Antologia_frantsuzskogo_syurrealizma

Я наблюдал через стекла иллюминаторов все те же лица: то были сбежавшие волны.

В моей груди нежный вихрь лихорадки; это похоже на шум далеких городов около одиннадцати часов ночи.

Мужчина бежит, едва переводя дух. Он останавливается только на площади. Он герой великих экспедиций, ему чуждо всякое благоразумие. Но крики новорожденного заставляют его постигнуть значительность этой минуты. Он звонит в маленькую дверь, и вскоре открывается окно, на которое он не отрываясь смотрел. Он что-то говорит и напрасно ждет ответа. На площади никого. Он узнает своего друга, и воспоминания оглушают его. Искусственные кометы, фальшивые извержения, гадание по снам, темные шарлатанства. Он посвящен в отблески символов и чудовищные заклинания. Постоянный и изнурительный пот ни­ чуть не ужаснее, чем мгновенное и резкое видение рукотворных воздушных шаров. Наверное, пустота не столь оглушительна, как эти акробатические танцы. Мимо проносились слова: то был тай­ ный полет косяком; а ему ничего не остается, как шагать без це­ ли; лечебницы для душевнобольных переполнены фрагментами снов, что водят людей перед несуществующими стенами. Офталь­ мия бесплодных юностей. Слова падали вниз и увлекали за собой все наши порывы.

Однако ветер широко раскрыл двери, и они поспешили в гли­ няную ночь. Они зрили по ту сторону туманов. Облизывая обла­ ка, поднимался и оседал язык пламени.

Путешественник бежал много ночей подряд. Впереди носи­ лись вихрем его мысли-бродяги. Даже насекомые, от которых во­ лосы сходят с ума. не так навязчивы, как эти регулярные кружения.

Хроническое поражение нервных волокон, постоянство мара­ ющих угрызений совести, сокрушающий замысел осознанных одиночеств. Шли разговоры о сентиментальных развлечениях, тюремных грузах. Глаза привыкают к строгому свету на лужайке каменистого ельника во вновь найденных подземельях. Смены за­ терявшихся теней и превосходно отделанный муар морских небес перестали существовать для путешественника, которого уже ни­ что не могло устрашить: нежно-энергичные элементы; живо­ тные, обожествляемые жестокостью; рыбы-луны океанских глу­

31

бин; жабы, играющие с пустыми жидкостями; птицы, убаюкан­ ные криками.

Лужайки морских лесов и знаменитые порты надушены сверх меры. Песчаный ров, дорога без колеи — приют для великих мыслей.

32

БАРЬЕРЫ11

"Господа, не забывайте — вы здесь не хозяева. Соблюдайте приличия. Примите наилучшие пожелания.

—А я предпочитаю те красивые магазинчики, в которых кассирша словно королева. Глазам своим не веришь. Но если вам будет угодно, переходите на противоположный тротуар, так мы вас меньше стесним.

—Верность принципам предполагает наличие прекраснейшей души, каковая у нас отсутствует. Она возникает только в присут­ ствии полицейских.

—Разве вы позабыли, что полиция сохраняет нейтралитет и что она не имеет никакого права арестовывать солнце?

—Нет, благодарю, я знаю, который час. А вы давно сидите в этой клетке? Единственное, что мне нужно, это адрес вашего портного.

—Добрый совет: идите на авеню дю Буа и подайте скромную монету в десять су одному из обитателей тех зданий, отли­ чающихся искони дурным вкусом, что будоражит все наши чувства.

—Потом мы добьемся отставки умерших генералов и снова дадим им сражения, проигранные ими. В противном случае мы должны будем опровергнуть самые справедливые решения, и Дво­ рец правосудия окажется подмочен.

—Я в этом не очень уверен в отличие от вас. Мой любимый уличный фонарь поведал мне, что генералы и монахини умеют ценить утрату даже самых ничтожных грез.

—С одной стороны вашего голоса довольно хорошая погода, но я уверяю вас, что нам следует остерегаться той дистанции, о которой я говорил.

—Дистанция, что за важность! Помню, как я совершил це­ лое путешествие у ног капитана и того красивого негра, что улы­ бался нам у дверей учреждения. В той стране был еще ребенок, которого оплакивала ваша подруга; мы последовали за ним. Его ладони изгрыз неизвестный мне паразит.

—Это еще один зачинщик беспорядка. Мемуарная литерату­ ра переполнена этими темными страдальцами, что явились из древних цивилизаций; они тайком подсматривают друг за другом

вводах, которые сами же предусмотрительно замутили.

—Реки — не зеркала, за последние десять лет мы достигли значительно большего. Я могу разбить камнем все зеркала в на­

шем городе, и насекомые, что мельче младенческих криков, сла­ дострастно вгрызаются в фундаменты небоскребов.

