Искусство неолита

для неолитического искусства черты: широкое распространение получает мелкая пластика из камня, кости, рога, глины. Фигурки животных реальны, хотя трактованы обобщенно. Упрощены и схематичны изображения женских фигурок, иногда покрытых орнаментами, воспроизводящими узоры на одежде. Особенно характерно для неолита развитие декоративного искусства; почти всюду видим стремление украсить вещи, находящиеся в повседневном употреблении у человека.

Больше всего до нас дошло глиняной орнаментированной посуды. По формам неолитических сосудов, а особенно по способу и разнообразию их украшения одна область отличалась от другой. Можно проследить развитие орнамента от простейших узоров на сосудах ямочно-гребенчатого типа (Восточная Европа) до превосходно сделанных и богато расписанных сосудов Египта или Триполья.

____________________________________________________

Тайна Шумеров.

В государственном устройстве этот народ имел все атрибуты современного развитого государства - суд присяжных, двухпалатную систему парламента, состоящую из избираемых депутатов, гражданские советы (аналог комитетов самоуправления). Их культуре свойственны удивительные музыкальные достижения, они увлекались танцами. В медицине использовали фитотерапию, хорошо знали анатомию и химию, фармацевтику, астрономию и многие разделы современной математики). Развитое ткацкое дело и текстильная промышленность, прогрессивное эффективное сельское хозяйство могли бы стать примером для аналогичных современных отраслей. Высокоразвитая религия, удивительные храмы - все это Шумерия, располагавшаяся в южной части современного Ирака на территории древней Месопотамии.

Столетия умы ученых и теологов поражают месопотамские тексты, являющиеся переработкой шумерских. Из текста халдейской Книги Бытия следует, что не менее чем за тысячу лет до нее существовал текст Истории Творения, написанный на старом вавилонском диалекте...

Многие поколения ученых бились над загадкой этой появившейся до времени цивилизации, но загадок оставалось более чем достаточно... Что же такое Шумерия - гениальная народность, появившаяся, как непонятый Леонардо да Винчи в Италии, раньше срока на планете Земля?

Шумерская табличка с текстомДоклад сибирских ученых, представленный на ежегодных Зигелевских чтениях, мог претендовать на сенсацию. Многолетние исследования на стыке наук (лингвистики, математики, астрономии) вызвали в аудитории шок, ведь доклад был представлен вполне серьезными учеными, считавшими, что шумерская цивилизация - результат контакта с инопланетной цивилизацией. Если же вы - отъявленный скептик, факты таковы, что придется принять их минимум как достоверную версию.

Шумеры делали записи на глиняных табличках, а иллюстрации - на цилиндрических печатях. За последние полтора столетия на месте шумерских городов археологи обнаружили тысячи текстов и иллюстраций по астрономии, математике. Среди них - по фундаментальной математике, вычисление площадей сложных фигур, извлечение корней, решения уравнений с двумя и тремя неизвестными, так называемые золотые пропорции и числа Фибоначчи. Шумеры использовали сложнейшую шестидесятеричную систему исчисления, базировавшуюся на комбинации чисел 6 и 10. Сложные системы исчисления подобного рода стали использоваться с появлением компьютерной технологии. В шумерских текстах содержатся сведения о происхождении, развитии и строении Солнечной системы, включая список и характеристики планет.

Одна из иллюстраций, изображающая Солнечную систему в прошлом, находится в восточной секции государственного музея в Берлине. На ней в центре изображено Солнце, окруженное всеми (!) известными сегодня планетами.

Однако на рисунке есть отличия. Два из них наиболее существенные. Во-первых, Плутон шумеры помещали рядом с Сатурном и описывали как спутник этой планеты, который обрел самостоятельность. Плутон имеет вытянутую орбиту с большим наклоном к плоскости эклиптики, и в ходе движения по ней некоторый период, и в частности сейчас, находится ближе к Солнцу, чем Нептун, что и было отмечено шумерами.

Второе отличие помещение некоторой неизвестной большой планеты между Марсом и Юпитером - 12-й планеты по шумерской системе! Эту загадочную планету шумеры называли Нибиру, что означает в переводе "пересекающая планета". Планета Нибиру имеет очень вытянутую и наклоненную эллиптическую орбиту и проходит между Марсом и Юпитером раз в 3600 лет.

Именно с этой планеты, по утверждениям шумерских текстов, на Землю пришли анунаки, "сошедшие с небес на Землю". В шестой главе Бытия есть упоминание о них, где они именуются нифилим - "сошедшими с небес". Из преданий мы помним странную фразу о богах, бравших в жены женщин с Земли. Шумеры утверждают, что именно анунаки передали им все свои знания. Таким образом произошло слияние двух цивилизаций - земной и инопланетной, появились общие дети Но самое удивительное даже не в этих "смешанных семьях". Дело в том, что сам род хомо сапиенс был создан пришельцами, причем задолго до шумеров. Шумеры сообщают, что анунаки прибыли на Землю примерно 445 тысяч лет назад. Перед этим анунаки изучили все планеты Солнечной системы из своих обсерваторий. Зачем же жители Нибиру высаживались на Землю? Причем не один раз, а регулярно, каждые 3600 лет.

Как следует из шумерских текстов, планета Нибиру столкнулась с экологической проблемой. Для защиты своей становящейся все болев тонкой атмосферы анунаки создали щит из золотых частиц. Точно такая же идея используется в современных космических кораблях для защиты космонавтов от радиации (!)

Но анунакам нужно было золото. Его они обнаружили на седьмой планете, считая снаружи внутрь, - то есть на планете Земля, и отрядили первую экспедицию.

Сначала они безуспешно пытались добывать драгоценный металл из вод Персидского залива, а потом взялись за разработки шахтным способом в Юго-Восточной Африке. Около 300 тысяч лет назад анунаки, работавшие на золотодобыче, подняли мятеж, и тогда инопланетные ученые с помощью генетических манипуляций создали работников - хомо сапиенс. Весь этот процесс расписан с подробностями, включающими описания генетических операций, удививших даже современных специалистов по генной инженерии. Археологические исследования подтверждают, что в Южной Африке в период каменного века велись горнодобывающие работы. Еще в 1970 году в Свазиленде археологи открыли обширные золотодобывающие шахты глубиной до 20 метров Международная группа физиков в 1988 году определила возраст шахт - от 80 до 100 тысяч лет Легенды Зулу гласят, что в этих шахтах работали рабы из плоти и крови, искусственно созданные "первыми людьми". Существование погибшей планеты Нибиру недавно подтвердило открытие американскими астрономами осколков планеты Мердок (современное название Нибиру), один раз в 3600 лет приближающихся к Земле, вращающихся по сильно вытянутой эллиптической орбите вокруг Солнца, проходящей как раз между Марсом и Юпитером.

_______________________________________________

Зиккурат

[править]

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Зиккурат в Уре.

Зиккура́т (от вавилонского слова sigguratu — «вершина», в том числе «вершина горы») — многоступенчатое культовое сооружение в древнем Междуречье, типичное для шумерской, ассирийской, вавилонской и эламской архитектуры.

Содержание

[убрать]

1 Архитектура и предназначение

2 Источники

3 См. также

4 Примечания

5 Ссылки

[править] Архитектура и предназначение

Зиккурат представляет собой башню из поставленных друг на друга параллелепипедов или усечённых пирамид от 3 у шумеров до 7 у вавилонян, не имевших интерьера (исключение — верхний объём, в котором находилось святилище). Террасы зиккурата, окрашенные в разные цвета, соединялись лестницами или пандусами, стены членились прямоугольными нишами. Внутри стен, поддерживающих платформы (параллелепипеды) находилось множество комнат, где жили священники и работники храма.

Рядом со ступенчатой башней-зиккуратом обычно находился храм, который являлся не молитвенным сооружением как таковым, а жилищем бога. Шумерийцы, а вслед за ними и ассирийцы с вавилонянами, поклонялись своим богам на вершинах гор и, сохранив эту традицию после переселения в низменное Двуречье, возводили горы-насыпи, соединявшие небо и землю. Материалом для постройки зиккуратов служил кирпич-сырец, дополнительно укреплённый слоями тростника, снаружи облицовывались обожжённым кирпичом. Дожди и ветры разрушали эти сооружения, их периодически подновляли и восстанавливали, поэтому они со временем становились выше и больше по размерам, менялась и их конструкция. Шумерийцы строили их трёхступенчатыми в честь верховной троицы своего пантеона — бога воздуха Энлиля, бога вод Энки и бога неба Ану. Вавилонские зиккураты были уже семиступенчатыми и окрашивались в символические цвета планет (в древнем Вавилоне было известно пять планет), чёрный (Сатурн, Нинурта), белый (Меркурий, Набу), пурпурный (Венера, Иштар), синий (Юпитер, Мардук), ярко-красный (Марс, Нергал), серебряный (Луна, Син) и золотой (Солнце, Шамаш)[источник не указан 940 дней].

Дур-Унташ или Чогха-Занбиль, построенный в XIII веке до н. э. Унташ Напириша и располагающийся близ Суз, один из наиболее хорошо сохранившихся зиккуратов

В поздний период зиккурат был не столько храмовым сооружением, сколько административным центром, где располагалась администрация и архивы.

Прообразом зиккурата были ступенчатые храмы. Первые такие башни в форме примитивных ступенчатых террас появились в аллювиальных долинах Тигра и Евфрата в конце IV тысячелетия до н. э. Последний заметный всплеск активности в возведении месопотамских зиккуратов засвидетельствован уже в VI век до н. э., в конце нововавилонского периода. На протяжении всей древней истории зиккураты подновлялись и перестраивались, составляя предмет гордости царей.

Зиккураты стали прообразом ветхозаветной легенды о Вавилонской башне[1].

________________________________________________

Пирамида Хеопса 2550 г. до н. э. Гиза (Египет) египтяне[2] единственное из «чудес», сохранившееся до наших дней гробница фараона Хеопса

Висячие сады Семирамиды 600 г. до н. э. Вавилон (Ирак) вавилоняне После I столетия до н. э. наводнения разрушили фундамент и сооружение рухнуло Были созданы для жены царя Навуходоносора II.

Статуя Зевса в Олимпии 435 г. до н. э., скульптор Фидий Олимпия (Греция) греки V—VI вв. сгорела в Константинополе во время пожара на Ипподроме в V в. храмовая статуя в храме Зевса в Олимпии

Храм Артемиды в Эфесе 550 г. до н. э. Эфес (Турция) лидийцы, греки, персы 370 г. до н. э.

356 г. до н. э. (Геростратом)

или 262 г. н. э. (готами) пожар был построен в честь богини Артемиды

Мавзолей в Галикарнасе 351 г. до н. э., архитектор Пифей Галикарнас (на юго-западе Турции) карийцы, персы, греки 1494 г. землетрясение; сохранились: фундаменты, архитектурные фрагменты; в Британском музее в Лондоне — статуи Мавсола и его жены Артемисии, рельефы, статуи львов был возведен как надгробный памятник карийского правителя Мавсола его женой — царицей Артемисией

Колосс Родосский между 292 и 280 гг. до н. э. Родос (Греция) греки 224 (или 226) г. до н. э.

бронзовый корпус был демонтирован в 654 г. н. э. землетрясение был установлен скульптором Харесом для увековечивания памяти о победе Родоса над Деметрием Полиоркетом (304 г. до н. э.) .

Александрийский маяк

________________________________________-

ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ

"О ВСЕ ВИДАВШЕМ"

СО СЛОВ СИН-ЛЕКЕ-УННИННИ,>

ЗАКЛИНАТЕЛЯ

При составлении текста и примечаний к нему использовани перевод и примечания И. Дьяконова (текст воспроизводится с сокращениями по изданию "Библиотека Всемирной Литературы, том 1. Поэзия и проза Древнего Востока. М., "Художественная Литература", 1973 ). Примечания приведены после текста каждой таблицы.

ТАБЛИЦЫ:

1,

2,

3,

4,

5,

6,

7,

8,

9,

10,

11

ТАБЛИЦА 1

О все видавшем до края мира,

О познавшем моря, перешедшем все горы,

О врагов покорившем вместе с другом,

О постигшем премудрость, о все проницавшем:

Сокровенное видел он, тайное ведал,

Принес нам весть о днях до потопа,

В дальний путь ходил, но устал и смирился,

Рассказ о трудах на камне высек,

Стеною обнес Урук1 огражденный,

Светлый амбар Эаны2 священной. --

Осмотри стену, чьи венцы, как по нити,

Погляди на вал, что не знает подобья,

Прикоснись к порогам, лежащим издревле,

И вступи в Эану, жилище Иштар3 , --

Даже будущий царь не построит такого,--

Поднимись и пройди по стенам Урука,

Обозри основанье, кирпичи ощупай:

Его кирпичи не обожжены ли

И заложены стены не семью ль мудрецами?

Велик он более всех человеков,

На две трети он бог, на одну -- человек он,

Образ его тела на вид несравненен,

Стену Урука он возносит.

Буйный муж, чья глава, как у тура, подъята,

Чье оружье в бою не имеет равных,--

Все его товарищи встают по барабану!4

По спальням страшатся мужи Урука:

"Отцу Гильгамеш не оставит сына!

Днем и ночью буйствует плотью.

Часто их жалобу слыхивали боги,

Воззвали они к великой Аруру5 :

"Аруру, ты создала Гильгамеша,

Теперь создай ему подобье!

Когда отвагой с Гильгамешем он сравнится,

Пусть соревнуются, Урук да отдыхает".

Аруру, услышав зти речи,

Подобье Ану6 создала в своем сердце

Умыла Аруру руки,

Отщипнула глины, бросила на землю,

Слепила Энкиду, создала героя.

Порожденье полуночи, воин Нинурты7,

Шерстью покрыто все его тело,

Подобно женщине, волосы носит,

Пряди волос как хлеба густые;

Ни людей, ни мира не ведал,

Одеждой одет он, словно Сумукан8.

