Онтогенетический метод

Метод онтогенеза, как и метод филогенетический, являясь новым течением в науке, далеко еще не обособленным в самостоятельную ее дисциплину, пока представляет собою ряд более или менее отрывочных, редко доведенных до конца, попыток.

Тем не менее, однако, и теперь о» дает нам неоценимый материал для выяснения многих вопросов зоопсихологии. Под онтогенетическим методом изучения психики животных разумеют изучение предмета по материалу, который представляется этой психикой в разные периоды жизни особи, начиная с момента, когда она так или иначе начинает психически реагировать на воздействия среды до ее смерти; эсо^юция психики индивида составляет се ближайшую задачу. Для выяснения сказанного остановлюсь на следующем примере.

Пауки, как известна, считаются животными, не подвергающимися при .развитии превращениям.

Возрастные изменения у них, однако, существуют, а параллельно с ними совершаются перемены в их психике, и, что всего интереснее, эти последние выражены гораздо отчетливее и яснее, чем первые.

Вылупляются молодые в разное время лета: и в конце июня, и в июле, и даже в начале августа. Перед выходом молодых самка понемногу прорывает кокон и продолжает его носить; через некоторое время, сквозь прорванные ею места можно видеть уже вылупившихся молодых, и не развившиеся яйца, которые часто из него вываливаются. Эти яйца первое время служат пищею для молодых паучков. Из яиц молодые выходят не все сразу. Сначала три, четыре; наиболее ранние появляются па коконе, потом на теле матери, потом на стенках норы, затем появляются другие, все в большем и большем количестве.

И в неволе, и на свободе — молодые паучки, по выходе из кокона и вплоть до того времени, когда начнут самостоятельный образ жизни, плотно усаживаются на теле матери, как только она начинает двигаться. Таким образом, они не только не мешают ее движением при ловле добычи, но и сами застрахованы от возможности затеряться и погибнуть. Стоит, однако, матери остановиться, как на теле ее начинается возня молодых паучков, сначала медленная, потом все большая г большая. Если мать остается покойной, дети с брюшка переходят на головогрудь, оттуда на ноги. Если и их мать не обнаруживает беспокойства, не "предупреждает" их движением своих ног о том, чтобы они оставались у покое, то молодые, прикрепив паутинку к телу матери, к какому-нибудь ее тину или волису, слезают на землю или спрыгивают на нее и начинают свое путешествие вокруг. Они стараются при этом, чтобы паутинка, которой один конец закреплен ими на теле матери, не прорывалась и служила постоянной связью их с нею. В это время они как будто ходят на помочах. Стоит, однако, матери сделать движение, как разбредшаяся по всем радиусам молодежь, бросается по паутинке назад, как по сигналу, и взбирается па свои места: на спину, на бока самки-матери и т. д. Еще минута, — и самка может пуститься в путь "а полной уверенности, что никто не оставлен, не забыт,— все в сборе". Во время таких остановок матери и путешествия детей совершается их кормлен и главным образом. По крайней мере, при содействии матери. Закусивши муху или другое насекомое, которое положено в террариум, мать бросает его и успокаивается, молодые паучки слезают, отыскивают убитое насекомое и начинают его сосать.

Позднее пауки совершенно изменяют этот инстинкт и никогда не трогают насекомого, если оно не движется; в молодости же тарантулы одинаково набрасываются как на убитую и брошенную им муху, если па пес наткнутся, так и на добычу, оставленную им матерью.

Позднее, когда паучки сами начинают допить себе добычу, они начинают истреблять друг друга, как истребляют всякое посильное для одоления живое существо, т. е - как добычу,

Таким образом, с возрастом пауков происходят существенные изменения и в составе пищи, и в их отношении к ней. Сначала они питаются яйцами, потом добычей, к которой позднее не прикасаются даже во время крайнего голода. Охотясь за добычей, они, в ранний период жизни, оставляют за собой паутинную нить, которая соединяет их с телом матери; позднее они никогда этого приема не унаследуют. Друг к другу молодые паучки вначале относятся безразлично, позднее они нападают друг на друга, как па обыкновенную добычу.

Из сказанного само собою вытекает заключение, что ни один из последующих моментов в развитии инстинктов не представляет развития предшествующего, в смысле психической эволюции; следствием усложнения или усовершенствования имевшегося ранее инстинкта. Ни один из этих моментов логически не объясняет другого и не вытекает из него.

Каждое данное психическое состояние представляет собою простое знание того, что нужно делать в данный период жизни, причем знание это представляет собою не личное приобретение особи, а знание вида, закрепленное подбором, как наиболее целесообразный для него признак. Одно значение заменяется другим с наступлением нового возраста и возникновением новых условий жизни, заменяется без подготовки и наблюдений у всех особей одинаково в один период развития, ни прежде, ни позднее.

В ту стадию жизни, которую паучок проводит на теле матери, он оставляет конъюнктивную нить. Он будет оставлять ее и тогда, когда вы посадите его в стеклянный цилиндр, т. е. в случаях, когда ему эти нити решительно не нужны и проведение их бессмысленно; но проходит известный период развития, в обиходе которого такое проведение нитей входило как обязательное, и он перестает это делать даже тогда, когда по условиям, в которые его ставит наблюдатель, такие нити были бы ему очень полезны.

