Глава 10. Некоторые реакции аналитика

НА ИДЕАЛИЗИРУЮЩИЙ ПЕРЕНОС

По всей видимости, основные реакции аналитика (включая его контрпереносы) при анализе нарциссических наруше­ний обусловлены его собственным нарциссизмом и, в част­ности, его собственными неустраненными нарциссическими нарушениями. Эти феномены, по существу, не отличаются от феноменов, возникающих у анализанда, и они будут здесь рассматриваться лишь постольку, поскольку они возникают у аналитика в ответ на имеющие четкие рамки трансфе-рентные констелляции нарциссического пациента. Поэтому разнообразные реакции, проявляемые аналитиком, когда он сталкивается с активацией у пациента идеализированного родительского имаго при идеализирующем переносе, будут рассматриваться отдельно от реакций, которые возникают в том случае, когда грандиозная самость пациента оказы­вается в фокусе аналитической работы при зеркальном переносе (см. главу 11).

Я начну обсуждение реакций аналитика на идеализи­рующий перенос анализанда с конкретного примера.

Не так давно я консультировал коллегу по поводу затя­нувшегося тупикового положения в анализе молодой жен­щины (мисс М.), которое, по-видимому, существовало с самого начала лечения и сохранялось на протяжении двух лет работы. Несмотря на то, что он предоставил мне информативный обзор того, как складывалась жизнь па­циентки и проходил анализ, первое время я не мог опре­делить причину этого тупика, и поскольку у пациентки, эмоционально выхолощенной, бездеятельной и нераз­борчивой в знакомствах женщины, выявилось тяжелое серьезное нарушение способности к установлению глубо­ких объектных отношений, а в анамнезе было установлено наличие тяжелых травм в детском возрасте, первоначаль­но я был склонен согласиться с аналитиком в том, что зна­чительно выраженные иарциссические фиксации препят-

ствовали установлению того минимума переносов, без ко­торых проведение анализа было невозможно. Вместе с тем симпатия к аналитику и заинтересованность в лечении противоречили такой пессимистической оценке; и тем не менее тупиковое положение, по всей видимости, воз­никло уже в самом начале лечения. Поэтому я попросил аналитика рассказать мне о первых часах анализа, обратив особое внимание на действия, которые могли быть вос­приняты пациенткой как отвержение.

К числу наиболее ранних трансферентных проявлений относилось несколько сновидений пациентки (которая была католичкой), содержавших образ вдохновенного, идеалистичного священника. Хотя эти ранние сновидения не были интерпретированы, аналитик вспомнил — вопреки некоторому сопротивлению, — что сказал пациентке, что он не католик. По всей видимости, он сказал об этом не в ответ на ее сновидения, а для того, чтобы хоть как-то ознакомить ее с актуальной ситуацией, поскольку, на его взгляд, чувство реальности у пациентки было слабым. Это событие, должно быть, оказалось очень важным для пациентки. Позднее мы поняли, что в качестве первого пробного шага при установлении переноса пациентка воссоздала установку идеализирующей религиозной преданности, существовав­шей в начале подросткового возраста, которая в свою очередь представляла собой реактивацию смутного благо­говейного страха и восхищения, пережитого в раннем детстве. Последующий материал из анализа пациентки привел нас к выводу, что эти ранние идеализации представ­ляли собой попытку избежать угрозы причудливых фанта­зий и напряжений, вызванных травматической стимуля­цией и фрустрацией со стороны ее страдавших тяжелой патологией родителей. Однако неосторожное замечание аналитика о том, что он не католик, то есть что он не такой человек, как священник из ее сновидений, что он не яв­ляется идеализированным благополучным и здоровым вариантом своей пациентки, — было воспринято ею как отвержение и привело к той тупиковой аналитической ситуации, которую после нескольких консультаций по по­воду пациентки и реакций на нее аналитика в дальнейшем удалось во многом преодолеть.

Я не фокусируюсь ни на специфическом значении исходного (идеализирующего) переноса, ни на специ­фическом воздействии ошибки аналитика — в данном случае она могла быть отчасти спровоцирована пациент­кой — в процессе анализа; мне бы хотелось здесь объяс­нить симптом контрпереноса. Отдельное наблюдение не позволяет сделать надежного вывода, однако сочетание факторов (среди них и то, что я наблюдал аналогичные эпизоды; один из них, произошедший со студентом, кото­рый проводил анализ под моим наблюдением, был почти идентичным) позволяет мне предложить следующее впол­не убедительное объяснение. Аналитически неоправдан­ное отвержение идеализирующих установок пациента обычно обусловлено защитным отражением болезненного нарциссического напряжения (переживаемого как сму­щение, застенчивость, стыд и даже приводящего иногда к ипохондрической озабоченности), которое возникает у аналитика, когда вытесненные фантазии его грандиоз­ной самости стимулируются идеализацией со стороны пациента.

