1. Первые шаги: презентизм первобытного мышления.

2. От эсхатологии к утопии.

3. Утопизм.

4. Эволюция утопизма.

5. Кризис утопизма Предвидение становится наукой.

6. Основные подходы к исследованию проблемы будущего.

Развитие представлений о будущем человеческого общества проходит через всю известную нам историю мировой социальной мысли. На протяжении многих тысячелетий в этой области доминировали преимущественно утопические концепции. Подобно тому, как прошлое человечества долго рисовалось людям в фан­тастическом свете мифов и легенд, будущее столь же фантастически представлялось им обычно в свете либо эсхатологии (религиозных учений о «конце света»), либо социальных утопий.

Первые шаги: презентизм первобытного мышления. Прежде чем рассматривать процесс развития представлений о будущем, необходимо проанализировать развитие общественной мысли (точнее, первобытного мышления), которое предшествовало возникновению подобных представлений. Мы можем судить об этом развитии, опираясь на материалы археологических раскопок и этнографических наблюдений за жизнью племен, уровень культуры которых сопоставим с уровнем культуры первобытного человека на разных этапах его развития. Особенно важны в интересующем нас плане материалы первобытной мифологии и фольклора.

Изучение такого рода материалов показывает, что первобытное мышление лишь после долгого развития выработало представление о прошлом и (значительно позднее) о будущем как о категориях, отличных от настоящего. На ранних стадиях общественного развития проблема времени (длительности), видимо, вообще еще не осознавалась человеком. Образно говоря, его разум был способен охватывать лишь текущие события, не простираясь на прошлое и тем более на события отдаленного будущего. По наблюдениям этнографов, даже на более поздних стадиях до четкого различия между событиями прошлого, настоящего и будущего, до представления об этих событиях как о последовательно развивающемся процессе было еще очень далеко. Сказывался своеобразный презентизм первобытного мышления: прошедшее и будущее мыслились в большей или меньшей степени (в зависимости от уровня развития мышления) подобными настоящему. Именно поэтому можно было без труда «предсказывать» будущее и даже «воздействовать» на него с помощью магии.

Прежде чем человек обнаружил, что существует «иное время» — время, не тождественное настоящему, — ему пришлось задуматься над возможностью существования «иного мира» — мира, не тождественного окружающему. И только позднее оказался мыслимым переход к конструированию «иного мира в ином времени».

Формирование ранних представлений о будущем находилось в тесной связи с эволюцией первобытной мифологии от простейших этиологических мифов-сказок, истолковывавших (фантастически, разумеется) различные явления природы, к более сложным этногоническим, антропогоническим и космогоническим мифам, объясняющим установление родовых нравов и обычаев, происхождение людей и мира в целом, а также судьбу умерших. Вопросы о том, как появились существующие порядки, сами люди, мир, куда «уходят» умершие, и прочие, порождались не праздным любопытством. Речь шла об авторитете старейшин, о воспитании молодежи в традициях сложившихся порядков, о поведении в отношении умерших — словом, о многих практических сторонах образа жизни общины. Все это подталкивало мышление первобытного человека, долго не выходившее за узкий круг конкретно-эмпирических понятий, связанных с потребностями и впечатлениями текущих дней, к сложной умственной работе над достаточно абстрактной проблемой возможности иного состояния мира.

В итоге еще при господстве первобытной религии была выработана идея первоначального хаоса, из которого якобы образовался существующий мир; сложились образы так называемых культурных героев — мифологических предков, которым приписывалось открытие способов добывания огня, изобретение орудий, установление существующих порядков; наконец, постепенно сформировались представления об «иных мирах», куда «переселяются» души умерших, — начиная от фантастических стран где-то вдали на той же земле и кончая столь же фантастическими мирами на небесах и под землей. Весь этот идейный арсенал был использован впоследствии современными религиями.

