- •Е. Цимбаева художественный образ в историческом контексте (Анализ биографий персонажей «Горя от ума»)
- •2 Грибоедов а.С. Сочинения. М.—л., 1959. С. 557.
- •8 Кирсанова р. М. Сценический костюм и театральная публика в России XIX века. М., 2001. С. 125.
- •9 А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М., 1980. С.
- •10 Здесь и далее цит.: Письмо к а. А. Бестужеву, конец января 1825 года // Пушкин а. С. Собр. Соч. В 10 гг. Т. 9. М., 1981. С. 163— 164.
- •12 См.: Бестужев а. А. (Марлинский). Испытание. М., 1991. С. 227— 234.
- •13 Горе уму. Музейный автограф, действие IV, явление 13. 110
- •14 Жихарев с. П. Записки современника. М.—л., 1955. С. 138.
- •15 Нечкина м. В. Указ. Соч. С. 319—320.
- •18 Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. 3. Ч. 1. Тифлис, 1904. С. 342, 348—352.
- •24 Карамзин н. М. Записка о древней и новой России // Карамзин н. М. История государства Российского. Кн. 3. М., 1989. С. Xlv—
14 Жихарев с. П. Записки современника. М.—л., 1955. С. 138.
кратко и только однажды произносит маленькую речь — рассказывает анекдот о наезднице, упавшей с лошади. И тем не менее этот персонаж получился ярким, запоминающимся и одним из центральных в пьесе — вокруг него вертится немалая часть действия. Биография его выписана досконально: он выходец из Малороссии, куда явно отсылает его фамилия, и «золотой мешок», но род и состояние его новые, потому что [ни один представитель древних фамилий и ни один богач не отдал бы сына в армейскую пехоту, минуя Пажеский корпус и гвардию. Большинство дворян служило если уж не в гвардейских полках, то в кавалерийских, на худой конец в конно-егерских, на крайний случай — в артиллерии. Скалозуб же всю жизнь служил в мушкетерах или егерях и сделал не такую уж хорошую карьеру.
Он вступил в армию в 1809 году, видимо, лет пятнадцати или шестнадцати, как повелось; к 1823 году стал полковником и метил в генералы. Это было бы неплохо, если бы не война: в кампанию 1812—1814 годов продвижение офицеров шло гораздо быстрее, потому что чаще освобождались вакансии из-за гибели старших. Скалозуб отличился очень мало: сперва Грибоедов решил дать ему девять крестов, потом сократил их до шести-семи, а в окончательном варианте оставил только одну награду — «за третье августа». В комментариях к этому месту неожиданную оплошность допустила М. В. Нечкина, надолго испортив репутацию Скалозуба, указав, что в этот день еще продолжалось перемирие и, следовательно, Скалозуб с братом сидели в траншее во время показательных маневров и штабными происками получили награды15. Это могло бы очень дурно характеризовать полковника, но его двоюродный брат показан передовым человеком, который «службу вдруг оставил, // В деревне книги стал читать», — Грибоедов не стал бы его унижать. В рассуждения Нечкиной просто вкралась путаница между новым и старым стилем. Хотя боевые действия проходили в Европе, по общему правилу, находясь в Москве, следовало называть даты по русскому стилю, находясь за границей — по европейскому. В переписке между корреспондентами, жившими по разные стороны границы, ставились через черту обе даты. Такая системы была принята, дабы не запутать совершенно русское общество, тысячами нитей связанное с Европой.
Современникам Грибоедова, пережившим войну, к словам Скалозуба не нужны были пояснения: 3 августа 1812 года боевых действий не было, после сражения при Красном 2 ав-
15 Нечкина м. В. Указ. Соч. С. 319—320.
