Ломоносов Михаил Васильевич 19 ноября 1711 года - 4 апреля 1765 года
Детство М. В. Ломоносова
Осенью 8 ноября (по новому стилю — 19 ноября) 1711 года жена крестьянина Василия Дорофеевича Ломоносова Елена Ивановна Сивкова родила сына — Михайло. Произошло это в деревне Мишанинская (ныне — село Ломоносово), которая раскинулась недалеко от Холмогор, на одном из многочисленных островов в устье Северной Двины при впадении в Белое море. Первые годы своей жизни маленький Михайло находился на попечении своей матери. От нее он унаследовал тонкий художественный вкус, поэтическое восприятие мира, добросердечность и деятельную отзывчивость.
«На берегах Ледовитого моря, подобно северному сиянию, блеснул Ломоносов. Ослепительно и прекрасно было это явление!»
Холмогоры, Архангельская область суровый климат и суровые нравы. Воспитание поморцев было строгим: абсолютное подчинение старшим, аскетичность, строгость, смирение. И только на воле можно было проявлять силу, храбрость, смекалку. Ломоносов впоследствии писал: «Отличаются лопари одною только скудностью возраста и слабостью силы — затем, что мясо и хлеб едят редко, питаясь одною почти рыбою. Я, будучи лет четырнадцати, побарывал и перетягивал тридцатилетних сильных лопарей. Лопарки хотя летом, когда солнце не заходит, весьма загорают, ни белил, ни румян не знают, однако мне их видеть нагих случалось и белизне их дивиться, которою они самую свежую треску превосходят — свою главную и повседневную пищу».
Михайло рос крепким физически мальчиком и поэтому вскоре стал первым помощником по хозяйству в доме: ухаживал за скотиной, полол грядки и собирал урожай. В 10 лет Михайло уже брали на рыбный промысел. Лучше всего о поморском ребенке — Михайло Ломоносове — написал Борис Викторович Шергин: « Вижу Михайлушку Ломоносова юнгой-зуйком на отцовском судне... Двинская губа только что располонилась ото льда. Промысловые ладьи идут в море. Многопарусная "Чайка" Ломоносовых обгоняет всех. Михайло стоит на корме и дразнит лодейщиков, протягивает им конец корабельного каната — нате, мол, на буксир возьму. Лодейщики ругаются, а Михайло шапкой машет: "До свиданья, дожидаться недосуг"».
Условия Русского Севера оказали значительное влияние на становление характера Ломоносова, на формирование его представлений и идеалов, выковали свободный характер будущего великого учёного. Здесь в помине не было манголо-татарского ига, не было помещичьего землевладения. Архангельск всегда был большим городом, через который шла торговля с западными странами.
Пытливый ум Михайло подмечал в окружении детали, пытался мысленно соединить их в логически связанную систему и, если не получалось, задавал вопросы: «У солнца свет самородный? А звёзды? Маменька сказывала: лампады ангельские... А молния? А край земли близко ли? А почто немцы говорят несходно с нами?» (Б. Шергин)
Замечал он и красоты Севера, которые позже вылились в стихи:
Достигло дневное до полночи светило, Но в глубине лица горящего не скрыло, Как пламенна гора казалось меж валов И простирало блеск багровый из-за льдов. Среди пречудныя при ясном солнце ночи Верьхи златых зыбей пловцам сверкают в очи.
Время, проведенное среди множества церквей и верующих, среди скудной природы и сурового климата, среди нежных чувств и строгих нравов, сформировало у Михайлы противоречивый характер. Будущего гения отличали:
стойкость к невзгодам и лишениям, к обидам и насилию,
трепетные чувства к любимой матери и глубокое уважение к отцу,
чувство языка, способности к изучению иностранных языков,
осознание своих корней, сочетающееся с забыванием малой родины,
терпимость к неразумному поведению окружающих,
беспричинные вспышки ярости,
смирение перед Всевышним и глубокая вера в Божью помощь,
преобладание гордыни над разумом,
гибкость в принятии решений,
неуклонное движение к своей правде, не выбирая средств,
упрямство и стойкость во взглядах, в позициях,
работоспособность, нередко во вред своему здоровью,
готовность принять ответственность за многие решения,
глубина мышления и в то же время поверхностность,
гениальная способность предвидеть будущие научные открытия,
неумение вести хозяйство и планирование производства,
неистовая любовь к Родине и ценностям страны, к народу,
страстное желание к познанию нового.
Когда Ломоносову исполнилось 9 лет, произошла трагедия: от жестокой горячки умерла его мама. Новая мачеха невзлюбила Михайло. Особенно ее недовольство вызывало увлечение Ломоносова чтением книг, она считала, что юноша должен больше работать. Мачеха постоянно старалась навлечь на Михайло гнев отца. Через много лет М. Ломоносов написал о себе:
Меня оставил мой отец,
И мать ещё в младенчестве...
С 10 лет Михаил начал помогать отцу в море. Ранней весной они отправлялись на промысел и возвращались домой только поздней осенью. Они ходили в дальние плавания в Северный Ледовитый океан, к Новой Земле и Шпицбергену,
Трудные морские переходы физически закалили Михаила, развили его ум и наблюдательность. Он учился мореходному делу, знакомился с промыслом морского зверя, наблюдал приливы и отливы, бури в океане, полярные льды, северное сияние.
Любознательный юноша познакомился с жизнью и обычаями народов севера. В последствии, возглавив географический департамент Академии наук, Ломоносов организовал экспедицию в Арктику. Ломоносов хорошо понимал значение перехода от случайного накопления знаний об Арктике к систематическим научным поискам и наблюдениям. Для него естественным предвидением благоприятного исторического пути России был путь освоения несметных богатств Русского Севера. Этому он посвятил значительную часть своей жизни и научной деятельности. Великий Помор принял меры к составлению нового географического атласа России. Почти 250 лет назад, в 1763 г., в своей работе «Краткое описание разных путешествий по Северным морям…» подчеркивал, что «России могущество будет прирастать Сибирью и Северным океаном». Ломоносов собрал все ранее имевшиеся сведения и обосновал возможность плавания Северным морским путем. По его предложению была организована экспедиция, начальником которой был назначен капитан-командор В.Я. Чичагов. Ученый одновременно работал над научным трудом «Рассуждение о большей точности морского пути…», где в полной мере использует свой богатый морской опыт на зверобойном промысле и перевозке грузов на Белом море.