—Однако, несомненно, это еще не самые главные ограбле­ ния. Вы ошибаетесь, думая, что наши голоса служат заполнению значащих пространств. Мы ведь сами родились не так давно.

—Увы! Один друг семьи подарил мне медузу и, для того чтобы это уважаемое животное не знало голода, зеленый ликер, содержащий медную воду. Беспозвоночное угасло в мгновение ока, а когда через два дня после ее смерти мы почистили бокал, то, к великой радости, обнаружили ракушку розовато-лилового цвета, называемую халцедоном.

—Это мы уже видели. Мне самому есть что рассказать об украшении, образовавшемся после визита Президента Республи­ ки. Из связки ключей, которую он положил под стакан, появился на свет официальный маятник, отмеривающий часы реставраций.

—В тот день мы видели тучных женщин, чьи шляпы с перь­ ями дарили нам радость. Приглашенные бросали в окно пироги, а цель праздника все попросту позабыли.

—Я не так дальновиден, как вы. Смеяться и забавляться —

вот идеал людей нашего века, не так ли? Женщины хотят плю­ шевые туфли и кимоно из бледного сатина. Этот прелестный спо­ соб взбалтывать перед употреблением сентиментальные флаконы хорошо известен.

—Лучшие воспоминания — всегда самые краткие, и если вы мне верите, полюбуйтесь наляпанными бесчинствами этих маля­ ров. Новобрачная убегает в неизвестном, направлении, а у нас кончились спички.

—Как вы сказали, флердоранжу у нас не место. Знаете, ка­ кая вас ожидает судьба? В королевстве Монако я встретил очень грустных простушек. Вы случайно в них не влюблены?

—Этот пункт необходимо осветить, однако его прекрасный свет наводит на нас тоску. Надо переделать все. Я выхожу на проспект; в общественном саду появляется лошадь, закусив уди­ ла; вечер потерян безвозвратно” .

*

’’Рассказы о бандитах, которые вы, к нашей величайшей ра­ дости, собрали, нас больше не интересуют. Песенка телеграфа — я только что услыхал ее на почте — очаровывает самых темных граждан. Запачканным бюваром я промокаю свою ежедневную жизнь и читаю признания корреспондентов.

34

— Формула женской стыдливости отличается особой сложно­ стью. Как-то раз я повстречал девушку, которая носила в своем сердце * 2 + 2 ах. Ей это потрясающе шло.

—Это говорит мне о многом. Животные из Ботаническог сада часами мусолят свой черный хлеб. Я проявил слабость и по­ шел их послушать. На набережной я чуть было не заплакал, ког­ да здоровался с баржой. Ее труба была красного цвета.

—Высохли реки на земле и на небесах. Партию выиграли потерпевшие крушение, и вы остались рядом с окаменелой тру­ бой, что неспособна приручить ни одной искры, вырывающейся из кузницы!

—Дым, что разбрасывает небо, медленно спускается зимой к четырем часам вечера: это ночь. А на фонари садятся искры дере­ венских кузниц.

—Я нередко оказывался жертвой ночных нападений. Стра­ шась плена, я становился бледным, точно полотно, и лепетал о маленьких звездочках: налетчикам ничего не оставалось, как до­ вольствоваться этой невнятицей. Но для тех, кто проводил всю зиму в беспрерывных экспедициях, дни были не так коротки, как вы утверждаете.

—В это время года большие проспекты грустят. Мы уже из­ рядно промерзли, когда нас внезапно приковал свет одной юве­ лирной лавки.

—С раннего утра мы готовы к этой тяжелой, бездеятельной жизни, и теперь ни женщины, ни драгоценности не смогут усы­ пить нас.

— Я бы хотел познакомиться с молодым человеком, что следует за нами. Он сознательно шагал по нашей тени, и нам безумно хотелось куда-нибудь убежать. Предчувствуя сильный порыв ветра, мы зашли в переулок и смотрели на небо через пыльный витраж. Нас подстерегал, посмеиваясь, тот же самый персонаж.

—Его сердили наши самые ничтожные слабости. Однажды, когда я попросил у него огонька, он очутился, опередив меня, в лавке чистильщика паркета, который вел себя как король. Не­ много погодя он купил револьвер. Он непременно хотел испробо­ вать его на молоденьких девицах с антресолей.

—День был прекрасен, ибо тоска, под руку с которой мы спускались по бульвару Сен-Мишель, отпустила нас. Мы считали машины, и когда одна из них остановилась, тот же самый моло­ дой человек преподнес нам свою улыбку.

—Вот так сюрприз, скажите на милость, обнаружить его портрет в газетах! В конце концов он уехал в неизвестном на­ правлении. Весь центр города был занят грузовыми машинами. Это мертвые листья площади 12.

