Практическая работа №2. Садово-парковое искусство Петровского времени

В 1712г. Официально произошел перенос столицы из Москвы в Санкт-Петербург.

Трезине и Леблон разработали в 1714г. Варианты постройки домов.

«Образцовая усадьба»

Образцовый проект предлагаел регулярную планировку в духе времени перед домом, стоявшим главном фасадом на улицу, находился парадный двор – курдонер.

В 1709г. учреждена Концелярия, ведовшая всеми строительными делами под руководством Леблона, город Санкт-Петербург создавался исходя из передовых градостроительных принципов.

Для пректирования не хватило специалистов архитекторов.

Петр I приглашает Д.Трезине, а затем Леблона, которые представляют свои варианты генплана Санкт-Петербурга.

Лефортовский и Головинский сады являются школой новых приемов садово-паркового искус­ства. Изучению этих ансамблей больше времени посвятили О. С. Евангулова, А. П. Вергунов и В. А. Горохов.

«На высоком правом берегу реки в 1691-1699 гг. строится дворец с регулярным садом. Он подарен Петром I своему любимцу Ф. Лефорту. Напротив и несколько ниже по течению реки в 1702 г. появляется усадьба другого сподвижни­ка царя — Ф. А. Головина. Со временем они об­разуют единый крупный дворцово-парковый ком­плекс, доминантой которого в середине XVIII в. станет известный ансамбль Анненгоф. Формиро­вание этого комплекса отличается особой слож­ностью и противоречивостью, в нем поочередно отразились самые разнообразные художествен­ные тенденции, которые сменяли друг друга на протяжении более чем 50 лет.

Строитель лефортовского дворца «каменного дела художник» А. В. Аксамитов расположил его лицом к реке, у самого берегового обрыва. С ши­рокой террасы у главного фасада лестницы вели в Нижний сад с прудами прямоугольных очерта­ний, отделенных дамбами от р. Яузы. К этому имению была приписана и роща-зверинец на ле­вом берегу реки, где также были созданы искусственные водоемы. Таким образом, Лефортов­ский парк охватывал обе стороны долины реки и в его планировке проступали, правда еще не впол­не определенно, черты нового стиля, который вскоре – всего через несколько лет в полную меру и в гораздо больших масштабах проявит себя во многих ансамблях Петра I и его сподвижни­ков – в Летнем и других ранних садах Пе­тербурга. Дворец был вполне в формах «на­рышкинского» барокко, характерных скорее для предыдущего переходного этапа. Его интерьеры отражали сложившийся веками образ жизни – покрытая изразцами огромная печь посреди зала, «парсуны» на стенах, узкие, редко расставленные оконные проемы. Признаком грядущих перемен были строгая симметричность и трехчастная ком­позиция фасада. Классические пилястры делали дворец непохожим на обычные боярские хоромы. Главным же достоинством усадьбы было актив­ное включение в ансамбль водного пространства. Здесь вода один из важнейших его компонен­тов. Дворец явно рассчитан на восприятие его с Яузы во время увеселительных прогулок по реке и с противоположного берега.

В усадьбе Ф. А. Головина черты нового стиля проявились еще более явно. Каменный дом головин­ской усадьбы поставлен с некоторым отступом от берега реки и боком к ней, он ориентирован на боль­шой прямоугольный пруд. Не исключена возмож­ность, что такое размещение дома объясняется же­ланием включить в его композицию декоративный водоем с каскадом — именно здесь протекал пол­новодный ручей, впадающий в Яузу. Подчеркнутая регулярность, геометрическая правильность этого скромного еще по своим размерам сада не случай­на —представительские функции головинской усадь­бы проявились с самого начала, здесь, в частности, Петр I принимал в 1703 г. посланника Людовика XIV.

На известной гравюре де Витта, представляю­щей общую панораму головинской усадьбы, вид­ны двухэтажный главный дом, пруд, церковь, хо­зяйственные дворы и постройки, плодовые и декоративные сады, расположенные на основе пря­моугольной планировочной сетки. Эта сетка, т. е. общая регулярная канва, объединяла парадные по­кои, прогулочные «крытые» и подъездные дороги, служебные флигели, плодовые сады в одно целое.

Такая геометричность резко отличала усадь­бу от всего того, что можно было наблюдать в Москве ранее. Измайловские сады были лишь отдельными регулярными вкрап­лениями в свободную живописную планировку всей усадьбы, дворец и сады не объединялись еди­ной пространственной композицией.