Первым учителем Ломоносова был крестьянин той же Куростровской волости Иван Шубной, сын которого Федот Иванович Шубин впоследствии, вероятно не без содействия Ломоносова, состоял при Академии художеств. Помощь в обучении оказал и дьячок местной Дмитровской церкви Сабельников. Учение шло легко, и мальчик "через два года учинился, к удивлению всех, лучшим чтецом в приходской своей церкви". Сначала его любимым чтением были "жития святых, напечатанные в прологах, и в том был проворен, а притом имел у себя природную память: когда какое житие или слово прочитает, после пения рассказывал сидящим в трапезе старичкам сокращеннее на словах обстоятельно"
В возрасте 12 лет Ломоносов быстро научился читать и писать без ошибок. Односельчане обращались к молодому грамотею с просьбой написать ту или иную бумагу.В деревне его считали лучшим чтецом, поэтому в церкви он читал для прихожан «Священное писание».Первыми учебниками, открывшими Ломоносову «врата учености» стали «Грамматика» Мелентия Смотрицкого, «Арифметика» Леонтия Магницкого. Михайло не расставался с ними в течение многих лет, выучил наизусть.
Страсть к знаниям, проблемы в семье заставили молодого Ломоносова принять решение оставить родной дом и отправиться в Москву для того, чтобы “поступить там в ученье”. В декабре 1730 года из Холмогор в Москву отправлялся караван с рыбой. Ночью, когда в доме все спали, Ломоносов надел две рубахи, нагольный тулуп, взял с собой подаренные ему соседом «Грамматику» Смотрицкого и «Арифметику» Магницкого и отправился вдогонку за караваном. На третий день он настиг его и упросил рыбаков разрешить идти вместе с ними. Ломоносову тогда было девятнадцать лет. Через три недели будущий ученый прибыл в Москву, где он никого не знал.
УЧЕБА ЛОМОНОСОВА В МОСКОВСКОЙ СЛАВЯНО-ГРЕКО-ЛАТИНСКОЙ АКАДЕМИИ
Когда М. В. Ломоносов поступил в Славяно-греко-латинскую академию в Москве, ему было 19,5 лет и он оказался по возрасту самым старшим учеником в младших классах. Поэтому первое время учиться Ломоносову было морально нелегко. Младшие школьники показывали на него пальцами и смеялись над ним, крича: «Смотрите, какой болван лет в двадцать пришел латине учиться. Трудно приходилось Ломоносову и с деньгами. Рослому и физически здоровому юноше тяжело было жить на скромную стипендию, составлявшую в первых шести классах 3 копейки в день, а в двух старших классах — 4 копейки в день. Впоследствии М. В. Ломоносов вспоминал; «Обучаясь в Спасских школах, имел я со всех сторон отвращающие от наук пресильные стремления, которые в тогдашние лета почти непреодоленную силу имели. С одной стороны, отец, никогда детей кроме меня не имея, говорил, что я, будучи один, его оставил, оставил все довольство (по тамошнему состоянию), которое он- для меня кровавым потом нажил и которое после его смерти чужие расхитят. С другой стороны, несказанная бедность: имея один алтын в день жалованья, нельзя .было иметь на пропитание в день больше как на' денежку хлеба и на денежку квасу, прочее на бумагу, на обувь и другие нужды. Таким образом жил я пять лет и наук не оставил».
С родных мест Михаиле Ломоносову писали также, что, зная его отца достаток, многие уважаемые поморы могли бы отдать за него своих дочерей, если он вернется на Куростров. Писали ему, по-видимому, по просьбе отца, который в 1732 г. вновь овдовел и остался в доме один с двухлетней дочерью Марьей. Вступать в четвертый брак церковными правилами запрещалось.
Благодаря большим способностям и огромному трудолюбию М. В. Ломоносов в первый год закончил три класса Академии и уже мог писать стихи на латинском языке. Затем он выучил греческий язык. Юноша много работал в библиотеке Академии и в других доступных ему московских библиотеках, читал русские рукописные и печатные книги, летописи, труды латинских и греческих авторов. Чтобы заработать немного денег, он занимался с детьми священника и отправлял в Заиконоспасском монастыре пономарскую должность. М. В. Ломоносову помогал также земляк Федор Пятухин, который каждый год приезжал в Москву по торговым делам, посещал его «и временно по недостатку его снабдевал деньгами, коих и задавал ему до семи рублей, а получил от него при отъезде его за море в Санкт-Петербурге».
Поскольку Славяно-греко-латинская академия готовила служителей церкви, то в ней уделялось мало внимания изучению естественных наук, к которым в особенности тянулся М. В. Ломоносов. Поэтому ,в поисках более глубоких знаний по физике и философии он с разрешения ректора Спасских школ осенью 1733 г. уехал учиться в Киево-Могилянскую духовную академию. О пребывании М. В. Ломоносова в этом учебном заведении говорят многочисленные пометки, оставленные им на полях старинных книг и летописей. Однако Михаиле не удалось найти в Киеве ничего нового по сравнению с тем, что он изучал раньше, и в 1734 г. он вернулся в Московскую академию.
