Норман Энджелл - Великое заблуждение Очерк о мнимых выгодах военной мощи наций

Неизменяемость человеческой природы

Или кто нибудь возразит, что мы будем свиде телями повторения подобных явлений, что мы еще способны найти удовольствие в сжигании на кост ре прекрасного ребенка? Могут ли этого ожидать друг от друга католики или протестанты? Если про гресс идей не меняет человеческой природы, тогда предоставление свободы совести жителям Европы является ошибкой и каждая секта опять вооружит ся против другой, а единственной надеждой на ре лигиозный мир и безопасность будет власть всемир ной церкви. Таково было мнение инквизитора былых времен. Приблизительно то же высказывает в наши дни газета «Spectator», предполагающая, что един ственная надежда на политический мир заключает ся во владычестве одной какой нибудь универсаль ной державы:

«Есть лишь один путь к прекращению войны и воен ных приготовлений; это, как мы уже говорили, уни версальная монархия. Если бы мы могли допустить, что какая нибудь держава, например, Россия, до статочно могущественна, чтобы разоружить осталь ной мир, и достаточно сильна, чтобы охранять по рядок и запретить всем остальным державам нару шать права друг друга, то мы бы, несомненно, имели всеобщий мир».

Эти слова напоминают другие, сказанные однаж ды одним из сослуживцев покойного прокурора Свя тейшего Синода в России: «Есть только один спо соб создать религиозный мир в государстве — это заставить всех жителей признать государственную

177

Глава III

религию. Тех, кто не захочет принять ее, должно в интересах мира изгнать».

Леки указывает, что борьба между различными ре лигиозными толкованиями была вызвана религиозным воодушевлением, которое, будучи чистым, бескорыст ным и великодушным, вместе с тем было лишено вли яния разума; он энергично протестует против предпо ложения, будто бы религиозные преследования были продиктованы мотивами корыстного свойства, и до бавляет, что безрассудство, характеризовавшее рань ше религиозные чувства, в наши дни заменено безрас судством патриотизма. Леки говорит:

«Если мы кинем общий взгляд на течение истории и исследуем отношения народных масс, то мы увидим, что религия и патриотизм являются главными нрав ственными влияниями, которым они подвергались, и что видоизменение и взаимное воздействие этих двух факторов создали историю человечества».

Не должны ли мы ожидать, что рационализм и гу манность, завоевавшие сложную область религиозной доктрины, подчинят себе в той же мере область пат риотизма? Тот же самый автор указывает, что рефор ма в религиозной области была вызвана влиянием эко номических интересов, и добавляет, что «с прогрессом цивилизации эти материальные интересы приобрета ют все большее значение, и даже вопросы веры нахо дятся всецело под их влиянием».

Не имеем ли мы достаточно очевидных доказа тельств, что страсть патриотизма все же подчинена влиянию материальных интересов? Не направляют ли

178

Неизменяемость человеческой природы

еепо этому пути бесчисленные факты народных взаи моотношений, на которые я указывал выше? И не име ем ли мы права сделать вывод, что, подобно тому, как прогресс рационализма дал возможность разнообраз ным религиозным группам уживаться рядом без кон фликта, подобно тому, как в этой области не являлось необходимым выбирать между всемирным владычес твом какой нибудь одной религии и бесконечной вой ной, — что таким же образом прогресс политического рационализма воздействует на эволюцию отношений между политическими группами; что борьба из за власти прекратится, поскольку станет ясным, что фи зическое владение бесплодно и что, помимо всеобщей войны или всеобщего владычества, помимо всяких до говоров и священных союзов, для каждого станет воз можным идти своим путем в своей политической жиз ни, как сейчас он идет своим путем в вопросах веры. Но, по всей вероятности, лучшие доказательства того, что человечество всячески стремится уйти от такого рода конфликтов, каковыми являются войны между державами, мы находим в книгах и статьях тех, кто считает войну неизбежной. Среди писателей, указан ных в первой главе этого раздела, нет ни одного, чьи аргументы после тщательного разбора не доказывали бы, что он признает, сознательно или бессознательно, что склонность людей воевать не только не осталась неизменной, но даже очень быстро ослабла. Рассмот рим, например, одно из последних сочинений, в ко тором проводится философия неизбежности войны, в котором утверждается, что бессмысленно и нелепо

179

Глава III

пытаться предотвратить войну. Несмотря на то, что темой этой книги является неизбежность войны, автор, генерал Гомер Ли, озаглавил первую часть «Упадок воинственности» и приводит факты, доказывающие, что торговая деятельность мира нас всячески удаля ет от войны:

«Торговля, деньги и закладные считаются теперь более значительным источником власти, чем армия и флот. Они приводят к ослаблению и изнеженнос ти нации».

