Животные и неодушевлённые предметы как

субъекты преступления

Уголовное право средних веков не считало, что преступником может быть только человек. Субъектом преступления в древности и средние века могли быть животные, насекомые. Животные, наравне с людьми, подвергались аресту, следствию с пытками (крик боли приравнивался к признанию вины), суду, с показаниями свидетелей и слушанием защиты, и смертной казни.

В Европе существовала даже различная подсудность животных²². Животные, причинившие преимущественно частный вред - быки, лошади, волки, подлежали светской королевской юрисдикции. Животные, причинившие общественный вред - мыши, крысы, саранча, истребляющие посевы, были подсудны духовным (церковным) судам. «Виновные» в первого рода преступлениях подвергались смертной казни, большей частью посредством повешения, и телесным наказаниям, а «виновные» во втором преступлении карались увещеванием или повелением оставить местность, отлучением от церкви или анафемой.

Во Франции в 1266 г. близ Парижа приговорили к сожжению свинью, которая съела ребёнка. В 1313 г. разъярённый бык, убежавший из стойла, проколол рогами человека. Быка арестовали и судили. Преступный бык-убийца был повешен на том месте, где он учинил преступление. В 1595 г. Лейденский городской суд приговорил умертвившую человека собаку к повешению, с тем, чтобы она оставалась висеть на виселице для предупреждения всем другим собакам; имущество же её, если таковое окажется, конфисковать. Последней жертвой этой юстиции во Франции была корова, которой был вынесен смертный приговор в 1740 г.

В 1474 г. в швейцарском городе Базеле обвинили, приговорили к смерти и сожгли на костре петуха за колдовство. Он снёс яйцо и тем обнаружил свою связь с дьяволом. Считая доказанным в полной мере поступок, инкриминируемый его клиенту, защитник петуха на этом процессе спросил лишь, какое злое намерение можно усмотреть в том, что петух снёс яйцо. Какой вред нанёс он этим кому-либо из людей или животных? Далее адвокат доказывал, что несение яиц является непроизвольным действием и, как таковое, ненаказуемо по закону. Что же касается обвинения в колдовстве, если бы оно было предъявлено его клиенту, то он, защитник, решительно отвергает его и предлагает представителю обвинения привести хотя бы один случай заключения договора между дьяволом и каким-нибудь созданием из мира животных.

В своей реплике обвинитель указывал, что хотя дьявол и не заключал договора с животными, но он, зато иногда вселялся в них, в подтверждение чего обвинитель сослался на знаменитое дело о гадаренских свиньях. Он с большой убедительностью доказывал, что эти животные, будучи одержимы дьяволами, так же являлись непроизвольным орудием, как и сидящий на скамье подсудимых петух, когда он снёс яйцо. Тем не менее, свиньи в наказание были сброшены с крутого берега в глубокое озеро, где и погибли. Этот поразительный прецедент, по-видимому, произвёл сильное впечатление на суд: как бы то ни было, петух был присужден к смерти как колдун или дьявол, принявший вид петуха, и вместе со снесённым яйцом был сожжён на костре со всей торжественностью, как если бы то была самая обыкновенная казнь.

Ещё более любопытны были процессы в церковных судах над саранчей, гусеницей, мышами, крысами, которые наносили вред посевам. Обычай возбуждать процессы против вредных насекомых сохранялся до первой половины XVIII в. Церковный суд приказывал животным в положенный срок покинуть местность. Если они в указанное время не удалялись, то суд подвергал их проклятию и отлучению от церкви. Как это ни странно, непокорные животные нередко игнорировали эти церковные запреты. Вместо того чтобы исчезнуть с лица земли после наложенной на них анафемы (проклятия), они продолжали размножаться, досаждать и тревожить жителей. Это противоестественное размножение ползучих гадов вопреки отлучению резонно объясняли происками дьявола.

В начале XVI в. в одном из районов Франции страшно размножились мыши. Они так опустошили поля, что население опасалось голода и обратилось в церковный суд. Мышей пригласили на судебное заседание. В повестках подсудимые были описаны как мерзкие животные сероватого цвета, живущие в норах. Вызов в суд был произведён, как полагается, судебным чиновником, прочитавшим повестки в местах, наиболее часто посещаемых мышами. Тем не менее, в назначенный день мыши в суд не явились. Их адвокат заявил, что его клиентки не были как следует оповещены. Суд должен был вызвать всех мышей округа. Для мышей, рассеянных по великому числу деревень, не достаточно одного оповещения, чтобы всем им получить надлежащее уведомление. Этими доводами он добился вторичного приглашения, которое оглашали священники во всех приходах округа. Конечно, ни одна из мышей не явилась.

Тогда защитник заявил, что ввиду вызова в суд всех его клиенток, молодых и старых, беременных и находящихся в младенческом возрасте, здоровых и больных, они должны сделать большие приготовления, и потребовал продления срока. Это ходатайство было признано судом основательным, но подсудимые снова не явились в суд. Тогда их защитник совершенно резонно доказывал, что повестки суда являются одновременно охранными грамотами для следования его подзащитных в суд и обратно против нападений врагов. Между тем его клиентки, при всём своём желании оказать повиновение приказу о явке, не решаются покинуть свои норы, боясь за свою телесную неприкосновенность, которой угрожают злые кошки, принадлежащие истцам. «Пусть истцы, - продолжал защитник, - возьмут на себя обязательство, под угрозой большого денежного штрафа, что их кошки не потревожат моих клиенток, и требование о явке в суд будет немедленно исполнено». Суд признал основательность приведённого аргумента, и так как истцы отказались принять на себя ответственность за поведение своих кошек, то явка мышей в суд была отложена без назначения срока. Блестящей защитой мышей адвокат составил себе имя и впоследствии стал знаменитым адвокатом и юристом.

Животные подвергались наказанию и в древности. По древнееврейским законам Моисея бык, который забодал человека, побивался камнями и мясо его не употреблялось в пищу. По законам персов бешеная собака за укушение человека должна быть лишена правого уха, за повторение левого уха. Если она и после этого не исправится, то ей отрубают хвост, потом, при дальнейшем повторении, отрубают правую и левую лапу и, наконец, лишают жизни. Персидский законодатель относился чрезвычайно снисходительно к злой собаке. Он ей не менее пяти раз предоставлял возможность исправить свое поведение, прежде чем потребовать для неё, как для закоренелого преступника, смертной казни.

