рамках данного промежутка времени, вне вся- кого сомнения, заявляет о себе то, о чем я уже упомянул: интенсивное распространение антимакиавеллистской литера- туры. Нередко ее направленность против Макиавелли совер- шенно очевидна, и в первую очередь это касается целой серии книг, написанных, вообще говоря, людьми, имеющими прямое отношение к католической и даже иезуитской среде. Я думаю, вам известен, к примеру, текст Амброджо Полити, который на- зывается «Disputationes de libris a Christiano detestandis»,¹¹ что, как я понимаю, означает: «Возражения против книг, которые христианин обязан ненавидеть»; есть книга, автор которой имел несчастье носить имя Инносан и фамилию Жантийе:* так вот, этот Инносан Жантийе написал одну из первых антима- киавеллевских работ под названием «Государственные рассу- ждения о средствах хорошего управления, направленные про- тив Никколо Макиавелли»;¹² позднее исследователи отнесут к явно антимакиавеллевской литературе и опубликованный в 1740 г. текст Фридриха И.¹³ Однако существуют и тексты ино- го плана, содержащие в себе гораздо менее очевидную критику идей Макиавелли, а следовательно, находящиеся в скрытой оп- позиции к его творчеству. Это, к примеру, вышедшая в 1580 г. английская книга Томаса Элиота «Правитель»,¹⁴ книга Паруты «Совершенство политической жизни»¹⁵ и опубликованная в 1555 г.** и, возможно, одна из первых работ такого рода книга Гийома де Ла Перьера «Зерцало политики»,¹⁶ на которой я вскоре остановлюсь. Однако каким бы — явным или скры- тым — ни выступал антимакиавеллизм этих произведений, было бы ошибкой полагать, будто он выполняет исключитель- но отрицательную работу блокировки, отклонения и отторже- ния неприемлемого; и каким бы настойчивым ни являлось наше стремление превозносить критический дискурс — то есть, как вы знаете, мысль настолько сильную и ниспровергаю-

• Жантийе, jantiMet по-французски может иметь смысл «славный, но глуповатый», а инносан, innocent — «простачок», «юродивый». — Примеч. пер.

** у Фуко: «в 1567 году».

137

щую, настолько опережающую самое себя, что обыденный дискурс просто обязан ставить ей преграды, включая механизм ее подавления, — я все же считаю, что главное в антимакиа- веллистской литературе заключается вовсе не в этом критициз- ме.¹⁷ Антимакиавеллистская литература представляет собой вполне позитивный жанр, который имеет свой объект, свои по- нятия и свою стратегию, и именно в этом качестве, в этой свой- ственной ей позитивности я и хотел бы ее рассмотреть.

Итак, возьмем эту антимакиавеллевскую литературу. Что мы здесь обнаруживаем? Разумеется, мы обнаруживаем здесь осуществленное в режиме отрицания, а значит, в той или иной мере трансформированное воспроизведение взглядов Макиа- велли. Макиавелли представляют или реконструируют в виде противника, чтобы иметь возможность сказать то, что считают необходимым сказать. Макиавеллевский Государь оказывает- ся здесь, следовательно, так или иначе воссозданным, но мы не будем сейчас обсуждать вопрос о степени его сходства с Госу- дарем самого Макиавелли. Мы попытаемся выяснить другое: как характеризуют в антимакиавеллевской литературе этого Государя, с которым вступают в спор и позиции которого про- тивопоставляют свою собственную?

Во-первых, Государя характеризуют, указывая на принцип его существования: у Макиавелли Государь — единствен- ный властитель того, чем распоряжается, и он при этом экс- териорен, трансцендентен по отношению к нему. Свое владе- ние Государь Макиавелли либо получает по наследству, либо покупает, либо завоевывает, однако при этом никогда не ста- новится его частью, никогда не утрачивает внешней по от- ношению к нему позиции. Он может владеть определенными землями по праву победителя, или в силу традиции, или вслед- ствие договора, компромиссного соглашения, сделки с други- ми государями, но все это в данном случае не так уж и важно. Гораздо важнее то, что его связь с тем, чем он распоряжается, является чисто синтетической: искать сколько-нибудь фунда- ментальное, основополагающее естественное и юридическое отношение взаимопринадлежности между Государем и его владением было бы абсолютно бесполезно. Экстериорность, трансцендентность — именно они составляют принцип суще- ствования Государя. Во-вторых, Государя описывают, подчер-