Вместе с газелями ест он травы,

Вместе со зверьми к водопою теснится,

Вместе с тварями сердце радует водою

Человек - ловец-охотник

Перед водопоем его встречает.

Первый день, и второй, и третий

Перед водопоем его встречает.

Увидел охотник - в лице изменился,

Со скотом своим домой вернулся,

Устрашился, умолк, онемел он,

В груди его -- скорбь, его лик затмился,

Тоска проникла в его утробу,

Идущему дальним путем стал лицом подобен.

Охотник отправился к Гильгамешу,

Пустился в путь, стопы обратил к Уруку,

Пред лицом Гильгамеша промолвил, слово:

"Некий есть муж, что из гор явился,

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки!

Бродит вечно по всем горам он,

Постоянно со зверьем к водопою теснится,

Постоянно шаги направляет к водопою.

Боюсь я его, приближаться не смею!

Я вырою ямы -- он их засыплет,

Я поставлю ловушки -- он их вырвет,

Из рук моих уводит зверье и тварь степную,--

Он мне не дает в степи трудиться!"

Гильгамеш ему вещает, охотнику:

"Иди, мой охотник, блудницу Шамхат приведи с собою

Когда он поит зверей у водопоя,

Пусть сорвет она одежду, красы свои откроет,--

Ее увидев, к ней подойдет он --

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне".

Шесть дней миновало, семь дней миновало --

Неустанно Энкиду познавал блудницу,

Когда же насытился лаской,

К зверью своему обратил лицо он.

Увидав Энкиду, убежали газели,

Степное зверье избегало его тела.

Вскочил Энкиду,-- ослабели мышцы,

Остановились ноги,-- и ушли его звери.

Смирился Энкиду,-- ему, как прежде, не бегать!

Но стал он умней, разуменьем глубже,--

Вернулся и сел у ног блудницы,

Блуднице в лицо он смотрит,

И что скажет блудница,-- его слушают уши.

Блудница ему вещает, Энкиду:

"Ты красив, Энкиду, ты богу подобен,--

Зачем со зверьем в степи ты бродишь?

Давай введу тебя в Урук огражденный,

К светлому дому, жилищу Ану,

Где Гильгамеш совершенен силой

И, словно тур, кажет мощь свою людям!"

Сказала -- ему зти речи приятны,

Его мудрое сердце ищет друга.

1.Урук - город на юге Месопотамии, на берегу Евфрата (ныне Варка). Гильгамеш - историческая фигура, царь Урука, правивший городом около 2600 г.до н. э.

2. Эана - храм бога неба Ану и его дочери Иштар, главный храм Урука.В Шумере храмы были обычно окружены хозяйственными постройками, где держали урожай с храмовых имений; эти постройки сами считались священными.

3. Иштар - богиня любви, плодородия, а также охоты, войны, покровительница культуры.

4. " Все его товарищи встают по барабану! " Речь идет о вызове всех работоспособных граждан Урука на постройку стен. У юношей города не остается сил и времени на общение с родственниками и возлюбленными.

5. Аруру - древнейшая, дошумерская богиня-мать, создательница людей.

6." Подобье Ану создала в своем сердце..." Подобье - дословно "названье", "слово", "имя".

Имя считалось частью материальной сущности человека и божества.

7. Нинурта - бог-воин, сын Эллиля, бога воздуха и ветров, царя богов.

8. Сумукан - бог-покровитель зверей. Его "одежда", по-видимому, нагота (может быть, шкуры).

ТАБЛИЦА 2

Услыхал ее слово, воспринял речи,

Женщины совет запал в его сердце.

Ткань разорвала, одной его одела,

Тканью второю сама оделась,

За руку взяв, повела, как ребенка,

К стану пастушьему, к скотьим загонам.

Там вокруг них пастухи собралися,

Шепчут они, на него взирая:

"Муж тот с Гильгамешем сходен обличьем,

Ростом пониже, но костью крепче.

То, верно, Энкиду, порожденье степи,

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки:

Молоко звериное сосал он!"

На хлеб, что перед ним положили,

Смутившись, он глядит и смотрит:

Не умел Энкиду питаться хлебом,

Питью сикеры обучен не был.

Блудница уста открыла, вещает Энкиду.

"Ешь хлеб, Энкиду,-- то свойственно жизни,

Сикеру пей -- суждено то миру!"

Досыта хлеба ел Энкиду,

Сикеры испил он семь кувшинов.

Взыграла душа его, разгулялась,

Его сердце веселилось, лицо сияло.

Он ощупал свое волосатое тело,

Умастился елеем, уподобился людям,

Одеждой оделся, стал похож на мужа.

Оружие взял, сражался со львами --

Пастухи покоились ночью.

Львов побеждал и волков укрощал он --

Великие пастыри спали:

Энкиду -- их стража, муж неусыпный...

Весть принесли в Урук огражденный Гильгамешу:

Было в ту ночь для Ишхары1 постелено ложе,

Но Гильгамешу, как бог, явился соперник:

В брачный покой Энкиду дверь заградил ногою,

Гильгамешу войти он не дал.

Схватились в двери брачного покоя,

Стали биться на улице, на широкой дороге, --

Обрушились сени, стена содрогнулась.

Преклонил Гильгамеш на землю колено,

Он смирил свой гнев, унял свое сердце

Когда унялось его сердце, Энкиду вещает Гильгамешу:

"Одного тебя мать родила такого,

Буйволица Ограды, Нинсун2!

Над мужами главою ты высоко вознесся,

Эллиль над людьми судил тебе царство!"

Гильгамеш наклонил лицо, вещает Энкиду:

"Почему твои очи наполнились слезами,

Опечалилось сердце, вздыхаешь ты горько?"

Энкиду уста открыл, вещает Гильгамешу:

"Вопли, друг мой, разрывают мне горло:

Без дела сижу, пропадает сила".

Гильгамеш уста открыл, вещает Энкиду

"Друг мой, далеко есть горы Ливана,

Кедровым те горы покрыты лесом,

Живет в том лесу свирепый Хумбаба,--

Давай его вместе убьем мы с тобою,

И все, что есть злого, изгоним из мира!

Нарублю я кедра,-- поросли им горы,--

Вечное имя себе создам я!"

Энкиду уста открыл, вещает Гильгамешу.

"Как же пойдем мы, как в лес мы вступим?

Бог Вэр3 , его хранитель, -- он могуч, неусыпен

А Хумбаба -- Шамаш наделил его силой,

Адду наделил его отвагой,

Чтоб кедровый лес оберегал он,

Ему вверил Эллиль страхи людские.

Хумбаба -- ураган его голос,

Уста его -- пламя, смерть -- дыханье!

Люди молвят -- тяжек и путь к тому лесу --

Кто же проникнет в середину леса?

Чтоб кедровый лес оберегал он,

Ему вверил Эллиль страхи людские,

И кто входит в тот лес, того слабость объемлет".

Гильгамеш уста открыл, вещает Энкиду.

"Кто, мой друг, вознесся на небо?

Только боги с Солнцем пребудут вечно,

А человек -- сочтены его годы,

Что б он ни делал,-- все ветер!

Ты и сейчас боишься смерти,

Где ж она, сила твоей отваги?

Я пойду перед тобою, а ты кричи мне: "Иди, не бойся!"

Если паду я - оставлю имя:

"Гильгамеш принял бой со свирепым Хумбабой!"

Но родился в моем доме ребенок, -

К тебе подбежал: "Скажи мне, все ты знаешь:

Что совершил мой отец и друг твой?"

Ты ему откроешь мою славную долю!

1. Ишхара - богиня.

2. Ограда - здесь то же, что Урук. Нинсун - царица храма, мать Гильгамеша.

3. Бог Вэр - одна из ипостасей бога грома и дождя Адду.

ТАБЛИЦА 3

Старейшины его благословляют

На дорогу Гильгамешу дают советы:

"Гильгамеш, на силу ты свою не надейся,

Лицом будь спокоен, ударяй же верно;

Впереди идущий сотоварища спасает:

Кто ведал тропы, сохранил он друга;

Пускай Энкиду идет пред тобою,--

Он знает дорогу к кедровому лесу,

Битвы он видел, бой ему ведом.

Энкиду, береги сотоварища, храни ты друга,

Через рытвины носи на руках его тело;

Мы в совете тебе царя поручаем,

Как вернешься ты -- нам царя поручишь!"

ТАБЛИЦА 4

Гильгамеш уста открыл, ему вещает, Энкиду.

"Один -- лишь один, ничего он не может,

Чужаками мы здесь будем поодиночке:

По круче один не взойдет, а двое -- взберутся,

Втрое скрученный канат не скоро порвется1,

Два львенка вместе -- льва сильнее!"

Энкиду уста открыл, ему вещает, Гильгамешу:

"Если бы в лес мы с тобою спустились,

Ослабеет тело, онемеют мои руки".

Гильгамеш уста открыл, вещает он Энкиду

"Друг мой, ужели мы будем так жалки?

Столько гор уже перешли мы,

Убоимся ли той, что теперь перед нами,

Прежде чем мы нарубим кедра?

Друг мой, в сраженьях ты сведущ, битвы тебе знакомы

Натирался ты зельем и смерти не страшишься,

Как большой барабан гремит твой голос!

Пусть сойдет с твоих рук онеменье,

Пусть покинет слабость твое тело,

Возьмемся за руки, пойдем же, друг мой!

Пусть загорится твое сердце сраженьем!

Забудь о смерти,-- достигнешь жизни!

Человек осторожный и неустрашимый,

Идя впереди, себя сохранил бы и товарища спас бы,--

Далеко они свое прославили бы имя!"

1. " Втрое скрученный канат..." Обычная веревка скручена из двух шнуров, поэтому втрое скрученный канат (или нить) - образ дружбы двоих.

ТАБЛИЦА 5

Как услышал Гильгамеш сотоварища слово,--

Боевой топор он поднял рукою,

Выхватил из-за пояса меч свой,--

Гильгамеш поразил его1 в затылок,

Его друг, Энкиду, его в грудь ударил;

На третьем ударе пал он,

Замерли его буйные члены,

Сразили они наземь стража, Хумбабу,--

На два поприща вокруг застонали кедры:

С ним вместе убил Энкиду леса и кедры.

Сразил Энкиду стража леса,

Чье слово чтили Ливан и Сариа,

Покой объял высокие горы,

Покой объял лесистые вершины.

Он сразил защитников кедра --

Разбитые лучи Хумбабы.

Когда их всех семерых убил он,

Боевую сеть и кинжал в семь талантов2, --

Груз в восемь талантов,-- снял с его тела,

Жилище Ануннаков тайное открыл он.

Гильгамеш деревья рубит, Энкиду пни корчует.

Энкиду ему вещает, Гильгамешу:

"Друг мой, Гильгамеш! Мы кедр убили,--

Повесь боевой топор на пояс,

Возлей перед Шамашем3 возлиянье,--

На берег Евфрата доставим кедры".

1. "Гильгамеш поразил его..."- Хумбабу.

2. Талант - 30 кг.

3. Шамаш - бог Солнца, а также справедливости, гаданий и оракулов, особый покровитель Гильгамеша.

ТАБЛИЦА 6

Он умыл свое тело, все оружье блестело,

Со лба на спину власы он закинул,

С грязным он разлучился, чистым он облачился.

Как накинул он плащ и стан подпоясал,

Как венчал Гильгамеш себя тиарой, --

На красоту Гильгамеша подняла очи государыня Иштар

Давай, Гильгамеш, будь мне супругом,

Зрелость тела в дар подари мне!

Ты лишь будешь мне мужем, я буду женою!

Приготовлю для тебя золотую колесницу,

С золотыми колесами, с янтарными рогами,

А впрягут в нее бури -- могучих мулов.

Войди в наш дом в благоухании кедра!

Как входить ты в дом наш станешь,

И порог и престол да целуют твои ноги,

Да преклонят колени государи, цари и владыки,

Да несут тебе данью дар холмов и равнины,

Твои козы тройней, а овцы двойней да рожают,

Твой вьючный осел пусть догонит мула,

Твои кони в колеснице да будут горды в беге,

Под ярмом волы твои да не ведают равных!"

Гильгамеш уста открыл и молвит, вещает он государыне Иштар:

"Зачем ты хочешь, чтоб я взял тебя в жены?

Я дам тебе платьев, елея для тела,

Я дам тебе мяса в пропитанье и в пищу,

Накормлю я тебя хлебом, достойным богини,

Вином напою, достойным царицы,

Твое жилище пышно украшу,

Твои амбары зерном засыплю,

Твои кумиры одену в одежды,--

Но в жены себе тебя не возьму я!

Ты -- жаровня, что гаснет в холод,

Черная дверь, что не держит ветра и бури,

Дворец, обвалившийся на голову герою,

Слон, растоптавший свою попону,

Смола, которой обварен носильщик,

Мех, из которого облит носильщик,

Плита, не сдержавшая каменную стену,

Таран, предавший жителей во вражью землю,

Сандалия, жмущая ногу господина!

Какого супруга ты любила вечно,

Какую славу тебе возносят?

Давай перечислю, с кем ты блудила!

Как услышала Иштар эти речи,

Иштар разъярилась, поднялась на небо,

Поднявшись, Иштар пред отцом своим, Ану, плачет,

Пред Анту, ее матерью, бегут ее слезы:

"Отец мой, Гильгамеш меня посрамляет,

Гильгамеш перечислил мои прегрешенья,

Все мои прегрешенья и все мои скверны".

Ану уста открыл и молвит, вещает ей, государыне Иштар

"Разве не ты оскорбила царя Гильгамеша,

Что Гильгамеш перечислил твои прегрешенья,

Все твои прегрешенья и все твои скверны?"

Иштар уста открыла и молвит, вещает она отцу своему, Ану

"Отец, создай Быка мне, чтоб убил Гильгамеша в его жилище,

За обиду Гильгамеш поплатиться должен!