В Афинах также проводились процессы над животными (собаками, быками, ослами), обвиняемыми в злоумышленном и коварном укушении, бодании, лягании или ином нападении на свободных афинских граждан. По законам Драконта такие животные, причинившие смерть человеку, присуждались судом к смерти. Действующее право оказало влияние и на великого древнегреческого философа Платона. Он предложил включить в число законов идеального государства нормы об ответственности животных: «Если подъярёмная скотина или иное какое-нибудь животное убьёт человека, то родственники должны выступить судебным порядком против убийцы; дело разбирают агрономы, выбранные в любом числе каким-нибудь родственником. Уличённое животное убивают и выбрасывают за пределы страны. Если же неодушевленный предмет лишит человека души, за исключением молнии и тому подобных перунов божеств, иными словами, если предмет своим падением убьёт человека или человек сам на него упадет, пусть родственник выберет в судьи для этого дела своего самого близкого соседа и перед ним очистит себя и всю свою родню; виновный же предмет надо выбросить вон, как это было указано для животных»».¹⁸ В Риме, царю Нуме Помпилию приписывался закон, по которому человек, вырывший из земли плугом межевой камень, и быки, которые были его пособниками и содействовали в этом святотатстве, подлежали смертной казни. В древнем Риме считалось, что межи, разделяющие земельные участки, находятся под покровительством бога и нарушение межи рассматривалось как оскорбление бога, ведавшего межами.

Конечно, люди понимали, что животные - это существа, лишённые сознательной воли и не обладающие пониманием добра и зла. Почему же тогда всеобщим явлением было наказание животных? Право привлечения к суду домашних животных в средневековой Западной Европе опиралось, как на каменную скалу, на Священное Писание, на постановление 21 - ой главы Исхода Ветхого завета, по которому быка, убившего человека, повелевалось побить камнями, а мясо его почиталось нечистым и не могло использоваться в пищу: «Если бык ударит рогом мужчину или женщину, и последует смерть, забивается он камнями и мясо его не употребляется в пищу» (Исход. гл. XXI. ст. 28). Уголовные процессы над животными объяснялись тем, что преимущественное внимание обращалось на материальный вред, причинённый действием животных, то есть смерть людей, а субъективная сторона имела мало значения. Здесь важен был лишь конечный карательный результат, воздаяние за причинённый вред и бедствия. Возможность таких процессов объяснялась также взглядом на преступление, как на деяние, оскорбляющее Бога и охраняемый им мир.

Субъектом преступления признавались даже неодушевлённые предметы, причинившие людям смерть или увечье, а направляющая их рука осталась неизвестной.

Неодушевлённые предметы также подвергались иногда наказаниям за совершённые ими преступления. Например, в католической Франции после отмены королем-«солнцем» Людовиком XIV в 1685 г. Нантского эдикта о веротерпимости протестантская церковь в городе Ла-Рошели была осуждена на разрушение, а колокол подвергнут наказанию и вновь обращён в католичество. Во искупление его вины, заключавшейся в том, что он созывал еретикόв на молитву, постановили наказать его плетьми, закопать, а потом вырыть из земли, символизируя этим его вторичное рождение благодаря переходу в руки католиков. После этого ему были прочитаны наставления в вере и его заставили отречься от прежних заблуждений и обещать, что впредь он больше не будет грешить. Проделав весь этот торжественный церемониал покаяния, колокол был принят в лоно католической церкви, окрещён и передан в приход святого Варфоломея.

В английском средневековом праве неодушевлённый предмет, причинивший человеку смерть, как переехавшее его колесо телеги или дерево, упавшее на него, подлежали конфискации в королевскую казну. Орудие убийства продавалось, а деньги от продажи шли на благотворительные цели, в пользу бедных для спасения души убитого, умершего без покаяния, или передавались родственникам убитого. Эта норма была пережитком периода, когда наказанию подлежали неодушевлённые предметы, ставшие причиной убийства. Согласно формулировке авторитетнейшего английского юриста XVII в. Э. Коука, «когда любая двигающаяся вещь, неодушевлённая или живое существо, движется или причиняет безвременно смерть любому разумному существу вследствие случайности… без воли, правонарушения или вины его самого либо какого-нибудь человека», тогда она является деодандом, подлежащим «конфискации в пользу Господа Бога, то есть короля как представителя Господа Бога на земле, для посвящения благотворительности в целях смягчения ярости Божией».

Деоданд представлял собой орудие совершения убийства, подлежал конфискации в пользу короны (государства). Прецеденты признания предметов деодандом, накопившиеся за столетия, многочисленны и разнообразны: мальчик упал в наполненный молоком таз и утонул - таз является деодандом; человек случайно гибнет, упав с дерева или утонув в источнике, - дерево надлежит продать, а источник закрыть; смерть причиняется мечом, принадлежащем другому, - меч всё равно изымается как деоданд, хотя собственник и не связан никоим образом с происшедшим; лошадь лягает человека и впоследствии продаётся, а после этого человек умирает - лошадь должна быть конфискована¹. ¹ Есаков Г. А. Mens rea в уголовном праве США: историко-правовое исследование. СПб., 2003. С. 42-43. Лишь законом о деоданде 1846 г. этот пережиток был отменён.

Неодушевлёнными предметами могли быть деревья, лодка, море, колокол. Если дерево упадёт и убьёт кого-нибудь, оно считается виновным и подвергается наказанию, состоящему в том, что его раскалывают на щепки. Правитель Камбоджи выставил к позорному столбу ладью (лодку) за то, что она плохо исполняла свою обязанность и плывшие в ней люди потонули. Персидский царь Ксеркс приказал высечь море, так как буря разнесла мосты, по которым должно было переправиться персидское войско в Грецию. На середину пролива выплыли в лодке царские палачи и триста раз ударили по воде плетьми. Строителям мостов отрубили головы, а мосты навели новые.

В Афинах каждый год судьи торжественно судили по обвинению в убийстве топор или нож, которыми был убит вол во время празднества в честь Зевса в Акрополе. Каждый год их торжественно признавали виновными, осуждали и бросали в море. По преданию, после смерти выдающего римского полководца Сципиона Африканского статуя Аполлона в Риме была так потрясена горем, что плакала в продолжение трёх дней. Римляне сочли такую печаль чрезмерной и, по совету жрецов-авгуров, раскололи слишком чувствительную статую на мелкие куски и бросили в море.

В конце XVI в. в России, когда в городе Угличе погиб малолетний царевич Дмитрий, там поднялось стихийное восстание против правителя Бориса Годунова. Оно было подавлено и бунтовщиков судили. Когда на суде выявляли зачинщиков смуты, то оказалось, что бунтовщики поднялись, услышав звуки колокола местной церкви. Но кто ударил в колокол, выяснить не удалось. Тогда решили, что колокол зазвонил сам. Он тоже был признан бунтовщиком, приговорен к оторванию языка, битью батогами и ссылке навечно в Сибирь. Колокол был сослан в Сибирь, где и пробыл 300 лет.