138

кивая неизбежное следствие данного принципа. Речь идет о том, что, поскольку Государь в отношении своего владения экстериорен, его связь с ним не может не быть достаточно не- прочной, а значит, находится под постоянной угрозой. Эта уг- роза может исходить извне, от врагов Государя, которые стре- мятся захватить или вернуть себе его земли; но она, эта угроза, может исходить и изнутри, ибо при таком положении дел у подданных нет никакого основания в себе, основания a priori, которое напрямую побуждало бы их принимать владычество Государя. И, в-третьих, Государя характеризуют, обращая вни- мание на вытекающий из принципа его существования и из не- избежного следствия этого принципа важный императив, а именно: цель отправления власти заключается в том, чтобы безусловно отстаивать, укреплять и усиливать владение. Здесь под «владением» понимается уже не некая территория с про- живающими на ней подданными, не объективное, если угодно, владение: нет, теперь имеется в виду владение как отношение Государя к тому, чем он владеет, к территории, которую он унаследовал или приобрел, и к подданным, которыми он рас- поряжается. И прямо и непосредственно, основательно и в пер- вую очередь отстаивать надо не территорию и проживающих на ней людей, а как раз владение в смысле отношения Государя к своим подданным и к своей территории. Обеспечивать же ук- репление столь слабой, столь непрочной связи Государя с его владением призвано не что иное, как представленное Макиа- велли искусство управления, искусство быть Государем.

Однако такая трактовка Государя с необходимостью за- ставляет авторов-антимакиавеллистов сконцентрироваться на двух основных вопросах. Во-первых, это вопрос, касаю- щийся определения опасностей: откуда они проистекают, в чем заключаются, какие из них являются наиболее, а какие наименее серьезными? А во-вторых, это вопрос об искусстве манипулирования различными силовыми взаимодействиями, которое должно позволить Государю отстоять его владение в смысле отношения к принадлежащим ему подданным и при- надлежащей ему территории. В сущности же, «Государь» Ма- киавелли, каким его восприняли многочисленные явные и не- явные антимакиавеллисты, предстал перед ними как трактат об умении Государя сохранять свое владение. И вот я думаю, что

139

данное учение об умении Государя, о его сноровке они решили заменить концепцией кое-чего другого, относительно нового, а именно искусства управления, ибо обладать умением сохра- нять свое владение и обладать искусством управления, с их точки зрения, — вещи абсолютно разные. Искусство управле- ния — это нечто совершенно особое. Но в чем же тогда оно за- ключается?

Чтобы как-то обозначить зарождение идеи искусства управ- ления, я обращусь к одной из первых во всей этой большой ан- тимакиавеллистской литературе работ — к работе Гийома де Ла Перьера, которая появилась в 1555 г.* и называется «Зерца- ло политики, вмещающее различные способы управлять».¹⁸ Качество данной книги, как и многих других книг того же рода, особенно если сравнивать их с текстом самого Макиавелли, ос- тавляет желать лучшего, и все же, на мой взгляд, в ней можно обнаружить ряд весьма интересных вещей. Прежде всего, ка- кой же смысл вкладывает Ла Перьер в слова «управлять» и «правитель», какие определения он дает тому, что они обозна- чают? На двадцать третьей странице его текста читаем: «Пра- вителем может быть назван любой монарх, император, король, князь, сеньор, магистрат, прелат, судья и им подобные».¹⁹ И так же, как и многие другие рассуждающие об искусстве управления, Ла Перьер постоянно напоминает, что управлять для него — это значит «управлять домом», «управлять душа- ми», «управлять детьми», «управлять провинцией», «управ- лять монастырем или религиозным орденом», «управлять семьей» и т. д.

Конечно, все эти замечания кажутся чисто терминологиче- скими, более того, в какой-то степени они и являются таковы- ми, и тем не менее за ними угадывается вполне определенная политическая установка. В самом деле, Государь, каким он вы- ступает у Макиавелли, а также и у Ла Перьера, — это, согласно фундаментальному принципу его существования, единствен- ный распорядитель в своем владении, причем занимающий по отношению к нему внешнюю, трансцендентную позицию. А что мы видим теперь? С одной стороны, мы видим, что и субъект, и практика управления оказываются множественны-

* М. Фуко говорит: «в 1567 году». Этот же год указан и в рукописи.