Если же ты Быка не дать мне --

Поражу я Гильгамеша в его жилище,

Проложу я путь в глубину преисподней,

Подниму я мертвых, чтоб живых пожирали,--

Станет меныпе тогда живых, чем мертвых!"

Как услышал Ану эти речи,

Ее он уважил, Быка он создал,

В Урук с небес погнала его Иштар.

Когда достиг он улиц Урука, ....

Спустился к Евфрату, в семь глотков его выпил -- река иссякла.

От дыханья Быка разверзлась яма,

Сто мужей Урука в нее свалились.

От второго дыханья разверзлась яма.

Двести мужей Урука в нее свалились.

При третьем дыханье стал плеваться на Энкиду;

Прыгнув, Энкиду за рог Быка ухватился,

Бык в лицо ему брызнул слюною,

Всей толщей хвоста его ударил.

Энкиду уста открыл и молвит, вещает он Гильгамешу:

"Друг мой, гордимся мы нашей отвагой,

Что же мы ответим на эту обиду?"

"Друг мой, видал я Быка свирепость,

Но силы его для нас не опасны.

Вырву ему сердце, положу перед Шамашем, --

я и ты -- Быка убьем мы,

Встану я над его трупом в знак победы,

Наполню рога елеем -- подарю Лугальбанде1!

За толщу хвоста его ухвати ты,

А я между рогами, меж затылком и шеей,

поражу его кинжалом...".

Погнал Энкиду, Быка повернул он,

За толщу хвоста его ухватил он...

А Гильгамеш, как увидел дело храброго героя

и верного друга ,--

Между рогами, меж затылком и шеей

Быка поразил кинжалом.

Как Быка они убили, ему вырвали сердце,

перед Шамашем положили,

Удалившись, перед Шамашем ниц склонились,

Отдыхать уселись оба брата.

Взобралась Иштар на стену огражденного Урука,

В скорби распростерлась, бросила проклятье:

"Горе Гильгамешу! Меня он опозорил, Быка убивши!"

Услыхал Энкиду эти речи Иштар,

Вырвал корень Быка, в лицо ей бросил:

"А с тобой -- лишь достать бы,-- как с ним бы я сделал,

Кишки его на тебя намотал бы!"

Созвала Иштар любодеиц, блудниц и девок,

Корень Быка оплакивать стали.

А Гильгамеш созвал мастеров всех ремесел,--

Толщину рогов мастера хвалили.

Тридцать мин лазури -- их отливка,

Толщиною в два пальца их оправа,

Шесть мер елея2, что вошло в оба рога,

Подарил для помазанья своему богу Лугальбанде,

А рога прибил у себя над хозяйским ложем.

Они руки свои омыли в Евфрате,

Обнялись, отправились, едут улицей Урука,

Толпы Урука на них взирают.

Гильгамеш вещает слово простолюдинкам Урука:

"Кто же красив среди героев,

Кто же горд среди мужей?

Гильгамеш красив среди героев,

Энкиду горд среди мужей!"

Бык богинин, кого мы изгнали в гневе,

Не достиг на улицах полноты желанья !

Гильгамеш во дворце устроил веселье,

Заснули герои, лежат на ложе ночи,

Заснул Энкиду -- и сон увидел,

Поднялся Энкиду и сон толкует:

Вещает своему он другу:

1. Лугальбанда - бог.

2. "Шесть мер елея..." Мера - примерно 250 литров; в каждом роге, таким образом, было около трех четвертей тонны. Слово елей означает кунжутное масло, может быть, иногда сдобренное благовонием. Им натирали тело в жару.

ТАБЛИЦА 7

"Друг мой, о чем совещаются великие боги?

Слушай мой сон, что я видел ночью:

Ану, Эллиль и Шамаш меж собой говорили.

И Ану Эллилю вещает:

"Зачем они сразили Быка и Хумбабу?"

Ану сказал: "Умереть подобает

Тому, кто у гор похитил кедры!"

Эллиль промолвил: "Пусть умрет Энкиду,

Но Гильгамеш умереть не должен!"

Отвечает Шамаш Эллилю-герою

"Не твоим ли веленьем убиты Бык и Хумбаба?

Должен ли ныне Энкиду умереть безвинно?"

Разгневался Эллиль на Шамаша-героя

"То-то ежедневно в их товарищах ты ходишь!"

Слег Энкиду перед Гильгамешем,

По лицу Гильгамеша побежали слезы:

"Брат, милый брат! Зачем вместо брата меня оправдали?"

И еше неужели сидеть мне с призраком, у могильного входа?

Никогда не увидеть своими очами любимого брата?"

Энкиду уста открыл и молвит, вещает он Гильгамешу.

"Давай, мой друг, пойдем и Эллиля попросим!"

У входа в храм они остановились,

Деревянную дверь они увидали.

Ибо Эллилю ее подарил Энкиду,

Энкиду уста открыл и молвит, вещает он Гильгамешу.

"Из-за двери деревянной беда случилась!"

Энкиду поднял на дверь свои очи,

С дверью беседует, как с человеком:

"Деревянная дверь, без толка и смысла,

Никакого в ней разумения нету!

Для тебя я дерево искал за двадцать поприщ1,

Пока не увидел длинного кедра,--

Тому дереву не было равных в лире!

Восемнадцать сажен ты высотою, шесть сажен ты шириною,

Твой засов, петля и задвижка длиною двенадцать локтей.

Изготовил, доставил тебя, в Ниппуре украсил --

Знал бы я, дверь, что такова будет расплата,

Что благо такое ты принесешь мне,--

Взял бы топор я, порубил бы в щепы,

Связал бы плот -- и пустил бы по водам!

Ану и Иштар мне того не простили!

Ныне же, дверь,-- зачем я тебя сделал?

Сам погубил себя благочестивым даром!

Пусть бы будущий царь тебя оправил,

Пусть бы бог изготовил твои дверные створки,

Стер бы мое имя, свое написал бы2,

Сорвал бы мою дверь, а свою поставил!"

Его слово услышав, сразу жарко заплакал,

Услыхал Гильгамеш слово друга, Энкиду,--

побежали его слезы.

Гильгамеш уста открыл и молвит, вещает Энкиду

"Тебе бог даровал глубокий разум, мудрые речи --

тйеловек ты разумный -- а мыслишь так странно!

Зачем, мой друг, ты мыслишь так странно?

Драгоценен твой сон, хоть много в нем страха:

Как мушиные крылья, еще трепещут твои губы!

Много в нем страха, но сон этот дорог:

Для живого -- тосковать -- его доля,

Сон тоску оставляет для живого!

А теперь помолюсь я богам великим,--

Милость взыскуя, обращусь к твоему богу!

Пусть, отец богов, будет милостив Ану,

Даже Эллиль да сжалится, смилуется Шамаш,--

Златом без счета их украшу кумиры!"

Услыхал его Шамаш, воззвал к нему с неба:

"Не трать, о царь, на кумиры злата,--

Слово, что сказано, бог не изменит,

Слово, что сказано, не вернет, не отменит,

Жребий, что брошен, не вернет, не отменит,--

Судьба людская проходит,-- ничто не останется в мире!

В утробу Энкиду боль проникла,

На ложе ночи, где лежал он одиноко.

Все свои скорби он поведал другу:

"Слушай, друг мой! Сон я видел ночью -

Вопияло небо, земля отвечала,

Только я стою между ними

Да один человек - лицо его мрачно,

Птице бури он лицом подобен,

Его крылья - орлиные крылья, его когти - орлиные когти,

Он за власы схватил, меня одолел он,

Я его ударил - как скакалка, он скачет,

Он меня ударил - исцелил мою рану,

Но, как тур, на меня наступил он,

Сжал, как тисками, все мое тело.

"Друг мой, спаси меня!" Не мог спасти ты,

Ты убоялся, не мог сражаться,

Он ко мне прикоснулся, превратил меня в птаху,

Крылья, как птичьи, надел мне на плечи:

Взглянул и увел меня в дом мрака, жилище Иркаллы3,

В дом, откуда вошедший никогда не выходит,

В путь, по которому не выйти обратно,

В дом, где живущие лишаются света,

Где их пища - прах и еда их - глина,

А одеты, как птицы,- одеждою крыльев,

И света не видят, но во тьме обитают,

А засовы и двери покрыты пылью!

В Доме праха, куда вступил я,

Поглядел я - венцы смиренны:

Я послушал,- венценосцы, что в прежние дни владели миром,

Ану и Эллилю подносят жареное мясо,

Ставят хлеб печеный, холодную, из меха, возливают воду.

В Доме праха, куда вступил я,

Живут жрец и служка, живут волхв и одержимый,

Живут священники богов великих,

Живет Этана4, живет Сумукан,

Живет Эрешкигаль, земли царица;

Белет-цери, дева-писец земли, перед ней на коленях,

Таблицу судеб держит, пред нею читает,-

Подняла лицо, меня увидала:

"Смерть уже взяла того человека!"

"...Мы с тобою вместе все труды делили,-

Помни меня, друг мой, не забудь мои деянья!"

Друг его увидел сон необъясненный,

Когда сон он увидел, его иссякла сила.

Лежит Энкиду на ложе,

Первый день, второй день, что лежит Энкиду на ложе,

Третий день и четвертый, что лежит Энкиду на ложе.

Пятый, шестой и седьмой, восьмой, девятый и десятый,-

Стал недуг тяжелей у Энкиду,

Одиннадцатый и двенадцатый дни миновались -

На ложе своем приподнялся Энкиду,

Кликнул Гильгамеша, ему вещает:

"Друг мой отныне меня возненавидел, -

Когда в Уруке мы с ним говорили,

Я боялся сраженья, а он был мне в помощь;

Друг, что в бою спасал,- почему меня покинул?

Я и ты - не равно ли мы смертны?"

1.Поприще - расстояние двух часов ходу по ровной дороге.

2. "Стер бы мое имя, свое написал бы..." Стерший надпись с чьим-либо именем навлекает на себя проклятье.

3. Иркалла - одно из имен божества, царя преисподней.

4. Этана - герой легенды о полете на небо с помощью орла, первый царь.

ТАБЛИЦА 8

Едва занялось сияние утра,

Гильгамеш уста открыл и молвит:

"Энкиду, друг мой, твоя мать антилопа

И онагр, твой отец, тебя породили,

Молоком своим тебя звери взрастили

И скот в степи на пастбищах дальних!

В кедровом лесу стези Энкиду

По тебе да плачут день и ночь неумолчно,

Да плачут старейшины огражденного Урука"

Да плачет руку нам вслед простиравший,

Да плачут уступы гор лесистых,

По которым мы с тобою всходили,

Да рыдает пажить, как мать родная,

Да плачут соком кипарисы и кедры,

Средь которых с тобою мы пробирались,

Да плачут медведи, гиены, барсы и тигры,

Козероги и рыси, львы и туры,

Олени и антилопы, скот и тварь степная,

Да плачет священный Евлей, где мы гордо ходили по брегу,

Да плачет светлый Евфрат, где мы черпали воду для меха,

Да плачут мужи обширного огражденного Урука,

Да плачут жены, что видали, как Быка мы убили,

Да плачет вемледелец доброго града, твое славивший имя,

Да плачет тот, кто, как древними людьми, гордился тобою,

Да плачет тот, кто накормил тебя хлебом,

Да плачет рабыня, что умастила твои ноги,

Да плачет раб, кто вина к устам твоим подал,

Да плачет блудница, твбя умастившая добрым елеем,

Да плачет в брачный покой вступивший,

Обретший супругу твоим добрым советом,

Братья да плачут по твбе, как сестры,

В скорби да рвут власы над тобою!

Словно мать и отец в его дальних кочевьях,

Я об Энкиду буду плакать:

Внимайте же мне, мужи, внимайте,

Внимайте, старейшины огражденного Урука!

Я об Энкиду, моем друге, плачу,

Словно плакальщица, горько рыдаю:

Мощный топор мой, сильный оплот мой,

Верный кинжал мой, надежный щит мой,

Праздничный плащ мой, пышный убор мой,-

Демон алой у меня его отнял!

Младший мой брат, гонитель онагров в степи,

пантер на просторах!

Энкиду,

младший мой брат, гонитель онагров в степи,

пантер на просторах!

С кем мы, встретившись вместе, поднимались в горы,

Вместе схвативши, Быка убили,-

Что за сон теперь овладел тобою?

Стал ты темен и меня не слышишь!"

А тот головы поднять не может.

Тронул он сердце - оно не бьется.

Закрыл он другу лицо, как невесте,

Сам, как орел, над ним кружит он,

Точно львица, чьи львята - в ловушке,

Мечется грозно взад и вперед он,

Словно кудель, раздирает власы он,

Словно скверну, срывает одежду.

Едва занялось сияние утра,

Гильгамеш по стране созывает кличем

Ваятелей, медников, кузнецов, камнерезов.

"Друг мой, сделаю кумир твой,

Какого никто не делал другу:

Друга рост и облик в нем будет явлен,-

Подножье из камня, власы - из лазури,

Лицо - из алебастра, из золота - тело.

"...Теперь же я, и друг и брат твой,

Тебя уложил на великом ложе,

На ложе почетном тебя уложил я,

Поселил тебя слева, в месте покоя,

Государи земли облобызали твои ноги,

Велел оплакать тебя народу Урука,

Веселым людям скорбный обряд поручил я,

А сам после друга рубище надел я,

Львиной шкурой облачился, бегу в пустыню!"

Едва занялось сияние утра,

Гильгамеш изготовил из глины фигурку,

Вынес стол большой, деревянный,

Сосуд из сердолика наполнил медом,

Сосуд иа лазури наполнил маслом,

Стол украсил и для Шамаша вынес.

