170 * Глава третья

старается установить новые аргументы в пользу тех догматов, которые

отвечают ей анафемой. Это явление, все более и более редкое в наше

время, было в различных, но по существу сходных формах очень

обыкновенным в далеком прошлом. В древности боги побежденных

общин всегда преклонялись перед богами общин-победительниц,

которые третировали их с глубочайшим презрением; это значит, что

догматы побежденного делают все возможное, чтобы показаться

способными подтвердить догматы победителя, презрительно от

талкивающие от себя эту унизительную помощь. С другой стороны,

почти столь же важной, тем же путем устанавливалось и согласие

суждений в первобытных цявилизациях. Нет ничего труднее согласовать,

как гордости, ничто не противится сильнее социальному объединению.

Но ведь гордость - это суждение, при помощи которого каждый

оценивает себя высоко и считает себя выше своих ближних. После

сражения победа уничтожает гордость побежденных и настолько же

поднимает гордость победителей. Тогда побежденные, продолжая все-

таки иметь высокое мнение о себе, начинают искренно восхищаться

своими победителями, которые, с своей стороны, величественно

презирают их. Этим восхищением первые подтверждали то высокое

мнение, какое имели о себе вторые, а этим презрением последние

опровергали уважение, какого первые еще считали себя заслу

живающими. Так получает свое начало равновесие самолюбий и

верований, а также интересов и страстей; хотя оно было и неполно,

оно все-таки было довольно устойчиво и благодаря ему формировались

и окрепли в отдаленные от нас времена первые сколько-нибудь

обширные социальные группы, первые империи, как, например, в

Ассирии и Египте.

Вторая форма согласия (случай 6-й) проявляется обыкновенно как

уклонение от первой, смягчение которой она представляет. Обратимся

сначала к телеологии; эксплуатирующий под влиянием услуг, получаемых

им от эксплуатируемого, мало-помалу перестает худо обращаться с ним

и соглашается не причинять ему ни добра, ни зла. Человек из охотника

превращается в пастуха; сначала он ограничивался только тем, что

убивал животных для своего пропитания, а потом он их приручает,

Историческая последовательяосп логических состояиий 171

обращает себе на пользу их инстинкты, пьет их молоко, стрижет их

шерсть и в вознаграждение за эти очевидные благодеяния оставляет

им жизнь, по крайней мере, до тех пор, пока они могут быть ему таким

образом полезными. Точно так же за антропофагией или за истреб

лением пленных путем употребления их на производство громадных и

губительных работ следует рабство в том его виде, в каком знала его

греческая и римская древность или даже и наше время, - род

человеческого одомашнивания, когда пастух из-за собственных выгод

заботливо печется если не об удобствах, то о сохранении в целости

своего стада. То же отношение, но в другом новейшем смысле

наблюдается в том случае, когда изобретатель или ученый, истинный,

добровольный раб своей страны, не из покорности, а из само

отверженности служащий ее реальным и постоянным интересам или

ее настоящему мимолетному желанию, оказывается настолько счаст

ливым, что не получает в обмен за свои труды ни наказаний, ни наград,

ни унижении, ни почестей и имеет возможность спокойно продолжать

свою жизнь. В сфере психологии мы видим, что после того, как люди

стали представлять себе внутреннее равновесие желаний как невыно

симую тиранию одного из них над остальными, в душе их возникает

новый тип, все еще суровый, но уже не столь жестокий, часто

встречающийся в периоды полуцивилизации. Господствующая страсть,

гуманизировавшись, начинает тогда относить снисходительно и

позволяет спокойно пастись у своих ног стаду менее важных желании

при условии, что они идут за ней к ее цели. Уравновешенные души

предыдущего периода были круты совсем на другой манер. Начиная с

этого одностороннего утилитаризма, мораль направляется по пути к

взаимному утилитаризму будущего. В мире живых существ сюда

относятся все те случаи паразитизма, когда паразит не приносит

заметного вреда эксплуатируемому им индивиду. Какое количество

неопасных микробов живет в нас! Совершенно естественно думать, что

этот род безобидного паразитизма стремится к непрестанному развитию

и, напротив, значение паразитизма вредного, именно в силу его

вредоносности, все уменьшается. Бесконечное множество видов должно

было погибнуть в великой зоологической борьбе, ослабленных и осуж-