Особенно часто чувство неловкости у аналитика, идеа­лизированного пациентом, возникает тогда, когда идеали­зация происходит рано и быстро, то есть когда она оказы­вает для аналитика неожиданной, и у него нет времени, чтобы эмоционально подготовиться к своим собственным реакциям на внезапный прорыв нарциссического идеализи­рующего либидо пациента. Разумеется, некоторый диском­форт, когда человек оказывается объектом явной и грубой лести, является универсальным феноменом (что вошло в поговорку: «Лесть в глаза унижает»), и поэтому даже те аналитики, которые не страдают чрезмерной нарцис-сической уязвимостью, могут испытывать искушение про­тиводействовать восхищению со стороны своих пациентов. Если такой чрезмерной уязвимости не существует, то эти реакции будут находиться под контролем и постепенно заменятся реакциями и установками, которые в большей мере соответствуют надлежащему развертыванию идеали­зирующего переноса (и внутреннему сопротивлению ему со стороны пациента), а также развитию аналитического процесса. Если же аналитик недостаточно осознает свою

неспособность терпеть нарциссическое напряжение и, в частности, если у него (вследствие идентификации и подражания или сама по себе) сформировалась стабиль­ная контртрансферентная установка, обусловленная его квазитеоретическими убеждениями или особыми харак­терологическими защитами, или (как это чаще всего и бы­вает) обусловленная и тем, и другим, то его эффективность в лечении некоторых групп нарциссических нарушений личности заметно снижается.

Не так уж важно, является ли отвержение идеализации пациента резким, что случается редко, или едва заметным (как в указанном случае), что случается довольно часто, или — что случается чаще всего — оно завуалировано корректными, но преждевременными генетическими и динамическими интерпретациями (например, преждевременным привле­чением внимания пациента к идеализированным фигурам из его прошлого или указанием на его враждебные импульсы и высокомерие, которые, возможно, лежат в основе идеали­зирующих представлений). Отвержение может выражаться в едва заметном излишнем стремлении аналитика к объек­тивности или в его голосе, в котором не чувствуется тепла; оно может также проявляться в тенденции к подшучиванию над восхищающимся пациентом или в высмеивании нарцис-сической идеализации в добродушной и шутливой манере. (См. в этой связи Kubie, 1971.)

Здесь можно добавить, что именно нарциссическая уязвимость побуждает многих чересчур веселых людей использовать эти специфические характерологические защиты, то есть они постоянно пытаются справиться со своим нарциссическим напряжением (включая напря­жение, порождаемое нарциссическим гневом) с помощью обесценивающих ситуацию и самоуничижительных шуток. (О различиях с точки зрения метапсихологии нарциссизма между веселостью и сарказмом, с одной стороны, и насто­ящим чувством юмора — с другой, см. Kohut, 1966a.)

И, наконец, чтобы завершить рассмотрение различ­ных способов, которыми аналитик может защищаться от открытой идеализации со стороны пациента, чувствуя себя подавленным своим собственным нарциссическим напряжением (или из-за которых он может не заметить

защиты, которыми пациент маскирует проявления тера­певтической реактивации идеализированного родитель­ского имаго), укажем на то, что нецелесообразно и даже опасно подчеркивать достоинства пациента в то время, когда он предпринимает попытку идеализирующего рас­ширения прочно укоренившихся нарциссических по­зиций и чувствует свою незначительность в сравнении с терапевтом — каким бы привлекательным ни казалось выражение аналитиком своего уважения к пациенту. Таким образом, на стадиях анализа нарциссических нару­шений личности, когда начинает зарождаться идеали­зирующий перенос, существует только одна правильная аналитическая установка — принятие восхищения.

Обусловлены ли эти ошибки, совершаемые аналитиком в ответ на проявления идеализирующего переноса, эндо-психическими констелляциями его психического аппарата, которые следовало бы назвать контрпереносами? Этот вопрос, который, надо добавить, может возникнуть также в связи с аналогичными феноменами, возникающими в про­цессе анализа реактивированной грандиозной самости при зеркальном переносе, приводит нас к ряду сложных, но те­перь уже знакомых проблем. Я опять-таки не буду останав­ливаться на тех моментах, которые связаны со значением термина «перенос», то есть на том, примем ли мы этот термин как относящийся к клиническому феномену, пони­маемому в его динамическом и генетическом аспектах, или в дополнение к тому, о чем говорилось выше, мы будем настаивать на более строгом метаисихологическом опреде­лении в рамках топографического, структурного и психо­экономического подходов (главы 8 и 9). Здесь я рассмотрю лишь более узкий вопрос: вызваны ли реакции аналитика прежде всего текущим напряжением или же его ошибочные реакции обусловлены особой постоянно существующей уязвимостью, которая связана с опасной мобилизацией специфических вытесненных бессознательных констел­ляций. Поскольку, по моему мнению, реакции аналитика мохуг объясняться каждым из вышеупомянутых причинных факторов, на этот вопрос нельзя дать общего ответа — к нему можно прийти лишь в результате аналитического исследования индивидуальных случаев.