Так как эти стремления свойственны всем евро пейским народам, а торговля и промышленное раз витие охватывают весь мир, то следует предполагать, что если вышесказанное верно относительно одной на ции, то и весь мир в целом удаляется от воинственных стремлений.

Генерал Ли утверждает, что если единственной целью страны являются промышленность и добыча бо гатств, то нация становится «обжорливой, вульгарной, свинской и наглой»; «коммерциализм, овладевший американским народом, наложил на него свой отпеча ток и стремится уничтожить не только мировую карь еру, открытую для этой нации, но и саму республику». «Патриотизм в истинном смысле слова» (т.е. желание убивать других), по мнению генерала Ли, совершенно заглох в Соединенных Штатах. Национальные идеалы даже природных американцев пали очень низко:

«Существует не только индивидуальная недоброже лательность к военным идеалам, но даже всеобщая

180

Неизменяемость человеческой природы

антипатия; враждебность со стороны политиков, га зет, духовенства, представителей науки и труда и те оретиков. Они борются с военным духом как с на родным злом и национальным преступлением».

Но, при наличии всех этих фактов, что же остается от «неизменного стремления к войне»? К чему же сво дится вся эта риторика генерала Ли (а я уделил ему много места, потому что его принципы характерны для подобной литературы Англии, Франции и Герма нии, как и вообще Европы), как не к утверждению, что всеобщие стремления направлены не к войне, как он хотел бы заставить нас поверить, а от нее? Вот ав тор, который хотел доказать нам, что война навсегда останется неизбежной, в то же время указывая нам на то, что люди не только относятся безразлично к во енному делу, но даже испытывают к нему глубокую антипатию.

Конечно, генерал Ли утверждает, что это стрем ление свойственно только американской республике и поэтому опасно именно для этой страны; но книга ге нерала Ли могла бы быть вольным переводом любо го произведения националистической литературы как Франции, так и Германии. Я не могу назвать ни одно го автора любой из четырех великих держав, который, говоря о неизбежности войны, не указывал бы с глу бокой скорбью на упадок военных идеалов в его род ной стране или же на стремление к этому упадку. Так, английский журналист, излагающий в «Daily Mail» содержание книги генерала Ли, не может удержать ся от следующего замечания:

181

Глава III

«Должно ли указывать на то, что в этом заключает ся урок точно так же для нас, как и для американ цев? Конечно, все, что говорит генерал Ли, так же приложимо в Великобритании. Мы тоже спим. Мы дали потускнеть нашим идеалам. Мы тоже стали прожорливыми... Да будет нам стыдно, как и на шим заокеанским братьям. Поспешим с величайшей энергией отрешиться от этих недостатков, чтобы мы могли глядеть без страха в лицо грядущему».

Тем же самым тоном окрашены произведения гос подина Блечфорда. Он говорит о «роковой апатии» британского народа. «Народ, — говорит он, гневаясь по поводу того, что англичане выказывают слишком небольшое желание убивать себе подобных, — стал ограниченным, самолюбивым, упадочным и жадным. Он согласен кричать в честь Империи, но не согласен за нее сражаться».

Правда, Блечфорд объявляет, что немцы — со всем иные в этом отношении, и то, что генерал Ли, говоря о своей стране, называет обжорством и ленью, совсем не относится к Германии. Но разве Блечфорд и генерал Ли забыли, что сам князь Бюлов в речи, произнесенной в прусском ландтаге, сказал те же са мые слова, что и Блечфорд, но только относительно Германии, укоряя ее в самовлюбленности и вырожде нии и жалуясь на то, что старые качества, отличавшие создателей империи, в настоящее время исчезли?

Разве ежедневно не жалуются правительствен ные классы Германии на проникновение антимили таристских доктрин в германский народ, и разве не

182

Неизменяемость человеческой природы

подтверждает эту жалобу необычайный рост влияния партии социалистов?

Та же самая мысль высказывается националисти ческим писателем во Франции, когда он высмеива ет миролюбивые стремления своей родины, указывая на контраст с воинственными склонностями сосед них наций. Любой националистический или консер вативный листок даст в этом отношении достаточно доказательств. Вряд ли проходит день без того, что бы «Echo de Paris», «Gaulois», «Figaro» и «Patrie» не выражали бы этого мнения, нашедшего себе место даже в произведениях столь серьезных писателей, как Поль Бурже, Фаге, Барес, Брюнетьер, Поль Адам, не говоря уже о таких популярных публицистах, как Дерулед, Мильвуа, Дрюмон и т.п.