Общей планировочной схеме, которая, прав­да, еще не имеет выраженного центрического или осевого построения, подчиняются и такие деко­ративные элементы сада, как «огибные» аллеи, стриженые зеленые пирамиды-ворота, стены-тре­льяжи, фонтаны, партеры, увеселительные павильоны-люстгаузы и пр. Сад выходил на бровку речной террасы, спускался к реке. Имение в це­лом еще не было ориентировано целиком в сто­рону реки и подъезда из города.

Такую обособленность можно считать характер­ной для переходной эпохи, когда градостроитель­ное значение ансамбля еще не было полностью ос­мыслено. Тем не менее регулярная правильность и рациональность планировочной схемы, видное место в которой принадлежат декоративным, а не чисто хозяйственным элементам, и само их раз­нообразие говорят о начавшемся отходе от прин­ципов, на которых строилась средневековая рус­ская усадьба, о сближении с западноевропейской садовой культурой и архитектурой.

В 20-х гг. XVIII в. после длительного периода затишья строительство усадеб в Москве возоб­новляется. Петр I задумал создать в Немецкой слободе крупный дворцово-парковый комплекс и с этой целью приобретает в 1722 г. головинс­кую усадьбу. Он мыслится как образец «новой» Москвы, место проведения ассамблей, диплома­тических приемов, придворных праздников и увеселений. Планировка и весь внешний облик усадьбы сознательно противопоставляются тра­дициям, основываются на эстетике нового вре­мени. Это должен быть ансамбль, обращенный к городу, устроенный рационально, на европей­ский «манир», с учетом уже имевшегося петер­бургского опыта.

Неподалеку от усадьбы Ф. А. Головина рас­полагался Преображенский охотничий дворец Алексея Михайловича, где прошло детство Пет­ра. Здесь же сохранились села Преображенское и Семеновское, зверинцы Сокольников, Измай­лова, любимая им «потешная» крепость Прешбург и многие другие свидетельства первых на­чинаний будущего императора.

Проект расширения усадьбы был составлен в новой столице и выслан Петром I в Москву, где осуществлялся под присмотром его доверенного лица, одного из образованнейших людей своего времени, врача и художника Николая Бидлоу, ко­торый уже имел некоторый строительный опыт, в том числе по части создания искусственных прудов и фонтанов.

Петр I дает подробнейшие указания по пово­ду строительства сада в бывшей усадьбе Ф. А. Го­ловина. Вот несколько выдержек из экспликации к плану усадьбы. По поводу строительства менажерии (ост­ровка для птиц) на одном из прудов сказано, как придать ему особую декоративность: «...Зделать минажерию, фигурою овилистую, кругом решет­ки ис проволоки железной в рамках с педесталы и места, где уткам яйца несть, а на тех местах и на педесталах поставить горшки, как начерче­но...» Столь же детально объясняется, какие по­роды деревьев использовать при создании кры­той «огибной» аллеи, а именно: «Зделать крытую дорогу через дерево липу и клен для того через дерево, что липа гуще снизу растет, а лениво квер­ху, а клен вверху скоряя, для чего у клену надоб­но снизу все сучья обрезывать».

Высажены кленовая аллея, еловые куртины. На краю верхней террасы фасадом к реке разме­стился новый, впоследствии исчезнувший дере­вянный дворец – вблизи того места, где в буду­щем, через 10 лет, появится Летний Анненгоф В. В. Растрелли. Этим дворцом была задана но­вая композиционная ось ансамбля, направленная к реке и перпендикулярная оси старой головин­ской усадьбы. Она поддерживалась двумя круг­лыми пратерами, симметрично расположенным Крестовым прудом и большим скульптурным комплексом на уступе надпойменной террасы. С террасы открывался вид на каналы, пруды с островками регулярных очертаний, р. Яузу и ее противоположный высокий берег. Пруды и ка­налы предназначались для лодочных прогулок, их берега имели декоративную отделку, вечер­нюю иллюминацию, с особой тщательностью озеленялись.