Материал, полученный из анализа моих коллег, зани­мавшихся психоаналитическим лечением нарциссических личностей, а также мой собственный опыт самоанализа убе­дили меня в том, что эти ошибочные реакции могут быть связаны с любой из точек широкого спектра — от (а) от­дельных защитных реакций на ситуацию кратковременно возникшего напряжения до (б) реакций, являющихся со­ставной частью глубоко укоренившихся установок, связан­ных с контриереносом. В первом случае объяснение супер­визора или консультанта либо собственный самоанализ аналитика, проведенный по горячим следам, обычно помо­гают исправить ситуацию, если аналитик понимает значе­ние идеализирующего переноса и не препятствует спонтан­ному развертыванию аналитической ситуации. Временные затруднения в его работе объясняются в этих случаях тем, что, как отмечалось выше, определенная степень нарцис-сической уязвимости является универсальным феноменом и что открытая похвала и восхищение (особенно предвос­хищаемое напряжение, когда ожидается нарциссическая стимуляция) вызывают у большинства воспитанных людей дискомфорт и заставляют их защищаться. Однако специ­фическое глубоко укоренившееся сопротивление проявле­нию целостной идеализирующей установки можно распо­знать не только благодаря тому, что простые объяснения оказываются недостаточными для изменения вредоносной позиции аналитика, но и нередко благодаря характерным особенностям и ригидности ответов аналитика. Например, он может быть убежден, что за желанием пациента восхи­щаться аналитиком всегда скрывается враждебность; он мо­жет считать, что поддержание благоприятного раппорта с пациентом требует, чтобы аналитик проявлял скромность п реализм, и т.д. Поскольку одно из двух этих предполо­жений действительно может быть верным, если аналитик не имеет дела с идеализирующим переносом, его ошибку нельзя продемонстрировать, не указав на то, что она была совершена из-за ослабления профессиональной воспри­имчивости и эмпатической чувствительности. Обычно :>ти чувства становятся особенно явными, когда аналитику не удается постичь очевидное значение выражения па­циентом того, что аналитик его не понял. Если опытный

аналитик путает преувеличенную похвалу со стороны па­циента, сопровождающуюся намеками на бессознательную враждебность, с робкими попытками идеализации, кото­рые предпринимает анализанд (например, в своих сновиде­ниях), когда начинает устанавливаться идеализирующий перенос, то в этом случае, несомненно, должны быть за­действованы вызывающие нарушение (бессознательные) факторы. Столь же очевидно, что автоматический акцент в самом начале анализа на реализме аналитика при идеали­зации со стороны пациента нельзя объяснить ни чем иным, как желанием аналитика возразить в ответ на первые при­знаки проявления эдиповых стремлений у пациента, что он не является его родителем.

В письме Бинсвангеру (от 20 февраля 1913 года) Фрейд высказался о проблеме контрпереноса, которую он считал «одной из самых технически сложных в психоанализе», следующим образом. «То, что мы даем пациенту, — писал Фрейд, — должно предоставляться сознательно, а затем по мере необходимости проявляться в большей или мень­шей степени. Иногда в очень большой...» Далее Фрейд формулирует важнейший принцип: «Давать кому-то слиш­ком мало из-за того, что слишком сильно его любишь, означает — быть несправедливым к пациенту и совершать техническую ошибку» (Binswanger, 1956, р. 50).

Предыдущие рассуждения позволяют провести парал­лель между анализом нарциссических нарушений лич­ности и приведенным утверждением Фрейда по поводу контрпереносов при анализе неврозов переноса. Если при анализе невроза переноса реактивированные инцестуоз-ные объектно-либидинозные потребности пациента вы­зывают у аналитика сильное ответное чувство, которое им не осознается и не понимается, то он может формально и равнодушно отнестись к желаниям пациента, либо от­вергнуть их любым другим способом, либо даже их не за­метить. Во всяком случае его Эго не будет свободным в выборе ответа, соответствующего требованиям анализа, и он не будет способен, как это выразил Фрейд, созна­тельно предоставлять то, что он дает пациенту «по мере необходимости... в большей или меньшей степени...» Аналогичная ситуация может возникнуть при анализе