Все эти защитники войны — американцы, анг личане, немцы и французы — заявляют в один го лос, что иностранные державы очень воинственны, а их собственная погружена в сон и уклоняется от войны; так как они, конечно, лучше знают свою соб ственную страну, чем чужие, то их показания вле кут за собой разрушение их собственных теорий. Та ким образом, они являются невольными свидетелями правды, заключающейся в том, что все мы — англи чане, американцы, немцы и французы — утратили психологическое побуждение к войне, как и утрати ли побуждение убивать наших соседей из за религи озных различий или (как это имеет место в Англии) убивать наших соседей на дуэли из за оскорбленно го тщеславия.

183

Глава III

Да и как, на самом деле, может быть иначе? Как может современная жизнь отдать предпочтение ин стинктам, связанным с войной, перед инстинктами мира, когда в такой огромной пропорции развивает ся промышленная деятельность и сравнительно мало поддерживается дух милитаризма?

Не только одна эволюция, но и здравый смысл, и доступное всем наблюдение показывают нам, что мы развиваем больше всего те качества, которые боль ше всего упражняем, которые больше всего нам нуж ны в нашем занятии. Раса моряков не может создать ся при сельскохозяйственном труде на расстоянии ста миль от моря.

Лучшей военной нацией в Европе считается Гер мания (что, впрочем, может быть совершенно невер но). Большинство взрослых немцев никогда не видели сражения и, весьма вероятно, никогда его и не увидят. За последние 40 лет восемь тысяч немцев в течение 12 месяцев сражались с голыми дикарями. Благодаря этому отношение воинского дела к мирным занятиям выражается в пропорции 1:100 000.

Таким образом, как можем мы надеяться сохранить воинственные качества, когда все наши интересы и вся наша деятельность, словом, все окружающее нас на ходится в мирном состоянии?

Другими словами, занятия, которые развивают ка чества трудолюбия и мира, в такой мере преобладают над теми, которые развивают качества, подходящие для войны, что это преобладание нельзя себе даже представить. Как можем мы ожидать сохранения

184

Неизменяемость человеческой природы

качеств, если даже нации, имеющие репутацию во инственных, занимаются лишь обычной повседнев ной деятельностью? Мы все время находимся в мир ном состоянии. Война случается редко, и все же нам говорят, что воинственные качества останутся, будут продолжать главенствовать, а мирные качества будут иметь лишь второстепенное значение.

Я нисколько не забыл о военной подготовке и ла герной жизни, которая должна сохранить военную традицию. Я коснусь этого вопроса в ближайшей главе. Сейчас я только отмечу, что такая подготовка оправдывается в основании своем (теми, кто хотел бы ввести ее и в Англии), во первых, тем, что она обес печивает мир; во вторых, тем, что, обеспечивая мир, приучает народ к трудолюбию и производительности, т.е., иными словами, поддерживает те условия «ле нивого досуга», которые считаются столь опасными для нашего характера, ибо из за них мы должны поте рять военные качества. Одно дело не может преследо вать столь различных целей. Если продолжительный мир ведет к ослаблению нации, то безумно отстаивать воинскую повинность, ибо она ведет к продолжению этих ослабляющих условий. Если Сидней Лоу насме хается над промышленным обществом и идеалом мира, «идеалом дешевой покупки и дорогой продажи», то он не должен защищать, как он это делает, германскую воинскую повинность на том основании, что она рас ширяет влияние германской торговли, т.е., другими словами, содействует тому же самому идеалу. В этом случае отклонение от войны будет еще сильнее, чем

185

Глава III

в других. Если воинская повинность действительно служит защитой мира, служит развитию мирных воз можностей, то она в то же время является фактором уменьшения воинственных стремлений человечества и изменения его природы в сторону мира.

Человек не потому проявляет меньшую склонность к войне, что он выродился или стал «прожорливым», но потому, что он осужден основным первородным за коном «есть хлеб свой в поте лица своего», и природа вследствие этого развивает в нем те качества, которых от него требуют его интересы и способности.

Таковы факты современности. Конечно, догма тик всегда может объявить, что привычка целой жиз ни ничего не значит, когда оскорблено национальное самолюбие или когда национальная честь требует от мщения. Догматики такого рода не видят того, что происходит в действительности.

Говоря на эту тему в Лондоне, Рузвельт заметил: «Мы так же презираем нацию, которая не отвечает на оскорбление, как презираем такого человека», оправ дывая этими словами большие вооружения. Рузвельт, должно быть, забыл, что дуэль уже перестала суще ствовать в Англии. Действительно ли мы, англо сак сонский народ, мы, к которым, очевидно, обращал ся Рузвельт, презираем человека, отказавшегося от ветить с оружием в руках на оскорбление?

Не будем ли мы, наоборот, презирать того, кто не откажется? Но если такая перемена произошла в от ношении отдельного лица, то почему невозможно про вести такую же аналогию относительно правительств

186