Леггеви К. Транснациональные движения и вопрос о демократии // Нерпикосновенный запас. – 2005. - №1 (39). Режим доступу: http://magazines.russ.ru/nz/2005/1/le1.html

Claus Leggewie (р. 1950) - социолог, историк, политолог. Профессор политической науки Гисенского университета (Германия). Оригинал статьи опубликован в венском журнале «Transit- Europä ische Revue». 2002/2003. № 24. Перевод печатается с разрешения редакции этого издания, нашего партнера по сети www.eurozine.com.

 

Парадокс демократизации

 

Многие неправительственные организации (НПО), действующие глобально и мыслящие космополитически, общаясь с представителями правительств, позиционируют себя как истинные демократы. Трудно не согласиться, что они играют демократизирующую роль: ведь именно они поставили на повестку дня глобальные проблемы и создали критически-оппозиционный форум для их обсуждения. Они обращают внимание на вопросы, затрагивающие огромное количество людей во всем мире, - вопросы, которые можно решать только поверх государственных границ. При этом без НПО эти вопросы вряд ли обсуждались бы политическим истеблишментом и почти не удостаивались бы внимания средств массовой информации. Роль социальных движений всегда состояла в том, чтобы нащупать недостаточно обсуждаемые темы и бороться со скрытностью элит, занятых только самими собой. Одна кёльнская ассоциация по борьбе с ксенофобией с грубой наглядностью выразила эту двойную функцию тематизации и мобилизации в форме лозунга: «Подними свою задницу и раскрой пасть!» Если вы не сдвигаетесь с места, то это сделаем мы - и вы действуете только потому, что действуем мы.

Говоря более общими словами: социальные движения вводят в обращение новые политические цели (например, устойчивое развитие), новые институции (такие, как «Агенда 21»#) и новые процедуры (например, «круглые столы»). Именно благодаря этому они вписываются - наряду с политическими партиями, лоббистскими объединениями и СМИ - в структуру промежуточных институтов, соединяющих частную сферу с административной. Являясь аутсайдерами, действующими в чрезвычайных ситуациях, они становятся поставщиками идей для общественности, системой раннего оповещения для политиков и движущей силой социальных изменений. Такие гражданские инициативы не обязаны задаваться вопросом о «репрезентативности» отстаиваемых ими «требований человечества», иначе точки зрения радикальных меньшинств заведомо были бы лишены оснований. Когда пара сотен бунтовщиков брали Бастилию, они не проводили сперва исследования общественного мнения, чтобы понять, согласится ли с их действиями большинство парижан, - так же, как и манифестанты в Сиэтле и Генуе не задумывались над тем, подтверждают ли результаты опросов их лозунги: «Thisisdemocracy!», «VoiG-8, noi 6000000000!» («Вы “Большая восьмерка”, нас - шесть миллиардов!»). Капитал социальных движений - это «не голоса избирателей, не членские взносы, не экспертное знание, а самоотверженность их сторонников»[1].

Социальные движения очень рано начали мыслить универсально и глобально: отношения капитала и труда привязаны к какой-либо одной стране не больше, чем гендерные взаимоотношения или разрушение окружающей среды. Но сегодня они сами и их действия становятся все более международными и транснациональными. Примером могут послужить «противники глобализации», создавшие на основе небольших кружков глобальную общественность для обсуждения вопросов, которые мэйнстримом представительских институтов демократии считались второстепенными. Теперь и истеблишменту приходится заниматься этими вопросами. С начала 1970-х годов новые социальные движения породили споры и конфликты, для которых не было места в традиционных структурах индустриального общества постмодерна, и в результате трансформировали существовавший институциональный порядок. С тех пор изменилась роль социальных движений как посредников политических интересов. Сегодня они действуют более профессионально и более разнообразными методами, причем еще больше размылись границы между протестными движениями и НПО, хотя они и раньше часто решали одни и те же задачи. Несмотря на то что между ними по-прежнему существуют различия, в дальнейшем под НПО я буду подразумевать всю совокупность транснациональных протестных и реформаторских деятелей.

Как уже отмечалось, демократизирующая функция этих движений бесспорна. На первичном уровне артикуляции и мобилизации протеста их не касается «вопрос демократии» - так можно назвать все усиливающееся в современном мире требование обосновать обязательные для коллектива решения (включая и формирование мнений и суждений, предваряющее принятие этих решений) при помощи выборов и голосований. Общепринятым и главным критерием стала «гильотина» большинства. Крайне небольшое преимущество кандидатов, победивших на недавних выборах в США и Германии, показывает, насколько резко эта гильотина может отделить большинство от меньшинства. Но сегодня действия НПО не ограничиваются информированием, консультациями, мониторингом и тому подобным, как не сводятся они и к образовательным или протестным кампаниям. Их значение простирается далеко за рамки формирования общественной сферы и мобилизации граждан вокруг отдельных тем. Но как только они вмешиваются в процессы выработки решений, особенно за пределами тех локальных и национальных сфер, на которые до сих пор ориентировались социальные движения, они должны задаться вопросом о демократической легитимации своих действий. До сих пор удовлетворительный ответ на этот вопрос не был найден ни самими активистами НПО, ни публицистами или учеными, что удивительно ввиду претензий этих организаций и значения вопроса. Претензии НПО на демократичность проблематичны в трех отношениях:

- Во-первых, они формально или неформально принимают участие в процессах принятия решений, не подвергаясь при этом упорядоченному и постоянному контролю со стороны тех, кого затрагивают эти решения.

- Во-вторых, и внутри движения или организации редко проводятся голосования или опросы членов и сторонников. Таким образом, их представители, как правило, не имеют демократического мандата.

- В-третьих, НПО часто действуют без обратной связи с институциями, которые могут считаться легитимными представителями народа, отражающими волю всего населения или, если речь идет о лоббистских группах, хотя бы его части.

НПО справедливо заострили внимание на «дефиците демократии» в международных режимах (таких, как Всемирная торговая организация - ВТО). Но в глаза бросается и их собственный дефицит легитимности и репрезентативности, который используется против них представителями правительств[2]. Это несоответствие претензии на репрезентативность организационной реальности можно обозначить как «парадокс демократизации» в том смысле, что НПО оказывают демократизирующее воздействие, не будучи сами демократическими. То, в чем справедливо обвиняются ВТО и другие агентства транснационального правления, в некотором смысле относится и к НПО: в политических аренах «по ту сторону национального государства» наблюдается дефицит легитимности.

История накладывает определенные обязательства на социальные движения: за спонтанным захватом Бастилии последовало возведение Генеральных Штатов в ранг «представителей французского народа» и превращение третьего сословия в ту самую инстанцию, которая должна была принимать законы вместо «ста тысяч» (имелось в виду меньшинство, состоящее из дворянства и духовенства). Таким образом, под революционный демократический подъем в ходе XIX века была подведена база народного голосования. Транснациональным критикам глобализации еще предстоит аналогичным образом доказать, что именно они, а не саммиты «Большой восьмерки» вправе говорить за «шесть миллиардов». Говоря языком либеральной теории демократии, источник их права на власть пока неясен. Трезвым наблюдателям приходится констатировать, что «испытанных институциональных или процедурных схем для демократического и успешного правления вне структур государства не существует»[3]. Простой перенос механизмов легитимации из национального в транснациональный контекст невозможен.