Тот же характер онтогенетической эволюции инстинктов мы наблюдаем у пауков и в их дальнейшем развитии.

После четвертой линьки молодые покидают свою мать и начинают вести самостоятельный образ жизни. Сначала они перестают взбираться на тело матери, но продолжают жить в ее норе, разбредаясь в сумерки в разные стороны за добычей. В это время уже случаи поедания друг друга становятся реже, так как выросшие настолько сильны, что без серьезной борьбы не дадутся. Проходит еще несколько дней, молодые покидают родное гнездо и закладывают свои собственные постройки — норы, сначала недалеко от материнской и довольно близко друг от друга. С возрастом расстояние между ними все увеличивается: более слабые устраняются более сильными.

Приготовление норы делается пауком с помощью челюстей и ног. Комки земли, если они достаточно велики, паук берет челюстями и выносит из норы; если они мелки, то он предварительно склеивает их паутиной.

Выносимую на поверхность землю пауки располагают вокруг отверстия неодинаково: взрослые тарантулы складывают ее по одну сторону отверстия норы, иногда на довольно далеком от нее расстоянии; самые молодые размещают эту землю равномерно вокруг отверстия, которое приходится в центре почти правильного круга. С возрастом паука отверстие норы все более и более приближается к границе этого круга и, наконец, выходит из него; самый круг все более и более теряет свою правильную форму и мы получаем, наконец, то, что видим у взрослых.

Молодые пауки устраивают себе норы, которые сначала идут под камень в виде простого под него хода, и лишь потом несколько углубляются в землю. Только с возрастом, мало помалу, эти норы получают ту форму и направление, которые мы встречаем у тарантулов, достигших 8—9-й линьки, то есть почти вполне сформировавшихся. В последней стадии развития, вплоть до последней линьки, норы самцов и самок совершенно одинаковы и только после того, как сброшена последняя кожица, т. е. когда самец делается половозрелым, его нора отличается от норы самки небрежностью работы, меньшей шириной и глубиной. Преследуя самок днем и ночью, он редко пользуется даже и таким несовершенным жилищем, какое себе устраивает.

Вывод из сказанного один: архитектура постройки пауков с возрастом изменяется.

Молодые тарантулы до тех пор, пока они живут на теле своей матери, или в ее норе, не делают себе никаких приготовлений перед линькой и сбрасывают свою кожицу там, где их застанет соответствующий момент развития.

Позднее, когда процесс линьки становится более трудным, тарантулы предпринимают работы, назначение которых сводится всегда к тому, чтобы, во-1-х, сделать себя недоступными для насекомых, из которых одни могут их беспокоить, а другие, пользуясь их беспомощным состоянием во время линьки, могут сделать их предметом нападения; во-2-х, — к тому, чтобы дать возможность пауку принять во время линьки такое положение, которое облегчило бы ему сбрасывание старой кожицы. С этою целью они производят ряд действий, чрезвычайно целесообразных.

Характерным актом психологии паука, доказывающим, что его знания возникают преемственно, хронологически, а не психологически, и, будучи связаны между собою преемственно во времени, они не имеют никакой связи в смысле развития их психологических способностей, служит устройство кокона половозрелой самкой, которая, никогда не видевши ни порядка, ни производства работы, выполняет целый ряд актов один другого "остроумнее", один другого целесообразнее и совершеннее.

Таковы данные, удостоверяющие, что преемственность в развитии инстинктов особи представляет собою развитие не психическое, так как группа сменяющих инстинктов не представляет собою развития сменяемых, а лишь хронологическую преемственность и следование одних за другими.

Этого нужно было ожидать из самой природы этих психических способностей, которые представляют собою следствие не научения и опыта особи, а следствие научения и опыта вида.

Что это заключение справедливо, в этом нас убеждает, между прочим, тот факт, что каждая стадия в сказанной хронологической смене одних инстинктов другими у особи представляет собою стадию из истории развития инстинктов этого вида, другими словами, что онтогения данного инстинкта данной особи представляет в то же время филогению инстинкта данного вида, не всегда, разумеется, одинаково ясно и полно выраженную, но иногда совершенно очевидную.

У тарантула, например, строительные инстинкты представляют собою как раз те именно стадии развития, которые с достаточным основанием могут считаться повторением их эволюции у пауков семейства Lycosidae; первоначально — случайная ямка на земле, потом — искусственное, небольшое углубление, еще далее — неправильная горизонтальная нора и, наконец, нора определенной глубины, идущая вертикально.

Изложенные данные и многое множество других аналогичных с полною очевидностью устанавливают следующее.

Совершается ли развитие животного с тою последовательностью, какую мы видим у пауков (а, вероятно, у всех беспозвоночных животных с прямым развитием, без превращения), совершается ли оно резко обособленными стадиями развития, друг на друга мало или совершенно не похожими, — его психика в том и другом случае сменяется в свою очередь следующими друг за другом готовыми формами и готовым содержанием, друг на друга мало или совершенно не похожими.