4 Загадки Ломоносова
Первая загадка касается отца будущего учёного. Василий Ломоносов рано осиротел и жил на подворье у своего дяди. В описи 1710 года он отмечен бедным 30-летним холостяком; в том же году он женился на дочери просвирни Елене Ивановне Сивковой. В ноябре 1711 года у них родился сын Михаил. Удивляет, что по описи 1722 года, через десять лет, Василий превратился в богатейшего человека Архангельского края: у него появилась большая усадьба, рыбные промыслы, пруд для рыбы, самый крупный в Архангельске двухмачтовый корабль на 90 тонн. Судно стоило тогда 500 рублей, деньги огромные! Как он сумел заработать такое богатство? Неужели и впрямь "кровавым потом", как писал об этом позже Михайло Ломоносов? Отношения отца с сыном трудно назвать идиллическими. Мать Михаила умерла, когда ему было 9 лет. Василий после этого ещё дважды женился, но сыновей у него больше не было. Тем не менее относился он к единственному сыну очень сурово, часто бил его - и Михаил отвечал отцу сходными чувствами. Не является ли это косвенным свидетельством в пользу того, что Василий не был родным отцом гения? Через много лет М. Ломоносов написал о себе: Меня оставил мой отец, И мать ещё в младенчестве... Странные слова! Ведь в действительности сын сам бросил отца и семью и в декабре 1730 года с обозом ушёл в Москву. Ушёл единственный наследник богатейшего промышленника Архангельска! Почему произошёл разрыв с отцом? Только ли из-за "злой мачехи"?.. Ведь они никогда более не виделись, разрыв оказался на всю жизнь. Сын прозябал в Москве на три копейки в день, а отец, жертвуя огромные по тем временам деньги на строительство храма и замаливая какие-то неведомые грехи, не послал ему ни гроша. Михаил, "сшибая рубли" у заезжих архангельских мужиков в Москве, у отца не попросил ни копейки. Можно сказать, что характеры у обоих оказались железными, но откуда такая взаимная неприязнь? С другой стороны, Михаил Ломоносов буквально боготворил Петра I. Можно сказать, "как отца родного". Посвящал ему оды, мозаичные картины... А однажды и вовсе сказал: "Ежели человека, Богу подобного по нашему понятию найти надобно, кроме Петра Великого - не обретаю!" Так, может быть, справедлива молва? Столько загадок, совпадений... Увы, непредвзятое обращение к фактам охлаждает пыл сторонников версии о "Михаиле Петровиче Ломоносове". Действительно, государь был в Архангельске трижды: в 1693, 1694 и 1702 годах. Новый 1711 год встретил царь в Петербурге, а 17 января он выехал в Москву, где и пробыл до своей свадьбы с Екатериной 16 марта 1711 года. В то же время мать Ломоносова - Елену Ивановну, выдали замуж в конце 1710 года, притом совсем юной девушкой. Так что времени для "посторонних контактов", да ещё с самим царём, у неё просто не было. Это, впрочем, не доказывает, что именно Василий был родным отцом Михайлы. Но вот существует ещё один факт, не ставящий прямо точку в вопросе о "метрике" великого учёного, но заставляющий о многом задуматься. В 1741 году, возвращаясь из Германии в Россию после учёбы, Михаил Ломоносов увидел на корабле страшный и провидческий сон. Ему приснился его отец (?!), Василий Ломоносов, погибающий на безвестном острове после кораблекрушения. Отец просил сына похоронить его по-христиански. Едва пристали к берегу, Михаил Васильевич сообщил в Архангельск совершенно точное место, где следует искать пропавшего без вести отца. Поморы поплыли на остров, действительно нашли тело Василия Ломоносова и похоронили его. Но даже если отцовство Ломоносова - загадка мнимая, то всё равно в его биографии многовато жирных вопросов.
Вот, скажем, обучение Михайлы. Указ Святейшего Синода от 7 июня 1723 года строжайше запрещал принимать крестьянских детей в Московскую Заиконоспасскую славяно-греко-латинскую академию. Михайло был в неё принят вопреки этому запрету в январе 1731 года. Правда, он солгал и назвался дворянским сыном, но в руководстве академии тоже не простаки сидели, они быстро всё проверили и, конечно же, выявили ужасный по тем временам обман. Казалось бы, Ломоносова должны были с позором и поношением изгнать из академии! Ан нет, его зачисляют учеником с жалованьем (а по современным понятиям - со стипендией) 10 рублей в год. Вопрос: почему же Михайлу не выгнали, когда обман раскрылся? Ведь со Святейшим Синодом во все времена шутки были плохи, по влиятельности эта организация ничуть не уступала ГПУ или КГБ нашей эпохи! А дальше - ещё удивительнее: "мужика" Михайлу отправляют из Москвы в Петербург, где в марте 1736 года Кабинет министров России (!) утверждает его кандидатуру вместе с двумя дворянскими детьми в длительную командировку за границу: Англию, Голландию и Францию - "для смотрения славнейших химических лабораторий". На дорогу М. Ломоносов получает 300 рублей, а на ежегодное проживание казна отпускает ему по 400 рублей: деньги по тем временам просто огромные. Конечно, талантлив был Михайло Васильевич, но сколько талантов безвестно сгинули в России, подобно бессмертному лесковскому Левше... Почему так везло крестьянскому сыну, кто его продвигал и за что? В крепостной стране, где происхождение и знатность веками определяли стиль поведения, а крестьяне вообще не имели никаких прав, крестьянский сын выделяется необыкновенно смелым, если не сказать дерзким, поведением. В декабре 1739 года учитель Ломоносова в Германии, во Фрейберге, горный советник Генкель рапортовал в Российскую академию о дерзости своего ученика: "Поручил я Ломоносову работу, какую обыкновенно и сам исполнял (растирать в ступке соли ртути. - А.П.), но он мне дважды наотрез ответил: "Не хочу!" Далее он страшно шумел, колотил изо всей силы в стену, кричал из окна, ругался..." И всё сошло буйному студенту. Генкель, следуя указаниям Петербургской академии наук, резко сократил расходы на содержание русских студентов и оповестил всех в городе, чтобы им ничего не давали в долг. Это сильнейшим образом обозлило Михайлу, тем более что в Марбурге дочка его квартирной хозяйки - вдовы Цильх - Елизавета Христина родила Михайле дочь, которой он не мог теперь оказать материальной помощи. Да и на винцо, которое Ломоносов всегда жаловал, не хватало. Вместе с недовольством приземлённой учёбой у Генкеля всё это толкнуло его на следующую дерзость: он самовольно покидает Фрейберг с единственным желанием вернуться в Россию. Попытка встретиться с российским консулом оказалась неудачной, и Ломоносову ничего не оставалось делать, как возвратиться в дом вдовы Цильх. Было поставлено и условие - брак с её дочерью. Венчание с Елизаветой (он прожил потом с ней всю жизнь) в церкви реформатской общины Марбурга Михаил счёл за вынужденную шалость, скрыл по приезде в Петербург и не любил вспоминать впоследствии. Очередная ломоносовская загадка - как после всех этих "предерзостей" встретил его всесильный тогда правитель Академической канцелярии И.Д. Шумахер. Весьма посредственный учёный, но примерный интриган (из-за его интриг впоследствии покинули Петербургскую академию великий математик Эйлер и астроном Делиль) - будущий злейший враг М.