Часть II
ТЕХНИКА
Глава третья
Введение в Технику Гештальт-терапии
Техника Гештальт—терапии разнообразна по используемым приемам — вербальным и невербальным, структурированным и неструктурированным, интроспективным и межличностным, направленным на внутренний мир и на внешнее проявление, символическим и не символическим. Некоторые приемы характерны не только для Гештальт-терапии, вероятно, каждый из них можно считать вариацией (намеренной или нет) известных приемов в психотерапии или в некоторых системах духовных учений. И все же сеанс Гештальт-терапии нельзя спутать ни с чем другим из-за подхода, составляющего основу нового и единственного в своем роде Gestalt.
Уникальность Гештальт-терапии состоит не в молекулярном уровне элементов технических компонентов и не в молекулярности отношения, но в межличностном уровне, где отношение придает форму техническому материалу и порождает новый синтез из предоставляющихся возможностей.
Гештальт—терапия на уровне техники является прежде всего синтезом. То, что для нее типично, является особенной «штучкой» для старых форм, характер и содержание техники в контексте других — в ограниченности действий терапевта по отношению к пациентам, где особое внимание направлено на само явление, а не на его формулировку.
Практическая Гештальт-терапия является синтезом приемов, поскольку не ориентирована на технику. Синтез существует лишь в тех пределах, где различные части могут быть выкристаллизованы вокруг единого центра. Центр, в данном случае соединяющий воедино на удивление разнообразные ресурсы, выходит за рамки приемов, о которых мы говорили раньше как об актуальности-осознанности—ответственности.
Перлс в своей практике постоянно расширял свой репертуар любыми возможностями, способствующими его целям сделать пациента более осознанным и ответственным. Он адаптировал, занимал, комбинировал и никогда не переставал изобретать приемы, не осознанно, но по наитию самой жизни.
Из свободной ассоциации он выделил идею о поддержке осознанности, хотя перенес акцент от содержания к форме; от Райха он взял понимание защиты как моторного действия и воспринял значение выражения; из «тирании обязанностей» Карен Хорни он вывел со временем олицетворение своего «волчка»; из психологической драматургии — обыгрывание конфликтов; из даанетики — прокручивание травматических эпизодов и прием повторения предложений; из Дзен Буддизма — правило минимизации интеллектуализма и так далее.
Однако ни в коей мере мы не склонны считать Гештальт-терапию некоей композицией подходов или попросту эклектичным подходом. Точно также мы не воспринимаем музыку Баха композицией из предшествующих итальянских, немецких или французских стилей (хотя в некотором смысле так оно и есть), но нас поражает уникальность этого синтеза, а не узнавание его компонентов, поэтому новое здание Гештальт-терапии впечатляет больше, чем старые его кирпичики.
В главе 4 я покажу, как особое отношение — концентрация на настоящем — скрепило несколько кирпичиков в здании Гештальт-терапии: это упражнение «континуума осознанности». Здесь переживание «бытия в настоящем» послужило зернышком, которое Перле нашел не в какой—
нибудь форме психотерапии, но в собственном осознании (в частности, в личных переживаниях, которые он называл «сатори»). Так вот, это зернышко, которое в историческом прошлом имело форму медитации, Перле посадил в знакомую ему почву — в свободную ассоциацию — и обнаружил, что для озаренных глаз это явилось свободной диссоциацией, где чего-то не хватало. А не хватало в данном случае очевидного.
Я исследовал концентрацию на настоящем как идеал (аспект хорошей жизни), который предлагается терапевтом пациенту в качестве объемистого предписания, в котором тот тренируется посредством особой техники. То же самое можно сказать о любом аспекте тройственного идеала Гештальт-терапии: актуальности—осознанности-ответственности.
Практически любая техника в Гештальт-терапии может рассматриваться как особое выражение обширного предписания: «осознавай». Данное предписание, в свою очередь, является выражением взглядов терапевта и его переживаний, которые могут быть действительно стоящими только вместе с осознанием, свет же осознания — это все, что нам требуется, чтобы выбраться из наших трудностей, чтобы увидеть всю глупость наших конфликтов, чтобы освободиться от фантазий, причиняющих нам беспокойство.