Вся разница лишь в том, что в первом случае между психическим содержанием стадии предшествующей к последующей наблюдается кажущаяся непрерывность и последовательность, а во втором — между этим содержанием может даже не быть кажущейся связи; нет ни одного момента, который можно было бы, хотя бы с некоторой натяжкой, вывести из момента предшествующего.

Поэтому мы не только не можем проследить у них эволюции психических способностей, в смысле их постепенного осложнения и развития из той или другой основной формы психики, но по необходимости должны признать, что животные в известный определенный момент их жизни получают сразу необходимый запас в совершенстве готовых знаний и приемов и что знания эти сменяются, подобно декорациям театральной сцены.

Я отнюдь не утверждаю, конечно, чтобы эти перемены психических декораций в отношении беспозвоночных совершались как бы по мановению волшебного жезла: каждой из них соответствуют очень важные, глубокие, "закулисные" процессы, оканчивающиеся ко времени поднятия занавеса.

Но это уже другое дело: эти внутренние процессы ничего не могут ответить нам на вопрос о генетической преемственности собственно психических состояний.

БИОГЕНЕТИЧЕСКИЙ МЕТОД

Как сравнительная морфология животных имеет основания утверждать, что, говоря вообще, развитие особи повторяет собою развитие вида или что онтогения повторяет филогению, так точно то же устанавливает и сравнительная психология.

Примером может служить только что описанное развитие логова у тарантулов.

Мы видели, что молодые тарантулы первоначально логова (нор) себе не делают; они пользуются для отдыха естественными углублениями в земле. Потом начинают делать небольшие и неправильные норки, устраивая их где-нибудь под камнями таким образом, что норка отчасти есть результат работы, а отчасти — дело природы. Еще далее норка принимает правильный вид и большую глубину. В конце концов нора делается тою типическою, какою мы видим ее у взрослых особей этих пауков.

Если сравнить эти моменты онтогенетического развития строительного инстинкта с тем, что представляет собою картина филогенетического развития этого же инстинкта, то легко убедиться, что онтогенетическое развитие строительных инстинктов тарантулов повторяет собою филогению рода. В справедливости этого заключения нас убеждает идентичность сопоставляемых явлений.

Совершенно аналогичное явление мы видим и у Argyroneta aquatica, у которого образ жизни вызвал очень глубокие изменения инстинктов; данные постэмбрионального развития этих пауков проливают свет на филогенетическую связь этих инстинктов с инстинктами родственных групп между собою, а с этим вместе и на природу их самих. Так, молодые Argyroneta в неводе часто выходят из воды на водяные растения, а иногда устраивают паутину, напоминающую логово Drassus. Как сравнительная морфология удостоверяет, что претерпеваемые личинкой на пути своего развития перемены в качестве вторичных явлений получили место под влиянием приспособлений, способных в течение развития личинок видоизменять все системы их органов, так точно то же удостоверяет и сравнительная психология. Особенные органы движения ео ipso предполагают и особенные инстинкты, ими руководящие; особенные органы дыхания и указанные особенности в органах пищеварения ео ipso дают нам право предполагать и особенные, только личинкам свойственные повадки, другими словами, особые, им свойственные инстинкты, которые, как и морфологические личиночные признаки, могут либо вовсе исчезнуть по достижении ими конечной стадии развития, либо удержаться в рудиментарной форме. В этом соображении нас укрепляют факты, доказывающие, что животные, в период их личиночной жизни, могут иметь особые нервные центры (например, у немертин) и даже особенные органы чувств, потом исчезающие.

Наконец, как сравнительная морфология констатирует, что личиночные органы могут либо вовсе исчезать у достигших полного развития особей, либо удерживаются ими в качестве рудиментарных органов, так то же констатирует и сравнительная психология по отношению к инстинктам.

Другими словами, в сравнительной психологии, как и в сравнительной морфологии, мы встречаем наряду с явлениями палингенетическими, т. е. унаследованными от предков, признаки новообразовавшиеся, возникшие в течение эмбриональной жизни, как результат приспособления к ее условиям; признаки эти называются ценогенетическими.

Таким образом, теоретически рассуждая, пользование биогенезом представляет собою путь, способный дать ключ к решению целого ряда спорных вопросов сравнительной психологии; но практически мы встречаем здесь еще большие затруднения, чем в сравнительной морфологии, что, впрочем, из сказанного о психической эволюции понятно и само собою.

Таковы приемы объективного метода изучения психологии животных. Они одни дадут нам возможность установить законы эволюции психических способностей, от первых моментов их возникновения до самых сложных из них у человека. Они укажут нам: как изменялись унаследованные способности под влиянием внешних и внутренних факторов изменчивости психики, какое влияние оказывали они друг на друга в своем эволюционном пути; как влияли эти перемены на признаки морфологические, а последние на перемены психических способностей, к чему привел этот эволюционный процесс у человека, как отличаются отрицательные и положительные особенности его психики от психики животных и где надлежит искать основы правил его поведения, индивидуального и коллективного.