В. Ломоносова, Шумахер по непонятной причине весьма милостиво принял набедокурившего русского студента и зачислил в штат академии. Может быть, в обмен на прощение грешков он рассчитывал залучить Михайлу в круг своих безусловных сторонников? В таком случае Шумахер жестоко просчитался. Ломоносов недолго благодарно помалкивал. Вскоре на престол взошла дочь Петра Великого Елизавета, и одновременно в академических низах поднялась буча против самоуправства Шумахера. На немецкого профессора подали жалобу, расследованием по которой стала заниматься специальная комиссия. И Ломоносов, по своему обыкновению, открыто и неукротимо возглавил "антишумахерство". В частности, в апреле 1743 года Михайло Васильевич устроил свой знаменитый пьяный скандал в стенах академии. В отчёте записано "...поносил профессоров отборной руганью, называл их ворами и такими словами, что и писать стыдно, и делал против них руками знаки самым подлым и бесстыдным образом..." Возможно, и за дело ругался бывший помор, довели его до отчаяния засевшие в русской академии бездарные и вороватые немцы, считавшие русского учёного "диким туземцем". Но оскорбление было публичное и невиданно громкое, за это полагались тюрьма и каторга, а поплатился М. Ломоносов... лишь коротким домашним заключением и небольшим вычетом из жалованья. А ведь врагов у него было много - и вполне возможно было использовать дебош в академии против учёного. Достаточно вспомнить ужасные своей несправедливостью отзывы о Ломоносове во время его похорон в апреле 1765 года. В лице знаменитого в то время поэта А. Сумарокова проявилась "творческая интеллигенция": "Угомонился дурак и не будет более шуметь!" Наследник престола и будущий император Павел отразил мнение царского двора: "Что о дураке жалеть, казну только разорял и ничего не сделал..." Очень немногие современники были в силах оценить "странный гений" М.В. Ломоносова. Пожалуй, глубже всего об этом феномене спустя век сказал поэт Н.А. Некрасов : "Как архангельский мужик по своей и Божьей воле стал разумен и велик". Его явление похоже на некий стихийный резонанс из народных глубин на зычную трубу Царя-преобразователя. Ломоносова и Петра I сближает не кровное, а "разумное" родство: та же неистовая, романтическая любознательность, жажда объять мыслью все науки и искусства, тот же действенный, беспокойный и несусальный патриотизм. Вопреки тому, что до сих пор пишут в наших школьных учебниках, - не открывал М.В. Ломоносов закон сохранения материи (помните знаменитые заковыристые словечки "сколько чего убудет" и т.д.). Это сделали до него, он лишь переформулировал закон своими словами и успешно применял его в исследованиях. И вообще Ломоносов не сделал ни одного мирового научного открытия: в науке он был поэт и государственный деятель. Но для России при этом он значил больше, чем Ньютон или Эйнштейн. Загадки Михайлы Васильевича остаются без отгадок. Примеряя по себе, мы хотим увидеть за ними банальную протекцию, чью-то "волосатую руку". Но гении на то и гении, что в их судьбу вмешиваются силы, не подвластные нашему уму. И словно специально для размышлений потомков оставляют в их биографиях широкие поля.
Вклад М. Ломоносова в организацию химии как науки
«Испытание натуры трудно, слушатели, однако приятно, полезно, свято». М. В. Ломоносов
Ломоносов был одним из величайших новаторов в истории химии всех времен. Он по-новому осознал роль и значение химии, ее место среди наук, изучающих природу. Он впервые стал называть химию наукой, в то время как западноевропейские химики еще определяли ее как «искусство разложения тел смешанных на их составные части или искусство соединения составных частей в тела», как писал в своих «Основаниях химии» Георг Шталь (1723) и многие другие до самого конца XVIII века. А для Ломоносова химия — «наука изменений» — учение о процессах, происходящих в телах. Это ломоносовское определение химии близко современному ее пониманию.
Ломоносов имел отчетливое представление о химически чистом веществе и реактиве, о чем почти не помышляли западные химики и отчего происходила постоянная путаница в опытах. Ломоносов же еще в 1745 году, составляя план химической лаборатории, выдвигал непременным условием для успешного исследования наличие химически чистых веществ и реактивов. «Нужные и в химических трудах употребительные материи сперва со всяким старанием вычистить, чтобы в них никакого постороннего примесу не было, от которого в других действах обман быть может».
Лаборатория Ломоносова располагала целым набором различных весов. Здесь были большие «пробные весы в стеклянном футляре», пробирные весы серебряные, несколько ручных аптекарских весов с медными чашками, обычные торговые весы для больших тяжестей, однако отличавшиеся большой точностью. Точность же, с какой Ломоносов производил взвешивания при своих химических опытах, достигала, в перево-де на современные меры, 0,0003 грамма.
Выполненная в 1754 году под руководством Ломоносова диссертация Василия Клементьева носила харак-терное название: «Об увеличении веса, которое некоторые металлы приобретают при осаждении» и была целиком построена на точных измерениях.
Новый подход к задачам химии, пристальное внимание к весовым отношениям привели Ломоносова к замечательным опытам над окислением металлов, надолго опередившим позднейшие опыты французского химика Лавуазье и давшим те же результаты.
В своей лаборатории Ломоносов вел большую исследовательскую и научно-техническую работу, выполняя поручения различных ведомств. Он производил анализы минералов и. образцов руд, присылаемых со всех концов России, в том числе и с нашего Севера. Так, в 1752 году он пробовал «признаки руд», найденные дьячком Семеном Пономаревым из Троицкого погоста Устюжского уезда.
Около 1750 года Ломоносов занимается составлением рецептуры фарфоровых масс и закладывает основы научного понимания процесса приготовления фарфора. Он впервые в науке высказывает правильную мысль о значении в структуре фарфора стеклообразного вещества, которое, как он выразился в «Письме о пользе Стекла», «вход жидких тел от скважин отвращает».
Химическая практика была для Ломоносова средством для общего подъема химических знаний в России. В письме к Разумовскому Ломоносов говорит: «Понеже химии никоим образом научиться невозможно, не видав самой практики и не принимаясь за химические операции…».
Ломоносов всячески поощрял русскую техническую мысль в ее стремлении избавиться от иноземной зависимости.
В середине XVIII века в России в связи с ростом текстильной промышленности значительно возросла потребность в красителях. Исследования Ломоносова способствовали развитию фабричного производства «краповой» краски из отечественного сырья, начавшегося около 1759 года. М. В. Ломоносов сыграл заметную роль также в организации производства в России синей брусковой краски — «русского индиго».