Однако период развития представления об «ином мире» до представления об «ином будущем» оказался очень длительным. «Потусторонний мир» первобытной религии был копией земного, и очень недалеко ушел от этого загробный мир современных религий. Представления об «ином будущем» пробивали себе дорогу, так как отвечали насущным потребностям человека. Религиозно-философская мысль древних выработала целый комплекс идей, способствовавших развитию представлений о будущем как о чем-то отличном от настоящего.

К таким идеям относятся: идея воздаяния в загробном мире сообразно поведению человека при жизни; идея провиденциализма — божественного провидения, якобы целенаправленно определяющего ход событий независимо от воли человека; идея мессианизма — появления в будущем мессии, который радикально изменит к лучшему существующие порядки. Были выработаны также связанные с идеей провиденциализма концепция исторического процесса как циклической смены разных общественно-политических порядков, перемежающихся катастрофами мирового масштаба (потоп и т. п.); концепция движущих сил этого процесса как борьбы сверхъестественных сил добра и зла, которая должна завершиться торжеством справедливости; наконец, эсхатология — учение о неизбежности в будущем «конца света», после чего мир должен полностью преобразиться.

От эсхатологии к утопии. Процесс формирования религиозных концепций будущего был длительным и сложным. Но уже буддизм, опиравшийся на древнюю религию индийцев и использовавший многие достижения древнеиндийской философской мысли, рисовал далекое будущее как возвращение мира в исходное состояние «небытия», чтобы положить начало очередному циклу регресса от золотого века к железному, подобному нашему. Наряду с этим еще в древнеегипетской религии зародились мессионистские и эсха­тологические идеи, которые позже получили развитие в древне-персидской и иудейской религиях, а затем были восприняты и переработаны христианством, а впоследствии и исламом.

В частности, христианская эсхатология включает в себя хилиастическое учение о грядущем тысячелетнем «царстве божьем» и носит характер априорной истории будущего (второе пришествие, конец света, всеобщее воскресение мертвых, страшный суд и т.д.). Мессианистские и эсхатологические идеи служили «знаменем» многих восстаний рабов и занимали видное место в идеологии раннего христианства. Впоследствии, когда христианская церковь из гонимой превратилась в господствующую, эти идеи, направленные против существующих порядков, в какой-то мере оказались «лишними». Хилиазм был объявлен ересью. Однако, отвергнутый официальной церковной идеологией, он продолжал «тлеть» в многочисленных ересях средневековья, а в XIV—XVII вв. вновь стал идейным «знаменем» ряда антифеодальных движений, включая английскую буржуазную революции.

Век Просвещения нанес удар религиозной идеологии. На смену эсхатологическим представлениям о будущем пришли новые, гораздо более эффективные в качестве идейного оружия концепции утопического характера. Что же касается хилиазма, то он существует до сих пор, но уже как часть догматов современных адвентистов, иеговистов, пятидесятников и тому подобных сект, а также ряда течений христианской церкви.

Разумеется, религиозные концепции будущего не оставались неизменными на протяжении тысячелетий. К сожалению, в научной литературе отсутствуют обобщающие труды, посвященные данной теме, ошибочно признаваемой достоянием теологии. Между тем исследование этих концепций важно не только потому, что с них начинается предыстория научного предвидения, и даже не потому, что они, как уже говорилось, сыграли видную роль в идейно-политической борьбе минувших тысячелетий. Они оказали сильное влияние на формирование философии истории, в частности на концепции Лейбница и Лессинга, Канта и Фихте, Шеллинга и Гегеля, на утопическую мысль Сен-Симона и Фурье, Оуэна и Вейтлинга. Без их учения трудно понять также суть некоторых течений современной западной истории социологии, например концепций Н.Бердяева и А.Тойнби.

Утопизм. Религиозные концепции, таким образом, являлись первой формой представлений об «ином будущем» человечества. Впоследствии наряду и в тесной связи с ними стали развиваться утопические концепции, которые отличались от религиозных тем, что возникновение «иного будущего» связывалось в них не со сверхъ­естественными силами, а с разумом и действиями людей. В этом их принципиальное отличие. Вот почему, несмотря на многие сходные черты и взаимосвязь этих представлений, недопустимо смешивать их.

