Субъективная сторона преступления

Уголовное право периода гуманизации признавало, что субъект преступления должен быть виновен в совершении преступного деяния. В период государственных, устрашающих наказаний при установлении виновности и наказуемости слишком преувеличивалась ценность нарушенных прав и недостаточно обращалось внимания на субъективную сторону преступления. Поэтому при ложном взгляде на степень важности разного рода преступлений в уголовном праве этого периода воровство наказывалось наравне с убийством, изгнание плода (аборт), даже сокрытие беременности, наравне с умышленным убийством. Иногда даже мнимые преступления, как, например, колдовство, подвергались самым тяжким наказаниям, наравне с самыми тяжкими государственными преступлениями.

Вольтéр с возмущением рассказывает о случае, когда 18-летняя девушка была повешена за кражу 18 салфеток у своей хозяйки - владелицы кабака, которая не платила ей жалованья. «Каков же результат этого бесчеловечного закона, - спрашивал Вольтéр, - который на одну чашу весов кладёт, таким образом, драгоценную человеческую жизнь, а на другую - восемнадцать салфеток?». Ч. Беккариа говорит о том, что жизнь фазана ценилась несоизмеримо дороже жизни крестьян (см. с…..).

Наука периода гуманизации стремилась установить правильную лестницу виновности и наказуемости с учётом тяжести преступления и степени виновности, стремилась к индивидуализации наказания. Например, она поставила кражу по наказуемости ниже разбоя, разбой ниже убийства и т. д.

В науке уголовного права и в законодательстве утвердилось деление вины на умысел и неосторожность. Неосторожность понималась как непредвидение доступного предвидению последствия при осуществлении воли. Постепенно утвердилось деление неосторожности на два вида: неосознаваемую - небрежность и сознаваемую - самонадеянность. Принимая двухчленное деление вины - умысел и неосторожность, европейские уголовные кодексы давали определения умысла и неосторожности в общей части, или же говорили о формах вины в особенной части при описании отдельных преступлений, предоставляя разработку общих определений науке. Вторая система явно преобладала. Она была впервые установлена французским кодексом 1810 г. и ей следовали и многие другие кодексы, в том числе и германский кодекс 1871 г.

В общей части Французского уголовного кодекса не было определения форм вины. Во многих статьях особенной части кодекса содержатся указания на виновность. Например, статья 217 кодекса гласила: «Как виновный в измене карается тот, кто будет возбуждать к нему посредством произнесённых в публичных местах или собраниях речей, либо посредством печатных сочинений». Наиболее чётко представления о формах вины можно проследить на примере статей, устанавливающих ответственность за убийство. В статье 295 речь шла об умышленном убийстве: «Умышленное лишение жизни почитается умышленным убийством». Кодекс выделял всякое умышленное убийство и убийство предумышленное или из засады. «Всякое умышленное убийство, совершённое с предумышлением или из засады, почитается предумышленным убийством» (ст. 296). Статья 297 раскрывала понятие «предумышленное убийство»: «Предумышление состоит в сложившемся до совершения самого действия намерения посягнуть на личность определённого лица или того, которое будет найдено или встречено, если даже это намерение было поставлено в зависимость от какого-либо обстоятельства или условия». Например, лицо, намеревающееся совершить кражу в обитаемом помещении, предвидит возможность, что его обнаружат, и запасается оружием, чтобы убить лицо, обнаружившее его. Предумышленное убийство предполагало умысел, возникший предварительно, за достаточно большое время до совершения преступного деяния. «Засада состоит в поджидании лица в течение более или менее продолжительного времени в одном или различных местах с целью причинить ему смерть либо произвести над ним насильственные действия» (ст. 298).

Различие между умышленным и предумышленным убийством имело то значение, что давало возможность применять смертную казнь лишь к незначительной части убийств. Кодекс выделял неосторожное убийство: «Тот, кто по неловкости, неблагоразумию, невнимательности, небрежности или несоблюдению правил неумышленно лишит кого-либо жизни или будет невольной причиной этого, карается тюремным заключением на срок от трёх месяцев до двух лет и штрафом от 50 до 600 франков».