—Мы незаметно приближались к храмам. Один нищий про­

тянул нам деревянную плошку и стал вопить, когда мы бросили туда сигарету. Кроме него, на тротуаре ни души. Когда мы уста­ ли, я стал напевать фальцетом романсы, регулярно ругаемые в газетах. Элегантные дамы увлекали нас в лес.

— Оставим свои души, они бедны и испорчены, ибо кто-то их грубо взломал. Теперь на колыбелях нет полога, их оголив­ шийся скелет — кошмарный знак будущего”.

*

’’Мне рассказывали о шикарном ресторане, где подносят са­ мые разные блюда. Там были тарелки с музыкальным дном, гра­ фины с двумя клювами, рюмки на звериных лапах и величест­ венная входная дверь.

—Самые величественные — это те двери, за которыми гово­ рят: ’’Именем закона, открывайте!”

—Этим драмам я предпочитаю молчаливый полет дроф и се­ мейную трагедию: сын уезжает в колонии, мать в слезах, а ма­ ленькая сестра мечтает об ожерелье, которое обещал привезти брат. Отец же внутренне радуется, полагая, что его сын нашел

себе положение.

— Меня еще в детстве поручили одному домашнему живо­ тному, однако его горячему языку я всегда предпочитал малень­ кую историю из прошлых времен.

—Этот зеленый ликер следует пить краешками губ, но бу­ дет пристойнее заказать тоник.

—Каторжники прилагают большие усилия, чтобы сохранять серьезность. Не рассказывайте им о тех сверхъестественных похи­ щениях. У девушки до сих пор волосы в спине.

—Значит, для побега из тюрьмы нет ничего, кроме коричне­ вых автомобилей? Побеги происходят каждый день в полдень.

—Пусть он поостережется этих лестниц, разбросанных гори­ зонтально по проспектам и сколоченных из ’’Держите его!” .

—Он издевается. Смотри, какой-то индивид несется к нам со всех ног. С его губ не слетает ни единого крика. Он бежит быст­ рее самых кратких слов. Я знаю, после нас остается только блед­

неть от испуга”.

36

*

"Мы теряем голову и забываем даже самые дорогие планы. На нас наводит ужас продавщица из молочной лавки.

—Я подслушиваю у дверей метро после закрытия. Малень­ кий тонкий дождик с трудом избавляется от преследовавшего его бродяги.

—Ваша ладонь на моем плече превращается в укус, а ваш голос укрывает в своих складках хрипы умирающих.

—Ваша усталость необычна, и, если вы мне доверяете, мы поищем убежище от грозы вон под тем высоким деревом.

—У всех деревьев есть тень, а я хочу присесть под этими перекрашенными стенами. Я должен забыть прямые линии. Вы не знаете, где тот большой круг, что вы мне дали?

—Кажется, я снял его с бочки солнца. Для примера. Как давно уже опустели улицы и ваше сердце!

—Я не вижу ничего, кроме старика, докуривающего окурки. Он куда-то убегает. Мы выкрикиваем ему приказы, которые он и не думает слушать. Мы говорим, а вы перестали понимать. Разве вы не способны были уразуметь, что мы вам говорили раньше? Посмотрите на наши руки: они все в крови. Приблизьтесь к той женщине и спросите, продается ли свет ее глаз?

—За мою голову трудно ухватиться из-за шипов. Приходи­ те, мой друг, со стороны рыбного рынка. В глазу дорады я нашел колесико, оно вращалось, словно в часовой коробке. Я переслал

животное г-ну Р и ш п е н , чтобы дать ему пищу для размышле­ ний. Но в скором времени я рассчитываю сделать вам более ре­ дкостный презент.

—Успокойтесь. В двух шагах или двух километрах отсюда за двенадцать франков оперируют слепых мертворожденных. Вы случайно не хирург?

—Время от времени я просто теряюсь. Они должны начать сначала, уверяю вас, это не смешно. Мне знакомо такое состоя­ ние. Я погружал голову в зеркала и с тех пор возненавидел рельефы.

—Однако в аристократических кварталах вы грешили с меньшим усердием. Шляпы превращались в допотопных чудо­ вищ, и улыбка торговцев вынуждала нас к бегству. Пойдемте, ес­ ли хотите, пить эти разноцветные ликеры, которые, я убежден, не что иное, как кислоты, слегка разведенные водой.

37

— По той же причине я предлагаю вам развести прибыль ва­ ших молитв в бедных домах. Уберите тот разбитый графин, на дне которого — красивенькая реклама морских купаний. Мы употребим его у себя дома для химических реакций”.