Эллиль услышал уст его слово -

Внезапно с неба призыв раздался:

"Издревле, Гильгамеш, назначено людям:

Земледелец пашет землю, урожай собирает,

Пастух и охотник со зверем обитает,

ТАБЛИЦА 9

Гильгамеш об Энкиду, своем друге,

Горько плачет и бежит в пустыню:

"И я не так ли умру, как Энкиду?

Тоска в утробу мою проникла,

Смерти страшусь и бегу в пустыню.

Под власть Утнапишти1, сына Убар-Туту,

Путь я предпринял, иду поспешно.

Перевалов горных достигнув ночью,

Львов я видал, и бывало мне страшно,-

Главу подымая, молюсь я Сину,

И ко всем богам идут мои молитвы:

Как прежде бывало, меня сохраните!"

Ночью он лег,- от сна пробудившись,

Видит, львы резвятся, радуясь жизни.

Боевой топор он поднял рукою,

Выхватил из-за пояса меч свой,-

Словно копье, упал между ними,

Ударял, повергал, убивал и рубил он.

Он слыхал о горах, чье имя - Машу2,

Как только к этим горам подошел он,

Что восход и закат стерегут ежедневно,

Наверху металла небес достигают,

Внизу - преисподней их грудь достигает,-

Люди-скорпионы стерегут их ворота:

Грозен их вид, их взоры - гибель,

Их мерцающий блеск повергает горы -

При восходе и закате Солнца они охраняют Солнце,-

Как только их Гильгамеш увидел -

Ужас и страх его лицо помрачили.

С духом собрался, направился к ним он;

Человек-скорпион жене своей крикнул:

"Тот, кто подходит к нам,- плоть богов - его тело!"

Человеку-скорпиону жена отвечает:

"На две трети он бог, на одну - человек он!"

Человек-скорпион Гильгамешу крикнул,

Потомку богов вещает слово:

"Почему идешь ты путем далеким,

Какою дорогой меня достиг ты,

Реки переплыл, где трудна переправа?

Зачем ты пришел, хочу узнать я,

Куда путь твой лежит, хочу узнать я!"

Гильгамеш ему вещает, человеку-скорпиону:

"Младший мой брат, гонитель онагров в степи,

пантер на просторах,

Энкиду,

младший мой брат, гонитель онагров горных,

пантер на просторах,

С кем мы, встретившись вместе, подымались в горы,

Вместе схвативши, Быка убили,

В кедровом лесу погубили Хумбабу,

Друг мой, которого так любил я,

С которым мы все труды делили,

Энкиду, друг мой, которого так любил я,

С которым мы все труды делили,-

Его постигла судьба человека!

Шесть дней миновало, семь ночей миновало,

Пока в его нос не проникли черви.

Устрашился я смерти, не найти мне жизни:

Мысль о герое не дает мне покоя!

Дальней дорогой бегу в пустыне:

Мысль об Энкиду, герое, не дает мне покоя -

Дальним путем скитаюсь в пустыне!

Как же смолчу я, как успокоюсь?

Друг мой любимый стал землею!

Энкиду, друг мой любимый, стал землею!

Так же, как он, и я не лягу ль,

Чтоб не встать во веки веков?

Теперь же, скорпион, тебя я, встретил,-

Смерти, что страшусь я, пусть не увижу!

К Утнапишти, отцу моему, иду я поспешно,

К тому, кто, выжив, в собранье богов был принят

и жизнь обрел в нем!

Я спрошу у него о жизни и смерти!"

Человек-скорпион уста открыл и молвит,

вещает он Гильгамешу:

"Никогда, Гильгамеш, не бывало дороги,

Не ходил никто еще ходом горным:

На двенадцать поприщ простирается внутрь он:

Темнота густа, не видно света -

При восходе Солнца закрывают ворота,

При заходе Солнца открывают ворота,

При заходе Солнца опять закрывают ворота.

Выводят оттуда только Шамаша боги,

Опаляет живущих он сияньем,-

Ты же - как ты сможешь пройти тем ходом?

Ты войдешь и больше оттуда не выйдешь!"

Гильгамеш ему вещает, человеку-скорпиону:

"В тоске моей плоти, в печали сердца,

И в жар и в стужу, в темноте и во мраке,

Во вздохах и плаче, - вперед пойду я!

Теперь открой мне ворота в горы!"

Человек-скорпион уста открыл и молвит, вещает он Гильгамешу:

"Иди, Гильгамеш, путем своим трудным,

Горы Машу ты да минуешь,

Леса и горы да пройдешь отважно,

Да вернешься обратно благополучно!

Ворота гор для тебя открыты".

Гильгамеш, когда услышал это,

Человеку-скорпиону был послушен,

По дороге Шамаша стопы он направил.

Первое поприще уже прошел он -

Темнота густа, не видно света,

Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.

Второе поприще уже прошел он -

Темнота густа, не видно света,

Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.

Третье поприще пройдя, он вспять обратился.

С духом собрался, вперед зашагал он.

Четвертое поприще уже прошел он -

Темнота густа, не видно света,

Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.

Пятое поприще уже прошел он -

Темнота густа, не видно света,

Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.

Шестое поприще уже прошел он -

Темнота густа, не видно света,

Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть,

Седьмое поприще пройдя - он прислушался к мраку:

Темнота густа, не видно света,

Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.

Восьмое поприще пройдя,- в темноту он крикнул:

Темнота густа, не видно света,

Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.

На девятом поприще холодок он почуял,-

Дыхание ветра его лица коснулось,-

Темнота густа, не видно света,

Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть,

На десятом поприще стал выход близок,-

Но, как десять поприщ, поприще это.

На одиннадцатом поприще пред рассветом брезжит,

На двенадцатом поприще свет появился,

Поспешил он, рощу из каменьев увидев:

Сердолик плоды приносит,

Гроздьями увешан, на вид приятен.

Лазурит растет листвою -

Плодоносит тоже, на вид забавен.

Гильгамеш, проходя по саду каменьев,

Очи поднял на это чудо.

1.Утнапишти - буквальный перевод с шумерского: "Нашедший далекую жизнь" - древний царь города Шуриппака, к северу от Урука; по верованиям вавилонян, единственный из людей, принятый в собрание богов и тем самым приобретший божественное существование для себя и своей жены.

2. "Он слыхал о горах, чье имя Машу..." По представлениям вавилонян, земля окаймлена круговым хребтом гор - Плотиной небес; на ней покоятся металлические небесные своды (три, пять или семь), а позади нее находится Мировой Океан, мыслившийся то пресноводной рекой, то водами смерти. Земля плавает на поверхности Океана или прикрывает его как крышка. В Океане - острова блаженных. В той же Плотине Небес имеются горы- близнецы - Машу, и между ними медные ворота, охраняемые людьми-скорпионами. Через них Солнце- Шамаш ежедневно проходит из преисподней на небеса и обратно уходит с небес длинным ходом, поперек пересекающим гору Плотины Небес и выходящим к Мировому Океану, по-видимому, сообщающемуся с преисподней.

ТАБЛИЦА 10

Сидури - хозяйка богов, что живет на обрыве у моря,

Живет она и брагой их угощает:

Ей дали кувшин, ей дали золотую чашу,-

Покрывалом покрыта, незрима людям.

Гильгамеш приближается к ее жилищу,

Шкурой одетый, покрытый прахом,

Плоть богов таится в его теле,

Тоска в утробе его обитает,

Идущему дальним путем он лицом подобен.

Хозяйка издали его увидала,

Своему она сердцу, помыслив, вещает,

Сама с собою совет она держит:

"Наверное, это - убийца буйный,

Кого хорошего тут увидишь?"

Увидав его, хозяйка затворила двери,

Затворила двери, засов заложила.

А он, Гильгамеш, тот стук услышал,

Поднял лицо и к ней обратился.

Гильгамеш ей вещает, хозяйке:

"Хозяйка, ты что увидала, зачем затворила двери,

Затворила двери, засов заложила?

Ударю я в дверь, разломаю затворы!"

...

Сидури-хозяйка крикнула Гильгамешу,

Потомку богов вещает слово:

"Почему идешь ты путем далеким,

Какою дорогой меня достиг ты,

Реки переплыл, где трудна переправа?

Зачем ты пришел, хочу узнать я,

Куда путь твой лежит, хочу узнать я!"

Гильгамеш ей вещает, хозяйке Сидури:

"Я - Гильгамеш, убивший стража леса,

В кедровом лесу погубивший Хумбабу,

Сразивший Быка, что спустился с неба,

Перебивший львов на перевалах горных".

Хозяйка ему вещает, Гильгамешу:

"Если ты - Гильгамеш, убивший стража леса,

В кедровом лесу погубивший Хумбабу,

Сразивший Быка, что спустился с неба,

Перебивший львов на перевалах горных,-

Почему твои щеки впали, голова поникла,

Печально сердце, лицо увяло,

Тоска в утробе твоей обитает,

Идущему дальним путем ты лицом подобен,

Жара и стужи лицо спалили,

И марева ищешь, бежишь по пустыне?"

Гильгамеш ей вещает, хозяйке:

"Как не впасть моим щекам, голове не поникнуть,

Не быть сердцу печальным, лицу не увянуть,

Тоске в утробу мою не проникнуть,

Идущему дальним путем мне не быть подобным,

Жаре и стуже не спалить чело мне?

Младший мой брат, гонитель онагров в степи,

пантер на просторах,

Энкиду,

младший мой брат, гонитель онагров в степи,

пантер на просторах,

С кем мы, встретившись вместе, поднимались в горы,

Вместе схвативши, Быка убили,

В кедровом лесу погубили Хумбабу,

Друг мой, которого так любил я,

С которым мы все труды делили,

Энкиду, друг мой, которого так любил я,

С которым мы все труды делили,-

Его постигла судьба человека!

Шесть дней, семь ночей над ним я плакал,

Не предавая его могиле,-

Не встанет ли друг мой в ответ на мой голос?

Пока в его нос не проникли черви!

Устрашился я смерти, не найти мне жизни!

Словно разбойник, брожу в пустыне:

Слово героя не дает мне покоя -

Дальней дорогой бегу в пустыне:

Слово Энкиду, героя, не дает мне покоя -

Дальним путем скитаюсь в пустыне:

Как же смолчу я, как успокоюсь?

Друг мой любимый стал землею!

Энкиду, друг мой любимый, стал землею!

Так же, как он, и я не лягу ль,

Чтоб не встать во веки веков?

Теперь же, хозяйка, тебя я встретил, -

Смерти, что страшусь я, пусть не увижу!"

Хозяйка ему вещает, Гильгамешу:

"Гильгамеш! Куда ты стремишься?

Жизни, что ищешь, не найдешь ты!

Боги, когда создавали человека, -

Смерть они определили человеку,

Жизнь в своих руках удержали.

Ты же, Гильгамеш, насыщай желудок,

Днем и ночью да будешь ты весел,

Праздник справляй ежедневно,

Днем и ночью играй и пляши ты!

Светлы да будут твои одежды,

Волосы чисты, водой омывайся,

Гляди, как дитя твою руку держит,

Своими объятьями радуй подругу -

Только в этом дело человека!"

Гильгамеш ей вещает, хозяйке:

"Теперь, хозяйка, - где путь к Утнапишти?

Каков его признак,- дай его мне ты,

Дай же ты мне пути того признак:

Если возможно - переправлюсь морем,

Если нельзя - побегу пустыней!"

Хозяйка ему вещает, Гильгамешу:

"Никогда, Гильгамеш, не бывало переправы,

И не мог переправиться морем никто, здесь бывавший издревле,-

Шамаш-герой переправится морем,-

Кроме Шамаша, кто это может?

Трудна переправа, тяжела дорога,

Глубоки воды смерти, что ее преграждают.

А что, Гильгамеш, переправившись морем,-

Вод смерти достигнув,- ты будешь делать?

Есть, Гильгамеш, Уршанаби, корабельщик Утнапишти,

У него есть идолы, в лесу он ловит змея;

Найди его и с ним повидайся,

Если возможно - с ним переправься,

Если нельзя, то вспять обратися".

Гильгамеш, как услышал эти речи,

Боевой топор он поднял рукою,

Выхватил из-за пояса меч свой,

Меж деревьев углубился в заросль,

Словно копье упал между ними,

Идолов разбил, во внезапном буйстве,

Змея волшебного нашел среды леса,

Удушил его своими руками.

Когда же Гильгамеш насытился буйством,

В его груди успокоилась ярость,

Сказал он в своем сердце: "Не найти мне лодки!

Как одолев воды смерти,

Как переправлюсь чрез широкое море?"

Гильгамеш удержал свое буйство,

Из леса вышел, к Реке спустился.

По водам Уршанаби плыл на лодке,

Лодку к берегу он направил.

Гильгамеш ему вещает, корабельщику Уршанаби:

"Теперь, Уршанаби,- где путь к Утнапишти?

Каков его признак - дай его мне ты!

Дай же ты мне пути того признак:

Если возможно - переправлюсь морем,

Если нельзя - побегу пустыней!"

Уршанаби ему вещает, Гильгамешу:

"Идолы те, Гильгамеш, мне оберегом были,

Чтобы я не прикоснулся к водам смерти;

В ярости твоей ты идолы разрушил,-

Без тех идолов тебя переправить трудно,

Возьми, Гильгамеш, топор в свою руку,

Углубися в лес, наруби шестов там,

Сто двадцать шестов по пятнадцати сажен,

Осмоли, сделай лопасти и мне принеси их".

Гильгамеш, услышав зти речи,

Боевой топор он поднял рукою,

Выхватил из-за пояса меч свой,

Углубился в лес, нарубил шестов там,

Сто двадцать шестов по пятнадцати сажен,-

Осмолил, сделал лопасти, к нему принес их.

Гильгамеш и Уршанаби шагнули в лодку,

Столкнули лодку на волны и на ней поплыли.

Путь шести недель за три дня совершили,

И вступил Уршанаби в воды смерти.