140

ми, ибо функцию управления, как выясняется, осуществляют не один, а, наоборот, большое количество самых разных лю- дей: отец семейства, настоятель монастыря, воспитывающий детей педагог, обучающий школьников преподаватель и т. д. И поскольку управление множественно, постольку то, чем за- нимается руководящий своим государством Государь, являет- ся лишь одной из его разновидностей.* А с другой стороны, из замечаний Ла Перьера следует, что все эти различные формы управления конституируются не иначе, как внутри самого об- щества, внутри государства. Именно в пространстве государ- ства отец семьи управляет своей семьей, настоятель монасты- ря — своим монастырем и т. п. Здесь, таким образом, мы сталкиваемся с представлением о множественности форм управления и имманентности его практик государству — пред- ставлением, которое радикально расходится с идеей сингуляр- но-единичной и воздействующей на общество извне управлен- ческой активностью Государя Макиавелли.

Разумеется, среди всех этих обнаруживающихся в про- странстве общества, в пространстве государства взаимосвязан- ных, взаимодействующих друг с другом видов управления осо- бо выделяют тот, что ориентирован на государство в целом. Именно так, к примеру, поступит столетие спустя Франсуа Ла Мот Лё Вейе, когда попытается разработать типологию форм управления. В серии книг, представляющих собой тексты-на- ставления дофину, он выскажет мысль, что, в сущности, имеет- ся три типа управления, зависящих соответственно от трех наук, или трех особых типов размышления: управление самим собой, которое состоит в ведении морали; предполагающее специфическое искусство управления семьей, которое подчи- няется экономике; и, наконец, основанное на знании того, как «управлять надлежащим образом», управление государством, которое зависит от политики.²⁰ Политика в сравнении с мо- ралью и экономикой, как мы видим, для Ла Мота Лё Вейе есть нечто особенное, и он специально это подчеркивает: она ни в коем случае не совпадает ни с первой, ни со второй. И тем не

* М. Фуко добавляет: «тогда как имеется лишь одна модальность [несколько слов фонограммы расшифровать не удалось] владения: быть государем».

141

менее, каким бы существенным ни было такого рода разграни- чение трех наук и соответствующих им видов искусства управ- ления, гораздо важнее, на мой взгляд, то, что Jla Мот Лё Вейе настаивает на принципиальной непрерывности ряда «мо- раль—экономика—политика». Стало быть, если доктрина Го- сударя или юридическая теория суверена все время пытаются указать на разрыв, на отсутствие перехода между властью Го- сударя и любой другой формой власти, если они придержива- ются тезиса о их несоразмерности друг с другом, то концепция искусств управления, напротив, стремится обосновать тезис, согласно которому основные формы управления являются эле- ментами непрерывной последовательности, а значит, связаны между собой как восходящей, так и нисходящей линиями пере- хода.

С восходящим переходом мы имеем дело тогда, когда обнаруживается, что тот, кто хочет уметь управлять государст- вом, должен сначала научиться управлять собой; затем, на сле- дующем уровне, — управлять своей семьей, своим имущест- вом, своим поместьем; и только после этого он окажется наконец способным к управлению обществом в целом. На та- кого рода восходящее движение ориентирована вся активно разрабатываемая в этот период педагогика Государя, один из вариантов которой предложен Ла Мотом Лё Вейе. Наставляя дофина, он пишет для него сначала книгу о морали, затем кни- гу об экономике [...*], а завершает данную серию трактатом о политике.²¹ И восходящая линия непрерывной последователь- ности различных форм управления закрепляется именно педа- гогикой Государя. А о наличии нисходящей линии этой после- довательности свидетельствует еще один факт: когда хорошо управляется государство, в нем начинают надлежащим обра- зом управлять семьями, их богатствами, их имуществом и соб- ственностью, что призваны делать отцы семейств, и самими собой, что входит в обязанность любого индивида независимо от его социального статуса. Данный нисходящий переход, бла- годаря которому хорошее управление государством порожда- ет надлежащее поведение у индивидов и должное управление семьями со стороны отцов семейств, обеспечивается тем, чему

* Несколько слов в звукозаписи остались нерасшифрованными.