Германский уголовный кодекс различал предумышленное и умышленное убийство. Предумышленное убийство налицо, когда виновник совершал убийство обдуманно, простое же умышленное убийство - когда он совершал его необдуманно (§ 211). Предумышленное убийство наказывалось смертной казнью, а умышленное убийство - заключением в крепость на срок не менее 5 лет (§ 211-212). Кодекс предусматривал наказание за неосторожное убийство: «Кто причинит неосторожностью смерть человеку, будет наказан тюрьмою до 3 лет» (§ 222). При этом кодексом устанавливал квалифицированную неосторожность, когда несоблюдённая заботливость «особенно вменяется в обязанность действующему лицу в силу должности, профессии или ремесла»: «Если совершитель был особенно обязан к той внимательности, которую он упустил из виду, самою своею должностью, занятием или промыслом, то наказание может быть увеличено до заключения в тюрьму на 5 лет» (§ 222).

В период государственных, устрашающих наказаний неосторожные преступления подлежали по общему правилу наказанию. В период гуманизации область наказуемой неосторожности уменьшилась. Преступления и проступки, совершённые по неосторожности, стали наказываться только в случаях, специально законом указанных. При совершении нарушений общим правилом признавалась их наказуемость. Из этого общего правила допускались в отдельных случаях изъятия, указанные законом. Для нарушений форма вины, степень злой воли не имеет особого значения, так как здесь важен сам факт нарушения закона. Например, нарушение правил дорожной езды.

Невменяемость была признана обстоятельством, исключающим преступность деяния. С конца XVIII - начала XIX вв. с возникновением современной психиатрии психические расстройства стали рассматриваться как болезненные состояния. Душевно больные стали признаваться невменяемыми и уже не подвергались наказаниям даже за тяжкие преступления. Решение о помещении человека без его согласия в психиатрическое учреждение стало применяться судом по заключению эксперта - психиатра. В этих учреждениях душевно больных стали лечить.

Статья 64 Французского уголовного кодекса гласила: «Нет ни преступления, ни проступка, если во время совершения деяния обвиняемый был в состоянии безумия или если он был принужден к тому силой, которой он не мог противостоять». ФУК полностью исключал ответственность невменяемого лица. Однако для определения невменяемости кодекс пользовался в основном медицинским критерием - наличием психического заболевания (безумия). Германский уголовный кодекс указывал на такой признак субъекта преступного деяния, как вменяемость. Причём содержание данной статьи позволяло говорить о том, что при определении невменяемости должны были учитываться и медицинский и юридический критерий: «Действие не наказуемо, если лицо, совершившее действие, находилось во время совершения деяния, в состоянии беспамятства (бессознательности) или болезненного расстройства умственной деятельности, благодаря которому было исключено свободное определение его воли» (§ 51).

В 1843 г. в Англии некий Даниэл Макнатен убил Эдуарда Друммонда, ошибочно принятого им за премьер-министра Великобритании Роберта Пиля. Как было установлено в судебном процессе, Макнатен, североирландский протестант, страдал манией преследования и полагал, что Р. Пиль возглавляет заговор против его жизни совместно с Рисским папой и орденом иезуитов. Чтобы избавиться от якобы угрожавшей ему смерти, Макнатен решил убить премьера, однако по ошибке, не зная как выглядит Пиль, причинил смерть его секретарю Друммонду. Он был оправдан судом по причине вследствие душевной болезни (шизофрения с бредом преследования) и последующие 22 года вплоть до своей смерти провел в лечебнице для душевнобольных.