Точно так же можно рассматривать практически любую технику в Гештальт-терапии как особую кристаллизацию предписания: «Будь ответственным, ощути себя владыкой своих поступков, ощути себя.» Это предписание, в свою очередь, является выражением убеждений терапевта — основанных на опыте — что только когда мы есть то, что мы есть, только тогда можно сказать, что мы живем, что если только мы начнем быть самими собой — или признаем, что мы уже такие — только тогда мы обретем большее удовлетворение, чем от любого простого желания.
Сказать, что целью Гештальт-терапии является пробуждение осознанности, чувства актуальности и ответственности, все равно, что заявить, что ее целью является способность переживать.
Мы все время что-то «переживаем», но в то же время контакт с переживаниями очень слабый, он лишь наполовину пробужден к действительности. В этом смысле можно сказать, что мы переживаем не взаправду.
Для гешталиста верное переживание уже само по себе является лечащим или корректирующим. Момент пробуждения — момент контакта с действительностью — является тем, что покажет нам истинное лицо фантомов наших грез. Это также момент тренировки в ощущении: здесь мы можем, например, научиться тому, что нет такого, чего стоило бы бояться, или что награда за то, что ты живешь, превосходит боль и потери, которые мы хотели бы избежать в наших снах.
Жажда ощущений есть часть всей жизни. Чаще всего она принимает формы желаний идти все дальше и дальше в ощущениях, не обращая внимания на те, что под рукой. Стремление к большему подменяет требование к глубине, которая могла бы стать нашим естественным режимом контакта с миром, если бы мы не были столь равнодушны к ней. Интуитивный поиск этой глубины или полноты осознания дан нам от рождения, но, потерпев в нем неудачу, мы ищем ему замены в окружающих нас стимуляторах: в насыщенной специями еде, в скалолазании, в скоростной езде на спортивных автомобилях, в соревнованиях, трагедиях на киноэкране.
Подход же Гештальт-терапии прямо противоположен. Переживание обретается не стимуляцией, а повышенной чувствительностью. Гешталист видит «пробуждение» в виде окружающей поддержки, не обязательной тому, кто «пробуждается» в себе, т.е. обращается к своим чувствам.
Техника Гештальт—терапии может послужить для возвращения пациента к контакту с его ощущениями двумя способами. Первый заключается в том, чтобы перестать избегать, не прикрывать переживания. Другой состоит в наделении нас энергией, чтобы мириться с содержанием осознанности в форме интенсифицированного внимания или осознанного преувеличения. Хотя оба эти подхода неразделимы, т.е. суппрессивную и экспрессивную техники можно представить как правую и левую руки психотерапевта, я поговорю о них по отдельности.
Глава четвертая
Суппрессивная Техника
«Вы когда-нибудь участвовали в том, что происходит в групповой терапии? Каждый мечет свое мнение на жертву, все интерпретируют всех. Аргументы, словесный пинг-понг, в лучшем случае это атака типа: «Вы, мой дорогой,— прожектер,» в худшем — плаксивое представление: «Ах, я несчастный». Так какого же роста вы ожидаете в подобных клубах по самоусовершенствованию?»
Фриц Перле
Первым необходимым условием для ощущения того, что мы потенциально можем ощутить — это перестать заниматься посторонним. Наши действия, далекие от восприятия и выражения, настолько нас перегружают, что мы вряд ли способны уделить внимание тому, в чем мы в данный момент живем. Если бы мы только смогли перестать играть в свои привычные игры, то обнаружили бы, что ощущения — это не то, что нужно искать, а наоборот, их невозможно избежать. Как мы говорили раньше, мы и в самом деле все время что-то ощущаем, но на уровне просто касания, который мы никак не идентифицируем. Наши глаза видят, мы же сами — нет. Грезы напоминают, что мы не осознаем увиденное, заявляют, что «они» знают, а «мы» — нет.
Чтобы ощущать, мы должны присутствовать, быть здесь и сейчас. Мы не можем «ощущать» (а только воображать) то, что уже прошло и чего нет. Реальность, она всегда сейчас. Даже в воспоминаниях — здесь реальностью является наш теперешний акт воспоминания, наше желание вспомнить, наше реагирование, здесь и сейчас, на воспоминания.