142

в этот период дадут наименование «полиция». Так что восхо- дящая линия непрерывной последовательности форм управле- ния поддерживается наставлениями педагогики Государя, а нисходящая — режимом полиции.

А теперь обратим внимание на ближайшее к управлению государством звено рассматриваемой нами непрерывной по- следовательности. Таким ближайшим к нему звеном, как мы видим, является весьма значимое и с точки зрения педагогики Государя, и с точки зрения организации полиции управление семьей, которое в то время вполне оправданно обозначают термином «экономия». И вот в связи с данным элементом антимакиавеллевская литература об искусстве управления поднимает, в сущности, очень важный вопрос: что нужно сде- лать, чтобы логика этой экономии, — то есть принципы ра- ционального руководства людьми, имуществом и богатством в рамках семьи, принципы, которые доказывают свою эффек- тивность, ибо позволяют хорошему отцу семейства с успехом руководить женой, детьми и прислугой и устраивать выгод- ные для семейного благосостояния браки своих сыновей или дочерей, — что нужно сделать, чтобы логика такого рода по- стоянной и тщательной заботы отца семейства о своем доме стала вместе с тем и логикой руководства государством в це- лом? Вопрос действительно очень серьезный, и поиск ответа на него, поиск путей введения экономики в пространство от- правления политики будет, на мой взгляд, ключевой пробле- мой управления не только в XVI и XVII, но также и в XVIII в. И Руссо в статье «Политическая экономия», отталкиваясь от того, что слово «экономия» в своем исходном смысле означа- ет «благоразумное управление домом для общего блага всей семьи»,²² вне всякого сомнения, формулирует ее все в тех же терминах. Сама же проблема, с его точки зрения, такова: ка- ким образом это благоразумное управление семьей можно было бы — mutatis mutandis, учитывая препятствия, на кото- рые будет указано — внедрить в общее руководство государ- ством?²³ И если данное внедрение удастся, управление госу- дарством будет использованием экономии, экономии на уровне общества в целом, то есть осуществлением надзора за жителями страны, за имеющимися богатствами, за поведени- ем всех и каждого — надзора не менее тщательного, чем тот,

143

что осуществляет отец семейства за своими домочадцами и своим имуществом.

Однако заметим, что положение дел с управлением и эконо- мией в XVIII в. характеризует еще и весьма показательная по- зиция Кенэ: он, рассуждая о хорошем управлении, имеет в виду экономическое управление.²⁴ С чем же мы здесь сталки- ваемся? Мне кажется, и к этому я позднее вернусь, мы сталки- ваемся здесь с рождением нового фундаментального понятия. Конечно, если полагать, будто экономика в ее связи с управле- нием в это время по-прежнему остается не более чем экономи- ей, то трудно не прийти к выводу, что понятие экономического управления абсолютно бессодержательно. Бессодержательно, ибо искусство управления и так является искусством реализа- ции власти исключительно в режиме и в соответствии с прин- ципами экономики. И тем не менее Кенэ все же им, данным понятием, пользуется. Почему? Да потому что феномен эконо- мики в силу ряда причин, на которых я попытаюсь вскоре оста- новиться, теперь начинает истолковываться иначе, уже в но- воевропейском ключе, и происходит это по мере того, как управление, по-прежнему основывающееся на искусстве осу- ществления власти в режиме экономики как экономии, делает своим главным объектом то, что мы понимаем под экономикой в наши дни. Для XVI в. экономика была экономией как формой ** управления, для XVIII в. она — вследствие целой серии весьма сложных и, на мой взгляд, крайне существенных для нашей истории трансформаций — станет некой специфической реальностью, реальностью, находящейся в ведении управле- ния. Вот, собственно, то, что значит для антимакиавеллистов управлять и быть управляемым.

Во-вторых, все в том же тексте Гийома де Jla Перьера име- ется [следующая фраза]:* «Управление есть разумное распоря- жение вещами, которые берутся вести вплоть до достижения надлежащей цели».²⁵ И в этой связи я хотел бы сделать ряд за- мечаний несколько иного рода, нежели те, что касались самих определений правителя и управления. «Управление есть ра- зумное распоряжение вещами...» — давайте остановимся не- много на присутствующем здесь слове «вещи». Если обратить-

^ УМ. Фуко: «следующий текст».

144