Новый парковый комплекс Петра I объединял Головинский сад, расположенный на надпоймен­ной террасе, с левобережной низкой партерной частью лефортовской усадьбы. К ним была присоединена новая часть в пойме Яузы, которая находилась западнее усадьбы Ф. А. Головина. Именно здесь были сконцентрированы основные усилия создателей парка, который обилием воды, каналами, островами и дамбами должен был на­поминать императору «голландский» пейзаж. Здесь же расположились и те элементы скульп­турного и архитектурного убранства парка, кото­рые несли основную идейно-художественную на­грузку. Очевидно, под влиянием петергофского ансамбля вблизи плотины фигурного пруда про­ектировалась большая скульптурная группа сре­ди фонтанных струй, изображавшая подвиги Гер­кулеса – олицетворение побед Петра 1. У другой плотины намечалось установить в гроте статую Венеры с дельфинами, также имевшую аллего­рический смысл. Однако полной ясности того, что в действительности было осуществлено в усадь­бе в эти годы, у исследователей, посвятивших свои труды изучению Головинского сада, нет. Это относится к положению дворца, степени завер­шенности скульптурного оформления террасы и некоторым другим моментам. Тем не менее мож­но с уверенностью полагать, что вся сложная вод­ная система на нижнем уровне парка была вы­полнена в начале 20-х гг. XVIII в. Тогда же была намечена поперечная ось ансамбля, выводящая его к Яузе.

В 20-х гг. XVIII в. это был самый крупный усадебный парк в Москве. Он уступал по разме­рам и блеску архитектурно-художественного оформления большим петербургским ансамб­лям — таким, как Петергоф или Ораниенбаум, но главное отличие состояло, конечно, не в вели­чине парка, а в его особом московском облике. Здесь ничто не напоминало огромных пространств Финского залива и Невской дельты, общий харак­тер парка был скорее камерным, уютным, живо­писным, чем величественным и торжественным. Прихотливые изгибы берегов заставили отка­заться от строго осевой схемы, поперечные и про­дольные оси пересеклись под острыми углами, вместо строгой последовательности в развитии пространства наметились не-ожиданные поворо­ты и ракурсы, случайные контрасты и противо­поставления. Да и сам Петр I в своих указаниях не раз требовал согласовать план со сложивши­мися условиями, например сохранить уже под­росшие деревья.

Наибольших размеров ансамбль достиг в 30-40-е гг. XVIII в., после того как здесь началось строительство новой его части — Аннснгофа, рас­ширявшей территорию петровской усадьбы в не­сколько раз. Этот период связан с именем моло­дого тогда архитектора В. В. Растрелли, которому императрица Анна Иоанновна поручила подго­товить проект строительства нового обширного дворца и парка.

Новая московская царская резиденция, соглас­но первоначальному замыслу, должна была за­тмить размерами и блеском петровские усадьбы на берегу Финского залива. Однако этим планам не суждено было сбыться главным образом из-за возвращения царского двора в Петербург, а также, конечно, и в связи с топографическим несоответ­ствием местной ситуации петербургскому образ­цу. Тем не менее анненгофский период «зрелого барокко» внес новые черты в облик ансамбля.

На верхней террасе со значительным отступом от ее края в восточном направлении, строго по поперечной оси ансамбля, определившейся еще в предшествующий период, размещается новый дворец. Это двухэтажное здание огромной про­тяженности (99 сажен), выполненное в деревян­ных конструкциях на каменном фундаменте, име­ло техническое, строго симметричное членение садового фасада. Положение и ориентация двор­ца были выбраны исключительно удачно, так как из его окон открывалась панорама Москвы. С противоположной стороны размещался пара­дный, почти замкнутый двор, образуемый боко­выми флигелями.

Одновременно со строительством дворца пе­ред ним создавался новый регулярный сад, кото­рый занял часть верхней террасы, обращенной к старому Головинскому парку. Непосредствен­но у фасада дворца расположились парадные партеры с фонтанами, декоративными бассейна­ми, фигурными цветниками и низкими боскета­ми. Рисунок партеров соответствовал членени­ям фасада здания, как бы продолжал его осевую композицию в горизонтальной плоскости. Парад­ная площадь и дворец были окаймлены широким каналом П-образной формы, еще больше подчеркивавшим значение центрального сооруже­ния — дворца, четко выделяя его в пространстве, усиливая впечатление величественности, торже­ственности ансамбля. С этой же целью на уступе террасы был устроен и «кашкад» — каменная подпорная стена с парадными лестницами, деко­ративными водосливами, балюстрадой, скульп­турами. Подпорная стена и канал превращали верхнюю террасу в подножие дворца, постепен­но подготавливали к его восприятию на близком расстоянии по мере продвижения по главной «ли­нии» ансамбля.

Справа и слева от дворца, партерного сада и боковых ветвей канала В. Растрелли запроекти­ровал два сада-квадрата. Один из них представ­лял лабиринт с крытой площадкой в центре. В дру­гом разместились «ковш» — залив канала для отстоя лодок и здание дворцовой оранжереи.