Возраст преступника

Дети до 7 лет не подвергались наказаниям. ибо, как заявил один английский судья, что их действия имеют «то же значение, что действия вола или собаки, причиняющих вред человеку». За совершение тяжких преступлений (умышленные убийства, государственные, религиозные преступления) дети с 7 лет подвергались наказаниям, включая смертную казнь. Столь ранний возраст привлечения к уголовной ответственности объяснялся распространённым в этот период убеждением, что детям может быть присуща такая же злость, как и взрослым, которая дополняет возраст. Поэтому при совершении тяжких преступлений малолетний возраст не смягчал наказания. С другой стороны признавалось, что дети способны грешить с 7 лет, так как преступление рассматривалось не только как нарушение королевской воли, но и как грех, то есть нарушение законов божьих. Это означает, что ответственность малолетнего связывается с установленной судьями способностью его различать добро и зло. Дети до семи лет не в состоянии «различить между хорошим и дурным», между добром и злом. Нередко смертная казнь и другие тяжкие наказания применялись к детям семилетнего возраста.

В Англии для наказания малолетнего должно быть установлено наличие «злонамеренности». По правилу «доказательство при помощи яблока» малолетнему, осуждённому за убийство, предлагались на выбор яблоко или пенни. Если он выбирал пенни, его способность действовать виновно считалась установленной. В начале XIV в. в Англии был вынесен смертный приговор в отношении одиннадцатилетнего мальчика, убившего сотоварища. Судья обосновал смертный приговор тем, что малолетний убийца, принимая меры к сокрытию содеянного, понимал, что убийство требует сокрытия для избежания наказания и тем самым проявил свою способность «распознавать между добром и злом, и потому коварство замещает возраст». Подобным же образом полтора столетия спустя, в 1448 г., было разрешено дело ребёнка девяти лет, убившего своего одногодка: он был приговорён к повешению, поскольку, как было установлено, «когда он убил его, он скрыл тело; а кровь, забрызгавшую его, он попытался оправдать, сказав, что она пошла из его носа». В 1629 г. английский мальчик восьми лет был признан виновным в поджоге двух амбаров, и поскольку в ходе процесса выяснилось, что «он проявил злой умысел, мстительность, ловкость и умение, он был приговорён к повешению и, соответственно повешен»…

С 1625 по 1630 г. в немецком епископстве Бамбергском в числе 600 ведьм было сожжено 23 девочки семи, восьми, девяти и десяти лет. Даже в XVIII веке встречаются примеры казни детей до 10 лет.

Возраст преступника не был достаточно чётко определён законодателем. Так, саксонское зерцало освобождало детей от уголовного наказания, но не указывало возраст: «Ни один ребёнок не может, пока он в своём (малолетнем) возрасте, совершить такое деяние, за которое он мог бы лишиться жизни. Если он убьет кого-нибудь или искалечит, то его опекун должен возместить вергельдом, если это будет доказано» (II. 65. § 1). Каролина исключала применение смертной казни к малолетним ворам до 14 лет, поскольку налицо нет особых причин и признавала положение «злость дополняет возраст»: «Если вор или воровка будут в возрасте менее четырнадцати лет, то они… не могут быть осуждены на смертную казнь, а должны быть подвернуты вышеупомянутым телесным наказаниям по усмотрению суда и должны дать вечную клятву. Но если вор по своему возрасту приближается к четырнадцати годам и кража значительна или же обнаруженные при этом вышеуказанные отягчающие обстоятельства столь опасны, что злостность может восполнить недостаток возраста, то судья и шеффены должны запросить… совета, должно ли подвергнуть такого малолетнего вора имущественным или телесным наказаниям либо смертной казни» (ст. CLXIV, 164). Статья 179 (CLXXIX) Каролины предоставляла решение вопроса о наказании в случае малолетства преступника сведущим людям.

Полную уголовную ответственность за все преступления, а не только тяжкие несли женщины, достигшие 12-летнего возраста, и мужчины - с 14 лет. Разница в возрасте объяснялась тем, что при назначении наказания учитывалась вина, а девочки в этом возрасте физически, психически и умственно развивались быстрее, чем мальчики. Девочки взрослеют и умнеют раньше мальчиков. Поэтому девочки достигают зрелости и начинают отвечать за свои поступки на целых два года раньше мальчиков.

Сословная принадлежность

При назначении наказания учитывался сословный статус лица. К привилегированным сословиям - духовенству и дворянству не применялись наиболее жестокие и самые распространённые уголовные наказания, как-то: квалифицированная смертная казнь (за исключением религиозных преступлений, которые наказывались сожжением заживо), членовредительские и телесные наказания. К ним применялись штрафы, конфискация имущества, за наиболее тяжкие преступления (например, государственные) - простая смертная казнь путем отсечения головы мечом, топором. К ним не допускалась смертная казнь через повешение. Например, за тяжкое государственное преступление - заговор против короля простолюдин подвергался квалифицированной смертной казни (например, разорванию тела на части лошадьми), а дворянин - отсечению головы. Таким образом, наиболее распространённые и жестокие наказания применялись преимущественно к лицам низших сословий. Высшие сословия, в руках которых сосредоточилась судебная власть, в уголовном праве видели в основном только средство, направленное против низших сословий. И так как на сто обвиняемых более девяноста действительно принадлежали к низшим разрядам общества, то высшие сословия молчаливо приходили к заключению, что уголовное право - дело постороннее для них. И этим до известной степени объясняется жестокость уголовных наказаний.

Повешение считалось позорной казнью, так как предполагалось, что бессмертная душа человека повешенного в момент смерти не может выйти через горло, и покидает его тело через оскверненные органы (задний проход), и тем самым оскверняется. К тому же считалось, что труднее всего отмолить удавленника, ибо сам христопродавец Иуда на осине повесился. Повешение широко применялось к простолюдинам, особенно за кражу.

Наказание за одни и те же преступления понижалось для лиц высших сословий - духовенства и дворянства и увеличивалось для принадлежащим к низшим социальным группам - горожанам, крестьянам.

Например, по ордонансам 1601 и 1607 гг. французского короля Генриха IV за охоту в королевских лесах дворяне (сеньоры) и простолюдины наказывались штрафом. Для простолюдинов в случае имущественной несостоятельности штраф заменялся сечением розгами до крови, изгнанием на срок, ссылкой на галеры или пожизненным изгнанием. В случае самовольного возвращения они приговаривались к смертной казни. Кража слугой у господина всегда каралась смертью, а взятки, кража государственного имущества, если иногда и влекли наказание, то не строгое.

При совершении преступления дворяне не всегда привлекались к уголовной ответственности. Государственная власть попустительствовала дворянину только потому, что он дворянин. По личному усмотрению монарха вообще могли следовать прощения или освобождения от ответственности. Королевские письма о помиловании раздавались знатным и богатым дворянам, которые оставались таким образом безнаказанными, несмотря на совершение ими тяжких преступлений. Сословное неравенство обеспечивалось также системой сословных судов, наделением дворян правом судить крестьян, горожан. Французские юристы отмечали: «Когда по приговору суда крестьянин лишается жизни или членов своего тела, тогда дворянин только теряет только честь». Высокомерные дворяне не считали крестьян равными себе. Крестьяне, по их мнению, должны были подчиняться и служить. Знаменитый дворянский поэт Бертран де Борн пел: «Любо видеть мне народ голодающим, раздетым, страждущим, не обогретым». Восстания доведённых до отчаяния крестьян жестоко подавлялись дворянами. Например, во время французской крестьянской Жакерии (название от пренебрежительной клички крестьянина Жака) 1358 г. восставшие крестьяне жестоко истребили 10 тысяч дворян, а победители-дворяне истребили до 20 тысяч крестьян.