Это решение породило общественное недовольство, в числе выразивших свою обеспокоенность была и королева Виктория, на жизнь которой не раз имели место покушения со стороны душевнобольных, и стало предметом обсуждения в палате лордов английского парламента. Судьи Суда королевской скамьи сформулировали ответы на поставленные лордами вопросы. При этом они выдвинули положение, которое с тех пор стало общепризнанной формулировкой критерия невменяемости, воспринятого не только английским правом, но и уголовным законодательством многих государств англо-саксонской системы права. В частности, как указали судьи, «во всех процессах присяжных следует инструктировать, что каждый человек презюмируется (предполагается) вменяемым и обладающим достаточной мерой разумности, чтобы отвечать за свои преступления, до тех пор, пока противное не будет доказано для них (т. е. для присяжных); и что для обоснования основания защиты вследствие невменяемости должно быть очевидно доказано, что в момент совершения деяния обвиняемый находился под воздействием такого повреждения разумения вследствие душевной болезни, что не осознавал характер и свойства совершаемого им деяния или что если осознавал последнее, то не осознавал, что совершаемое им является неправдой».

В период гуманизации утвердился принцип индивидуализации наказаний. Уголовную ответственность должны нести только виновный и его соучастники. Поэтому ни в каких преступлениях семья не отвечает за своего члена - преступника. Раньше этот принцип применялся только к преступлениям против частных лиц, за исключением государственных и религиозных. Конфискация имущества была признана наказанием несправедливым, так как при её применении страдала невиновная семья преступника.

Стадии совершения преступления

Голый умысел был признан не наказуемым, в том числе за государственные и религиозные преступления (см. с…. об основаниях ненаказуемости голого умысла), исходя из принципа классической школы «Никто не подлежит наказанию за свои мысли». Обнаружение умысла в любой форме (устной или письменной) не влечёт за собой применение мер уголовного наказания. В период государственных, устрашающих наказаний приготовление не отделялось от покушения. Впервые отделил приготовление от покушения французский кодекс 1810 г. Это отличие было признано целесообразным в науке и законодательстве. Французский и германский кодексы в общей части не содержали постановлений о приготовлении к преступлению. Однако в особенной части они иногда содержали специальные постановления о наказуемости приготовительных действий. По общему правилу, устанавливалась ненаказуемость приготовления за исключением особых, указанных в законе случаях, при тяжких деяниях, каковы, например: убийство, поджог, подделка монеты (§ 151 Германского уголовного кодекса), тяжкие государственные преступления (см. с….. об основаниях наказуемости приготовления виде исключения).

Например, в статье 88 Французского уголовного кодекса давалась определение посягательства на жизнь государя и на образ правления: «Только совершение преступления или покушение на него составляют посягательство». Приготовление к посягательству раскрывалось в статье 89: «Если заговор. имеющий целью преступления, упомянутые в статьях 86 и 87, сопровождался выполнением или начатым действием, направленным на то, чтобы подготовить совершение их, то он карается депортацией». Покушение и оконченное посягательство на жизнь государя и на образ правления наказывались смертной казнью, а приготовление к посягательству - депортацией.

Французский кодекс 1810 г. первый определил покушение, как начало совершения: «Всякое покушение на преступление, которое проявилось началом исполнения, если оно было прервано или не удалось только по обстоятельствам, от воли исполнителя не зависевшим, почитается равносильным самому преступлению» (ст. 2). Это определение было принято и другими европейскими кодексами XIX в., в том числе и Германским кодексом (§ 43).

Французский кодекс впервые установил рациональное правило, по которому покушение на преступление наказывается всегда, покушение на проступок - только в случаях, прямо предусмотренных в законе. Умолчание во французском кодексе о покушении на нарушения толковалось в том смысле, что покушение на нарушение не влечёт уголовной ответственности. Это правило было усвоено и германским кодексом (§ 43).

Во французском кодексе 1810 г. покушение на преступление наказывалось так же, как само оконченное преступление.

Законодатель исходил при этом из того мнения, что закон освобождает от наказания всякого, кто по собственной воле прекратит покушение. Виновный же, который в своём покушении был приостановлен обстоятельствами, от него независящими, совершает преступление настолько, насколько это было возможно. И виновный довел бы преступление до конца, если бы не внешние препятствия. Следовательно, уменьшать ему наказание, значит, придавать значение случаю, делать снисхождение безнравственности, вносить слишком материальный взгляд на преступление, обращая главное внимание на материальный вред.