В 1731 г. была также реконструирована под­порная стена у Крестового пруда в Головинском саду, очевидно, в связи с тем, что она являлась важным элементом той центральной оси, по ко­торой разворачивалась теперь композиция Аннен-гофа. Декоративное оформление этой стены с нишами, рустованными колоннами, балюстра­дой относительно неплохо сохранилось до наших дней. О каких-либо других мероприятиях в ста­ром саду в этот период неизвестно. Очевидно, все усилия были сосредоточены в этот момент на са­мом Анненгофе.

Дворец, партеры и канал перед ним были созда­ны в 1731—1735 гг. Другая часть проекта В. В.Раст­релли, связанная с большим Верхним садом, или Анненгофской рощей, как его стали позже назы­вать, осуществлялась в 1736-1740 гг. Эта компо­зиция представляла собой огромный сад на ров­ном плато, построенный на координатной сетке аллей, дополненных диагональными направлени­ями. Судя по проектным схемам, сад отличался некоторой монотонностью рисунка и гипертро-фированностью масштабов: его размеры превы­шали 17 0 га, а ширина аллей доходила до 3 0-40 м. Это объяснялось, однако, тем, что новая часть пар­ка предназначалась в основном для езды в каретах и прогулок верхом. Строительство Анненгофской рощи потребовало громадного количества стан­дартного растительного материала: «10 000 де­рев липняку стамбом, чтобы оные деревья были прямы, 5000 дерев кленнику, 5000 дерев ильму, 50 000 дерев на гонг (крытую дорогу) и в рощи» и т. д. Часть этих деревьев пришлось изымать из других уса­деб Немецкой слободы.

В парке не сохранилось дере­вьев времен основания парка, здесь встречаются крупные экземпляры деревьев в возрасте 100 лет и более. Зеленый массив Лефортовского парка будет сохранен в качестве историко-культурного памятника, являющегося частью нашего нацио­нального наследия.

Большое значение придается восстановлению всей исторически сложившейся системы садов вдоль Яузы. Объединяемая извилистой лентой реки, местами пологими, а иногда крутыми скло­нами ее берегов, эта система уже сейчас рассмат­ривается как важнейший природный компонент восточной части центрального района города. Она включает целый ряд бывших усадебных са­дов и парков, сохранивших аллеи, пруды, комп­лексы архитектурных сооружений XVIII—XIX вв. Их возникновение и развитие, как правило, свя­заны с Головинским садом — Анненгофом. Сре­ди них нужно упомянуть о саде Первого военного госпиталя, который был создан в 1706 – 1707гг. т.е. всего через 5 лет после постройки усадьбы Ф. А. Головина. Планы госпиталя и его сада были составлены по рисункам доктора Н. Бидлоу, ко­торому вскоре предстояло заняться строитель­ством петровской усадьбы. Интересно отметить, что Петр I уделял много внимания госпитальному саду, как, впрочем, и другим своим начинаниям в этой области. Здесь, в частности, был устроен сад лекарственных растений, где, видимо, учитывался и опыт измайловских аптекарских «огородов» (Микулина, Чернявская, 1977).

Среди других усадеб на берегах Яузы, боль­шинство из которых возникло в 1730-1740-е гг. после оттока части дворянства из Петербурга в Москву, следует выделить так называемый Бахартов дом на Гороховском поле. Усадьба была основана еще в XVII в. на одном из правобереж­ных холмов и имела поначалу преимущественно хозяйственное назначение; здесь, кроме березовой рощи, были рыбные пруды, плодовый сад, боль­шой сенокосный луг. Позже здесь появляется небольшой регулярный сад с террасами. В 1730-х гг. усадьба имела сложную барочную по своему ха­рактеру планировку с радиальным рисунком ал­лей, террасами я декоративными водоемами, ко­торые отличаются несколько вычурными формами. Т. Б. Дубяго (1963) выдвинула предпо­ложение о причастности В. В. Растрелли к планировке усадьбы, что представляется весьма вероятным, так как он в это время был занят стро­ительством соседнего Анненгофа. Во всяком слу­чае, рисунок откосов, подпорных стенок и неко­торых других деталей устройства сада имеет черты сходства с аналогичными фрагментами Стрельнинского ансамбля под Петербургом, ко­торые выполнял В. В. Растрелли в 1740-е годы. В 1743 г. усадьба перешла к Разумовским. Позже здесь был выстроен Большой дворец и при нем — пейзажный парк (1800 г.) с системой жи­вописных прудов, гротами, скульптурой, бесед­ками, садовыми павильонами.

Практическая работа №3.