Организационная подготовка балов

При подготовке торжественных балов требовалось решать множество организационных проблем, что (весьма косвенно) принималось во внимание самими участниками бала.

Для придворных балов печатались пригласительные билеты, их развозили по адресам придворные слуги. Там указывалось, в какой форме быть на балу. 18 декабря 1834 г. А.С. Пушкин записал в дневнике: «Придворный лакей поутру явился ко мне с приглашением: быть в 8 ¹/₂ в Аничковом, мне – в мундирном фраке, Наталье Николаевне как обыкновенно»⁵⁴⁶.

Примечательно, что и тогда существовала проблема «транспортных пробок» при съезде гостей на бал. Для того чтобы избежать толкотни, гостей дворцовых балов «разводили» по разным, «своим», подъездам Зимнего дворца. К каждому из дворцовых подъездов подъезжали гости, занимавшие определенное положение, причем в своих каретах (как тогда говорили, «на своих выездах»). Длина кареты, запряженной парой лошадей, почти вдвое превосходила длину современных автомобилей. Пробки у подъездов заставляли регламентировать количество карет, которые могли выстраиваться у подъезда. Поэтому к дворцовым подъездам приходилось занимать очередь. А.С. Пушкин в письме к жене в апреле 1834 г. упоминал, что на предполагавшемся балу в Зимнем дворце будет 1800 гостей: «Расчислено, что, полагая по одной минуте на карету, подъезд будет продолжаться 10 часов; но кареты будут подъезжать по три вдруг, следственно время втрое сократится»⁵⁴⁷.

Суета происходила и при разъезде с балов. С учетом того, что на балы приглашались сотни гостей, вероятно, были и «очереди в гардеробах». Ни один из мемуаристов не упоминает, как, собственно, раздевались и одевались гости, приехавшие в императорский дворец. Из документов известно, что в качестве дополнительных гардеробщиков на больших балах «подрабатывали» рядовые лейб-гвардии Преображенского полка. Конечно, трудно представить, что княгиня Юсупова стояла с номерком за шубой в очереди за графиней Куракиной. Скорее всего, слуги уже ждали своих хозяев с их шубами в обширных вестибюлях Зимнего дворца. Но о том, что накладки бывали, есть мемуарные свидетельства. Довольно регулярно путали шубы и шинели, а то и вовсе хозяева оставались без верхней одежды. Так, на балу у князя Юсупова у цесаревича Александра Николаевича украли шубу, а на балу присутствовал император со всей семьей. Не желая задерживать близких, цесаревич надел первую попавшуюся шинель. Когда Николай Павлович увидел сына на морозе в шинели, он рассердился на цесаревича за пренебрежение здоровьем. На другой день шубу цесаревича, конечно, нашли…⁵⁴⁸

При подготовке балов организаторы старались удивить гостей какими-либо новинками. Например, при Александре III электрическое «ослепительное» освещение «эдиссоновскими лампочками» сначала опробовали во время традиционных балов в Зимнем дворце. Наряду с яркостью света гости, как одну из положительных черт новинки, отметили, что лампочки «не греют», что очень важно во время многотысячных балов: гости, разгоряченные выпитым и танцами, меньше потели.

Приглашенные во дворец «по-доброму» отмечали для себя малейшие просчеты Гофмаршальской части, отвечавшей за «материальную» сторону проводившихся балов. Так, во время Эрмитажного бала 12 февраля 1887 г. один из гостей отметил, что «Зимний сад очень красив, как всегда. Но я заметил нововведение: среди растений распевали канарейки. Жаль только, что клетки взяты прямо с рынка, совсем уж просты»⁵⁴⁹.

Организационная композиция проводимого действа была достаточно сложной и только по традиции могла называться балом. Официальный бал включал в себя несколько составных частей: придворный спектакль, как правило, сборный, обед и, собственно, сам бал, безусловно – самое главное действо.

Для того чтобы в ходе самого бала управлять этим сложным механизмом, необходимы были распорядители балов. Примечательно, что это неофициальная «должность». И каждая эпоха выдвигала своих тонких знатоков бальных правил. В 1860-х гг. лучшим распорядителем балов считался Ипат Бартенев: «Он составил себе прочную репутацию лучшего распорядителя, и при дворе не бывало бала без участия Ипата Бартенева»⁵⁵⁰.