Ломоносов уделял внимание и минеральным красителям. В отчете за 1749 год он указывал: «Трудился в лаборатории, приготовлял простые материалы, то есть разные соли, водки и прочая. А потом старался искать, как делать берлинскую лазурь и бакан веницейской, и к тому нашел способ, как оной делать». 18 октября 1749 года в журнале академической канцелярии было отмечено, что «профессор Ломоносов разные химическим порядком изобретенные голубые краски наподобие берлинской лазури в собрание Академии художеств для пробы подал, годны ли к чему оные краски и можно ли их в живописном художестве употреблять». Полученный ответ гласил, что присланные краски были опробованы «как на воде, так и на масле», в результате чего было «усмотрено, что оные в малярном деле годны, а особливо светлая голубая краска». Сверх того было решено «оные краски на фонарях при огне пробовать».
Стремясь к практической творческой работе в области технической химии, Ломоносов уделяет внимание и другим химическим производствам. В своей книге «Первые основания металлургии, или рудных дел» Ломоносов подробно описывал способ получения и очистки «крепкой водки», как в то время называли азотную кислоту, употреблявшуюся в пробирном деле. 25 октября 1751 года в связи с запросом Канцелярии от строений Ломоносов предложил наладить производство «крупной посуды» из цветного стекла и «оконнишных цветных стекол», для чего «потребно... учреждение как стеклоплавильных, так и других печей для приготовления крепких водок и других припасов».
Ломоносов живо откликался на запросы, связанные с промышленной химией.
Долгое время люди не понимали природы огня и процессов горения, и представления их, на этот счет носили самый фантастический характер. Огонь считали особым первичным элементом природы. С начала XVIII века в науке почти безраздельно господствовала теория «флогистона», таинственной невесомой материи, вызывающей своим появлением все процессы горения, то внезапно охватывающей вещество и бурно соединяющейся с ним, то улетучивающейся в пространство. Ломоносов, отрицательно относившийся к невесомым материям, давно размышлял о физических причинах теплоты, не упуская из виду и химической стороны этого явления — процессов горения и обжигания металлов.
«Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что сколько чего от одного тела от-нимается, столько присовокупится к другому. Так, ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте... Сей всеобщий естественной закон простирается и в самые правила движения: ибо тело, движущее своей силой другое, столько, же оныя у себя теряет, сколько сообщает другому, которое от, него движение получает».
В этих словах Ломоносова заключено гениальное обобщение великих философских принципов материализма — неуничтожаемое материи и неуничтожаемое движения, примененных им во всей своей широте к новому естествознанию. Великий закон природы, установленный Ломоносовым, находится в неразрывной связи со всем его философским мировоззрением и определяет характер сделанных им многочисленных частных открытий и самого метода экспериментальной работы. Одним из конкретных проявлений всеобщего закона Ломоносова был открытый и экспериментально подтвержденный им закон сохранения вещества при химических превращениях, установление которого долгое время совершенно несправедливо приписывалось французскому химику Антуану Лорану Лавуазье (1743—1794). Предложенный Ломоносовым всеоб-щий закон природы включает в себя и закон сохранения энергии, вошедший в науку лишь в середине XIX века.
«Ломоносов, - писал академик Вавилов, - на два века вперёд как бы взял в общие скобки все виды сохранения свойств материи. Глубочайшее содержание великого начала природы, усмотренного Ломоносовым, раскрывалось постепенно и продолжает раскрываться в прогрессивном историческом процессе развития наук о природе »[Вавилов С.И. Закон Ломоносова, «Правда», 5 января 1949 года].
ЛОМОНОСОВ И ФИЗИКА
Физические воззрения, стремления в области физики, методологические взгляды Ломоносова отличались от взглядов подавляющего большинства современных ему учёных. В отличие от ньютонианцев, Ломоносов в своих физических исследованиях широко использовал гипотезы. Он был противником концепции невесомых жидкостей, которой придерживались многие физики его времени. Он не признавал дальнодействующих сил, которые всё в большей степени применяли для объяснения физических явлений. Ломоносов внёс огромный вклад в развитие физической науки в России. Ко времени, когда жил и творил Ломоносов, физика уже представляла собой относительно развитую науку со своими теоретическими и экспериментальными особенностями, установленными многими поколениями исследователей. В XVII-XVIII вв. учёные-физики причисляли тепло и свет к числу каких-то неощутимых невесомых жидкостей, будто бы находящихся в порах материальных тел или, наоборот, отсутствующих в них. Первый ощутимый удар по этой теории был нанесён атомно-кинетической концепцией строения вещества и законом сохранения материи и движения, установленными Ломоносовым. В работе Ломоносова "Опыт теории о нечувствительных частицах тел и вообще о причинах частных качеств" впервые излагались основы кинетической теории тепла. "Теплота тел состоит во внутреннем их движении", — писал учёный. И далее он пояснял: "Внутреннее движение как величина может увеличиваться и уменьшаться, почему разные степени теплоты определяются скоростью движения собственной материи... ". Наиболее полное изложение теория теплового движения частиц материи получила в работе Ломоносова "Размышления о природе теплоты и холода". Рассматривая различные формы движения материи и её мельчайших частиц, Ломоносов делил их на три вида: поступательное движение, колебательное и коловратное (вращательное). Тепловое движение частиц материи он относил к категории вращательного движения. "Теплота состоит во внутреннем вращательном движении связанной материи", — утверждал учёный. Вот логические выводы Ломоносова, по которым “достаточное основание теплоты заключается”: “в движении какой-то материи” — так как “при прекращении движения уменьшается и теплота”, а ”движение не может произойти без материи”; “во внутреннем движении материи”, так как недоступно чувствам; “во внутреннем движении собственной материи” тел, то есть “не посторонней”; “во вращательном движении частиц собственной материи тел”, так как “существуют весьма горячие тела без...” двух других видов движения — “...