Уршанаби ему вещает, Гильгамешу:

"Отстранись, Гильгамеш, и шест возьми ты.

Воды смерти рукою не тронь, берегися!

Второй, третий и четвертый, Гильгамеш, возьми ты,

Пятый, шестой и седьмой, Гильгамеш, возьми ты,

Восьмой, девятый и десятый, Гильгамеш, возьми ты,

Одиннадцатый и двенадцатый, Гильгамеш, возьми ты",-

На сто двадцатом кончились шесты у Гильгамеша,

И развязал он препоясанье чресел,

Скинул Гильгамеш одежду, ее развернул он.

Как парус, ее руками поднял.

Утнапишти издали их увидел,

Помыслив, сердцу своему вещает,

Сам с собою совет он держит:

"Почему это идолы на ладье разбиты,

И плывет на ней не ее хозяин?

Тот, кто подходит, не мой человек он,

И справа гляжу я, и слева гляжу я,

Я гляжу на него - узнать не могу я,

Я гляжу на него - и понять не могу я,

Я гляжу на него - и на ведаю, кто он."

Гильгамеш ему вещает, дальнему Утнапишти:

"Я же, чтоб дойти до дальнего Утнапишти:

Чтоб увидеть того, о ком ходит преданье,

Я скитался долго, обошел все страны,

Я взбирался на трудные горы,

Через все моря я переправлялся,

Сладким сном не утолял свои очи,

Мучил себя непрерывным бденьем,

Плоть свою я наполнил тоскою,

Не дойдя до хозяйки богов, сносил я одежду,

Убивал я медведей, гиен, львов, барсов и тигров,

Оленей и серн, скот и тварь степную,

Ел их мясо, их шкурой ублажал свое тело;

При виде меня хозяйка заперла двери,

Смолой и киром обмазал шесты я,

Когда плыл на ладье, не тронул воды я, -

Да найду я жизнь, которую ищу я!"

Утнапишти ему вещает, Гильгамешу:

"Почему, Гильгамеш, ты исполнен тоскою?

Потому ль, что плоть богов и людей в твоем теле,

Потому ль, что отец и мать тебя создали смертным?

Ты узнал ли,- когда-то для смертного Гильгамеша

Было ль в собранье богов поставлено кресло?

Даны вму, смертному, пределы:

Люди - как пахтанье, боги - как масло,

Человеки и боги - как мякина и пшеница!

Поспешил ты шкурою, Гильгамеш, облечься,

И что царскую перевязь, ее ты носишь,-

Потому что - нет у меня для тебя ответа,

Слова совета нет для тебя никакого!

Ярая смерть не щадит человека:

Разве навеки мы строим домы?

Разве навеки ставим печати?

Разве навеки делятся братья?

Разве навеки ненависть в людях?

Разве навеки река несет полые воды?

Стрекозой навсегда ль обернется личинка?

Взора, что вынес бы взоры Солнца,

С давних времен еще не бывало:

Пленный и мертвый друг с другом схожи -

Не смерти ли образ они являют?

Человек ли владыка? Когда Эллиль благословит их,

То сбираются Ануннаки, великие боги,

Мамет1, создавшая судьбы, судьбу с ними вместе судит:

Они смерть и жизнь определили,

Не поведали смертного часа,

А поведали: жить живому!"

1.Мамет - древнейшая богиня-мать.

ТАБЛИЦА 11

Гильгамеш ему вещает, дальнему Утнапишти:

"Гляжу на тебя я, Утнапишти,

Не чуден ты ростом - таков, как и я, ты,

И сам ты не чуден - таков, как и я, ты.

Не страшно мне с тобою сразиться;

Отдыхая, и ты на спину ложишься -

Скажи, как ты, выжив, в собранье богов был принят и жизнь обрел в нем?"

Утнапишти ему вещает, Гильгамешу

"Я открою, Гильгамеш, сокровенное слово

И тайну богов тебе расскажу я.

Шуриппак, город, который ты знаешь,

Что лежит на бреге Евфрата,-

Этот город древен, близки к нему боги.

Богов великих потоп устроить склонило их сердце.

Совещались отец их Ану, Эллиль, герой, их советник,

Их гонец Нинурта, их мираб Эннуги1.

Светлоокий Эа с ними вместе клялся,

Но хижине он их слово поведал:

"Хижина, хижина! Стенка, стенка!

Слушай, хижина! Стенка, запомни!

Шуриппакиец, сын Убар-Туту,

Снеси жилище, построй корабль,

Покинь изобилье, заботься о жизни,

Богатство презри, спасай свою душу!

На свой корабль погрузи все живое.

Тот корабль, который ты построишь,

Очертаньем да будет четырехуголен,

Равны да будут ширина с длиною,

Как Океан, покрой его кровлей!"

Я понял и вещаю Эа, владыке:

"То слово, владыка, что ты мне молвил,

Почтить я должен, все так и исполню.

Что ж ответить мне граду - народу и старцам?"

Эа уста открыл и молвит,

Мне, рабу своему, он вещает:

"А ты такую им речь промолви:

"Я знаю, Эллиль меня ненавидит, -

Не буду я больше жить в вашем граде,

От почвы Эллиля стопы отвращу я.

Спущусь к Океану, к владыке Эа!

А над вами дождь прольет он обильно,

Тайну птиц узнаете, убежища рыбы,

На земле будет всюду богатая жатва,

Утром хлынет ливень, а ночью

Хлебный дождь вы узрите воочью".

Едва занялось сияние утра,

По зову моему весь край собрался,

Всех мужей я призвал на повинностпь -

Дома сносили, разрушали ограду.

Ребенок смолу таскает,

Сильный в корзинах снаряженье носит.

В пятеро суток заложил я кузов:

Треть десятины площадь, борт сто двадцать локтей высотою,

По сто двадцать локтей края его верха2.

Заложил я обводы, чертеж начертил я:

Шесть в корабле положил я палуб,

На семь частей его разделивши ими;

Его дно разделил на девять отсеков,

Забил в него колки водяные,

Выбрал я руль, уложил снаряженье.

Три меры кира в печи расплавил;

Три меры смолы туда налил я,

Три меры носильщики натаскали елея:

Кроме меры елея, что пошла на промазку,

Две меры елея спрятал кормчий.

Для жителей града быков колол я,

Резал овец я ежедневно,

Соком ягод, маслом, сикерой, вином и красным и белым

Народ поил, как водой речною,

И они пировали, как в день новогодний.

Открыл я благовонья, умастил свои руки.

Был готов корабль в час захода Солнца.

Сдвигать его стали - он был тяжелыми,

Подпирали кольями сверху и снизу,

Погрузился он в воду на две трети.

Нагрузил его всем, что имел я,

Нагрузил его всем, что имел серебра я,

Нагрузил его всем, что имел я злата,

Нагрузил его всем, что имел живой я твари,

Поднял на корабль всю семью и род мой,

Скот степной и зверье, всех мастеров я поднял.

Время назначил мне Шамаш:

"Утром хлынет ливень, а ночью

Хлебный дождь ты узришь воочью,-

Войди на корабль, засмоли его двери".

Настало назначенное время:

Утром хлынул ливень, а ночью

Хлебный дождь я увидел воочью.

Я взглянул на лицо погоды -

Страшно глядеть на погоду было.

Я вошел на корабль, засмолил его двери -

За смоление судна корабельщику Пузур-Амурри

Чертог я отдал и его богатства.

Едва занялось сияние утра,

С основанья небес встала черная туча.

Адду гремит в ее середине,

Шуллат и Ханиш3 идут перед нею,

Идут, гонцы, горой и равниной.

Эрагаль4 вырывает жерди плотины,

Идет Нинурта, гать прорывает,

Зажгли маяки Ануннаки5,

Их сияньем они тревожат землю.

Из-за Адду цепенеет небо,

Что было светлым, - во тьму обратилось,

Вся земля раскололась, как чаша.

Первый день бушует Южный ветер,

Быстро налетел, затопляя горы,

Словно войною, настигая землю.

Не видит один другого,

И с небес не видать людей.

Боги потопа устрашились,

Поднялись, удалились на небо Ану,

Прижались, как псы, растянулись снаружи.

Иштар кричит, как в муках родов,

Госпожа богов, чей прекрасен голос:

"Пусть бы тот день обратился в глину,

Раз в совете богов я решила злое,

Как в совете богов я решила злое,

На гибель людей моих войну объявила?

Для того ли рожаю я сама человеков,

Чтоб, как рыбий народ, наполняли море!"

Ануннакийские боги с нею плачут,

Боги смирились, пребывают в плаче,

Теснятся друг к другу, пересохли их губы.

Ходит ветер шесть дней, семь ночей,

Потопом буря покрывает землю.

При наступлении дня седьмого

Буря с потопом войну прекратили,

Те, что сражались подобно войску.

Успокоилось морв, утих ураган - потоп прекратился.

Я открыл отдушину - свет упал на лицо мне,

Я взглянул на морв - тишь настала,

И все человечество стало глиной!

Плоской, как крыша, сделалась равнина.

Я пал на колени, сел и плачу,

По лицу моему побежали слезы.

Стал высматривать берег в открытом море -

В двенадцати поприщах поднялся остров.

У горы Ницир корабль остановился.

Гора Ницир корабль удержала, не дает качаться.

Один день, два дня гора Ницир держит корабль, не дает качаться.

Три дня, четыре дня гора Ницир держит корабль, не дает качаться.

Пять и шесть гора Ницир держит корабль, не дает качаться.

При наступлении дня седьмого

Вынес голубя и отпустил я;

Отправившись, голубь назад вернулся:

Места не нашел, прилетел обратно.

Вынес ласточку и отпустил я;

Отправившись, ласточка назад вернулась:

Места не нашла, прилетела обратно.

Вынес ворона и отпустил я;

Ворон же, отправившись, спад воды увидел,

Не вернулся; каркает, ест и гадит.

Я вышел, на четыре стороны принес я жертву,

На башне горы совершил воскуренье:

Семь и семь поставил курильниц,

В их чашки наломал я мирта, тростника и кедра.

Бога почуяли запах,

Боги почуяли добрый запах,

Боги, как мухи, собрались к приносящему жертву.

Как только прибыла богиня-матерь,

Подняла она большое ожерелье,

Что Ану изготовил ей на радость:

"О боги! У меня на шее лазурный камень -

Как его воистину я не забуду,

Так зти дни я воистину помню,

Во веки веков я их не забуду!

К жертве все боги пусть подходят,

Эллиль к этой жертве пусть не подходит,

Ибо он, не размыслив, потоп устроил

И моих человеков обрек истребленью!"

Эллиль, как только туда он прибыл,

Увидев корабль, разъярился Эллиль,

Исполнился гневом на богов Игигов:

"Какая это душа спаслася?

Ни один человек не должен был выжить!"

Нинурта уста открыл и молвит,

Ему вещает, Эллилю, герою:

"Кто, как не Эа, замыслы строит,

И Эа ведает всякое дело!"

Эа уста открыл и молвит,

Ему вещает, Эллилю, герою:

"Ты - герой, мудрец меж богами!

Как же, как, не размыслив, потоп ты устроил?

На согрешившего грех возложи ты,

На виноватого вину возложи ты,-

Удержись, да не будет погублен, утерпи, да не будет повержен!

Чем бы потоп тебе делать,

Лучше лев бы явился, людей поубавил!

Чем бы потоп тебе делать,

Лучше волк бы явился, людей поубавил!

Чем бы потоп тебе делать,

Лучше голод настал бы, разорил бы землю!

Чем бы потоп тебе делать,

Лучше мор настал бы, людей поразил бы!

Я ж не выдал тайны богов великих -

Многомудрому сон я послал, и тайну богов постиг он.

А теперь ему совет посоветуй!"

Поднялся Эллиль, взошел на корабль,

Взял меня за руку, вывел наружу,

На колени поставил жену мою рядом,

К нашим лбам прикоснулся, встал между нами, благословлял нас:

"Доселе Утнапишти был человеком,

Отныне ж Утнапишти нам, богам, подобен,

Пусть живет Утнапишти при устье рек, в отдаленье!"

Увели меня вдаль, при устье рек поселили.

Кто же ныне для тебя богов собрал бы,

Чтоб нашел ты жизнь, которую ищешь?

Вот, шесть дней и семь ночей не поспи-ка!"

Только он сел, раскинув ноги, -

Сон дохнул на него, как мгла пустыни.

Утнапишти ей вещает, своей подруге:

"Посмотри на героя, что хочет жизни!

Сон дохнул на него, как мгла пустыни".

Подруга его ему вещает, дальнему Утнапишти:

"Прикоснись к нему, человек да проснется!

Тем же путем да вернется спокойно,

Через те же ворота да вернется в свою землю!"

Утнапишти ей вещает, своей подруге:

"Лжив человек! Тебя он обманет:

Вот, пеки ему хлеба, клади у изголовья,

И дни, что он спит, на стене помечай-ка".

Пекла она хлеба, клала у изголовья,

И дни, что он спит, на стене отмечала.

Первый хлеб его развалился,

Треснул второй, заплесневел третий,

Четвертый - его побелела корка,

Пятый был черствым, шестой был свежим,

Седьмой - в зто время его он коснулся, и тот пробудился.

Гильгамеш ему вещает, дальнему Утнапишти:

"Одолел меня сон на одно мгновенье -

Ты меня коснулся, пробудил сейчас же".

Утнапишти ему вещает, Гильгамешу

"Встань, Гильгамеш, хлеба сосчитай-ка,

И дни, что ты спал, тебе будут известны:

Первый твой хлеб развалился,

Треснул второй, заплесневел третий,

Четвертый - его побелела корка,

Пятый был черствым, шестой был свежим,

Седьмой - в это время ты пробудился".

Гильгамеш ему вещает, дальнему Утнапишти:

"Что же делать, Утнапишти, куда пойду я?

Плотью моей овладел Похититель6,

В моих покоях смерть обитает,

И куда взор я ни брошу - смерть повсюду!"