густа русская армия передислоцировалась в районе Смоленска до 4 августа. А вот 3 (15 по европейскому стилю) августа 1813 года Силезская армия, половину которой составляли русские войска, первой двинулась на французов после длительного летнего перемирия. Ей не оказали почти никакого сопротивления, потому что Наполеон сосредоточил все силы против Богемской армии у Дрездена. Наступление 3 августа было просто отвлекающим маневром, и то, что Скалозуб отличился в этот день, а не в дни великих битв Бородина, Кульма, Лейпцига, свидетельствовало не то чтобы об отсутствии у него храбрости (едва ли Грибоедов хотел изобразить труса, слишком нетипичного в его кругу), но об отсутствии инициативности — в более важных сражениях его отодвигали на задний план быстро думающие и действующие офицеры. В демонстрационном же бою он мог спокойно сидеть в траншее и стрелять без большой опасности (задача егерей, где он служил) — и, наверное, блеснул меткостью, обычно подавляемой в нем беспокойством не уронить себя в глазах сослуживцев.
Скалозуб отличился вместе с двоюродным братом, о котором Фамусов спросил: «Имеет, кажется, в петличке орденок?» Но Скалозуб поправил, оскорбившись: «Ему дан с бантом, мне на шею», — и пусть Фамусов не путает! До 1828 года только одну награду Российской империи носили с бантом из орденской ленты: орден Владимира 4-й степени с бантом. В отличие от Владимира той же степени в петлице, орден с бантом можно было заслужить исключительно на поле боя за личный подвиг и никак иначе. Такой орден во время войны вручался довольно часто: по данным исследования всех обнаруженных формулярных списков офицеров — участников Бородинского сражения, 20 процентов их имели Владимира с бантом16. Зато в мирное время получить его было абсолютно невозможно, и он пользовался большим уважением, уступая только Георгиевскому кресту. «На шее» же (то есть только на шее, без дополнительной звезды и ленты) носили орден Анны 2-й степени или орден Владимира 3-й степени17. Скалозуб равно мог получить одну из этих наград. Они считались почетными, но вручали их не только за воинские подвиги, а за всевозможные заслуги (например, Карамзин получил Владимира 3-й степени за сочинение «Истории государства Российского», а сам Грибоедов — Анну 2-й степени (правда, с бриллиантами, что выше) за Туркманчайский договор). Так что награда Скалозуба хотя степенью выше, чем у его брата, но менее ценна в глазах военных: Скалозуб, допустим, стрелял из траншеи, а его кузен сделал вылазку и взял в плен офицера врага. Грибоедов, откровенно презиравший знаки отличия, среди своих наград гордился только простой медалью участника русско-персидской войны 1826—1828 годов. Скалозуб истинной военной награды не имел.
Зато исполнительность и безынициативность полковника пришлись кстати в аракчеевские времена с их бессмысленной муштрой и мучением солдат в военных поселениях. Грибоедов это старательно подчеркнул. Скалозуб одно время служил в сорок пятом егерском полку, который в 1819 году направили на Кавказ. Истинный карьерист был бы рад такой удаче — на Кавказе чины шли быстро. Но полковник Скалозуб понимал, что главнокомандующий Кавказской армией знаменитый генерал А. П. Ермолов его не оценит, предпочитая решительность и быстроту мышления. За годы службы в Персии и Грузии Грибоедов отлично узнал Ермолова и офицеров Кавказского корпуса и помнил полковника Т. В. Сорочана, родом из Малороссии, который доводил главнокомандующего до исступления. Храбрый воин, отличный командир, он был совершенно неспособен принять какое-нибудь решение. А на Кавказе невозможно постоянно сноситься со штабом: пока придет ответ, ситуация на месте может коренным образом измениться. Поэтому Ермолов бесконечно благодарил Сорочана за отвагу и бесконечно корил за боязнь ответственности18. Но то Ермолов! А Аракчеев, несомненно, признал бы полковника образцом офицера, нерассуждающего и преданного начальству. Неудивительно, что Скалозуб остался в России, в пятнадцатой дивизии, в мушкетерском, отнюдь не первостепенном, полку.
На сцене Скалозуба часто представляют самоуверенным офицером важного вида. Это противоречит исторической правде. Полковник служил всю жизнь в егерях или мушкетерах — роде войск, наименее уважаемом в обществе. По данным исследования Д. Г. Целорунго, в егерских полках периода Отечественной войны 67,5 процента офицеров умели только читать и писать!19 Ни в одном другом роде войск дело с образованием не обстояло столь плохо. Странно ли, что Скалозуб, одетый в простой, без всяких украшений, пехотный мундир, питает неприязнь, замешенную на зависти, «к любим