Сцена из жизни семьи Николая I. А. Чернышов. 1840–1850 гг.

Во второй половине 1880-х гг. императорскими балами «дирижировал» конногвардеец барон Ф.Е. Мейендорф. Граф С.Д. Шереметев, невольно сравнивая барона с «распорядителями балов» своей молодости, критично замечает, что Мейендорф, конечно, «добрый малый, но с ухарскими ухватками, не вполне подходящими, кричит он и командует, как в казарме»⁵⁵¹.

Время окончания бала не регламентировалось. Гости веселились до тех пор, пока в зале находились император или императрица. Бал продолжался, как правило, до двух-трех часов ночи. Домашние Аничковские балы у страстной танцовщицы императрицы Марии Федоровны могли затягиваться и до 4 часов утра. Современники вспоминали, что когда «котильон продолжался слишком долго, а императрица не хотела кончать, государь придумывал особое средство. Музыкантам приказано было удаляться поодиночке, оркестр все слабел, пока, наконец, не раздавалась последняя струна, и та, наконец, умолкала. Все оглядывались в недоумении, бал прекращался сам собой»⁵⁵².

Описываемый эпизод произошел на февральском балу 1883 г. Поскольку «ход» с удалением музыкантов из оркестра был хорошо известен в Европе, то мемуарист это немедленно зафиксировал: «В 3 ⁴/₂ час, когда, несмотря на настояние государя, императрица продолжает танцевать, то государь посылает одного из танцоров с приказанием музыкантам кончать; музыканты уходят один за другим так, что под конец играют лишь одна скрипка и барабан. Повторение шутки Гайдна…»⁵⁵³.

Поскольку балы заканчивались глубоко за полночь, а официальное совершеннолетие великих князей наступало в 20 лет, то именно родители решали, идти их молодой поросли на балы или нет. Так, государственный секретарь А.А. Половцев в январе 1883 г. буквально «выпрашивал» у великого князя Николая Николаевича (Старшего) разрешение для 19-летнего сына Петра Николаевича посетить бал в его доме. И действительно, «начали танцевать в 11 – окончили в 5»⁵⁵⁴. Такая же история случилась в январе 1887 г. и с цесаревичем Николаем, которому шел 20-й год. Одна из великих княгинь «просила позволить цесаревичу приехать (на бал. – И. 3.), но императрица отвечала, что не позволяет ему выезжать без нее…»⁵⁵⁵.

Общее количество балов в сезон могло меняться. Это зависело от множества причин: состояния здоровья и вообще дел и отношений внутри императорской четы, траура по европейским родственникам, внутриполитической и внешнеполитической ситуации. Но минимальное количество обязательных, традиционных балов сохранялось почти всегда.

В Николаевскую эпоху сезон больших дворцовых балов начинался, как правило, в Николин день (6 декабря). Устраивали балы и в другие «высокоторжественные» дни. По отзывам современников, все они имели одинаковый, строго классический, но именно поэтому и чрезвычайно грандиозный характер.

Само действо разворачивалось в парадных залах Зимнего дворца, которые со временем приобрели определенную «специализацию». Так, танцевали в Белой (Золотой галерее), играли в карты в Георгиевском зале, ужинали в Николаевской зале⁵⁵⁶.

Своего апогея балы в Петербурге достигали на масленицу. В эти дни «гуляли все». И аристократы, и народ. График масленичных балов 1848 г. оставил барон М.А. Корф. Судя по его записям, 15 февраля, в воскресенье, состоялся огромный бал для первых четырех классов. В понедельник – бал у управляющего Двором великого князя Константина Николаевича – графа Кушелева. В этот же день состоялся маскарад в Большом театре, который почтил своим присутствием Николай I. Во вторник – бал для царской фамилии в Михайловском дворце; в среду – бал у графа Закревского для императора и цесаревича и бал-маскарад в Дворянском собрании, где они также присутствовали; в четверг – домашний спектакль и бал для царской фамилии у графа Клейнмихеля; в пятницу – маленький бал для избранных в Собственных комнатах Николая I, перед его кабинетом; в субботу – бал у князя Юсупова и маскарад в Большом театре⁵⁵⁷. При этом всю неделю наряду с балами катались с ледяных гор в Таврическом саду, посещали утренние и вечерние спектакли во всех театрах, забавы в балаганах и ели непременные блины…

Французский художник О. Берне, лично наблюдавший бурную жизнь петербургского света в начале 1843 г., оценивал «трудозатраты» аристократов следующим образом: «Наконец масленица кончилась, наступает пост, и мы возвращаемся на путь Господень. Оно и пора – еще несколько таких дней, и половина петербургского общества отправилась бы на тот свет»⁵⁵⁸.

