Опыт опричнины: цезарианская властная трансформация Ивана Грозного

Одним из хрестоматийных примеров осуществления цезарианской трансформации в российской истории является опричная политика XVI в. Ни один из российских монархов не подвергался столь значительной мифологизации, как создатель опричнины Иван IV Грозный. Для обличителей пороков самовластия излю­бленной темой стало описание жестокостей опричного террора. Адепты же державности апеллировали к политике Ивана Грозно­го для обоснования теории «православного меча»⁶⁶.

Ввиду малолетства московского государя, вступившего на престол в трехлетнем возрасте, в 1530-1540-е гг. усилились пози­ции боярства. Борьбу за фактическое обладание властью повели две боярские группировки – гедиминовичей Бельских и рюри­ковичей Шуйских. Не считавшиеся с юным Иваном временщики вызывали у того резкое раздражение, приведя, по его собствен­ному признанию в дальнейшем, к жажде отмщения.

Первоначально в борьбе с боярской элитой использовался сценарий создания нового высшего управленческого органа, ко­оптируемого из худородных родов, в обход действовавшей тра­диции местничества. По наущению священника кремлевского Благовещенского собора Сильвестра (впоследствии – редактора «Домостроя») при Иване IV был сформирован неформальный совещательный институт, проводивший разработку реформа­торской политики. Не вполне корректное наименование его на польско-литовский манер «Избранная Рада» обязано своим про­исхождением Андрею Курбскому⁶⁷.

В феврале 1549 г. был созван первый в истории России Земский собор, сравниваемый зачастую с европейскими национальными представительными учреждениями. Лейтмотивом соборных ре­шений стало всенародное одобрение затеянной управленческой трансформации. Латентный мотив заключался в подрыве позиций боярской элиты за счет расширения демократической платформы.

Но действенность «Избранной рады» как инструмента цезарианской политики постепенно выхолащивалась. Сформирован­ный на ее основе круг новой элиты занял фактически ту самую нишу, которая принадлежала прежде Бельским и Шуйским. Вы­страивалась перспектива превращения государя в марионетку кооптированной им же элитной группировки.

Охлаждение в отношениях Ивана IV и Избранной Рады обу­словливалось обстоятельствами постигшего царя в 1553 г. тяже­лого, грозившего смертельным исходом заболевания. Государь настаивал на присяге своего сына, малолетнего Дмитрия. Во вре­мя посвященного избавлению от смертельной болезни палом­ничества в Кирилло-Белозерский монастырь царевич Дмитрий неожиданно умирает. Версия об отравлении была в этой ситуа­ции более чем правдоподобна. Отсутствовали лишь прямые до­казательства.

Особенно большое впечатление на царя оказала измена бе­жавшего в Литву князя Андрея Курбского. Знание им системы русских оборонительных укреплений было использовано поль­скими войсками в боевых действиях против Московского цар­ства. И это был не единичный случай измены. В арсенале Ивана IV оставалось единственно возможное в этой ситуации сред­ство – обратиться к народу.

Московский люд был эпатирован неожиданным отъездом в конце 1564 г. царя из столицы и его последующим отречением от царского престола. Характерно, что государь увез с собой казну и основные религиозные реликвии. Новой резиденцией Ивана IV стала подмосковная Александрова слобода. В отправленном отту­да митрополиту Афанасию послании царь апеллировал к народу и объяснял мотивы своего отречения боярскими заговорами.

Челобитье Ивану IV на возвращение было принято им на условии установления опричнины. Само понятие являлось про­изводным от старорусского слова «опричь» – «кроме». Вся зем­ля подразделялась теперь на земскую и опричную. Последняя, передаваемая в личное распоряжение царя, выводилась за рамки государственного земельного фонда. Создавались параллельные в отношении к земским структуры власти – войско, чиновный аппарат, дума, казна и т. п. Фактической опричной столицей ста­новилась Александрова слобода, покидаемая царем для визитов в земскую Москву сравнительно нечасто.

Для управления опричными землями избирались первона­чально тысяча, а затем шесть тысяч служилых людей.

Жизнь в Александровой слободе строилась на основаниях раз­работанного лично Иваном IV Устава «Грозного ангела» (под ним подразумевался архангел Михаил) и внешне уподоблялась монас­тырскому общежительству. Царь выступал игуменом этого свое­образного монастыря. Контрэлита создавалась по принципам фор­мирования монашеского братства. Без этого дистанцирования от разлагающейся в пороках существующей властной системы затея создания альтернативных властно-управленческих кадров вряд ли бы удалась.