нарциссических нарушений личности, когда реактивация идеализированного родительского имаго вынуждает ана-лизанда воспринимать аналитика как воплощение идеали­зированного совершенства. Если аналитик не приходит к согласию со своей собственной грандиозной самостью, то он может отреагировать на идеализацию сильнейшим возбуждением своих бессознательных грандиозных фанта­зий. Под их давлением может произойти усиление защит, которые будут подкрепляться и конкретизироваться в от-нержении аналитиком идеализирующего переноса па­циента. Если защитная установка аналитика становится хронической, то возникает препятствие к установлению необходимого идеализирующего переноса и, как следст-ние, постепенного процесса переработки, сопровожда­ющегося преобразующей интернализацией в области идеализированного родительского имаго, не происходит. (-ужение свободы «рабочего Эго» аналитика (Fliess, 1942) обусловлено его неспособностью выдерживать специфи­ческие нарциссические требования пациента. Если пере­фразировать Фрейда, он не может позволить себе быть идеализированным «по мере необходимости... в большей пли меньшей степени».

Постепенное аналитическое устранение идеализиру­ющего переноса, происходящее на протяжении долгих периодов переработки (обычно на поздних стадиях ана­лиза), подвергает аналитика еще одному эмоциональному испытанию в этой области. Как уже отмечалось, в началь­ной фазе аналитик может почувствовать себя задавленным «пойми активированными нарциссическими фантазиями; мл завершающей стадии он может испытывать чувство |>биды из-за того, что пациент, который прежде его идеа-шзировал, теперь стал относиться к нему с меньшим пиететом.

Чрезмерная придирчивость и принижение аналитика иногда также встречаются на ранних этапах анализа в ка­честве защит против установления идеализирующего пере­носа. 11роницательному аналитику обычно нетрудно распо-шдть гонко замаскированное восхищение, которое в этих i i\ чаях скрывается за критическим отношением пациента. Разумеется, эти защиты требуют иного технического

подхода и вызывают у аналитика иные реакции, нежели нападки на него, предшествующие и сопутствующие отводу идеализирующего либидо. Понимание того, что он имеет дело с защитами пациента против установления идеализи­рующего переноса, как правило, предохраняет аналитика от развития неблагоприятных реакций, способных нару­шить его аналитическую позицию.

Однако нападки пациента на аналитика, встречающи­еся в периоды переработки на поздних стадиях анализа, и в самом деле подвергают его тяжелым эмоциональным испытаниям, поскольку большинство пациентов (в связи с их болезненным разочарованием в период проверки реальности, предшествующей отводу нарциссического либидо от аналитика) могут фиксироваться на некоторых действительных эмоциональных, интеллектуальных, фи­зических и социальных недостатках аналитика. Тем не ме­нее, по моему опыту, серьезные трудности в этой области (то есть реакции аналитика, ставящие под сомнение успех анализа) возникают нечасто. Относительная безвредность реакций, возникающих у аналитика в ответ на нападки пациента в процессе переработки последним своих идеа­лизации, объясняется рядом причин. Если нарциссиче-ская уязвимость аналитика велика (и особенно если его умения и опыт аналитического лечения нарциссических расстройств недостаточны), то у его пациентов не будет возможности достичь стадии, на которой можно систе­матически проработать идеализирующий перенос, и, сле­довательно, не наступит фаза, в которой происходит постепенный отвод нарциссического либидо от аналити­ка. Но если систематический процесс переработки в этой области приведен в действие, то сочетание двух факто­ров — (а) ослабления к этому времени склонности па­циента отвечать на ошибки аналитика чем-то большим, чем кратковременное нарциссическое и донарциссиче-ское эмоциональное отстранение, и (б) способности аналитика восстанавливать психическое равновесие па­циента после того, как он отыграл свое раздражение, вызванное эмоциональной холодностью или неверными интерпретациями аналитика, — смягчает вредное воз­действие реакций аналитика, которые могут вызывать

затруднения. Кроме того, отвод пациентом идеализиру­ющего катексиса происходит не так быстро, как происхо­дила первоначальная временная идеализация, и придир­чивость пациента обычно перемежается со спонтанным возвращением к прежней идеализирующей установке. Таким образом, аналитик начинает осознавать эти чередо­вания восхищения и презрения и становится способным с оптимальной объективностью относиться к нападкам на него пациента, поскольку может понять их в контексте потребностей аиализанда, возникающих во время анали­тического процесса. Он поймет динамическую взаимо­связь между нападками на него пациента, ослаблением идеализирующих катексисов и постепенным усилением определенных интернализированных нарциссических структур (например, идеалов пациента). Удовлетворение от достигнутого прогресса в решении трудной терапевти­ческой задачи и интеллектуальное удовольствие от пони­мания того, каким образом он был достигнут, представ­ляет собой эмоциональное вознаграждение, которое поддерживает аналитика в те моменты, когда аналити­ческий процесс становится для него особенно напря­женным.