Если отвлечься от эмоций и перейти на сухой язык цифр, то, по данным хозяйственных подразделений Министерства Императорского двора, в 1867 г. высочайших балов состоялось:

Таким образом, всего в 1867 г. столы накрывались на высочайших больших балах 24 раза на 7226 персон⁵⁵⁹. Для того чтобы наглядно показать традиционализм и цикличность, с ориентацией на опыт «прежних лет», присущие повседневной жизни российского Императорского двора, приведем данные и на 1868 г.

Всего в 1868 г. «мероприятия» с участием высочайших персон проводились несколько чаще, чем в 1867 г., – 29 раз, и число участников в них было значительно больше – 11 532 персоны⁵⁶⁰. Если сопоставить эти данные по сезонам, то очевидно, что с декабря по февраль «фриштыки», «обеденные» и «вечерние» столы накрывались в Зимнем дворце для участников традиционных балов. В Красном Селе за «обеденными столами» располагались офицеры гвардейских полков, принимавшие участие в традиционных учениях. Ежегодно 26 ноября «фриштык» и «обеденный стол» накрывались для Георгиевских кавалеров. Остальные дни были связаны с «высокоторжественными днями» высочайших тезоименитств, крестин, помолвок, свадеб и прочих важных событий в жизни многочисленного потомства Павла I.

Николай II подробно зафиксировал в дневнике все перипетии своих первых официальных балов в январе 1896 г. Так, 11 января 1896 г. он записал: «В 9 ¹/₂ ч. вышли в Николаевский зал, и начался наш первый Большой бал. Страдал за дорогую Алике, кот. должна была принять массу дам. Обошел столы и затем сам ужинал. В 1.10 все кончилось!» Этот восклицательный знак скупого на эмоции императора вместил все: и напряжение первого «рабочего» бала, и волнение за жену, и просто человеческую усталость после тяжелого дня.

После первого бала началась профессиональная рутина. 18 января состоялся первый Концертный бал, он продолжался почти три часа. За это время царь даже успел сходить в свои комнаты покурить. Бал проходил по традиционной схеме: танцы – ужин – танцы. 25 января прошел второй Концертный бал. Николай II опять во время ужина «работал», обходя столы. Этот бал продолжался с 21.45 до 2.30, то есть около четырех часов. И 31 января – заключительный третий Концертный бал.

После его окончания царь с облегчением отметил в дневнике: «этим и закончились наши балы!». Концертными их называли по названию Концертного зала Зимнего дворца, в котором они проходили.

В последующие годы обязательные балы по раз и навсегда установленному порядку продолжались. 19 января 1904 г. около 22 часов начался Большой бал в Зимнем дворце. Николай II отметил, что «народу было как никогда много». Он, как обычно, «обходил столы по всем залам». Как обычно, волновался за жену: «К счастью, дорогая Алике отлично выдержала бал».

Для женской половины императорской семьи цвет и фасон платья определялся исключительно господствующими модными тенденциями. При этом соблюдалась определенная мера вкуса, поскольку петербургский аристократический бомонд следовал моде с определенным консервативным оттенком. Сие негласное правило старожилы высшего света хорошо знали. В остро модных платьях на балах появлялись только не знавшие подобных тонкостей выскочки, и их немедленно наказывала стоязыкая молва женской половины бальной залы.

К женскому бальному платью подбирались необходимые аксессуары: от веера до обязательной «Корне де баль» – книжечка для бала, в которой дамы записывали карандашом порядок танцев и имена кавалеров. Страницы книжечки делали из тонких пластин слоновой кости. В начале XIX в. пожилые дамы, блиставшие на балах еще в екатерининское время, активно пользовались такими аксессуарами, как табакерки и мушечницы.