Утнапишти ему вещает, корабельщику Уршанаби:

"Не тебя пусть ждет пристань, перевоз тебя пусть забудет,

Кто на берег пришел, тот к нему и стремися!

Человек, которого привел ты,- рубище связало его тело,

Погубили шкуры красоту его членов.

Возьми, Уршанаби, отведи его умыться,

Пусть свое платье он добела моет,

Пусть сбросит шкуры - унесет их море.

Прекрасным пусть станет его тело,

Новой повязкой главу пусть повяжет,

Облаченье наденет, наготу прикроет.

Пока идти он в свой город будет,

Пока не дойдет по своей дороге,

Облаченье не сносится, все будет новым!"

Взял его Уршанаби, отвел его умыться,

Добела вымыл он свое платье,

Сбросил шкуры - унесло их море,

Прекрасным стало его тело,

Новой повязкой главу повязал он,

Облаченье надел, наготу прикрыл он.

Пока идти он в свой город будет,

Пока не дойдет по своей дороге,

Облаченье не сносится, все будет новым.

Гильгамеш с Уршанаби шагнули в лодку,

Столкнули лодку на волны и на ней поплыли.

Подруга его ему вещает, дальнему Утнапишти

"Гильгамеш ходил, уставал и трудился,-

Что ж ты дашь ему, в свою страну да вернется?"

А Гильгамеш багор уже поднял,

Лодку к берегу он направил.

Утнапишти ему вещает, Гильгамешу:

"Гильгамеш, ты ходил, уставал и трудился,-

Что ж мне дать тебе, в свою страну да вернешься ?

Я открою, Гильгамеш, сокровенное слово,

И тайну цветка тебе расскажу я:

Этот цветок - как терн на дне моря,

Шипы его, как у розы, твою руку уколют.

Если этот цветок твоя рука достанет, -

Будешь всегда ты молод.

Когда Гильгамеш услышал зто,

Открыл он крышку колодца7,

Привязал к ногам тяжелые камни,

Утянули они его в глубь Океана.

Он схватил цветок, уколов свою руку;

От ног отрезал тяжелые камни,

Вынесло море его на берег.

Гильгамеш ему вещает, корабельщику Уршанаби:

"Уршанаби, цветок тот - цветок знаменитый,

Ибо им человек достигает жизни.

Принесу его я в Урук огражденный,

Накормлю народ мой, цветок испытаю:

Если старый от него человек молодеет,

Я поем от него - возвратится моя юность".

Через двадцать поприщ отломили ломтик,

Через тридцать поприщ на привал остановились.

Увидал Гильгамеш водоем, чьи холодны воды,

Спустился в него, окунулся в воду.

Змея цветочный учуяла запах,

Из норы поднялась, цветок утащила,

Назад возвращаясь, сбросила кожу.

Между тем Гильгамеш сидит и плачет,

По щекам его побежали слезы;

Обращается к кормчему Уршанаби:

"Для кого же, Уршанаби, трудились руки?

Для кого же кровью истекает сердце?

Себе самому не принес я блага,

Доставил благо льву земляному!

За двадцать поприщ теперь уж качает цветок пучина,

Открывая колодец, потерял я орудья,-

Нечто нашел я, что мне знаменьем стало: да отступлю я!

И на берегу я ладью оставил!"

Через двадцать поприш отломили ломтик,

Через тридцать поприщ на привал остановились,

И прибыли они в Урук огражденный.

Гильгамеш ему вещает, корабельщику Уршанаби:

"Поднимись, Уршанаби, пройди по стенам Урука,

Обозри основанье, кирпичи ощупай -

Его кирпичи не обожжены ли

И заложены стены не семью ль мудрецами?"

1.Эннуги - прозвище бога подземного царства и подземных вод.

2. "Три десятины площадь..." Площадь ковчега была равна 1 "ику" - около одной третей гектара, высота стен (бортов) -10 "гар" - около 60 м., каждая сторона также в 60 м.

3. Адду - бог дождя и грозы. Шуллат и Ханиш - его гонцы.

4. Эрагаль - бог преисподней.

5. "Зажгли маяки Аннунаки". Большинство богов из рода Аннунаков считались обитающими на земле и под землей; поэтому они изображены пытающимися спасти землю.

6. Похититель - бог судьбы, приходящий за умирающим.

7."Открыл он крышку колодца..." С Океаном может сообщаться достаточно глубокий колодец.

__________+

ИСТОРИЯ "ЭПОСА О ГИЛЬГАМЕШЕ"

Одним из наиболее известных произведений шумерской литературы считается "Эпос о Гильгамеше" — собрание шумерских легенд, позже переведенных на Аккадский язык. Таблички с эпосом были найдены в библиотеке царя Ашшурбанапала. В эпосе рассказывается о легендарном царе Урука Гильгамеше, его друге дикаре Энкиду и поисках секрета бессмертия. Одна из глав эпоса, история Утнапиштима, спасшего человечество от всемирного потопа, очень напоминает библейскую историю о Ноевом Ковчеге, что позволяет предположить, что эпос был знаком даже авторам Ветхого Завета. Еще более естественно предположить, что обе истории повествуют об одном и том же событии, зафиксированным в исторической памяти народов независимо друг от друга.

"Эпос о Гильгамеше", знаменитом царе Урука в Месопотамии, создан в те времена, которые были полностью забыты, до тех пор, пока в 19 веке археологи не стали раскапывать разрушенные города Среднего Востока. До этого времени история долгого периода, отделяющая Авраама от Ноя, содержалась всего в двух главах Генезиса. Из этих глав сохранилось лишь два более менее известных имени: охотник Нимрод и Вавилонская башня; в этом же цикле поэм, собранных вокруг фигуры Гильгамеша, мы возвращаемся прямо в середину той неизвестной ранее эпохи.

Самое недавнее и полное собрание сочинений о Гильгамеше было найдено в библиотеке Ашурбанипала, последнего великого царя ассирийской империи (7 в. до н.э.).

Находка эпоса обязана, во-первых, любопытности двух англичан, а затем трудам многих ученых, собравших, скопировавших и переведших глиняные таблички, на которых была написана поэма. Эта работа продолжается и в наше время, и многие пробелы заполняются из года в год.

Можно познакомиться с эпосом в переводе Н.С. Гумилева, И.М. Дьяконова, С.И. Липкина. Перевод И.М. Дьяконова, поражает своей мощью, он передан, как утверждает В.В. Иванов[1], со всей возможной филологической точностью.

ГЕРОЙ ЭПОСА

Ученые установили, что, действительно, был такой человек, царь, по имени Гильгамеш, живший и правивший в Уруке в первую половину третьего тысячелетия. Имена его предшественников и современников были написаны на кирпичах и вазах. Существуют два документа, - шумерский "список царей" и так называемый "История Туммула", - дающих противоречивую информацию о Гильгамеше. Согласно "списку царей", Гильгамеш был пятым по счету царем от основания первой династии Урука (после потопа) и правил 126 лет, тогда как его сын царствовал всего лишь 30 лет, а последующие цари были совсем обычными людьми.

В эпосе не рассказывается ни о чудесном рождении Гильгамеша, ни о его детстве, хотя эти эпизоды обычно вставляются в эпосы о фольклорных героях. Когда начинается рассказ, Гильгамеш уже вырос и превзошел всех других людей силой, красотой и непомеренными желаниями, являющимися следствием его полубожественного происхождения.

"ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ"

"Эпос о Гильгамеше" переводился на все бытовавшие в Шумере, Аккаде, Вавилоне и Ассирии языки. За время с конца IV по конец I тысячелетия до нашей эры на территории Междуречья расцвели и пришли в упадок несколько могущественных империй. Все это время мифы о Гильгамеше передавались приблизительно с тем же статусом, с каким последние две тысячи лет в христианских странах чтят Библию.

"Эпос о Гильгамеше", несомненно, является вершиной для месопотамской литературы, представляющий собой сложный сплав разных жанров, повествующий о легендарных свершениях Гильгамеша - шумерского царя Урука., о его безнадежном походе за бессмертием.

Называть "Эпос о Гильгамеше" эпосом было бы не вполне точно: в этом произведении действуют эпические герои и мифологические персонажи, и оно использует ряд эпических по происхождению сюжетов, но посвящено оно не событиям народной истории, а путям личности, судьбе человека в мире.

В первых строках кратко описываются достижения Гильгамеша:

Сокровенное видел он, тайное ведал,

Принес нам весть о днях до потопа,

В дальний путь ходил, но устал и смирился

Рассказ о трудах на камне высек.

Вслед за этими словами следуют доказательства достоверности сообщения:

Стеною обнес Урук огражденный,

Светлый амбар Эаны священной. -

Осмотри стену, чьи венцы, как по нити,

Прикоснись к порогам, лежащим издревле,

И вступи в Эану, жилище Иштар, -

Даже будущий царь не построит такого, -

Поднимись и пройди по стенам Урука,

Обозри основанье, кирпичи ощупай:

Его кирпичи не обожжены ли

И обложены стены не семью ль мудрецами?

Последние строки демонстрируют странную с точки зрения современного человека ситуацию - мудрецы обжигают кирпичи и обкладывают стену. Мудрецы служат каменщиками, мастеровыми. Результат труда мудрецов - городская стена, совершенство которой служит главным доказательством величия царя Гильгамеша.

Слова о стене в данном отрывке соответствуют взгляду "археологическому". Восклицание типа: "Даже будущий царь не построит такого!" – подразумевает, видимо, величие в прошлом, кроме того, предлагается обозреть "основание стены", которая явно претерпела уже разрушения.

Древний Урук - город-государство, который возвысился прежде Вавилона и служил прототипом, предтечей городов вообще. В чем суть города, почему люди стали селиться так плотно, собираться вместе? Стены - граница города, священная граница, которая отделяет мир культуры, освоенный и обжитый человеком мир от внешних опасностей, позволяет сохранить культурную информацию.

После вступления, где подтверждением словам служат обожженные кирпичи, следует представление самого Гильгамеша:

На две трети бог, на одну - человек он

В данном высказывании есть не только представление о возможности соединения божественного и человеческого в одном существе, здесь есть еще и удивительная пропорция такого соединения!? Возникает вопрос: как представляли мир и во что верили люди на протяжении тысячелетий? Сознание человека является подсознанием Бога или дело обстоит наоборот?

За описанием "генетики" Гильгамеша следует эстетическое, физическое и эротическое его описания. Вначале говорится об "образе тела", затем о силе, тренированности и воинственности, и только потом - о невероятном любвеобилии. "Гильгамеш не оставит девы ... суженой мужу!" - похожая практика нам известна как "право первой ночи". Однако здесь речь идет о большем:

Только Гильгамешу, царю огражденного Урука,

Брачный покой открыт бывает, -

Обладает он суженой супругой!".

Если принять изложенное за чистую монету - тогда царь оказывается в интимных отношениях со всеми горожанками, своими подданными. Христианин обвинил бы Гильгамеша в нарушении известной заповеди. Город - не гарем: жены формально принадлежат мужьям, сохраняются социальные функции брака. Тот факт, что брачный покой "открыт только Гильгамешу", означает помимо всего прочего, существование любовной связи царя со всеми, особой информационной связности.

Царю открыты самые интимные тайны подданных. Вспомним, что он - на две трети бог. Царь - отец во всех семьях, глубина связи царя с "массами" беспрецедентна…

Ясно, что такая ситуация, вне зависимости от степени ее правдоподобия, не может быть устойчивой. Такое положение вызывает нарекания и жалобы - не всем нравится тотальное сожительство царя с чужими женами. В тексте встречается позиция смирения горожанина, который рассказывает об этом положении:

Так это было: скажу я: так и будет,

Совета богов таково решенье,

Обрезая пуповину, так ему судили!

Однако начало интриги всего "Сказания" именно в том, что жалобы жителей услыхали боги небес. Они воззвали к великой Аруру:

Аруру, ты создала Гильгамеша,

Теперь создай ему подобье!

Когда отвагой с Гильгамешем он сравнится,

Пусть соревнуются, Урук да отдыхает.

Это воззвание - одно из самых поразительных мест во всем произведении, да, пожалуй, и во всей мировой литературе. Мы видим здесь в двух фразах полный рецепт решения проблемы. Просьба богов конкретна. С Гильгамешем, своим любимцем, боги намерены поступить, как с любимым, но балованным ребенком: они хотят отвлечь его внимание. Он любит тренировки, соревнования в силе и отваге: пусть он это получит.

Наш герой так "буйствует плотью" - что заставляет небеса "принять меры". Небесные боги "программируют" Аруру для выполнение задания. Возможно, дело Аруру - выполнять или не выполнять эту программу, однако богине по существу не остается выбора. Боги напоминают матери, что надо бы ей подарить любимому сыну игрушку. В этом напоминании есть вызов, на который не может не ответить любовь.

Любовь людей и богов к Гильгамешу придают энергию повествованию, она подспудно движет древнее предание и переносит его через несколько тысячелетий в наше время.

Сюжет развивается дальше:

Аруру, услыхав эти речи,

продолжение

1 2

Всего 2 продукта нарушают обмен веществ. Не ешьте их и живот уйдет сам! Всего 2 продукта нарушают обмен веществ. Не ешьте их и живот уйдет сам!

ШОК ТЕСТ! Твоя прическа тебе идет? НЕправда! Узнай какая прическа подходит именно тебе! ШОК ТЕСТ! Твоя прическа тебе идет? НЕправда! Узнай какая прическа подходит именно тебе!