Другие европейские кодексы установили принцип меньшей наказуемости покушения: «Покушение на преступление или проступок наказывается менее строго нежели совершение» (§ 44 Германского кодекса). Меньшая наказуемость покушения объяснялась тем, что законодатель учитывал, что преступление не совершено, не причинён материальный вред. Мера же этого уменьшения в этих кодексах определялась различным образом. Так, в одних кодексах наказание за покушение по сравнению с оконченным преступлением понижалось до одной трети, в других оно не могло быть назначено выше двух третей, в третьих, минимум его был определён в одну вторую. Размер смягчения по германскому кодексу при тяжких преступлениях был ещё больше. Он предоставлял право покушение на преступления, наказываемые смертной казнью, пожизненным заключением в тюрьме и крепости заменять временным тюремным заключением на срок не менее трёх лет (§ 44). Принцип меньшей наказуемости покушения имел исключение. Например, наказывалось смертной казнью покушение на убийство императора или государя одного из союзных государств, входящих в германскую федерацию (§ 80).

Соучастие в преступлении. Прикосновенность к преступлению

Вопрос о соучастии и ответственности соучастников вызывал споры в науке и по-разному решался в законодательстве. Во французском кодексе участники преступления разделялись на виновников (совершителей, исполнителей) и соучастников, относя к ним подстрекателей и пособников. Подстрекатели и пособники по французскому кодексу подлежали тому же наказанию, что и исполнители преступления (ст. 59). Этому же правилу следовало и английское право. Однако к ним всё же не применялась смертная казнь. Немецкие кодексы устанавливали меньшую наказуемость пособников (§ 49 Германского кодекса). Большинство кодексов устанавливали равную наказуемость, как для подстрекателя, так и для исполнителя, ибо деятельность их представляется равно необходимой для достижения преступного результата (§ 48 Германского кодекса).

Французский кодекс устанавливал: «Соучастники преступления или проступка подлежат тому же наказанию, что и виновники этого преступления или проступка, за исключением случаев, когда закон постановляет иное» (ст. 59). Например, таким исключением являлся добровольный выход из банды: «Не подлежат никакому наказанию те, которые, участвуя в таких бандах, но не являясь начальниками в них и не исполняя никаких обязанностей и никакой должности, удалились по первому требованию гражданских или военных властей или были захвачены вне мест мятежного сборища без оказания сопротивления и без оружия. В этих случаях они караются лишь за совершённые ими лично отдельные преступления» (ст. 100). Согласно статье 265 всякое сообщество злоумышленников, направленное против личности или собственности, являлось преступлением против общественного спокойствия. В статье 266 указывалось на формальный состав участия в преступных сообществах - бандах: «Это преступление существует в силу одного лишь факта организации банд, либо сношений между ними и их главарями или начальниками, либо соглашения об отчёте или о распределении или дележе плодов добытого злодеяниями».

Французский кодекс выделял среди соучастников подстрекателей и пособников (ст. 60). Подстрекателями признавались те, которые подарками, обещаниями, угрозами, злоупотреблением влияния или власти, преступными кознями или ухищрениями подстрекнули к этому деянию или дали наставления как его совершить. Пособниками признавались те, которые доставили оружие, орудия либо иное какое средство, послужившее для совершения деяния, зная, что они для этого предназначались, заведомо помогали или содействовали виновнику или виновникам деяния в действиях, его подготовляющих, облегчающих или осуществляющих. Следовательно, водитель автомобиля, который доставил грабителей в банк и помог им скрыться после ограбления, несёт как пособник уголовную ответственность наравне с самими грабителями, которые вошли в банк и ограбили его, при этом застрелив директора банка.