Анализ утопических концепций будущего осложняется тем, что в историко-философской литературе вопросы об определении понятия «утопия», о принципах классификации утопий, о процессе эволюции утопических воззрений продолжают оставаться дискуссионными. Мы в данном курсе лекций под утопией будем понимать (в историко-социологическом смысле) определенное представление о желаемом будущем человечества, уже не связанное непосредственно с провиденциализмом, но еще не основанное на научном понимании объективных закономерностей развития природы и общества. Данное определение вытекает из интерпретации утопии как явления, которое в отношении к будущему опирается уже не на веру, а на знания. Но это преднаучное осознание будущего. Оно выражает сущность утопии и позволяет отграничить это понятие от близких, но не тождественных ему понятий эсхатологии, фантастики, отчасти дидактизма.

Утопии чрезвычайно многообразны: социальные, социально-технические, технические, социально-пацифистские и др. Особую группу составляют антиутопии, рисующие произвольные картины неже­лательного будущего. Подавляющее большинство утопий — социальные утопии. Главный принцип их классификации — идеали­зируемый социальный строй: первобытнообщинный, рабовладель­ческий, феодальный, буржуазный, социалистический. В свою очередь, каждый тип подразделяется на подтипы. Типология утопий имеет конкретно-исторический характер, т.е. указанная классификация в силу положенного в ее основу принципа обретает смысл лишь в рамках определенных исторических эпох (например, утопии Мора и Кампанеллы существенно отличается от утопий Сен-Симона, Фурье и Оуэна).

Дополнительную трудность при анализе утопий вызывает вопрос об их литературной форме. Было бы неправильным относить к утопиям только так называемые государственные романы или социально-политические трактаты. Элементы того, что составляет суть утопии, встречаются в произведениях, которые в целом отнести к утопиям нельзя, например, в религиозных сочинениях, фантастике, социальной сатире и т.д. Поэтому применение понятия «утопизм» вполне целесообразно к проблемам будущего в самых различных по своей форме произведениях. В таком плане история утопической мысли предстает как процесс эволюции утопизма, развивающийся по определенным закономерностям сообразно изменению экономической и социально-политической обстановки.

Эволюция утопизма. В процессе эволюции утопизма отмечаются две стадии — восходящая и нисходящая, рубежом между которыми (определенный переходный период) служит появление научного подхода к проблемам исторического развития. До этого в процессе развития утопической мысли шла борьба между про­грессивными и реакционными течениями, причем в ходе исторического прогресса первые постепенно становились преобладающими. На нисходящей стадии (при продолжающемся, впрочем, количественном росте утопий) утопизм становится в целом реакционной силой и прогрессивные течения постепенно подавляются реакционными, объективно направленными на спасение отживших порядков.

Первые утопии возникли во второй половине первого тысячелетия до н.э. в античном мире и в Китае, где уровень развития философской мысли был весьма высок, а религия не подавляла ее так сильно, как в Египте, Персии, Индии. Утопии носили тогда характер либо идеализации родового строя (Лао-цзы, Мо-цзы, Эвгемер, Ямбул), либо «рационализации» рабовладельческого строя (Конфуций, Платон), а позднее — феодализма (Шан Ян и другие ки­тайские утописты) в плане возвращения к порядкам идеализи­рованного родового строя при сохранении несовместимых с ним рабовладельческих или феодальных отношений.

Утопии древнего мира — (первый этап) отражали идейную борьбу в процессе разложения родового строя и становления классового общества. Протест против социального гнета, с одной стороны, и стремление потушить пожар разгоравшейся классовой борьбы — с другой, вызывали к жизни картины идеализированного прошлого как желаемого будущего. Крупные социальные реформы той эпохи способствовали развитию утопизма, свидетельствуя о том, что существующие порядки могут меняться, причем не при помощи сверхъестественных сил, а самими людьми. Известно, что многие утописты пытались претворить свои проекты в жизнь. Идеология утопизма наряду с религиозной идеологией постоянно оказывалась на вооружении народных повстанцев.