В обычной беседе для настоящего места мало. Больше всего времени уделяется анекдотам, планам на будущее, коммуникативным установкам или мнениям. Даже наша собственная ментальная активность не концентрируется на настоящем. Большая часть ее состоит из предвкушений, воспоминаний, фантазий и подходящих случаю игр. Мы, Гештальт-терапевты, смотрим на подобное с подозрением.Ведь каждая из этих активностей составляет нашу легитимную и функциональную способность, а мы почти все время используем такие способности не на функциональные, конструктивные цели или хотя бы на удовольствия, а как эквивалент механических развлечений в виде постукивания пальцами или бездумного рисования. С точки зрения Гештальта, подобные занятия, отвлеченные от настоящего, представляют собой акт избегания настоящего.
Посредством простого приема прекращения любых занятий, кроме ощущения, и терапевт, и пациент вполне могут испробовать верность данного вывода.
Ощущение не делания ничего, кроме внимания к содержанию осознанности, может привести, как при усвоении психоделического вещества, к самоценному контакту с реальностью или к интенсивному дискомфорту. Лишенные наносного, наши отношения к самим себе и к нашему существованию становятся очевидными. Особенно это касается негативных отношений. Можно чувствовать себя стесненно, неудобно, хотеть высказаться или превратить все в шутку; можно чувствовать себя глупо, ощущать свою неинтересность для других. Если так, то не стоит удивляться, почему мы так мало находимся в настоящем и так много в фантазиях и размышлениях. Если мы пережили урок осознанности как неприятный или болезненный, нам не составит труда принять, что тенденция жить в прошлом, в будущем или в абстракции способствует избежанию такого дискомфорта.
Есть особое переживание, к которому часто ведет суппрессия (подавление) избегания и которое в Гештальте считается особенно важным — ощущение несущественности.
Говорить об ощущении несущественности — это в некотором роде терминологическое противоречие, поскольку ощущение всегда подразумевает существенное. «Несущественность» представляет собой некое замкнутое пространство, куда стекаются поверхностные личностные игры и где нет места самосознанию. У «несущественного» имеется иллюзорное качество, подобное тем, что сопутствуют негативным чувствам, о которых мы говорим выше. Стыд, вина и тревога, например, не являются чистым переживанием действительности, это результат отношений, которые мы противопоставляем действительности, отвергая или сопротивляясь ей, боясь ее. Точно так же ощущение несущественного или пустоты является тем состоянием, в котором мы судим поверх себя, вынося вердикт: «Не достаточно». Несущественность, простота, бессмыслица, тривиальность — вот переживания, в которых мы не прекращаем измерять свои ожидания или стандарты, которыми мы мерим реальность. Их корень не в чистом осознании, а в сравнении.
Важность этого ощущения несущественного вытекает из наблюдения, что оно представляет мост между избеганием и контактом или, как это выразил Перлс, между фобийными и взрывными пластами личности. Перле считал эту фазу терапевтического процесса настолько важной, что даже определил Гештальт-терапию как: «Гештальт-терапия есть трансформация пустоты стерильной в пустоту плодородную».
Как это понимать? «Ничто» есть «несущественное», только когда мы стараемся превратить его во что-то. Однажды приняв, что ничего нет, мы обретем все. Ничто превратится в экран, на котором мы сможем увидеть все, на фоне которого свободно задвигаются «фигуры». Поскольку теперь нам не надо творить, все то, что мы делаем, станет нашим творением; поскольку теперь нам не нужно озарение, озарением станет осознание момента; поскольку мы больше не стараемся быть тем-то и тем-то и чувствуем несущественность подобных стандартов, мы понимаем, что мы такие, какие мы есть. Суппрессивный аспект Гештальт-терапии объемлет и общие принципы, и то, что можно принять за индивидуальные (негативные) предписания. Существует закон, приложимый к каждому пациенту, являющийся непреложным для группы, что нельзя потворствовать любой игре, представляющей механизм главного избегания. Об общих принципах и правилах я поговорю в следующей главе.
О принципиальных «ни-ни» в Гештальт-терапии я уже говорил: велеречивость, предвкушение, повествовательность, долженствование, манипуляции.
В данной главе я уже коснулся вопроса будущего и прошлого, однако поговорю о нем более подробно еще, поскольку здесь я только обрисовал тему. О других же вопросах (повествовательности, долженствовании и манипуляции) следует рассказать особо, затронув все следствия и исключения из правил.