внутреннего поступательного и колебательного”, напр. раскалённый камень покоится (нет поступательного движения) и не плавится (нет колебательного движения частиц). В работах о причине теплоты Ломоносов рассматривал весьма важный вопрос о границах скоростей теплового движения мельчайших частиц материи. Он не ограничивал максимальную скорость этого движения, однако нижним пределом считал полное отсутствие теплового движения в материи. Таким образом, Ломоносов высказал мысль о существовании абсолютного нуля, т. е. температуры, при которой полностью прекращается тепловое движение частиц материи. Однако, подчёркивал он, высшей степени холода на земном шаре нигде не существует, "всё, что нам кажется холодным, лишь менее тёпло, чем наши органы чувств”. Молекулярно-кинетическую теорию теплоты Ломоносов распространил также и на внеземные объекты, объяснив на её основе процесс передачи тепла от Солнца на Землю. Ломоносов заложил первые камни в основание науки о теплоте. Однако понадобилось почти целое столетие, чтобы идеи Ломоносова были приняты официальной наукой и получили дальнейшее развитие. Одновременно с разработкой молекулярно-кинетической теории теплоты Ломоносов создавал основы молекулярно-кинетической теории газов, прежде всего воздуха. Ломоносов представил Академическому собранию специальную диссертацию “Опыт теории упругости воздуха”, в которой доказывал, что давление воздуха объясняется не какой-то особой “расширительной силой”, а движением частиц самого воздуха, имеющих форму шариков с шероховатой поверхностью. На Академическом собрании с замечаниями по поводу диссертации Ломоносова выступил академик Г. В. Рихман. Он высказал мнение, что диссертация Ломоносова не объясняет, почему упругость воздуха пропорциональна его плотности. Замечание известного физика заставило Ломоносова осуществить серию опытов по проверке закона Бойля. Ломоносов писал, что в его диссертации об упругости воздуха “не хватает объяснения очень известного закона, а именно, что упругость воздуха пропорциональна плотности”. Вскоре великим учёным было подготовлено “Прибавление к размышлениям об упругости”. В этих работах Ломоносов впервые сформулировал основы молекулярно-кинетической теории газов, показал, что при очень больших давлениях упругость газа отступает от закона Бойля. В своих физических исследованиях Ломоносов уделял большое внимание изучению и объяснению световых явлений, а также теории цветообразования. Ломоносов впервые попытался установить связь между тепловыми, химическими, световыми и электрическими процессами, происходящими в природе. Все эти процессы сводились им к различным формам движения различных групп мельчайших частиц материи в материальной среде — эфире. Кроме того, учёный выдвинул гипотезу о наличии в эфире трёх групп частиц, отличающихся по своим размерам. Каждая группа или род частиц определяет один из основных цветов: красный, жёлтый или голубой. "Прочие цвета рождаются от смешения первых”. Наряду с исследованиями явлений теплоты и света, Ломоносов уделял большое внимание изучению электрических явлений. В XVII-XVIII вв. вопросы статического электричества были практически не изучены. Современники Ломоносова, изучавшие явления электричества, пользовались теми же методами, что и при исследовании тепловых процессов. Они и электричество считали “невесомым флюидом”, разновидностью какой-то мифической жидкости, переливающейся в электризуемое тело. Материалисту Ломоносову было чуждо представление о "невесомых жидкостях”. Русский учёный объяснял электричество так же, как явления теплоты и света, движением мельчайших частичек эфира. Ломоносову принадлежат несколько работ, посвящённых исследованию атмосферного и статического электричества. Ломоносов писал: “Без всякого чувствительного грому и молнии происходили от громовой машины сильные удары с ясными искрами и с треском, издалека слышным, что ещё нигде не примечено и с моею давнею теориею о теплоте и с нынешнею об электрической силе весьма согласно...”. По существу в этих строках изложено сообщение об открытии электрического поля в атмосфере. Возникновение атмосферного электричества Ломоносов связывал с восходящими и нисходящими потоками воздуха, происходящими в результате различия давления и температур в верхних и нижних слоях атмосферы. Электрические заряды, вызывающие грозовые процессы, являются следствием трения частиц потоков воздуха. Учёный старался открыть закономерности возникновения электричества в атмосфере, чтобы потом использовать их в практике — "отвратить от храмин наших гром". Широкое развитие в середине XVIII в. экспериментальных исследований в области электричества стимулировало попытки теоретического обоснования электрических явлений. Электрические явления, по мнению учёного, основываются на вращении частичек эфира. Эта теория в своей основе является кинетической. “Электрические явления, — писал Ломоносов, — притяжение, отталкивание, свет и огонь — состоят в движении. Движение не может быть возбуждено без другого двигающегося тела”. Ломоносов объяснял механизм электризации стекла посредством трения: "Через трение стекла производится в эфире коловратное движение его частиц... От поверхности стекла простирается оное движение по удобным к тому особливо водяным или металлическим скважинам". Таким образом, электрические явления, подобно световым и тепловым, основоположник русской науки рассматривал как различные формы движения материальной субстанции — эфира. Эфирная теория электричества, разработанная Ломоносовым, сыграла прогрессивную роль в развитии науки об электричестве. Труды Ломоносова в области физики явились крупным вкладом в эту важнейшую науку о природе. Они развивались и дополнялись учёными последующих лет и способствовали тому, что физика стала общепризнанным лидером естествознания.
Вклад ломоносова в развитие русского языка
Подобно Малербу и Буало для французской литературы, Готшеду - для немецкой, Ломоносов в сфере русской поэзии является, главным образом, чисто формальным реформатором: преобразователем литературного языка и стиха, вводителем новых литературных форм. Он вполне сознает, что литература не может идти вперед без формальной правильности в языке и стихе, без литературных форм. Сюда направлены и чисто ученые труды Ломоносова, относящиеся к области русского литературного языка и русского стихосложения. Важнейшими трудами этого рода Ломоносова были: «Российская Грамматика» (1755-7), «Рассуждение о пользе книги церковных в российском языке» (1757) и «Письмо о правилах российского стихотворства», или «Рассуждение о нашей версификации» (1739).
Чтобы вполне оценить значение этих трудов в истории развития и выработки русского литературного языка, необходимо иметь в виду то общее положение, в каком находился наш литературный язык с XI века по конец XVII-го и особенно с эпохи реформ Петра. В древнерусской письменности с самого начала установилось крайне резкое различие между языком литературным, языком «книги» и живым говором народа, разговорной речью. Это различие удерживается до конца XVII века; в продолжение семи столетий собственно русский язык не имеет права гражданства в литературе, «литературным языком» служит язык церковно-славянский. Только изредка, по оплошности писца, живая речь народа ненароком попадает в книгу, как случайная, бессознательная примесь. Чем дальше, тем сильнее выступает условность грамматических форм, оборотов, крайняя искусственность правописания, стиля и выражений. С XV века в литературе быстро развивается характерное «плетение словес»; в XVI - XVII веках к нему присоединяется ещё пресловутое московское «добрословие» - крайнее многословие, вычурное и напыщенное.С XVI века в литературном языке московской Руси с особой резкостью начинает обнаруживаться влияние языков западнорусского и польского; к полонизмам и прямо заимствованным западнорусским и польским словам примешивается масса латинизмов, которым особенно покровительствуют обе академии, Киевская и Московская; несколько позднее начинают во множестве проникать слова немецкие, голландские, шведские.