Удобная ссылка:

Скачать контрольную работу бесплатно

подобрать список литературы

найти рефераты "Эпос о Гильгамеше"

Похожие работы:

Шумеро-вавилонская литература

Эпос Манас и его значение в мировой культуре

Родриго Диас де Бивар как национальный герой испанского эпоса Песнь

Мораль этические воззрения средневековья Рыцарский эпос

Пушкин а. с. - От одиссея до пушкина

Родриго Диас де Бивар как национальный герой испанского эпоса Песнь о моем Сиде

Древний германо-скандинавский эпос

Под властью ассирийцев

Кыргызский героический эпос Манас

Древнегреческий героический эпос и Илиада Гомера

Античная литература в Древнем Риме

Античная литература в Древней Греции

Рамаяна

Проблема глубины корней эпоса и воспроизводимости архаического клише в поэпическое время

______________________________________________

ле́гия (др.-греч. ἐλεγεία) — жанр лирической поэзии; в ранней античной поэзии — стихотворение, написанное элегическим дистихом, независимо от содержания; позднее (Каллимах, Овидий) — стихотворение с характером задумчивой грусти. В новоевропейской поэзии элегия сохраняет устойчивые черты: интимность, мотивы разочарования, несчастливой любви, одиночества, бренности земного бытия, определяет риторичность в изображении эмоций; классический жанр сентиментализма и романтизма («Признание» Евгения Баратынского).

Содержание

[убрать]

1 Элегия в античной литературе

2 Элегия в западноевропейской литературе

3 Элегия в русской литературе

4 Источники

5 См. также

[править] Элегия в античной литературе

Первоначально в древнегреческой поэзии элегия обозначала стихотворение, написанное строфой определенного размера, а именно двустишием — гекзаметр-пентаметр. Cлово έ̓λεγος, означало у греков печальную песнь под аккомпанемент флейты. Элегия образовалась из эпоса около начала олимпиад у ионийского племени в Малой Азии, у которого возник и процветал также эпос.

Имея общий характер лирического размышления, элегия у древних греков была весьма разнообразной по содержанию, например, печальной и обличительной у Архилоха и Симонида, философской у Солона или Теогнида, воинственной у Каллина и Тиртея, политической у Мимнерма. Один из лучших греческих авторов элегии — Каллимах.

У римлян элегия стала более определённой по характеру, но и более свободной по форме. Сильно возросло значение любовных элегий. Знаменитые римские авторы элегий — Проперций, Тибулл, Овидий, Катулл (их переводили на русский язык Фет, Батюшков и др.).

________________________________________________

Клинопись

Не менее древней, чем египетские иероглифы, и весьма любопытной разновидностью идеографического письма является КЛИНОПИСЬ. Ее создателями были шумеры — древний народ, проживавший в междуречье Тигра и Евфрата в 3500 — 3000 годах до н.э. (Эта территория Передней Азии в исторической науке называется также Месопотамия или Двуречье, в настоящее время она принадлежит государству Ирак). Если при слове «Египет» мы можем представить себе пирамиды, сфинксов, руины величественных храмов, то в Месопотамии ничего подобного не сохранилось — грандиозные сооружения и даже целые города исчезли, превратились в бесформенные холмы. О прошлом шумеров говорят лишь письменные памятники, бесчисленные клинообразные надписи на глиняных табличках, каменных плитках, стелах и барельефах. Около полутора миллионов клинописных текстов хранится сейчас в музеях мира, и каждый год археологи находят сотни и тысячи новых документов. Расшифровав эти записи, ученые узнали, что шумеры создали высокоразвитую цивилизацию. Они были искусными земледельцами, умели строить храмы, создали систему оросительных каналов, построили многочисленные города-государства (Урук, Лагаш, Киш, Умма, Мари).

Возникновение письменности в Месопотамии совпадает с появлением раннего государства. При храмах стали появляться первые учетные документы хозяйственного и административного значения, списки имущества храма, записи о выдаче продуктов и т.д.

Шумерская письменность берет свое начало от предметного письма. На территории Месопотамии археологи часто находили мелкие поделки из глины и камня, обычно геометрической формы — шарики, цилиндрики, диски, конусы. Ученые пришли к выводу, что эти фигурки представляли собой счетные знаки-фишки. Один цилиндрик мог означать одну овцу, конус — кувшин масла и т.д. Уже в IV тысячелетии такие фишки начали заключать в глиняные оболочки размером с кулак. На внешней стенке такого «конверта» оттиском ставили число положенных в него фишек, чтобы иметь возможность вести точные подсчеты, не полагаясь на память и не разбивая опечатанных оболочек. Со временем необходимость в самих фишках отпала — достаточно было одних оттисков. Позже оттиски были заменены процарапанными палочкой значками-рисунками. По мнению ученых, это стало переходом от предметного письма к рисунчатым знакам на глине. Глина была самым распространенным материалом на территории Месопотамии. Из нее делали кирпичи для строительства храмов, посуду, сельскохозяйственные орудия, даже детские игрушки ведь после обработки огнем глина становилась очень прочным материалом. Обилие глины подсказало шумерам мысль о том, чтобы использовать глину в качестве писчего материала. Это в свою очередь сказалось на характере изображения знаков.

Первоначально шумеры писали пиктограммами. Каждый предмет изображался точно так, как он выглядел, что очень было похоже на иероглифы. Но если египтяне писали на папирусе мягкой кисточкой, то шумеры использовали глину. А на мягкой глине было весьма трудно точно изобразить предмет, особенно круглый. (Если хотите проверить, попробуйте на мягком пластилине спичкой нарисовать с нажимом какой-нибудь рисунок). Кроме того, писать нужно было быстро. Полагают, что шумеры использовали свыше полутора тысяч знаков-пиктограмм, каждая из которых означала либо слово, либо несколько слов.

Между развитием клинописи и иероглифами есть много общего. И древние египтяне, и шумеры писали рисунками, стараясь с наибольшей точностью изобразить то, о чем хотели поведать, оставить информацию. В дальнейшем их рисунки упрощались, а изображения стали передавать, как и само понятие, так и сходное с ним действие. Например, рисунок ноги мог быть и частью тела ногой, и передавать глаголы движения ходить, бежать, стоять и т.п. Во многих шумерских текстах истинно мудрый человек называется «внимающий», в языке шумеров слово «разум» и «ухо» обозначались одним и тем же знаком. Любопытно, что шумеры не знали слова «читать», и тексты они не читали, а «видели» или «слышали».

Если египтяне долгое время старались сохранить в качестве письма рисунок, то шумеры, исходя из особенностей глины, заменили точное изображение предмета комбинацией черточек — вертикальных, горизонтальных и наклонных. Название «клинопись» такое письмо получило за внешний вид. Писец работал так: из сырой глины изготавливалась небольшая плоская табличка, на которую острой палочкой наносились письмена. На вязкой глине трудно проводить линии одинаковой толщины. Там, где палочка писца начинала чертить знак, на сырой глине появлялось небольшое углубление, а когда он вел линию дальше, знак шел тонкой чертой. Поэтому знаки получались похожими на треугольники или клинышки. Не очень нужные записи потом можно было стереть, а таблички с важными документами обжигали на огне, и они становились твердыми, как камень. Археологи научились складывать даже разбитые таблички и читать написанное на них. И если запись делалась на камне или металле, то и в этом случае старались сохранить внешний вид клинышков. (В таблице на нескольких рисунках показано, как шумерское письмо постепенно превращалось в клинопись).

Чтобы сократить количество знаков шумеры, как и египтяне, стали составлять длинные слова из нескольких коротких. Так один и тот же знак становился и целым словом и отдельным слогом более длинного слова. Например: слово «гора» по-шумерски произносилось «кур», знак слова «вода» читался как «а», а слово «большой» звучало «галь». Имя правителя города Лагаша было Акургаль, и если писец хотел написать его имя в документе, он последовательно писал «вода-гора-большой». Шумеры использовали и специальные знаки–указатели, чтобы точно передавать значение текста. Если речь шла о реке — ставили знак географического понятия, изделия из камня или кожи также имели собственные знаки, знаки-определители имели растения, имена людей и богов. (Вспомните, что египтяне тоже использовали детерминативы — специальные знаки-указатели).

Но в отличие от египтян клинопись шумеров имела не только согласные, но и гласные звуки, что позволяло более точно передавать звучание слов, а поздняя клинопись могла передавать даже различные смысловые оттенки речи. Клинописью писала не только хозяйственные документы; археологам удалось найти строительные расчеты, тесты-посвящения богам, сборники пословиц, многочисленные «школьные» учебные тексты, «научные» сочинения, списки знаков, списки с названиями гор, стран, минералов, растений, рыб, профессий и должностей, литературные произведения и даже двуязычные словари. Глиняная табличка, испещренная клинописными значками, могла бы служить таким же символом Месопотамии, каким для Египта являются пирамиды.

Благодаря тому, что клинописью можно было передать слова в их звуковом значении, оказалось возможным приспособить клинописные знаки для записи иностранных слов, т.е. записать клинописью другой язык. Этим объясняется тот факт, что клинопись была неоднократно заимствована друг у друга народами, говорившими на разных языках и просуществовала более трех тысячелетий.

Шумерская клинопись получила широкое распространение. Около 2340 года до н.э. царь Саргон I положил конец господству Шумера в Месопотамии и основал новое государство со столицей Аккад, назвав новую державу «Царством четырех сторон света». В 2200 году до н.э. территория Аккадского государства была захвачена воинственными кочевниками. Они разрушили шумеро-аккадскую цивилизацию и создали на месте старых городов новые царства. Два из них — Вавилонское и Ассирийское царства — превратились со временем в могущественные государства. Но все эти древние государства заимствовали у шумеров систему письменности, приспособив ее к своему языку. Клинописью писали аккадцы, эламиты, хетты, вавилоняне, ассирийцы, жители государства Урарту. У вавилонян клинопись переняли персы. Они еще более усовершенствовали письмо и пользовались уже не сотнями, а лишь сорока знаками, означавшими слоги и отдельные буквы.

Престиж месопотамской культуры в письменности был столь велик, что во второй половине II тысячелетия до н.э., несмотря на упадок политического могущества Вавилонии и Ассирии, клинопись становятся средством международного общения на всем Ближнем Востоке. Она фактически стала международным языком, как английский в наши дни. Практически все международные договоры обязательно переводились на шумерский язык, и клинопись на Древнем Востоке была распространена гораздо шире, чем иероглифы. Писцы при дворах правителей Малой Азии, Сирии, Палестины и Египта старательно переписывали шумерские и аккадские ритуальные, научные и литературные тексты, переводили их на другие языки. Например, вавилонские писцы должны были хорошо знать не только свой язык, но и язык шумеров. Ассирийские писцы знали и свой, и аккадский, и все тот же шумерский язык. Каким бы неудобным материалом для письма нам ни казалась глина, именно глиняные таблички (а не папирус) распространились вместе с клинописью из Шумера в самые отдаленные районы Передней Азии, в Сирию, Малую Азию, на них писали и в доисторической Греции, и на острове Крит.

С конца I тысячелетия до н.э. клинопись начинает вытесняться алфавитным письмом: последний клинописный документ на аккадском языке датируется 75 годом до н.э. И хотя клинопись в древности была широко известна, умение читать клинописные тексты все-таки было надолго забыто.

Ученые научились расшифровывать клинописные знаки лишь в XIX веке. Наука обязана умению читать это письмо двум замечательным людям: немцу — Георгу Фридриху Гротефенду (1775 — 1854) и англичанину, военному атташе в Персии Генри Роулинсону (1810 — 1895).

Прежде чем расшифровать клинопись, надо было найти побольше надписей, которые можно было бы сравнить друг с другом. С этой целью начали снаряжаться на Восток специальные экспедиции. В 1761 году Дания снарядила первую научную экспедицию в Аравию, которая окончилась неудачей. Все ее участники погибли там от разных болезней. Остался в живых только один — историк и филолог Нибур. После пяти лет странствий он решил вернуться на родину через Персию. Еще до отъезда он заинтересовался загадочными надписями, о которых сообщали путешественники, посетившие развалины персидского дворца, сожженного воинами Александра Македонского. Надписи на стенах храма были написаны на трех различных языках: древнеперсидском, вавилонском и эламском. Во все трех случаях письмо было клинообразным, т. е. знак состояли из различных комбинаций клиньев. Но что они значат, никто не мог тогда сказать. В 1777 году Нибур решил издать тщательно списанные им в Персии надписи в своей книге «Путешествие». Появление этой книги способствовало дальнейшей работе ученых над расшифровкой клинописи. Но их усилия не увенчались успехом.

С большим усердием в течение всей своей жизни пытался прочитать эти надписи Гротефенд. Он изучил все, что было сделано до него, и начал пробовать переводить надписи. Из сочинений античных авторов он знал, что надписи поздних персидских царей начинаются одинаково: «такой-то великий царь, царь царей, сын такого-то». В одной из клинообразных надписей Гротефенд нашел группу сходных знаков, часто повторяющихся в тексте, по одиночке и дважды, и предположил, что эти знаки как раз и означают «царь» или «царь царей». Он начал подбирать имя царя, которое в древнеперсидском прочтении содержало бы столько звуков, сколько было знаков в надписи. Таким именем, по его мнению, могло быть только имя «Дарий». Гротефенд смог прочитать надпись: «Дарий, царь великий, царь царей, царь стран Гистаспа сын, Ахеменид...»

Гротефенд положил начало разгадке клинописи. Для ее полной расшифровки нужны были надписи большего размера, в которых было бы большее количество личных имен, для сопоставления. И такие надписи были найдены. Этим наука обязана англичанину Генри Роулинсону.

Родился он в Индии, в 1835 году был назначен военным атташе в Персию, а затем в 1843 году — английским политическим агентом в Багдад. Знакомясь с персидской местностью, он случайно обратил внимание на надпись, высеченную высоко на горе Эльванд. Жители называли ее «книгой сокровищ» и считали, что в ней содержатся указания, где зарыты сокровища древнего царя. Эту надпись Роулинсон скопировал. Но ключ к разгадке тайны клинописи дала надпись на Бехистунской скале (территория современного Ирана, около 100 км на запад от Хамадана), которая представляет собой запись о победах царя Дария I (правил в 522 — 486 до н.э.). На высоте около 100 метров на огромных каменных плитах, прикрепленных к скале, были высечены более 1000 клинописных знаков. Текст состоит из Большой надписи и ряда малых надписей. Большая надпись распадается на три текста с одним и тем же содержанием, написанных соответственно тремя родами клинописи на трех языках: древнеперсидском, эламском и вавилонском.