В Англии дворянство и духовенство было почти полностью изъято от применения смертной казни при помощи своеобразного английского института духовной привилегии. Духовенство, подсудное только церковным судам, было изъято от смертной казни даже за самые тяжкие преступления, так как считалось, что церковь не проливает крови. Церковные наказания были мягкими, самое строгое среди них предусматривало тюремное заключение. Эта привилегия изъятия от смертной казни была предоставлена законодательством всякому, кто умел читать, в том числе и светскому лицу на основании следующей юридической фикции: умение читать было признаком принадлежности к духовному сословию, ибо первоначально только оно одно и умело читать. Следовательно, кто читает, тот должен принадлежать к духовному званию и пользоваться привилегией духовенства. Подтвердивший своё умение прочесть текст 50 псалма «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои…», предположительно являлся служителем церкви (клириком). Он отсылался епископу для разбирательства дела церковным судом. Умение читать в то время было распространено только среди дворян и духовенства, ибо духовенство формировалось из аристократического, дворянского сословия.

В XIV в. по статуту Эдуарда III духовенство подлежало смертной казни за высокую измену (тризн). Разумеется, духовенство подлежало квалифицированной смертной казни за религиозные преступления. С XVI в., то есть с того времени, когда с изобретением книгопечатания число умеющих читать увеличилось, началось ограничение привилегии изъятия от смертной казни светских людей, умеющих читать. Светские люди, умевшие читать, могли воспользоваться этой привилегией только один раз и притом подвергались для избежания обмана клеймению железом на большом пальце левой руки. При этом лорды и пэры стали пользоваться за совершение первого преступления полному изъятию от смертной казни даже, если они не умели читать. Привилегия духовенства была отменена только в 1827 г.

Особенно значительное применение смертной казни в Англии объясняется, в том числе и тем, что дворянство и духовенство, в руках которых сосредоточивались управление и суд, были полностью или частично изъяты от смертной казни, и поэтому легко применяли её за малозначительные преступления, не боясь, что сами ей подвергнутся.

Из светских лиц, мирян, умевших читать, пользовались привилегией церкви вплоть до 1692 г. лишь мужчины. Женщины могли во многих случаях избежать осуждения к смертной казни, прибегнув к такому, выработанному средневековым уголовным правом обстоятельству, исключающему ответственность, как презумпция принуждения женщины к совершению преступления её мужем. Если жена совершала преступление в присутствии мужа, то отвечал муж, так как предполагалось, что она и в этом случае «не выходила из его воли», действовала по принуждению мужа. Подвластное состояние устраняло жену даже от уголовного преследования и от всякой ответственности за уголовные преступления (фелонии), если они были совершены в присутствии мужа, кроме тяжких преступлений. Общее право выдвигало презумпцию принуждения, что жена совершила это преступление под таким сильным принуждением со стороны мужа, что оно давало ей право на оправдание, даже если по делу отсутствовали доказательства действительного принуждения со стороны её мужа. Эта презумпция могла быть опровергнута доказательствами того, что жена принимала в преступлении настолько активное участие, что это показывает, что её воля не находилась под воздействием со стороны воли её мужа.

Английский профессор К. Кенни так объяснил существование этой необычной привилегии жены: «до 1692 г. женщины были лишены «привилегии духовного звания» - права не подвергаться смертной казни, которым пользовался каждый мужчина, умевший читать. Поэтому в тех случаях, когда в совершении тяжкого преступления совместно обвинялись муж и жена, муж при наличии хотя бы видимости уменья читать мог рассчитывать остаться в живых, в то время как его жена, хотя она, возможно, была менее виновата, чем он, приговаривалась к смертной казни. Эта несправедливость была обойдена созданием искусственной презумпции супружеского принуждения». ³⁵

Субъективная сторона преступления

В период государственных, устрашающих наказаний наличие вины считалось необходимым основанием уголовной ответственности. Выдающийся богослов Августин Блаженный (353-430) сформулировал принцип: «Действие не делает виновным, если невиновна воля». Это означало, что преступный результат должен соединяться с преступным намерением.

Например, при убийстве как неправомерном лишении жизни человека результатом является смерть человека в связи с виновностью в форме умысла или неосторожности. Греховная мысль и злая воля, а не вредный результат служили основанием наказуемости. Святой Августин говорил о лжесвидетельстве: «язык не виноват, если не виновна воля». Кто клятвенно утверждает что-либо, что он сам считает неверным, то, если утверждаемое им окажется и верным, он всё же виновен в клятвопреступлении, потому что «не слово, а сознание делает человека клятвопреступником». По определению английского общего права, поджог («arson» происходит от латинского «ardeo» - жгу) состоял в «злоумышленном и намеренном сожжении дома или надворных строений, принадлежащих другому лицу». Упоминание о злоумышленности в этом определении интересно тем, что поджог стал едва ли не первым преступлением, в определении которого был подчёркнут психический элемент. Ещё во времена Брактона было сформулировано положение о том, что «пожар случайный или по небрежности, а не по злому умыслу происшедший, не влечёт наказания», потому что в таком случае предъявляется гражданский иск о возмещении вреда.

Наказание стало применяться при наличии вины. В этот период появилось разделение деяний на умышленные, неосторожные и случайные. Умышленные преступления наказывались более строго, чем неосторожные. Например, умышленное убийство наказывалось смертной казнью, а неосторожное убийство - членовредительским, телесным наказанием или тюремным заключением. Английским законом 1529 г. за преднамеренное убийство (с заранее обдуманным намерением) устанавливалось исключительно смертная казнь. В уголовном праве объявлялась наказуемость неосторожности, как общее правило, при всех преступлениях.

Разработкой учения о формах вины занимались канонисты, а в конце XIII в. появились первые специальные монографические труды итальянских юристов по различным вопросам уголовного права, в том числе об умысле, неосторожности и случае. Учение о формах вины было довольно путаное. Вина делилась на умысел (dolus) и неосторожность (culpa). Неосторожность могла быть трёх видов: грубая (lata), легкая (levis) и легчайшая (levissima). Деление это заимствовано было из римского частного права. Считая это деление неудовлетворительным, началось создание различных конструкций форм вины, особенно неосторожной. Общее понятие неосторожности развивалось в уголовном праве постепенно и медленно. Науку и практику интересовали главным образом единичные неосторожные преступления. Например, неосторожное убийство.