С реформами Петра Великого в русском литературном языке наступает самая пестрая хаотическая смесь, бессвязная масса совершенно необработанных элементов. Это была эпоха полного хаотического брожения; новые элементы представляли богатые зачатки дальнейшего развития, но не было ничего сколько-нибудь стройного, органического. Лишь Ломоносов, со свойственной ему гениальностью сумел разобраться в груде совершенно сырых, необработанных материалов; подметив главные, основные элементы, он выделил их из хаотической смеси и поставил в те довольно стройные взаимоотношения, которые под его рукой получает наш литературный язык. Его «Российская Грамматика» впервые проводит резкую грань между языками русским и церковно-славянским, между речью разговорной и «славенщизной»; языку церковно-славянскому, языку «церковных книг» впервые противопоставляется язык русский, «гражданский», живой говор народа, или, как выражается Ломоносов, «простой российский язык», «слова простонародные», «обыкновенные российские». Признавая близкую взаимную связь обоих языков, Ломоносов устанавливает полную самостоятельность каждого из них и впервые подвергает специальному строго научному изучению законы и формы языка собственно русского. В этом и заключается величайшее значение филологических трудов Ломоносова.
К изучению русской грамматики Ломоносов впервые применил строгие научные приёмы, впервые определенно и точно наметив отношения русского литературного языка к языку церковно-славянскому, с одной стороны, и к языку живой, устной речи, с другой. Этим он положил прочное начало тому преобразованию русского литературного языка, которое круто повернуло его на новую дорогу и обеспечило его дальнейшее развитие. Ломоносов вполне сознает значение так называемой фонетики, необходимость идти в изучении языка от живой речи. Приемы научного исследования, которым следует в своих филологических изучениях русского языка Ломоносов — приемы естествоиспытателя. Выводы свои он основывает на ближайшем, непосредственном обследовании самых фактов языка: он дает длинные списки слов и отдельных выражений русского языка, сравнивает, сопоставляет группы фактов между собой, и лишь на основании таких сличений делает выводы. Вообще в принципе лингвистические приемы Ломоносова те же, которых наука держится и в настоящее время.
Изучая живой русский язык, Ломоносов все разнообразие русских наречий и говоров сводит к трем группам или наречиям, «диалектам»: 1) московское, 2) северное (поморское, родное для Ломоносова) и 3) украинское (малороссийское). Решительное предпочтение Ломоносов отдает московскому, «не токмо для важности столичного говора, но и для своей отменной красоты».
Начало, которое должно объединять различные русские говоры, Ломоносов видит в языке церковно-славянском. Язык церковных книг должен служить главнейшим средством очищения русского литературного языка от наплыва слов иностранных, иноземных терминов и выражений, чуждых русскому языку, этих «диких и странных слова нелепостей, входящих к нам из чужих языков». Вопрос об иностранных словах справедливо кажется Ломоносову особенно важным в виду страшного наплыва в русский язык, за период петровских реформ, иностранных слов. Этим вызывается специальное исследование Ломоносова: «О пользе книг церковных в российском языке». Оно, главным образом, посвящено вопросу о взаимных отношениях элементов церковно-славянского и русского в языке литературном, - известному учению о «штилях». От степени влияния на русский литературный язык элемента церковно-славянского получается, по взгляду Ломоносова, тот или другой оттенок в языке, так называемой «слог» или «штиль». Ломоносов намечает три таких оттенка или «штиля»: «высокий», «средний» и «низкий». Введение «штилей» отчасти было практически необходимо. Прямо перейти к живому языку было невозможно не только потому, что это было бы слишком резким нововведением, слишком большой «ересью», но и потому, - и это главное, - что тогдашний живой русский язык еще не был настолько развит, чтобы стать достаточным орудием для выражения новых понятий. Исход из затруднения Ломоносов нашел в средней мере: в простом соединении славянского и русского элементов, в введении штилей, а также в прямых заимствованиях из иностранных языков. Видимое предпочтение Ломоносов отдал церковно-славянскому языку, как языку уже выработанному, приспособленному и к «высокому» стилю, между тем как в живом русском языке не находилось «средств для передачи отвлеченно научных понятий, какие были необходимы для новой литературы». Языки русский и церковно-славянский Ломоносов поставил в слишком близкую связь, русский язык даже как бы подчинялся церковно-славянскому; этим была обусловлена реформа в языке, произведенная Карамзиным. Наша новейшая орфография в наиболее существенных чертах создана Ломоносовым. Развивая, совершенно самостоятельно, мысль Тредьяковского о тоническом стихосложении, Ломоносов внес в это дело поэтическое дарование, которого совершенно был лишен Тредьяковский. «Русская Грамматика» Ломоносова, его «Рассуждение о пользе книг церковных», «Письмо о правилах российского стихотворства», вместе с практическим осуществлением этих правил в собственном «стихотворстве» Ломоносова, раз навсегда решили важнейший для нашей литературы вопрос, вопрос, можно сказать, самого ее существования - о средствах к широкому и свободному развитию, тот вопрос, который в итальянской литературе был решен еще в XIV веке, во французской в XV-XVI веках, в английской и немецкой в XVI веке.