В 1838 году Роулинсон сделал попытку перенести начало древнеперсидской надписи, в которой содержался титул и родословная царя. Бехистунская надпись содержала до 80 собственных имен, т. е. вчетверо больше, чем было известно тогда европейским ученым. В 1844 году Роулинсон снарядил собственную экспедицию в Бехистун, чтобы списать верхние части надписи. При этом он сам чуть не погиб, пытаясь добраться до цели. Только его помощник, ловкий мальчик из персов, с помощью разных веревок сумел добраться до цели и снять влажной бумагой оттиск надписи. Так, в течение 1835 — 1847 годов была скопирована знаменитая Бехистунская надпись, которая послужила ключом к дешифровке всей клинописи. Она знаменита, во-первых, тем, что была написана на трех языках и, следовательно, давала возможность для сопоставления текстов, во-вторых, тем, что каждая ее часть состояла более чем из 500 строк, что также давало простор для сравнения. Это было действительно сокровище, и Роулинсон умело воспользовался им. Он прочел эту надпись, расшифровал десятки клинописных знаков. Наконец, работа была закончена и напечатана в журнале Азиатского общества в Лондоне.

Опубликование Бехистунской надписи позволило не только окончательно понять древнеперсидскую клинопись, но и приступить к расшифровке вавилонской клинописи. Этой клинописью был написан второй текст Бехистунской надписи на той же скале. Ее расшифровка позволила угадать произношение слов, смысл которых можно было предположить из параллельного древнеперсидского текста надписи.

Позднее археологические раскопки доставляли все новые и новые клинописные тексты. В некоторых местах находили даже целые библиотеки глиняных табличек. Значение клинописи для науки огромно. Благодаря расшифровке клинописи мир Древнего Востока стал нам лучше известен, раскрыл многие свои тайны, позволил ближе познакомиться с историей, культурой и бытом самых древних цивилизаций.

___________________________________________________

Искусство эллинизма

IV-I века до нашей эры

Эллинизм, с точки зрения исторической науки - это период в истории античных государств Средиземноморского региона, началом которого принято считать завоевательные походы Александра Македонского, а окончанием - падение птоломеевского Египта и полное установление господства государств Древнего Рима (около 30 года нашей эры).Однако в искусствоведении под периодом эллинизма понимают обычно более короткий отрезок времени, продолжавшийся до фактического завоевания древнеримскими легионами Средиземноморья (II-I века до нашей эры).Главной особенностью эллинизма принято считать глобальное распространение греческого языка и образа жизни на территориях, завоеванных Александром Македонским, а также взаимное проникновение и взаимное влияние двух великих античных культур - персидской и греческой.В начале эллинского периода произошел переход от демократии древнегреческих независимых полисов к греческим монархиям, объединившим большие территории и централизовавших власть в нескольких городах. Основная экономическая и политическая активность переместилась из Греции в Малую Азию и Египет.Походы Александра Македонского способствовали тому, что греческая культура распространилась на огромных территориях от Малой Азии до границ Индии и от Черного моря до пустынь Аравийского полуострова. Это была самая большая империя, до тех пор известная человечеству, однако она оказалась непрочной и быстро распалась.На ее развалинах образовались несколько империй с центрами в Египте, Сирии и Македонии. Их правители являлись верховными собственниками подконтрольной империям земли, которую обрабатывали полностью зависимые крестьяне и рабы. Рабовладение широко распространяется, в результате чего обостряется контраст между огромным богатством придворной знати и общей нищетой подавляющего большинства населения.Развитие торговых отношений способствует быстрому росту и развитию новых городов. Центрами греческого влияния становятся Александрия, Антиохия и Пергам. В этих столицах возводятся богатые царские дворцы, храмы, театры, роскошные частные дома. Впервые в истории человечества появляются памятники инженерного искусства, например Фаросский маяк.Для эпохи эллинизма характерно было стремление к монументальности. Создаются огромных размеров статуи, типичный пример - Родосский колосс, фигура бога Гелиоса высотой 32 метра.Типичная характеристика эпохи эллинизма - сочетание и взаимопроникновение греческой и восточных культур и систематизация накопленных знаний.

Искусство Римской республики

IV-I века до нашей эры

Римской республикой называют эпоху Древнего Рима с IV по I века до нашей эры, для которой была характерна олигархическая форма управления государством. Фактическая власть сосредоточилась в руках сената и консулов.Археологические раскопки, проведенные в середине XIX века, показали, что наиболее ранние поселения на территории Рима датируются X веком до нашей эры. Фактически же статус города Рим получел двумя столетиями позже, когда два самых многочисленных племени, заселявших пойму реки Тибр, объединились в единую городскую общину.С этого времени начинается эпоха правления Рима царями-этрусками. В конце VI века до нашей эры этруски были изгнаны с большей части территории Италии, в том числе и из Рима. Именно этот момент и является точкой отсчета Римской республики.В течение трех столетий Рим находился под управлением монархов-патрициев, однако в III веке до нашей эры власть в результате нескольких переворотов перешла к нобилитету (группе римских аристократов). Во время их правления происходит окончательное подчинение этрусков. В течение последующего столетия Рим подчиняет своему влиянию крупнейшие античные центры - Карфаген и Афины. "Римляне покорили своей власти почти весь известный мир. - писал во II веке до н. э. выдающийся греческий историк Полибий, - и подняли свое могущество на такую высоту, какая немыслима была для предков и не будет превзойдена потомками".Как это часто бывало в античной истории, завоеватели перенимали и интегрировали культуру подчиненных народов. Это произошло и с Римом: огромное влияние на культуру и искусство последнего оказали этрусские и греческие традиции и художественные школы. У этрусков римские правители переняли также и социальное устройство (в частности, деление граждан на сословия - касты) и военную организацию. Фактически, до конца II века до нашей эры этрусская культура оказывала доминирующее влияние на развитие Рима.С другой стороны, огромным оказалось влияние и эллинской культуры. Римский поэт Гораций говорил: "Греция, взятая в плен, победителей диких пленила, в Лаций суровый внеся искусства..." Достаточно упомянуть, что греческий язык становится языком высшего сословия.

Искусство императорского рима

После пожара, который продолжался в Риме 5 дней и уничтожил 10 из 14 районов города, было положено начало нового строительства. Центром дворцовых сооружений стал "Золотой дом" Нерона, получивший название из-за необыкновенной роскоши в его отделке. В доме было три портика, его окружали пруд, напоминающий море, поля, виноградники, леса и луга.Характерными памятниками императорского Рима стали амфитеатры. После гражданской войны к власти пришел Веспасиан, который начал строить амфитеатр Флавиев, получивший название Колизея, поскольку его строительство проходило рядом с колоссальной статуей Нерона, позднее уничтоженной. Имя архитектора, который возвел Колизей неизвестно. Здание имело форму эллипса с осями 190 на 156 м, высота его внешней стены равнялась 48.6 м. От нее по наклону к арене спускались разделенные проходами зрительные ряды, облицованные мрамором. В амфитеатре могли одновременно разместиться 50 тыс. зрителей. Арена с осями 87 на 54 м опиралась на систему опорных террас. Под ареной размещались коридоры, клетки, подсобные помещения. Снаружи ярусы были украшены аркадами и ордером - строгим тосканским, выше - более легким ионическим, еще выше - коринфским, на самом верху - тонкими коринфскими пилястрами. Вплоть до 405 года в Колизее проводились гладиаторские бои.Самым грандиозным форумом считается форум Траяна - последний императорский форум, самый пышный из всех, отличался симметричностью и парадностью. На Форуме не было храма в честь богов, богом почитался сам Траян. Достопримечательность Форума - триумфальная колонна Траяна высотой 27 м, одновременно была гробницей - в ней помещалась урна с прахом Траяна. По всей колонне вился свиток с рассказом о походах императорской армии в Дакию. На колонне Траян изображен 90 раз, везде в гуще событий.Триумфальные арки стали типичны для Рима и возводились еще в республиканский период. Они вели свое происхождение от городских ворот, разграничивающих свое и чужое пространство. Арки чаща всего ставились в честь одержанных побед. К 5 веку н.э. в Риме было 55 арок, а по всей Империи около 350 триумфальных арок. Арки представляли собой каменные монументальные ворота, оформленные скульптурными изображениями трофеев, пленных, героев. Одной из самых замечательных была арка Тита, поставленная на месте Золотого дома Нерона в 80 году, она поставлена в честь победоносного похода в Иудею и разграбление храма Соломона. Арка служила постаментом для бронзовой статуи императора, венчаемого богиней победы Викторией. Внешне строгая, внутри с рельефами, в проходе арка запечатлела триумфальный въезд Тита в Рим.Одним из сооружений императорского Рима является Пантеон. Храм был построен при императоре Адриане около 125 года. Пантеон представлял собой внешне глухое кольцо цилиндра, монументальный гранитный портик которого с двухскатной крышей служил проходом в центральное строение со стенами 6-ти метровой толщины, стены были расчленены нишами и колоннами, в нишах стояли статуи. Стены были отделаны мрамором и камнями, пол выложен мозаикой. Бетонный купол весил 46 тонн, был облегчен пятью рядами кессонов, имел диаметр 43 м, с центральным оком в 8,5 м. Площадь перед Пантеоном связывалась с ним центральной аркой, через которую необходимо было пройти по берегу Тибра через специально наведенный мост.Еще одной типичной римской постройкой были термы. В Риме к 6 веку н.э. насчитывалось 12 больших и сотни частных бань. Термы представляли собой комплекс залов, стоящих в огромном дворе, имели несколько отделений: зал для спорта, раздевалки, горячую, теплую и холодную бани, бассейн и библеотеки. Первые термы были построены Марком Агриппой. Термы сооружали Нерон, Тит, Траян. Одной из самых роскошных были термы Каракаллы.При Адриане стали возводить саркофаги, прямоугольные, украшенные рельефами.События 3 века в Римской империи получили название "кризиса". Кризис затронул все стороны жизни, что отразилось на искусстве этой эпохи.Датой падения Рима считается 476 год.Преемницей культурных традиций античности стала Византия.

Римский скульптурный портрет

Римский скульптурный портрет — один из самых значительных периодов в развитии мирового портрета, охватывающий примерно пять веков (I в. до н. э. — IV в. н. э.), характеризуется необыкновенным реализмом и стремлением передать характер изображённого; в древнеримском изобразительном искусстве по своему качеству занимает одно из первых мест среди других жанров.Отличается значительным количеством дошедших до нас памятников, которые кроме художественной имеют значительную историческую ценность, так как дополняют письменные источники, демонстрируя нам лица участников важных исторических событий. По мнению исследователей, этот период заложил основы последующего развития европейского реалистического портрета[1]. Подавляющее количество изображений выполнены в мраморе, встречаются и бронзовые изображения, дошедшие в меньшем количестве. Хотя многие римские портреты идентифицированы с конкретными личностями либо прямо имеют надпись, указывающую на то, кто послужил им моделью, ни одного имени римского портретиста не сохранилось.Одним из корней реализма римского портрета стала его техника: как считают многие ученые, римский портрет развился из посмертных масок, которые было принято снимать с умерших и хранить у домашнего алтаря (lararium) вместе с фигурками лар и пенатов[2]. Они изготавливались из воска и назывались imagines.В случае смерти представителя рода маски предков неслись в погребальной процессии, чтобы подчеркнуть древность аристократического рода. (Это являлось рудиментом культа предков)[3]. Кроме восковых масок, в ларариуме хранились бронзовые, мраморные и терракотовые бюсты предков. Маски-слепки делались непосредственно с лиц усопших и потом обрабатывались с целью придания им большего натуроподобия. Это привело к прекрасному знанию римскими мастерами особенностей мускулатуры человеческого лица и его мимики, что повлекло за собой прекрасные результаты уже при обычном позировании. Корни подобного погребального культа были восприняты римлянами у этрусков, где портрет также был чрезвычайно развит[4].Во времена Республики стало принято воздвигать в публичных местах статуи (уже в полный рост) политических должностных лиц или военных командиров. Подобная честь оказывалась по решению Сената, обычно в ознаменование побед, триумфов, политических достижений. Подобные портреты обычно сопровождались посвятительной надписью, рассказывающей о заслугах (cursus honorum). В случае преступления человека его изображения уничтожались (damnatio memoriae). С наступлением времен Империи портрет императора и его семьи стал одним из мощнейших средств пропаганды.Развитие древнеримского портрета было связано с усилением интереса к индивидуальному человеку, с расширением круга портретируемых. Риму свойственен нарождающийся интерес к конкретному человеку (в отличие от интереса к человеку вообще в искусстве Древней Греции). В основе художественной структуры многих древнеримских портретов — чёткая и скрупулёзная передача неповторимых черт модели при соблюдении единства индивидуального и типического. В отличие от древнегреческого портрета с его тягой к идеализации (греки считали, что хороший человек обязательно должен быть красивым — калокагатия), римский скульптурный портрет оказался максимально натуралистичным и до сих пор считается одним из наиболее реалистичных образцов жанра за всю историю искусства. Древние римляне обладали такой верой в себя, что считали личность человека достойной уважения в том виде, какая она есть, без всяких приукрас и идеализаций, со всеми морщинами, лысинами и избыточным весом (см. к примеру портрет императора Вителлия).Римские портретисты впервые попытались разрешить задачу, которая в конечном счете стоит и перед современными художниками, — передать не только внешний индивидуальный облик определенного человека, но и отличительные особенности его характера[1].

Лосев А.Ф об античной культуре