В английском праве были разработаны следующие критерии отграничения тяжкого убийства со злым умыслом (мёрдер) от простого убийства (манслотэр) и случайного ненаказуемого убийства. Критерий разграничения простого и тяжкого убийств был сформулирован в деле Сондерса 1573 г. Согласно его фактам некий Джон Сондерс, намереваясь убить свою супругу, дал ей отравленное яблоко, от которого она откусила маленький кусочек, отдав остальное в присутствии обвиняемого их общей трёхлетней дочери. Сондерс упрекнул её, сказав, что яблоко вряд ли будет полезно маленькому ребёнку, однако более ничего не предпринял, позволив девочке доесть фрукт. Как следствие, именно девочка, а не жена Сондерса скончалась от отравления. Целью насильственных действий Сондерса выступала его супруга, но никак не ребёнок. Как указывает судебный отчёт, «у него не было никакого злого умысла против убитой, но, напротив, он был сильно привязан к ней». Суд признал Сондерса виновным в тяжком убийстве, обосновав это тем, что когда человек «приготовляет яд с намерением убить некого человека и другой человек, кого он намеревается убить, отравлен им, такая смерть не должна быть ненаказуемой, но тот, кто приготовлял яд, должен быть наказан за содеянное, ибо его намерение было дурным». Приняв на себя риск совершения неправомерного деяния, человек должен отвечать за все последствия, хотя бы они не были намеренными или даже предвиденными им. Очевидно, что Сондерс, причиняя смерть своему ребёнку, осознавал аморальный характер своего поступка, его социальную неприемлемость и мог реально избрать иной вариант поведения.

Один из творцов английского общего права Эдуард Коук в начале XVII века сформулировал принцип: «Если деяние неправомерно, то оно образует тяжкое убийство. Так, если А., намереваясь похитить лань в парке В., стреляет в лань и стрела в полёте отклоняется, убивая мальчика, спрятавшегося в кустарнике, это есть тяжкое убийство, ибо деяние было неправомерным, хотя А., не только не имел намерения причинить вред мальчику, но и не знал ничего о нём. Но если В., собственник парка, выстрелил в свою собственную лань и без какого-либо дурного намерения убил мальчика стрелой, отклонившейся в своём полёте, это образует убийство в результате несчастного случая, но не фелонию. Точно так же, если некто без какого-либо дурного намерения в себе стреляет в какую-либо дикую птицу на дереве, и стрела убивает какое-либо разумное существо вдалеке, это есть случай, ибо стрелять в дикую птицу не неправомерно; но если он выстрелил в петуха или курицу либо какую-нибудь ручную птицу других людей, и стрела, к несчастью, убила человека, это есть тяжкое убийство, ибо деяние было неправомерным». В первом эпизоде убийство, вызванное случаем, освобождало от уголовной ответственности. Во втором эпизоде случайное убийство признавалось тяжким и влекло смертную казнь в форме повешения. Если человек выстрелил в домашнюю птицу с намерением похитить её и случайно убил человека, то он должен рассматриваться как виновный в тяжком убийстве, поскольку деяние было совершено при учинении фелонии. Совершение любого неправомерного деяния, следствием которого явилась смерть человека, само по себе образует тяжкое убийство независимо от намерений действовавшего и влечёт повешение. Лишь причинение смерти в ходе неожиданно возникших стычки, ссоры или дуэли могло образоваться простое убийство без отягчающих обстоятельств.

В 1701 г. по делу Пламмера был установлен прецедент, что, случайное лишение жизни может быть вменено в вину субъекту как тяжкое убийство только в том случае, когда само действие, результатом которого явилось лишение жизни, относилось к числу фелонии - тяжкого уголовного преступления, а не любого неправомерного деяния. Например, А. стрелял в гусей Б. и случайно убил человека, которого он не заметил. Если при этом намерение его клонилось к тому, чтобы, убив гусей украсть их, то это будет тяжкое убийство (мёрдер), так как оно причинено при совершении фелонии. Но если он сделал это в шутку и без намерения украсть, то его поступок будет только простым убийством без отягчающих обстоятельств (манслотэр).

В дальнейшем всякое причинение смерти другому человеку предполагается совершённым со злым предумышлением и считается тяжким убийством до тех пор, пока обратное не будет доказано обвиняемым. Как писал Уильям Блэкстоун: «… Если человек убивает другого внезапно, без какой-либо или без значительной провокации, право подразумевает злой умысел, ибо ни одно лицо, если оно не обладает распутным сердцем, не было бы виновно в таком деянии, совершённом по незначительной причине или при отсутствии очевидной причины». К простому убийству относилось убийство при наличии провокации, то есть такого поведения потерпевшего, которое вызвало сильное душевное волнение обвиняемого (аффект), и это последнее толкнуло его на совершение убийства, другими словами убийство, совершённое в состоянии аффекта, вызванного значительным насилием, тяжким оскорблением, которое убитый, потерпевший причинил убийце.

Классическим считается определение тяжкого убийства, данное Э. Коуком. Оно гласит, что «тяжкое убийство имеет место тогда, когда человек… 1) незаконно 2) причиняет смерть 3) разумному созданию, 4) имеющему самостоятельное физическое существование и 5) находящемуся под охраной королевского мира, 6) со злым предумышлением, выраженным или предполагаемым, если 7) смерть потерпевшего последовала в течение года и дня». Шестой квалифицирующий признак, злое предумышление, отграничивает тяжкое убийство от простого убийства. Употребляемый в этот определении термин «разумное создание» означает человека, поэтому убийством признаётся причинение смерти человеку, а не животному. Объектом убийства может быть только «живущий» человек, следовательно, к ответственности за убийство может быть привлечён лишь тот, кто убил ребёнка, родившегося живым, после того как он начал самостоятельное существование.

В указании на то, что человек находится «под охраной королевского мира», воплощается древний принцип, согласно которому, как указывал У. Блэкстоун, королевское величество по званию своему и королевскому достоинству является первым хранителем мира во всех своих владениях, т. е. действует в интересах своих подданных и защищает их. Вначале королевский мир объявлялся лишь в определённые церковные праздники или действовал в отношении лиц, которым эта привилегия была специально дарована королём, или в местах, пользовавшихся его особым покровительством, таких, как окрестности королевского дворца и четыре большие дороги. Затем эти пределы расширились и «интересы короля и подданного совпали друг с другом».

Понятие «злого предумышления» появилось в английском уголовном праве во время правления Генриха VIII в качестве критерия злостности, наличие которой должно было лишить духовное лицо, совершившее убийство, его права не подвергаться смертной казни. Последний признак «смерть потерпевшего последовала в течение одного года и одного дня», был введён для того, чтобы подчеркнуть, что 365-й день после нанесения телесного повреждения, приведшего предположительно к смерти, также включался в исчисление срока, поскольку при исчислении срока «с момента» совершения какого-либо действия началом течения этого срока в интересах обвиняемого считался самый день совершения преступления.