Апогеем опричного террора традиционно считается новго­родский поход Ивана Грозного 1569-1570 гг. Поводом к его орга­низации послужило донесение о вступлении новгородцев в пе­реговоры с польско-литовским королем о переходе Новгорода в состав Речи Посполитой. Свидетельствовавшая о таких перего­ворах грамота действительно была обнаружена в новгородском Софийском соборе за образом Богородицы. Другой причиной похода считается также борьба за искоренение возрождающейся новгородско-московской ереси «жидовствующих». Численность жертв новгородского похода варьирует в различных летописных источниках от 20 до 60 тыс. человек. По оценке современных ис­следователей, таких как Р.Г. Скрынников, в Новгороде в этот пе­риод погибло не более трех тысяч человек.

По возвращению Ивана IV в Москву следствие по «новгород­ской измене» было продолжено. В скором времени новгородский процесс плавно перерос в «московское дело». Характерно, что расправы осуществлялись царем при полном народном одобре­нии. Из 300 приговоренных к смерти 184 человека были царской милостью отпущены на свободу.

Не следует думать, что царский террор исчерпывал содержа­ние внутренней политики периода опричнины. Именно во вто­рой половине 1560-х гг. и в 1570-е гг., а вовсе не при «Избранной Раде», как это иногда преподносится, происходит учреждение и становление исполнительных органов власти – приказов. Воз­никавшие прежде для осуществления разовых поручений госуда­ря они превращаются при Иване IV в постоянно функционирую­щие государственные структуры.

Выполнив свою миссию разгрома прежних элитных группи­ровок опричнина в 1572 г. была упразднена. Семь лет потребова­лось таким образом Ивану Грозному для осуществления власт­ной кадровой трансформации.

Целенаправленное историографическое дезавуирование об­раза Ивана Грозного не случайно. Именно с ним ассоциируется апогей могущества державы Рюриковичей на международной арене. Территория России за его царствование возросла с 2,8 до 5,4 млн кв. км, рост населения составил почти 50%. Инфернализация Грозного означала, соответственно, и дезавуирование до­стигнутых Московским государством в его правление успехов. Отсюда следовало основное назидание – о противопоказанности для России самих попыток цивилизационного торжества над Западом.

Впоследствии похожие мотивы будут в значительной мере определять содержание критики И.В. Сталина.

Конструировался идеомиф о правлении Ивана Грозного как времени тотального патологического террора. В действительно­сти, по расчетам Р.Г. Скрынникова, опирающегося на статистику церковных отпеваний, количество жертв грозненских репрессий измерялось 4-5 тыс. человек. И это – за 50-летнее царствование. С целью поминовения всех казненных в период правления Ивана IV по приказу царя был составлен специальный «Синодик опаль­ных». В нем оказались упомянуты 3300 человек.

Для сравнения, масштабы репрессий в Европе того време­ни были несоизмеримо выше. Достаточно сказать, что только за одну Варфоломеевскую ночь 1572 г. во Франции было истребле­но более 30 тыс. гугенотов. Жестокость Ивана IV соотносилась с нравами монарших дворов тогдашней Европы. Тысячи людей были казнены его современниками – испанскими королями Кар­лом V и Филиппом II, английским Генрихом VIII, французским Карлом IX, шведским Эриком XIV. Вопрос о масштабах репрес­сий имеет в данном случае принципиальное значение, поскольку позволяет оценить масштабы крови, соотносящиеся с каждой из моделей властных трансформаций⁶⁸.

Апокрифичными признаются современными историками сведения, почерпнутые главным образом из западных источни­ков, о патологических поступках московского царя, таких как, например, собственноручное убийство им сына Ивана. Вскры­тие могилы царевича в 1963 г. позволило установить содержание в его останках ртути, почти в 33 раза превышающее допустимую норму; это прямо указывает, что смерть царевича наступила не от удара жезла, а в результате отравления⁶⁹. Следовательно, заго­воры по физическому изведению царской семьи не были плодом воображения государя.

Вплоть до самой революции к могиле Ивана IV в Архангель­ском соборе Кремля для служения панихиды приходил простой люд. Грозный, карающий боярскую измену, как царь соотносился с народным идеалом монаршей власти, тогда как для элиты он являлся жупелом ужасов автократии.

Удивительно интересно проследить, насколько устойчивы и как повторяются в истории глубинные свойства страны и на­рода. Как схожи обстоятельства сталинского периода, включая судьбу этих двух лидеров в посмертном мифотворчестве.