В Эрмитаже хранится богатая коллекция табакерок, принадлежавшая нескольким поколениям российских монархов: табакерка в виде гренадерской шапки лейб-компании с вензелем императрицы Елизаветы Петровны, изготовленная в 1741–1742 гг.; табакерка в виде мопса, лежащего на подушке. У мопса на золотом ошейнике выгравировано «Toujours Fidelle». Надпись, возможно, связана с неофициальным дамским орденом «Мопсов» или «Верность». Эта табакерка была впервые упомянута в описи за 1789 г.

Возвращаясь к дворцовым балам, следует сказать несколько слов об одежде российских императоров. В их бальную одежду обязательно входил военный мундир, но в остальном имелись нюансы.

Табакерка в виде мопса. Западная Европа. 1770– 1780-е гг.

Карне

Карне с портретом великой княгини Марии Федоровны. Ок. 1780 г. Россия

Карандаш в футляре. Начало XX в.

Существовало несколько вариантов, определявших, какой мундир оденет в день бала император. Это мог быть мундир полка, полковой праздник которого приходился на день проведения бала. Это мог быть мундир полка, который нес караул в день бала в Зимнем дворце; мундир подшефного императору полка. Если на балу присутствовал гость из европейского королевского дома, император в знак уважения к нему мог одеть мундир подшефного полка страны гостя. У российских императоров хранились целые коллекции военных мундиров, включавшие сотни комплектов. Например, граф С.Д. Шереметев упоминает, что во время Эрмитажного бала 12 февраля 1887 г. Александр III был в уланском мундире, потому что в этот день был уланский праздник⁵⁶¹.

На парадных балах устанавливалась определенная форма одежды для всех приглашенных. На официальные балы все, военные и статские, являлись в парадных мундирах и башмаках. Иногда вносились новшества. Так, на первом Большом балу сезона 6 декабря 1841 г. появились два новшества, немедленно отмеченные всеми гостями. Во-первых, в карты играли в Портретной галерее, так как в Георгиевской зале обрушился потолок и там продолжался ремонт. Во-вторых, не танцующим военным впервые позволено было явиться в сапогах⁵⁶². Примечательно, что форма одежды жестко регламентировалась высочайшими указами, вносимыми в Полное собрание законов Российской империи. Например, в 1852 г. генерал-адъютантам, флигель-адъютантам и генералам Свиты Его Императорского Величества предписано «на балах при Высочайшем дворе и на всех частных балах, когда на бале приказано быть в праздничной форме, иметь при присвоенных званиях их полукафтанах бальные шаровары белого сукна, без цветной по боковым швам выпушки»⁵⁶³.

Немаловажную роль играла и прическа для участников балов. Если женщины просто следовали, с теми или иными вариациями, моде своего времени, то у мужчин – все гораздо строже. Со времен Петра I особенности волосяного покрова на лицах российской аристократии приобрели политический характер. Конечно, бород насильно никто не стриг, поскольку их появление на лицах российской аристократии вплоть до Александра III представить совершенно немыслимо. Допускались усы, подусники, бакенбарды, но не бороды. Для мужчин было совершенно нормальным и естественным завиваться перед балом. Так, 10 апреля 1862 г. 17-летний будущий император Александр III перед балом первый раз завился «по приказанию государя, и, кажется, ему это очень нравится»⁵⁶⁴.

Офицеры столичных лейб-гвардейских полков играли на придворных балах очень важную роль, поскольку являлись теми обязательными кавалерами, перед которыми ставилась конкретная задача развлекать танцами и разговором «застоявшихся» и «невостребованных» дам. Этих офицеров по «разнарядке» подбирали командиры гвардейских полков, строго указывая им, что их главная «боевая» задача – развлекать дам, а не собственные удовольствия и предпочтения.