От уголовной ответственности освобождалось лицо, которое совершило деяние из-за непредвиденного случая или непреодолимой силы, поскольку в его действиях не было вины. Случай - исключительное событие, которое лицо не могло предвидеть и предотвратить при соблюдении всех правил осторожности и внимательности. В случайных действиях нет вины лица, так они не составляют последствия проявления злой воли. Например, убийство на охоте, когда в дремучем безлюдном лесу охотник стрелял в животное, а случайно попал в человека, пробиравшегося через густой лес, и которого он, стоя далеко, не видел и не мог заметить; убийство при рубке леса, когда соскочит хорошо закреплённое железо с топора дровосека и убьёт случайно другого дровосека; некто срубает дерево и случайно дерево при падении давит кого-то.

Каролина приводила следующие примеры случайного и неосторожного убийства без общих определений: «Некий брадобрей бреет кому-либо бороду в своей горнице, как и надлежит брить обычно, и его кто-то… толкнул таким образом, что он против своей воли перерезал горло тому, кого он брил. Стрелок стоит или сидит в помещении, предназначенном для стрельбы, и стреляет в обычную цель, а кто-либо выбегает под его выстрел, или же его арбалет или самострел нечаянным образом и против его воли выстрелил раньше, и таким образом он застрелил кого-либо насмерть. Оба (брадобрей и стрелок) должны быть признаны невиновными. Если же, напротив, брадобрей брил кого-нибудь на улице или в ином неподходящем месте, или же стрелок стрелял в подобном необычном месте, где проходят люди, что можно было предвидеть, … и вследствие этого кто-либо был лишён жизни, то в таких случаях виновные брадобрей или стрелок не будут иметь достаточного оправдания. При всём том, в подобных случаях лишения жизни, происходящих по нечаянности, из легкомыслия или непредусмотрительности и протии воли виновника, надлежит проявить бόльшую снисходительность, чем в случаях лишения жизни, совершённых с умыслом и коварством… Судьи должны запросить у законоведов указаний об определении виновности и назначении наказания» (ст. CXLVI, 146). Определяя сущность неосторожного убийства Каролина опиралась на римское право (D. 9. 2. 9. § 4. 11). Статьи 136, 138, 180 Каролины.

Вследствие учёта вины при назначении наказания были признаны ненаказуемыми за преступления дети до 7 лет, затем сумасшедшие и слабоумные, хотя и с исключениями. Вместе с тем сумасшедшие безусловно наказывались за тяжкие преступления: против государства, религии, должностных лиц, за отцеубийство. При совершении этих преступлений сумасшествие не избавляло от смертной казни.

Саксонское зерцало устанавливало: «Слабоумных и умалишённых не следует подвергать наказанию. Если же они кому-либо и причиняют вред, то их опекун должен возместить его» (III. 3). Каролина передавала решение вопроса о наказании сведущим людям в отношении тех, «кто по малолетству или иной немощи заведомо лишён рассудка» (ст. CLXXIX, 179).

В средние века безумных отдавали в монастыри, а с XV-XVI вв. в Европе их стали помещать в государственные психиатрические учреждения, которые мало чем отличались от тюрем. Телесные наказания, посажение на цепь, разные виды истязаний были обычными средствами дисциплины и обуздания болезненных припадков сумасшедших, вследствие предрассудка о необыкновенной силе сумасшедших. Лечить их там как больных никто и не думал.

Учёт вины при назначении наказания стал возможен под влиянием следующих факторов:

1. Появление профессиональных учёных - юристов (канонистов, романистов - глоссаторов, постглоссаторов) и судей, которые смогли приступить к тщательной и детальной разработке проблем уголовного права.

2. При общем характере государственной власти, как нейтральном органе, а потому и более рассудительном, чем сам потерпевший, возникло более внимательное отношение к субъективной стороне преступления. Древнее уголовное право, понимая преступление как деликт, главное внимание обращало на настроение потерпевшего, которому важен вред, причинённый преступлением, и безразлично, виноват ли обидчик. В период государственных, устрашающих наказаний государственная власть как нейтральная посредница между потерпевшим и преступником не могла не обратить внимание и на субъективную сторону преступления, на вину преступника в форме умысла или неосторожности.

3. Наказание переносится на личность преступника и состоит в причинении ему страдания. Основными наказаниями в этот период становятся такие жестокие наказания как смертная казнь, членовредительские и телесные наказания, а частные композиции (выкупы) были запрещены. Поэтому применение наказания имеет разумный смысл только в том случае, когда преступление может быть вменено в вину лицу, его совершившему. Например, если ранее за случайное и неосторожное убийство человек отвечал денежным выкупом, то по новой системе он предавался смертной казни, что было несправедливо и чрезмерно жестоко.

4. Влияние канонического права, которое считало, что человек, обладая свободой воли, свободен в выборе поступков, обладает правом выбирать между добром и злом и лишь под воздействием злой воли совершает зло, преступления. «Из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления». Концепция виновности канонического уголовного права, выводимая из представлений лица о добре и зле и свободе воли, была хорошо знакома юристам, королевским судьям и стала доминирующей в светском уголовном праве.

Согласно христианскому учению, Вечный Бог - творец создал мир из ничего и в нём человека по своему «образу и подобию», наделив его разумом и свободой воли. Разумный человек обладает свободой воли, правом выбирать между добром и злом, то есть он может использовать свою свободу, как для совершения добра, так и зла. Добро - это сознательное соблюдение законов Божьих, зафиксированных в Священном Писании (Библии). Зло - это нарушение законов Божьих. Причина зла в мире в злоупотреблении человека богоданной свободой, когда человек нарушает законы Божии. Зло не может исчезнуть в мире по одному только желанию людей. Чтобы лишить возможности человека делать зло, грешить, надо отнять у него свободу воли. Всемогущий Бог мог бы людей изначально сделать «любящими, добрыми и послушными», но тогда в этом не было бы их собственной заслуги. Это были бы уже не свободные в своих решениях богоподобные личности, а существа, подобные заводным игрушкам, роботам. Богу не нужны дети, любящие его по принуждению, ибо это была бы не любовь. Она может быть только свободной. Поэтому определённый минимум зла в обществе неизбежен, так как человек не идеален, а склонен злоупотреблять свободой выбора. Преступность есть проявление зла. Следовательно, преступность нельзя искоренить, а можно только ограничить, свести к минимуму.

Преступление признавалось прежде всего нарушением божеских законов, грехом и преступлением наносится оскорбление божеству. Под влиянием христианского учения, обращавшего главное внимание на внутреннее настроение человека, размер ответственности определялся не по внешним последствиям деяния, а по степени преступности намерений человека. Греховная мысль и злая воля, а не вредный результат служили основанием наказуемости деяния. Человек, подтверждавший клятвой что-либо, что сам ошибочно считает ложным, но что в действительности истинно, признаётся всё-таки клятвопреступником.

