«Судьба человека» Михаила Шолохова

Шел кровавый 1942-й. Фашистские войска подошли к самой Волге, и мир настороженно замер в ожидании вести о судьбе Сталинграда. И в эту напряжённую историческую минуту ожидания спокойствием и верой в конечную нашу победу прозвучали слова Леонида Леонова: «Когда стихнет военная непогода, и громадная победа озарит дымные развалины мира, и восстановится биение жизни в его перебитых артериях, лучшие площади наших городов будут украшены памятниками бессмертными. И дети будут играть среди цветов у их гранитных подножий и грамоте учиться по великой заповеди, начертанной на камне:

-Любите родину свою, как мы её любили!..»

Памятником нерукотворным, по которому и по сей день всё новые и новые поколения учатся этой любви, стали и книги советских писателей о жестоких днях и ночах Великой Отечественной, о ратном подвиге советского человека, поднявшегося по зову партии на защиту социалистической Родины, Страны Советов. В каждой из них как бы отлита в слове правда ратного подвига защитника Отечества. Написанные по горячим следам событий, они свидетельствуют о разделенности судьбы советской литературы с судьбой воюющего народа. Слово писателя, звучавшее верой в победу над врагом, крепило духовную крепость страны, вселяло мужество, отвагу, храбрость в душу бойца и народного мстителя, было весомым подспорьем слову командира и политработника на поле брани.

Сегодняшний читатель, конечно же, не так обострённо воспринимает произведения военных лет. Но и его не оставят равнодушными картины жизни соотечественника в огне войны. И дело тут не только в самом жизненном материале, положенном в основу каждого произведения, но и в художественном уровне, на каком выполнены они. Именно этот высокий идейно-художественный уровень не позволил времени покрыть их пылью забвенья. Труд каждого из писателей нёс в себе искреннее желание сохранить в памяти людской живые черты современника, в меру своих сил передать то, что потрясло сердце правдой подвига героя. В этом художники были едины. А жизнь людей в огне войны слагала для советской литературы легенды, рождала подвиги, которые навеки оставляли в списках бессмертных имена многих «рядовых» людей. Легендарное становилось реальным, а реальное уходило в легенду.

Показывая народ на войне через судьбы героев, наша литература стремилась раскрыть диалектику души советского человека-война, показать духовные и физические силы его, которые вселяли в его богатырское сердце жгучую ненависть к врагу и поднимали даже мёртвого над бруствером окопа, чтобы последнюю пулю пустить во врага, последней гранатой подорвать ползущее по родной земле стальное чудовище.

Война выдвигает своеобразный, сугубо фронтовой критерий оценки человека: готов ли он безоговорочно пожертвовать собой во имя Родины? Все остальные свойства характера, душевные переживания становятся как бы периферией его внутренней жизни. Но для художника именно отсюда, с «периферии», начинается исследование мира отдельного человека, и потому он становится нам близким и понятным, и потому столь естественно вместе с ним, с героем, мы приходим к его подвигу. Это оказывается возможным потому, что здесь, на «периферии» человеческих свойств, качеств, черт характера, яснее видны социальные, психологические, нравственные истоки личности, которые одухотворяют мысли и чувства человека и вдохновляют его на подвиг, на героическое самопожертвование.

Рассказы и повести, создававшиеся в ходе Великой Отечественной войны, буквально впитывали в себя дыхание документа, а то и оперативную сводку с места событий. Нередко выше любой Фантазии. Чувство историзма, донельзя обострённое в художнике, позволяло переплавить документ, оперативную сводку, информацию в художественное свидетельство жизни народа в огне войны, в будничном и внешне неприметном факте, явлении, событии открывалось то значимое и значительное, особенное и непреходящее, что составляло сущность нашего строя, советского образа жизни.

Органично связан с ними и вместе с тем качественно отличён от них рассказ Михаила Шолохова «Судьба человека», созданный писателем спустя десять лет после победного завершения Великой Отечественной войны. Рассказ запечатлел в новом её измерении и осознании, когда на первый план выдвинулась не задача мобилизации духа соотечественника в схватке с врагом, а искреннего сострадания народной беде, разделённой на частные человеческие судьбы. Рядовой человек, испытывавший в литературе предыдущих десятилетий осязаемое воздействие примера сильных личностей, должностных наставлений и рекомендаций или же представавший в апофеозе своего противостояния врагу, в рассказе Шолохова оказывается главной фигурой, героем времени и народной трагедии. Исполненный высокого гуманизма и сострадания, рассказ-исповедь стал выдающимся явлением в отечественной литературе.

А история его создания, по разным свидетельствам, предстает таковой. Приехав в субботу 8 декабря 1956 года в Москву, Михаил Александрович прямо с вокзала позвонил в «Правду» и предупредил, что скоро приедет в редакцию со своим новым рассказом. В шесть часов вечера в кабинете главного редактора он стал читать собравшимся сотрудникам начало рассказа. Прервав неожиданно чтение, заметил: «Это то, что успел написать… А дальше будет так…» И он продолжил связный рассказ уже без текста, по памяти. Пообещав завершить рассказ до нового года, он выполнил своё слово. 29 декабря 1956 года он прочитал сотрудникам «Правды» рассказ целиком. А уже через день-31 декабря 1956 года - в «Правде» вышла первая половина рассказа, а 1 января 1957 года - его окончание.

Сам же замысел возник в первый послевоенный год, когда писатель встретился с прототипом Андрея Соколова. С ним был мальчик, которого он звал сынком. И в минуты ожидания парома через Дон у них – у автора, принятого новым знакомым за «брата шофера», и у встречного им сутулого человека – завязалась беседа, из которой и вызрел в душе художника рассказ «Судьба человека».

Не случайно это название. Не судьба Андрея Соколова, а именно судьба человека. По сути, в этом факте выражён основной закон подлинного художественного исследования бытия, который исповедовали и исповедуют большие художники. В самом деле, не характер Егора Дремова писал Алексей Толстой, а русский характер, который собирался им непросто из десятков и сотен черт и черточек, но и из собственного представления об изображаемом предмете. Вот почему в «Судьбе человека» почти нет частной истории или какого-то частного происшествия. Напротив, частная жизнь Андрея Соколова вобрала в себя глубоко типичное из жизни миллионов людей, что и позволило писателю осмыслить личную жизнь в свете трагического существа самой эпохи.

Чутьём большого художника Михаил Шолохов уловил истинный смысл широты героического, проникнув в самую сердцевину человеческого понимания даже необыкновенного деяния, которое тем не менее воспринималось свершившим его как нечто обычное, ординарное, ибо ратным подвиг для воина всегда схож с тяжкой и неизбежной работой. В таком художественном прочтении героического деянии человека и скрыт тот внутренний эмоциональный заряд, который освещает внешне неприметное, будничное подлинной красотой. Это срабатывает в контрасте восприятия изображённого: нашего отношения к нему как к чему-то незаурядному, даже высокому и отношения к нему же героя как к самому будничному делу.

Именно такое художественное прочтение ратного подвига восстановил в военной прозе Михаил Шолохов в «Судьба человека». Он как бы взорвал перемычка между вынесенном из войны опытом фронтовиков, ставших позднее известными писателями, и литературы военных лет. Перемычку составляли многие повествования о войне, появившиеся в последние годы, которые изображали войну как цепь сплошных побед и героических свершений наших воинов. Оказалась что у каждого была своя воина. И не такая мажорная. Особо остро это ощутилось спустя десятилетия после неё. Опыт Шолохова – достояние всех. Но не каждому оказалось по силам подняться до той эпической масштабности, какая отличает его рассказ. Но это уже другой разговор…