Второй этап эволюции утопизма охватывает эпоху средневековья. Засилье религиозной идеологии в это время в течение почти полутора тысячелетий сделало немыслимым появление сколько-нибудь значительных социальных утопий. Некоторый подъем утопизма наблюдался только на Ближнем и Среднем Востоке (произведения Аль-Фараби, Иби-Баджжи, Ибн-Туфейля, Низами и др.). Однако последующий упадок утопизма продолжался здесь до XIX—XX в. До этого же времени почти не прогрессировал утопизм в Китае, Индии и других странах Юго-Восточной Азии.

Третий этап связан с эпохами Возрождения и Просвещения и охватывает XVI — первую треть XVIII вв. (условно — от «Утопии» Мора до «Завещания» Мелье и «Философских писем» Вольтера). Его яркими представителями являлись Мор, Мюнцер, Кампанелла, Бэкон и др. Утопии рабовладельческого характера исчезают, а феодальные отступают перед буржуазными и социалистическими. Утопизм (наряду с религиозными концепциями будущего) становится идеологией буржуазных революций XVI—XVII вв. В нем впервые ставится проблема связи между социальным и научно-техническим прогрессом.

Четвертый этап эволюции утопизма охватывает последние две трети XVIII в. (условно - от Мелье до Бабефа) и отличается от предыдущего резким разрывом с религией и ее эсхатологией, использованием достижений западноевропейской философии нового времени (Бэкон, Гоббс, Декарт, Спиноза, Локк и др.), четкой связью с идеологией просветительства (Вольтер, Руссо, Монтескье, Голь­бах, Гельвеций, Дидро, Лессинг, Гете, Шиллер, Джеферсон, Новиков, Радищев и др.), а также разработкой конкретных программ политической борьбы. Последнее относится к утопиям Морелли и Мабли, теоретикам Великой французской революции и, прежде всего, к Бабефу. Даже «общинная» по форме утопия Руссо в конкретных социально-политических условиях объективно принимала характер мелкобуржуазной эгалитарной утопии, становясь идейным «знаменем» революции. На этом этапе растет и число феодальных утопий, отражающих идеологию феодальной реакции (Новалис, Щербатов), но преобладают буржуазные и особенно социалистические утопии.

Наконец, пятый этап развития утопизма охватывает примерно первую половину XIX в. (от Сен-Симона, Фурье и Оуэна до Блана и Кабе, Дезами и Вейтлинга, а в России — до Герцена и Чернышевского). К отличительным чертам этого этапа относятся: попытки критического осмысления опыта Великой французской революции, в ходе которой несостоятельность утопизма проявилась особенно наглядно; стремление связать утопизм (независимо от его направленности) с развертывающимся движением пролетариата (отсюда те разнообразные типы «социализма», о которых говорится в «Манифесте Коммунистической партии»); попытки использовать не только идеологию просветительства, но и классическую философию ( Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель), а также классическую буржуазную политическую экономию (Смит, Рикардо, Сисмонди и др.): стремление выявить закономерности дальнейшего развития общества, перейти от идеальных, раз и навсегда данных картин будущего общества к развивающейся, причем отнюдь не хилиастической, «истории будущего», более глубоко увязать концепции социального и научно-технического прогресса. Не смотря на это, разрыв между утопичес­кой и историко-философской мыслью увеличивался, причем первая на этом этапе как бы исчерпала себя и оказалась в состоянии кризиса, который был разрешен только на основе научного предвидения будущего.

Кризис утопизма. Предвидение становится наукой. К середине XIX в. социальные утопии достигли в своем развитии такого уровня, который обеспечил возможность перехода от утопических концепций к научному исследованию перспектив развития человечества. В философии были открыты диалектические законы развития природы и общества, обоснована концепция исторического прогресса. Политическая экономия вплотную подошла к раскрытию решающей роли экономики, общественного производства в прогрессе человечества. Открытия в области естествознания наметили контуры совершенно иной, нежели прежняя, картины мироздания и исторического прогресса. Наконец, историческая наука к этому времени успела систематизировать основные факты всемирной истории. Она обосновала вывод: то или иное представление о лучшем будущем человечества — это общественный идеал определенной группы, заинтересованной в движении человечества по пути социального прогресса, этот идеал сливается фактически с предвидением такого будущего, которое обусловлено закономерностями общественного развития. С возникновением социальной науки представления о будущем поднялись на качественно новую ступень: началась собственно история научного предвидения будущего Земли и человечества.