Уголовная ответственность связывалась с греховностью человека и необходимостью искупления вины: «Справедливость требует, чтобы за каждый грех (преступление) было заплачено временным страданием; чтобы это страдание, т. е. наказание, было адекватно греховному поступку, и чтобы оно защищало («отмщало») конкретный закон, который нарушается»¹. ¹ Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования / Пер. с англ. 2-е изд. М., 1998. С. 181. Доктрина искупления разделяла преступление на собственно преступление, за которое виновный должен ответить перед законом, и грех, то есть нарушение законов Божьих, смываемый покаянием. Другими словами в этот период зарождается понимание преступления как посягательства на закон, которое требует отмщения. Закон становится самодостаточной ценностью, требующей наказания в случае его нарушения. Разумеется несовершенный человеческий земной закон является отражением Божественного закона.

Система наказаний канонического права католической церкви отличалась своеобразием. Видя в преступном деянии грех, на наказание оно смотрело как на средство примирения преступника с Богом. Следовательно, цель наказания - умилостивить Бога. Преступление есть деяние, которое оскверняет человека. От этой скверны нужно очиститься покаянием, которое и составляет сущность наказания. Если наказание есть очищение, примирение с Богом, то оно не может рассматриваться как зло для преступника. Напротив, оно является для него благом.

Главная цель церковных наказаний, применяемых церковными судами, заключается не в возмездии и даже не в ограждении верующих от преступных деяний, а во врачевании болезненных состояний души самих грешников. Покаяние так и именуется в канонах «врачеванием». Именно этими взглядами и объясняется то, что каноническое правило избегало жестокостей и старалось выдвинуть на первый план цели исправления. Для этого прибегали к чтению Священного Писания, религиозным беседам, церковным службам и урокам морали. Признаками же исправления почитались обращение человека к Богу и укоренение в нём разных добродетелей. Эта идея внутреннего перерождения применялась разными монашескими орденами, сводившими наказание к покаянию.

Каноническое право объявляло безусловно несправедливыми наказания, которые по своей природе чужды исправительных целей. Таковы были членовредительские наказания и смертная казнь: «церковь не проливает крови». Однако этот взгляд на наказание не был проведён католической церковью со всей строгостью под влиянием светского права. Каноническое право разделяло все наказания на три категории: 1) буссы или меры покаяния; 2)цензуры или наказания исправительные, врачующие; 3) виндикативные наказания, целью которых считается возмездие преступнику за совершённое им преступление.

На буссах по преимуществу отразился взгляд на церковное наказание как на покаяние и очищение от греха. Бусса была именно таким искуплением греха перед Богом. Буссы распадались на пожизненные и срочные, смотря по тому, насколько был тяжек тот или другой грех, от которого надо было очиститься. Буссы состояли в том, что за каждое преступное деяние полагалось определённое число лет покаяния, причём, когда нужно было усилить наказание, сажали на хлеб и воду. Существовал особый требник, или реестр, в котором каждый грех был измерен по числу лет покаяния. Например, за убийство-10 лет покаяния, за сожительство с замужней женщиной - 5 лет и т. д. С буссами иногда связывалось ограничение участия в церкви и церковной жизни. Оно состояло в лишении права посещать богослужение в течение известного срока, или в лишении на определённое время права общения с церковью как обществом верующих.

Цензуры были мерами врачующими, имевшими целью побудить данное лицо к искуплению своей вины. Поэтому они назначались не на определённый срок, а бессрочно, пока не будет достигнуто искупление. Видами цензуры являлись: 1) великое отлучение или анафема, заключающаяся в совершенном исключении преступника из церкви; 2) интердикт - запрещение богослужения в известном месте. Эта мера обыкновенно применялась с XI в. с тем, чтобы побудить феодального владетеля данной местности, князя, подчиниться власти римского папы; 3) суспенсия - временное запрещение для клириков (для духовных) в пользовании теми или иными правами, впредь до исправления: право священнодействия, судебные права или права имущественные, связанные с получением доходов от церковного места.

Виндикативные наказания были настоящими наказаниями, построенными под влиянием светских законодательств и по их образцам. Они распадались на: 1) такие, которые применялись только к духовным (клирикам), и 2) такие, которые применялись ко всем лицам, как клирикам, так и мирянам. Только к духовным применялись: 1) перемещение с одного места на другое; 2) увольнение от церковной должности без лишения права занять ту или иную должность в будущем; 3) низложение - лишение церковной должности вместе с правом впредь занимать какие-либо церковные должности, но с оставлением некоторых привилегий и прав клириков; 4) деградация - полное исключение из духовного звания, когда деградированный преступник лишается всех прав и привилегий клирика; 5) заключение в монастырь. Ко всем лицам применялись: 1) лишение христианского погребения; 2) тюремное заключение - иногда пожизненно; 3) изгнание; 4) денежные штрафы; 5) телесные наказания; 6) инфамиа - публичное бесчестие; 7) разрушение жилища.

Объективное вменение

Наказание стало применяться при наличии вины, хотя случаи безвиновной ответственности сохранялись, когда невыгодные последствия наказания распространялись на невинную семью осужденного по государственным и религиозным преступлениям, и к уголовному суду в качестве подсудимых привлекались не только люди, но и животные до XVIIIв. В уголовном праве индивидуальная ответственность виновного и его соучастников установилась постепенно. В странах Западной Европы вXVI-XVIIIвв. индивидуальная ответственность установилась за преступления против личности, но за государственные и религиозные преступления отвечали члены семьи преступника. В древнем и средневековом праве существовало объективное вменение - вменение действий без учета вины, когда наказание применялось к невиновным членам семьи преступника. Жена и дети осуждённого за тяжкое государственное преступление приговаривались к конфискации всего имущества и изгнанию из страны. В случае возвращения их вешали. Дом виновного в государственной измене разрушался.

Так, в 1610 г. родители убийцы французского короля Генриха IV Равальяка, а в 1757 г. родители Дамиана, который покушался на жизнь французского короля Людовика XV, были изгнаны из Франции. Причём им было объявлено, что если они возвратятся, то будут повешены или задушены.

Почему за государственные и религиозные преступления отвечали невиновные члены семьи преступника? Основополагающее значение здесь имела христианская идея о всеобщей взаимосвязи мировых явлений. В соответствии с этой идеей все действия людей не бывают изолированными, всё влияет на всё. Люди рассматриваются как члены единого общественного тела, в котором болезнь одного органа приводит к недомоганию, а то и смерти всего организма. Действия человека, независимо от его желаний, отражаются на других людях. Действия одного влияют на многих. Так, за деяния грешных царей расплачиваются всевозможными бедствиями народы.

Один из отцов христианской церкви Василий Великий поучал страдавших от жажды и голода жителей Кесарии Капподокийской: «И за немногих приходят бедствия на целый народ, и за злодеяния одного вкушают плоды его многие. Ахар учинил святотатство, и был побит весь его полк; еще Замврий блудодействовал с мадианитянкою, и Израиль понес наказание». В земном порядке вещей грех и воздаяние часто не следуют непосредственно друг за другом, но бывают разделены многими годами и даже поколениями. За государственные преступления целые семьи погибали за ошибки своих отцов.

