Билет 22. Пубертатный кризис.

Вступление в подростковый возраст

«Нечесаные грубияны и размалеванные грубиянки — вот все, что я могу о них сказать!» «У Лиды — это наша младшая дочь — одна гулянка на уме. Уроки делает кое-как. В комнате у себя не прибирает, устроила там настоящий бардак. Домой является только поесть и поспать. На все вопросы один ответ: "Ничего, отстаньте!"» «Марина часами сидит у зеркала. Чего она там щиплет-красит, не знаю. Встает в шесть и до половины восьмого ей не хватает времени собраться в школу. Нервная какая-то стала. Вся издерганная. Я все понимаю, что в школе трудная программа, что устает. Но истерики/ Она же не может успокоиться. Из-за всякого пустяка начинает рыдать, заводит себя, нас. И так практически каждый день. Без валерьянки ей уже не остановиться. В запальчивости грубит, орет на нас с отцом, а потом ее одолевает бурное раскаяние, и опять слезы, опять крики. Мы ведь тоже не железные!»

«До чего мы докатились: шестиклассник при учителе ругается матерно. Что же дальше с ним будет ? Сейчас мат и хамство, а завтра что?Для них же не существует авторитетов. Считают себя бог знает кем, а на остальных плюют!» «Влад стал очень скрытным. Сидит один, как бирюк, или лежит лицом к стенке. Вроде ничем от него не пахнет. Но я уж теперь боюсь. Это раньше бормотухой да сигаретками баловались, а теперь, говорят, наркотиками. И даже в школах такое бывает. Сын у нас один. Случись что, останется только руки на себя наложить».

Множество приведенных примеров и высказываний свидетельствует о том, что подростковый кризис хорошо известен взрослым и сопряжен с резким изменением поведения детей, причем не в лучшую сторону. Грубость, своеволие, непокорность, скрытность, лживость, замкнутость, стремление все делать наоборот, игнорирование семейных и социальных норм, бурный протест, эмоциональная несдержанность, резкие перепады настроения — все это многообразные проявления кризиса подросткового возраста. Эти признаки могут встретиться по одному, в разном сочетании, в комплексе, но причины их появления — вступление во взрослый возраст.

На ранних стадиях подросткового возраста (отрочества) дети становятся особенно нетерпимы, капризны в отношении власти взрослых во всех ее проявлениях. В 11 — 13 лет они не переносят советов, указаний, просьб, предупреждений, а тем более требований и нотаций, произнесенных в их адрес. Все начинается, казалось бы, с ничем не обоснованной вредности и желания все делать наоборот. Зовут кушать — ребенок отказывается, хотя только что просил есть. Просят одеться потеплее — нарочно идет нараспашку. Родители приходят в полное недоумение: куда девались былые пай-мальчики и пай-девочки... Попытки уговорить, повторить просьбу, требование, как-то усовестить, урезонить порождают еще более сильную реакцию протеста. Обычно за протестом следуют попытки подростков самоутвердиться. Они стараются навязать свое решение, точку зрения окружающим. В стремлении одержать верх дети порой доходят до настоящего тиранства. Моральные формы истязания близких, включая упреки, слезы, бурные сцены, чередуются с манипуляциями («игрой в молчанку», показным раскаянием, демонстрацией самоуничижения) и открытой грубостью, агрессивностью.

В целом это сложный период для общения с детьми. Казалось бы, только найден верный тон, установлены нормальные границы взаимодействия, а назавтра все переворачивается с ног на голову. Подростки и сами не могут объяснить, что за дух противоречия движет их поведением. Им тоже трудно. Они мучительно ищут пути в новый для них мир взрослых. Чувство неприкаянности порождается тем, что из детской непосредственности и послушания они уже выросли, а свойственного взрослым чувства ответственности и жизненной мудрости еще не приобрели. Им трудно понять себя, еще труднее понять нас. И только в обществе сверстников подростки находят душевный покой. Это чувство сродни тому, что возникает у человека, встретившего на чужбине земляка, родственную душу. Именно поэтому у ребят в момент кризиса так велика тяга к общению со своими сверстниками. Компания дает им своеобразную энергетическую подпитку, она избавляет их от чувства одиночества, психологической «зачумленности». Через браваду и грубость, показную распущенность и демонстративную вычурность они защищают свой «оплот спокойствия» (ведь здесь никто не ругает, не поучает и не «читает мораль») от вторжения надоедливых взрослых.

Чтобы помочь ребятам на трудном пути взросления, не следует акцентировать внимание на их негативных чертах. Как только острота конфликта будет сглажена, эти черты пойдут на убыль. Нужно лишь признать за детьми право быть такими, какие они есть, а не такими, как нам того хочется. Уважение к их личности не сразу, а постепенно породит ответное уважение к нам. И базироваться оно будет не на бесспорном факте, что мы старше, что мы их содержим, любим, а на уверенности в том, что они могут положиться на нас в трудную минуту. От нас ждут стремления понять, а не стремления судить. Именно первое является не только особенно ценным, но и самым редким. Призыв вспомнить себя в молодости вряд ли осуществим на практике. Да, мы были другими, но это не значит, что наши дети обязаны быть точной копией нас. Они живут в другое время, и проблемы, которые им приходится решать, не менее важны, чем наши. Вот об этом не надо забывать. Попытки же сохранить, вернуть былые способы взаимодействия могут привести лишь к тому, что негативные проявления кризиса подросткового возраста сохранятся на долгие годы, иногда на десятилетия.

Для всякого возраста есть свой оптимальный стиль общения и взаимодействия. Для младенцев это опека, для взрослых — сотрудничество, для школьного детства — наставничество, ученичество, для юности — демократизм, доступность. Для отрочества такового нет. Когда дети вступают в подростковый возраст, они создают массу проблем себе и окружающим. Но, только решив их, можно говорить о появлении зрелой жизнеспособной личности. Отказ от старых форм взаимодействия с детьми труден, порой мучителен, но он необходим. Попытка сохранить все в неизменном виде приведет лишь к затягиванию кризиса, формированию черт инфантильности.