Содержание утопий на нисходящей стадии развития утопизма значительно изменилось: вопросы социального переустройства общества отходят на задний план, уступая место вопросам, связанным с судьбами человеческой личности, искусственно обособленной от общества; получают распространение сравнительно редкие преж­де социально-технические утопии. Антиутопии изображают нежелательное будущее человечества. Социально-утопические трактаты сменяются художественно-публицистическими произведениями. В связи с успехами науки и техники быстро развивается научная фантастика (Жюль Верн, Камиль Фламмарион и др.). Достаточно сравнить нашумевшие в 80—90-х годах XIX в. социальные утопии Беллами или Герцки с произведениями Сен-Симона, Фурье, Кабе, чтобы убедиться, насколько изменился утопизм. Но важно подчеркнуть, что появление науки, занимающейся исследованием социального будущего, не привело к исчезновению социальных утопий. Социальный утопизм вступил в новую стадию. XX в. стал веком практической реализации ряда форм социальных утопий фактически во всем мире.

Вместе с тем XX в. — век доминирования научных представлений о социальном будущем, когда научные прогнозы начинают ис­пользоваться в практике многих развитых стран. Создаются международные («Римский клуб») организации, государственные институты, занимающиеся изучением социального будущего. На основе прогнозов мировых тенденций появляются прогностические модели мирового развития (Д. Медоуз, П. Абурден, Дж. Несбит и др.). В гуманитарной науке сформировалась целая система научных школ, занимающихся исследованием будущего.

Основные подходы к исследованию проблемы будущего. В мировой общественной мысли исторически сложилось несколько типов подхода к проблемам будущего Земли и человечества. Их можно условно разделить на три группы: низшую, среднюю (промежуточную) и высшую (позитивную). В основу этой типологии положен уровень знаний, степень развития истинных представлений человека о социальном будущем, логика исторического развития предвосхищений, предсказаний будущего, система методов, позволяющая дать модель будущего. Кроме того, в данной типологии фактически все подходы исследования будущего представлены в определенной системе.

К группе низшего типа относятся:

презентистский подход — наиболее древний, при котором будущее, как и прошлое, отождествляется с настоящим, представляется в основном таким же, как настоящее;

агностический подход, который допускает в принципе возможность «иного будущего», но отрицает возможность иметь о нем достоверное представление;

нигилистический (финалистский) подход — убеждение, что иного будущего попросту не будет, потому что в близком будущем человечество ждет катастрофа, гибель, небытие.

К группе среднего типа относятся:

религиозный (провиденциалистский) подход, основанный на вере в то, что будущее определяется сверхъестественными силами, например божественным провидением, и что люди могут познавать будущее путем гадания или божественного откровения через пророков, а также влиять на него, обращаясь к сверхъестественным силам с помощью разных средств магии;

фантастический подход — произвольное, преимущественно художественное изображение будущего, нередко связанное с участием сверхъестественных сил, — от народных сказок и до современной фантастики (за исключением научной фантастики);

утопический подход — произвольное, не связанное с провиденциализмом представление о желаемом будущем, которое субъективно кажется научным, т. е. опирающимся на знание, а не на веру, но объективно не основано на научном понимании закономерностей развития природы и общества и поэтому неосуществимо (по крайней мере в том виде, в каком задумывается).

Существует и антиутопический подход — представление о нежелаемом будущем.