Ответственность за преступление не ограничивалась самим преступником, но в некоторых особенно тяжелых случаях переходила также и на его потомство. Ответственность распространялась и на семью преступника. Этот принцип действовал и в римском уголовном праве, но он применялся в государственных интересах, а потому в особенности в делах об оскорблении величия императора. Римские юристы оправдывали этот обычай тем, что дети подобны своим родителям и можно опасаться, что в детях повторятся отцовские преступления. Если римские императоры не казнили смертью невиновных сыновей государственного преступника, то единственно только из милости, в виде исключения.

Английская юриспруденция оправдывала уголовную ответственность невиновной семьи государственного преступника порчей крови. Считалось, что преступники передают детям кровь в испорченном виде, а вместе с испорченной кровью и свою преступность.

В средние же века наказание семьи государственного преступника выводили из ветхозаветных представлений о божеском правосудии. Слова Бога: «Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода ненавидящих Меня и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои», послужили основанием этих принципов уголовного права. Исходя из этого ветхозаветного учения, каноническое право устанавливало: «во многих случаях и по суду Божию дети наказываются за грехи их отцов в их временных благах, и по церковным узаконением наказание ложится иногда не только на самого преступника, но и на тех, кто от него происходит».

Одним из таких случаев, в которых применялся такой принцип, была éресь, которая наказывалась конфискацией имущества и таким образом у детей еретикá отнималось их наследство. Это наказание должно было применяться даже и тогда, когда дети еретика были правоверными католиками. Папа Александр IV своим законом не допускал потомков еретиков к занятию никаких духовных должностей и мест. Далее, в случае, если бы церковный староста или попечитель, или вассал церкви, совершил убийство духовного лица, принадлежащего к той же церкви, то наказание за это, согласно постановлению четвертого Латеранского собора 1216 г., должно было распространяться и на его потомство до четвертого поколения. До четвертого поколения никто из потомков преступника не мог быть принят в какую-либо духовную коллегию или избран на высшую должность какого-нибудь ордена.

Ветхий завет не требовал наказывать ни в чем неповинных детей, родители которых совершили преступление: «Да не будут умерщвлены отцы за детей и дети не будут умерщвлены за отцов - каждый смерти будет предан за свой грех» (Второзаконие (гл. 24, ст. 16). Однако жизненный опыт показывает, что если дети не несут непосредственной ответственности за преступления родителей, то опосредованно несколько поколений могут расплачиваться за чьё-то аморальное поведение. Дурной пример, показанный отцом, может испортить жизнь детей. Поэтому для всех, кто верит в Бога, дополнительной сдерживающей силой, удаляющей от совершения преступления, кроме боязни нарушить волю Бога, должна быть любовь к собственным детям, на которых поведение и мировоззрение родителей всегда оказывает сильное влияние. Для каждого должно быть очевидно, что если родители, совершая дурной поступок, так или иначе осознают недопустимость своего поведения, то дети, сочтя их поступки нормой, будут поступать также и, будучи лишены возможности осознать, что совершают преступление, не смогут раскаяться.

Стадии совершения преступления

В уголовном праве с учетом субъективной стороны преступления стали различаться такие стадии совершения преступления как голый умысел, покушение и оконченное преступление. Голый умысел был ненаказуем, за исключением тяжких государственных и религиозных преступлений: государственная измена и éресь. Злой умысел против короля был равносилен злому делу. Поэтому намерение совершить преступление, хотя бы оно не сопровождалось никаким действием, наказывалось также как оконченное преступление. Намерение убить короля, разговоры об убийстве наказывались, как совершённое преступление - смертной казнью.

Например, один французский дворянин на исповеди перед смертью сознался, что в определённый период своей жизни он имел намерение убить короля Генриха III. Священник донес об этом прокурору и несчастный был казнен. В 1595 г. был повешен один священник за то, что в припадке гнева сказал: найдется ещё добрый человек, как брат Жан Клеман, который убьёт короля Генриха IV, при недостатке же такового, он сделает это сам. Монах Жан Клеман убил французского короля Генриха III.

По английскому статуту об измене 1351 г. преступление против короля, великая измена имеет место тогда, «когда человек замышляет или воображает смерть нашего господина короля, миледи его королевы или их старшего сына или наследника». Согласно Э. Коуку, во всех преступлениях кроме великой измены против короля для привлечения к ответственности требуется установить не просто письменно или устно проявившееся во вне намерение учинить преступное деяние, но и «явное действие» во исполнение такого намерения: «… Если человек замыслил смерть другого и выразил это словом или письмом, он всё же не должен умереть за это, ибо отсутствует явное действие, ведущее к исполнению его замышления». В великой же измене, напротив, «если человек замыслил или вообразил смерть короля… и объявил его замышление или воображение словом либо письмом, это есть великая измена…».

Основание к столь суровой норме данная доктрина нашла в двух прецедентах XV в., где великой изменой были признаны словесные высказывания, лишь косвенно затрагивающие власть монарха и не сопровождающиеся какими-либо действиями по замышлению или воображению смерти короля. В 1478 г. некий лондонский горожанин был осуждён за великую измену, выразившуюся в том, что он, указывая своему сыну на корону, находившуюся на фасаде дома, обещал сделать его её наследником. Около того же времени был казнён за великую измену человек, который, узнав, что король Эдуард IV (1461-1483) убил на охоте любимого им оленя, в сердцах пожелал подавиться оленьим рогом тому, кто подбил короля на это дело: на беду говорившего оказалось, что король охотился по собственной инициативе, и, таким образом, подавиться оленьим рогом желал он самому монарху.

До конца XVIII в. не было понятия о приготовлении как отдельной и самостоятельной стадии совершения преступления. Приготовление не отделялось от покушения и каралось как особый вид покушения - отдалённое покушение. Покушение наказывалось, по крайней мере, при тяжких преступлениях, наравне с совершением преступления. Средневековые итальянские учёные с успехом разрабатывали общее понятие покушения, правильно понимая связь между совершённым и не наступившим последствием, и требуя более мягкого наказания за покушение. Каролина придерживалась мнения, по которому покушение наказывалось слабее совершения.

«Если кто-либо покушался совершить преступление при помощи таких действий, которые, по всей видимости, были пригодны для выполнения преступления, но ему, вопреки его воле, помешали выполнить это преступление при помощи иных действий, то за свою злую волю, проявившуюся, как указано выше, в подобных действиях, он должен быть наказан, смотря по обстоятельствам и характеру дела, в одних случаях более строго, чем в других» (ст. CLXXVIII, 179). Для наказуемости покушения по статье 178 требовалось, чтобы при выполнении злодеяния виновнику «вопреки его воле, помешали выполнить это преступление при помощи иных действий».