*

”— Я сразу понял: те сентиментальные объекты, что окружа­ ли нас, лежат не на своем месте.

—Разумеется, мы должны установить новый порядок. При сильном порыве бури лист выворачивается наизнанку — знаком разрыва. Мы возмущаемся на секунду.

—Нанизывание естественных молитв оставляет полную сво­ боду для нашего духа. Игра клапанов нагнетает скуку. Вы, на­ верное, забыли, что все двери вашей спальни вращаются на пет­ лях без разрешения.

—Это замедляет бег огней. Я даю вам три дня, чтобы вы привели меня к госпоже Настоятельнице.

—Вы что, смеетесь? Середа Св. Праха — превосходный день для кучеров, но если вы настаиваете, мы поедем по безлунным дорогам, где так уместны очаровательные пылания.

—Не знаю, куда вы меня тащите. На меня наводят страх ва­ ши апельсиновые корки и маленькие радуги — небесные арки, которые вы уронили на землю во дворе.

—Это Триумфальные арки, и вы можете играть в серсо. По всем углам нас подстерегают полицейские, но мы невидимы бла­ годаря любви. Мы отворачиваемся, и тотчас же занимается день.

—Мы ждем результатов скачек, чтобы поскорее облачиться

ввечерние костюмы, наследие Родины-матери. Мы сделаем хоро­ шую мину, и не будем робеть перед реснитчатыми пергаментами герцогских прихожих. Там соберется много народа, и нам предо­ ставится случай показать себя.

—Но вы позабыли, что упомянутая дверь вот-вот откроется. Приглашенные войдут в вашу спальню. Канапе не на месте, и стол вот-вот упадет на пол. Послушайте меня, речь идет о вашем же благе. Остерегайтесь картин и рисунков. Свет, который вы впитываете в себя, сгложет ваши легкие, и ваши одежды будут запятнаны кровью. Хозяйка дома посмотрит вам в глаза и откро­ ет все ваши преступления. То заблудившиеся у вас под веком со­ ломинки вашей жизни.

—Клянусь вам, я невиновен. Это не зрачок, это огонь моей

сигареты.

38

—Этот потолок пугает вас, и я знаю, что, если вы не будете осторожны, старец, то есть библиотека, наступит мне на ногу. Мы разыграли нашу жизнь в последний раз и в том же самом салоне.

—Стоп! Я уже давно отпустил на свободу одного знаменито­ го шелкопряда. В Каире морские офицеры не что иное, как пре­ лестные листочки шелковицы”.

39

ЗАМ РИТЕ14

Какой пример подает нам земля, укрощенная паровыми пи­ лами и асбестовыми бурами, пьяная сорока взрывает одну за дру­ гой борозды, обагренные головней. Сумеречная пахота подошла к концу, и на площади перед церковью прямо на мостовой распу­ скаются молочные букеты обручений. Печальное благополучие пожилых корнетов, доли о1 ветственности нотариуса и кузнеца растворяются в заре газированного лимонада. Одежды, восхити­ тельные, как георгин. За оградой злаки ждут прихода желто-го­ лубой молотилки.

*

Ноктюрны мертвых музыкантов убаюкивают города, заснув­ шие навсегда. У подъезда отеля тридцатой авеню резвятся младе­ нец и маленький щенок. Нет, вы не постигнете акватические нравы, если будете смотреть сквозь слезы, это будет ложь. Неж­ ное, как рука женщины, пространство принадлежит скорости. С каждым днем макй и рынки все больше сближаются. Парижский рынок Алль ничуть не глубже Тихого океана. От частого листа­ ния толстые книги превращаются в покинутые ракушки, напол­ няющиесяземлей. На агатовых перилах и движущихся эскалато­ рах мы замечаем маленькие звездочки, нарисованные мелом, — обозначение ностальгии обойщиков и моряков. Древность — это фонтан, частично отделанный перламутром, а груди сфинксов — позеленели. Горизонтальные градины тюрем — чудесная связка ключей, заслоняет нам солнце. Танцовщица на жесткой провол­ ке — это наше меняющееся терпение. Укрываясь от посмертных оскорблений, мы сожалеем о любви всех женщин, мы считываем показания барометра на всех садовых оградах.

Отели

Полночь. Еще открыты окна, уже заперты двери. Изо всех отверстий, где виднеются умирающие микробы и червяки с боль­ шой буквы, выходит музыка. А вдалеке — синий холод леденя­ щих душу криков — умереть от смятения. Здесь все синее. На центральных проспектах и бульварах ни души. Ночь перенаселе­ на звездами, и пение этой публики поднимается к небу и уходит на поиски луны — счастья, тяжелого, но никогда ни разочаровы­ вающего деликатные души волн. На пляжах полно этих глаз, от­

40