Надо заметить, что дамы всегда болезненно воспринимали факт своего «простоя» во время балов. А уж тем более великие княгини, которым по определению необходимо было «блистать». И если кто-либо из них «простаивал», то это могло вылиться даже в публичные слезы, что, конечно, с удовлетворением отмечалось «соперницами». Так, в феврале 1885 г. «на елагинском вчерашнем танцеванье великая княгиня Мария Павловна расплакалась с досады за то, что Рейтерн, намеченный ею в кавалеры, по недоразумению стал танцевать с кем-то другим»⁵⁶⁵. Заметим, что Мария Павловна к этому времени была замужней дамой «со стажем»…

Вместе тем малейшее нарушение бальной офицерской формы строжайшим образом пресекалось лично императорами, крайне чувствительными к нарушениям формы одежды. Даже в мелочах. Во времена Александра I и Николая I требования придворного этикета соблюдались очень жестко. Так, Г.А. Римского-Корсакова⁵⁶⁶ исключили из гвардии за то, что тот позволил себе за ужином расстегнуть мундир⁵⁶⁷. На представлении об увольнении «по домашним обстоятельствам с мундиром» помета: «Высочайше поведено мундира Корсакову не давать, ибо замечено, что оный его беспокоит. 20 февр. 1821». Следует иметь в виду, что по моде второй четверти XIX в. мужчины затягивались в талии, так же как и женщины, поэтому за столом им иногда хотелось расстегнуться.

На придворных балах офицерам категорически запрещалось танцевать без перчаток. Так, на одном из январских балов 1890 г. Александр III «остался недоволен некоторыми офицерами, которые после ужина начали танцевать без перчаток». Видимо, после ужина разгоряченные спиртным офицеры решили позволить себе эту маленькую, по их представлениям, вольность. Однако Александр III не считал нарушение установленной формы одежды мелочью, поэтому он немедленно сделал замечание командирам соответствующих полков. Более того, один из офицеров во время исполнения польки начал танцевать венский вальс. Все это «возмутило государя». И на следующий день четырех офицеров «посадили в комендантскую»⁵⁶⁸.

Аресты офицеров за нарушение установленной формы одежды начались во времена Павла I и продолжались при всех последующих императорах, вплоть до Александра III. Эти аресты, в какой-то степени, также стали одной из традиций больших зимних балов. Заслуженные генералы с удовольствием вспоминали проказы своей молодости и то, как их сажали за не вовремя снятую перчатку или расстегнутый крючок на воротнике. Это не было вымыслом. Так, в августе 1839 г. великий князь Михаил Павлович отправил Лермонтова под арест прямо с бала в Царском Селе за неформенное шитье на воротнике и обшлагах вицмундира⁵⁶⁹.

Вместе с тем многие современники отмечали, что упрощение военной формы при Александре III, придание даже гвардейской форме «мужицкого характера» привели к некоторой утрате привычного блеска императорских балов. Граф С.Д. Шереметев, участвовавший в Эрмитажном бале 12 февраля 1887 г., отмечал, что «мундиры на военных некрасивы, сапожища и шаровары не идут к балу»⁵⁷⁰.

При проведении балов учитывались особенности православных религиозных праздников. Так, во времена Николая I на масленицу в ходе обеда обязательно подавались блины с икрой. Вообще же многотысячные балы, сопровождавшиеся обязательным ужином, требовали напряженных усилий всех подразделений императорской кухни.

Маргарет Эггер, няня-англичанка, наблюдала серию таких балов в январе-феврале 1901 г. По ее свидетельству, для одного из больших балов подготовили: триста пятьдесят блюд, на каждом из которых лежало по три цыпленка с салатом и гарниром; триста пятьдесят больших омаров в соусе под майонезом;

триста пятьдесят больших блюд с холодным мясным ассорти; огромное количество различных пирогов и бисквитов; две тысячи связок спаржи для жареного мяса; огромное количество фруктов и различных вин. По свидетельству англичанки, во время ужинов подавались и супы различных видов. На этих балах было все: прекрасные интерьеры, замечательная музыка, ярмарка тщеславия, интриги, романы, азарт карточных баталий и прекрасный стол.

Даже во время многотысячных балов «с мужиками» предусматривалось угощение. В залах по углам стояли горки с выставленными золотыми кубками, блюдами и другой драгоценной посудой. Это также просчитанный психологический ход. Организаторы понимали, что прекрасный декор дворцовых залов удивлял, но народное представление о богатстве было связано с золотом. Поэтому «царское богатство» в изобилии представляли на подобных действах, рассчитывая на народное восприятие. Рядом с горками, наполненными уникальной посудой, лакеи разливали чай и сами размешивали в нем сахар ложечками, что бы кто-нибудь не позарился на царское добро…