Относительно такого вида прикосновенности, как укрывательство французский кодекс остался на старой точке зрения. Он за укрывательство таких тяжких преступлений, как разбой, всякого рода насилия, направленные против безопасности государства, общественного спокойствия, частных лиц и имущества, назначал наказание как за соучастие, включая в список этих наказаний смертную казнь и пожизненные каторжные работы. Причём даже родство не погашало виновности укрывательства (ст. 61-62). «Однако в отношении укрывателей, указанных в предыдущей статье, смертная казнь, пожизненные каторжные работы или депортация, когда они могут быть назначены, применяются только тогда, когда будет доказано, что во время укрывательства они (укрыватели) знали об отягчающих обстоятельствах, с которыми закон связывает такого рода наказания. В противном случае они подвергаются только наказанию в виде срочных каторжных работ» (ст. 63). Этому же правилу следовало и английское право.

В науке и законодательстве постепенно утвердился иной взгляд на прикосновенность как на самостоятельное преступление, а не как соучастие. Германский кодекс впервые установил, что заранее не обещанное укрывательство преступника, следов преступления либо предметов, добытых преступным путем, влечёт ответственность лишь в случаях, специально предусмотренных особенной частью кодекса. Укрывательство стало признаваться действием неизмеримо менее преступным, чем совершение преступления. Степень виновности укрывательства должна была зависеть от субъективной стороны, то есть, совершено ли оно корыстно или бескорыстно. Супруг и близкие родственники лица, совершившего преступление, не подлежали уголовной ответственности за заранее не обещанное укрывательство. По отношению к укрывательству выделялось как особо наказуемое укрывательство по ремеслу укрывательство похищенных вещей (§ 258-262).

Недонесение о достоверно известном готовящемся или совершенном преступлении влекло уголовную ответственность лишь в случаях, специально предусмотренных особенной частью кодекса. Не подлежали уголовной ответственности за недонесение супруг и близкие родственники лица, совершившего преступление. Это объясняется тем, что конституционное государство не налагает на граждан правовой обязанности помогать своим ближним и спасать их от опасностей. С другой стороны, по господствующим в обществе понятиям доносительство считается постыдным делом.

Необходимая оборона

Уголовные законы с XVI в. и до начала XIX в. излишне стесняли право на необходимую оборону. Эти стеснительные нормы в дальнейшем наукой и законодательством были признаны нерациональными и несправедливыми. Например, устанавливалось, что право на необходимую оборону принадлежит каждому лицу независимо от возможности избежать нападения бегством либо обратиться за помощью к другим лицам или органам власти.

Французский кодекс не содержал общих постановлений о необходимой обороне. а упоминал о ней лишь в особенной части. В двух статьях кодекс устанавливал несколько случаев необходимой обороны. «Нет ни преступления, ни проступка, если лишение жизни, нанесение ран и ударов было вызвано наличной необходимостью прибегнуть к законной обороне самого себя или другого» (ст. 328). «К случаям необходимости прибегнуть к обороне относятся следующие два случая: 1) если лишение жизни было совершено, а раны или удары нанесены при отражении ночью попытки перелезть или взломать ограду, стену или попытки проникнуть в дом, жилое помещение или их пристройки; 2) если деяние произошло при защите себя от учиняющих кражу с насилием или разграбление» (ст. 329). Эти постановления кодекса были явно недостаточны, та как умалчивали о многом (например, о превышении обороны), перечисляли лишь некоторые случаи обороны и устанавливали неоправданные ограничения обороны против имущественных преступлений.

В Германском кодексе в общей части содержалось понятие необходимой обороны: «Необходимой обороной почитается такая защита, которая является необходимой для отражения от себя или других лиц наличного, противозаконного нападения. Превышение пределов необходимой обороны ненаказуемо, если виновник преступил пределы защиты находясь в состоянии замешательства, страха или испуга» (§ 53). Германский кодекс, таким образом, допускал оборону для защиты всякого блага: жизни, здоровья, свободы, имущества, жилища, целомудрия, чести и достоинства.