Жена Ломоносова
Помните письмо И.Генкеля в Россию? Он писал, что Ломоносов состоит в подозрительной переписке с девушкой из Марбурга. На самом деле молодой Ломоносов, проживая в Германии, близко сошелся со своей прачкой, а затем решил узаконить эти отношения с ней как порядочный мужчина. Запись в церковной книге реформатской церкви города Марбурга гласит: “6 июня 1740 года обвенчаны: Михаил Ломоносов, кандидат медицины, сын архангельского торговца Василия Ломоносова, и Елизавета-Христина Цильх, дочь умершего члена городской думы и церковного старшины Генриха Цильха”. Не надо забывать, что Ломоносов был вынужден скрывать, что он сын крестьянина-помора. А Елизавета-Христина была двадцатилетней приличной, набожной девушкой. 1 января 1742 года в Марбурге крестили сына Ломоносова - Ивана. Однако уже 7 февраля, прожив немногим больше месяца, мальчик умер, а отец даже не подозревал о его существовании. Почему так получилось? Помните, в 1739 году Ломоносов отправился в город Фрейберг к бергфизику Генкелю изучать горное дело? Там он и проживал, переписываясь с любимой, а в 1740 году, съездив в Марбург, обвенчался с ней. Когда у Ломоносова с Генкелем произошел скандал и разрыв их отношений, Михаил срочно покинул Фрейберг и уехал в Марбург. Судя по времени рождения его сына Ивана, Ломоносов был в Марбурге и встретился с Елизаветой-Христиной в конце марта - начале апреля 1741 года. Он сообщил ей, что во избежание неприятностей ему нужно спешно покинуть Германию и вернуться в Россию. Ломоносов обещал жене, что как только он там устроится, то даст ей весть о себе. Попрощавшись с женой, он отбыл в Россию. Кстати, когда родился его сын Иван в Марбурге, Ломоносов в январе 1742 года был зачислен адъюнктом по кафедре физики Академии наук Петербурга. Прошло два года после расставания Ломоносова с женой, но по каким-то причинам ни одного письма от мужа она не получила. Тогда в 1743 году 23-летняя Елизавета-Христина начала поиски мужа. В это время имя Ломоносова уже приобрело известность, и вскоре Петербург облетела скандальная новость: оказывается, российский борец за правду и справедливость не только скрывал, что он женат, но и бросил свою жену и не заботился о ней. Злопыхателей особенно обрадовало то, что у самого защитника русской науки от ее немецких притеснителей в Академии жена оказалась немкой. По свидетельству современника, Ломоносов, получив письмо от супруги, воскликнул: “Боже мой! Могу ли я ее покинуть? Обстоятельства мешали мне до сего времени не только вывезть ее сюда, но и писать к ней. Теперь же пусть она приедет. Завтре же пошлю ей 100 рублев на дорогу”. В чем же причина двухлетнего молчания Ломоносова, даже не написавшего ни одного письма жене в Германию? Просто был грех молодости? Но Ломоносов сочетался там с женой церковным браком! Вынужден был жениться? Но в 1740 году о беременности Елизаветы-Христины не было и речи! Или все-таки любовь? Вопросы, вопросы... Не будем забывать, что, даже спешно покидая Германию, Ломоносов заехал к жене в Марбург. Сами же обстоятельства, из-за которых семья несколько лет не могла воссоединиться, да и причины “забывчивости” Ломоносова о жене остались тайной. Может быть, этому мешали стесненные условия жизни Ломоносова? Ведь годовой оклад адъюнкта составлял 360 рублей, но и эти деньги то задерживали, то урезали вдвое. Правда, подарки и денежные награды за торжественные оды (однажды ему привезли целую повозку мелких медных монет) позволяли Ломоносову сносно жить, но содержать семью на случайные заработки не представлялось возможным. Может быть, Ломоносов, борющийся за русскую науку и таланты против немецкого засилья в стенах Академии наук, не хотел пока вызывать в Россию свою жену-немку, чтобы не дать повода врагам позубоскалить над ним: вот, мол, борец за русский народ, русскую науку и культуру, великий патриот, а женился именно на немке? Может быть, понимал Михаил Васильевич, что и жену он сразу подставит под удар недоброжелателей, да и с ним - человеком выпивающим, крутого нрава - ей трудно придется? А может быть, думал, что она сможет найти счастье у себя в Германии? Вот и оттягивал вызов ее к себе в Россию. Может быть, ждал быстрого улучшения своего материального обеспечения вследствие карьерного роста в Академии наук? Как бы то ни было, Елизавета-Христина прибыла в Петербург к Ломоносову, своему мужу. Здесь ее стали звать Елизавета Андреевна. Супруги Ломоносовы прожили вместе 20 лет - до самой кончины Михаила Васильевича. Так что разговоры о супружеском предательстве Ломоносова, о его попытке убежать от жены и скрыться в России - безосновательны. Зная пьянство Ломоносова, его сложный, взрывной характер, мы можем только удивляться терпению, кротости и, конечно, стойкости его супруги. Она зачастую просто не понимала своего великого мужа, а он, будучи озлоблен засильем в русской науке немцев, их высокомерием и притеснениями русских талантов, бывало, видел в своей жене именно немку, перенося свое раздражение немецкими проходимцами на супругу. А ведь ей пришлось пережить выпадов и оскорблений не меньше, чем мужу. Невероятно трудно, особенно, если говорить о тех далеких временах, простой женщине быть супругой великого, да еще с тяжелым характером человека! Сплетни окружали Елизавету Андреевну всю ее жизнь. Ее называли немецкой любовницей молодого Ломоносова, который вызвал ее в Россию, а когда поборница нравственности Елизавета Петровна запретила содержать наложниц, тогда, дескать, Ломоносов женился на своей любовнице, не прекращая отношений с другой, уже русской любовницей, в которой души не чаял. Эти грязные сплетни иногда повторяются и сегодня. На самом деле не было другого человека, более близкого и преданного Ломоносову, чем его жена Елизавета Андреевна.
Дети Ломоносова
В феврале 1739-го, Михаил Ломоносов женился на Елизавете-Христине Цильх. 8 ноября 1739 года у них родилась дочь, получившая при крещении имя Екатерина-Елизавета. Сын Ломоносовых, родившийся в Германии 22 декабря 1741 года, и получивший при крещении имя Иван, умер в Марбурге в январе 1742 года. Первая дочь Ломоносовых умерла в 1743 году (о третьем их ребёнке, якобы также умершем, сведения недостоверны). 21 февраля 1749 года в Санкт-Петербурге у них родилась дочь Елена. Так как Михаил Васильевич не имел сыновей, линия рода Ломоносовых, которую он представлял, пресеклась. Единственная оставшаяся в живых дочь Елена Михайловна Ломоносова (1749—1772) вышла замуж за Алексея Алексеевича Константинова, домашнего библиотекаря императрицы Екатерины II. От брака Елены Ломоносовой и Алексея Константинова родился сын Алексей (ок. 1767—1814) и три дочери Софья (1769—1844), Екатерина (ок. 1771—1846) и Анна (ок. 1772—1864). Софья Алексеевна Константинова вышла замуж за Николая Николаевича Раевского-старшего, генерала, героя Отечественной войны 1812 года.