К группе высшего позитивного типа относятся:

интуитивный подход — предугадывание, предвосхищение будущего на основе интуиции, подсознательного опыта человека, позволяющего делать более или менее верные догадки. Иногда термин «интуиция» употребляют в более широком смысле - в смысле догадок на основе жизненного опыта вообще, и тогда речь идет по существу о простейших методах прогноза, не основанного на тщательных исследованиях, расчетах, т. е. о совершено другой категории — прогностическом подходе;

философский подход - предвидение будущего как следующей стадии развития природы и общества в рамках познанных общих закономерностей этого развития. Философия выдвигает в данном плане концепцию прогрессивного развития от простого к сложному. Такие философские концепции, как концепция регресса от совершенного во всех отношениях золотого века к упадку и конечной гибели, концепция циклов бесконечной смены подъемов и падений в круговороте одних и тех же стадий развития и, наконец, концепция прогресса, сложились еще в далеком прошлом;

прогностический подход — исследование перспектив развития того или иного явления на основе познанных закономерностей. В его основе лежит то, чем располагает любое научное исследование: анализ и синтез, индукция и дедукция, наблюдения и научный эксперимент, классификация и систематизация, предположение и гипотеза, аналогия и экстраполяция. Чаще всего этот подход основывается на интуиции ученого-специалиста, на аналогии с уже известными явлениями и процессами и на экстраполяции того или иного рода процессов в будущее. Этоне просто высказывание о будущем, а его исследование с помощью средств науки;

конструктивный подход — это активное воздействие на будущее путем планирования, программирования, проектирования и, наконец, управления явлениями и процессами. Это стадия практической реализации прогноза;

научно-фантастический подход — художественное осмысление будущего, основанное (в отличие от просто фантастики) на данных, получаемых при других позитивных подходах. В основе этого подхода к исследованию будущего лежат не только художественные формы освоения действительности, но и наука. Их комплексное сочетание дает возможность заглянуть в свое отдаленное будущее.

Исторически все перечисленные типы подходов к проблемам будущего возникли на разных стадиях развития мировой общественной мысли. Презентистский, агностический, нигилистический, а также зачатки религиозного, фантастического (поскольку это касается технических проектов) подходов встречаются, судя по этногра­фическим данным, еще в первобытном обществе. Утопический и философский (в его первоначальных формах) подходы сложились в античную эпоху. Наконец, прогностический и тесно связанный с ним научно-фантастический возникли по сути лишь во второй половине прошлого века, хотя некоторые элементы их проявлялись и раньше.

Видимо, прежде других существовал презентистский подход, наиболее характерный для ранних стадий развития первобытного мышления. Для агностического подхода требовался уже более высокий уровень общественной мысли, способной допустить возможность какого-то «иного будущего». Нигилистический подход, связанный с допущением возможности гибели Земли и человечества, одновременно ставит вопрос о происхождении их и требует, таким образом, еще более высокого уровня развития общественной мысли. По своему характеру он вряд ли способен был «выкристаллизоваться» в чистом виде и обычно наблюдается в качестве составной части религиозного и философского подходов.

Фантастический и религиозный подходы сложились, видимо, более или менее одновременно с агностическим и нигилистическим, так как для формирования их был необходим относительно высокий уровень развития первобытного фольклора и мифологии. Презентистский, агностический и нигилистический подходы не получили в дальнейшем существенного развития. Напротив, фантастический, религиозный, а также конструктивные подходы (в их простейшем первоначальном виде) получили широкое развитие в античную эпоху, когда к ним добавились утопический и философский. В Средневековье религиозный подход подавлял все остальные. В новое время отмечается триумфальное шествие утопического, постепенно оттеснившего религиозный на второй план.

В настоящее время существуют все типы подхода к проблемам будущего, но они редко встречаются в чистом виде. Как правило, в различных концепциях будущего сложнейшим образом переплетаются элементы нескольких типов. Например, политическая программа или хозяйственный план (конструктивный подход) могут включать в себя элементы теории исторического процесса (философский подход), данные научного прогноза (прогностический подход). Идеалистический философский подход может опираться на элементы религиозного или утопического и т. д. Но для анализа конкретных представлений о будущем четкое различие между основными подходами к проблемам будущего необходимо.