национнальная политика государства Office Word
.docx2. Чрезвычайные: Государственный Комитет Обороны СССР.
3. Законодательные: Верховный Совет СССР.
4. Исполнительные: Совет Народных Комиссаров СССР, Совет по делам Русской Православной Церкви, Совет по делам религиозных культов, Совет по эвакуации при СНК СССР.
5. Военные и военно-политические: Центральный штаб партизанского движения при Ставке ВГК, Главные управления политической пропаганды РККА- и РКВМФ (с 16 июля 1941 г. - Главные политические управления РККА и РКВМФ).
Степень научной разработанности темы.
В отечественной историографии по теме настоящего исследования прослеживаются три этапа: первый — с 1941 г. до второй половины 1950-х гг., второй - со второй половины 1950-х гг. до второй половины 1980-х гг., третий - со второй половины 1980-х гг. до настоящего времени. !
В период с 1941 г. до второй половины 1950-х гг. специальных трудов по истории национальных отношений во время Великой Отечественной войны в-, советской историографии не было. Труды по истории самой войны базировались на концепции «нерушимой, великой дружбы народов' СССР», которая «нашла в годы войны свое яркое выражение»". Н.И. Матюшкин подчеркивал, что «дружба народов дала возможность Советскому Союзу с честью вынести испытания. и выйти из сражений с врагом еще более сильным, прочным и закаленным государством» . Историография утверждала поголовную лояльность советских народов4, так как в войне «советские люди различных национальностей действовали единым фронтом»5, проявив «высокое, небывалое в истории сознание общенародных интересов»6. A.M. Панкратова подчеркивала, что «утвердившаяся в нашей стране идеология равноправия всех рас и наций, идеология дружбы народов одержала полную победу над идеологией
-J звериного национализма фашистов» . Оценивая итоги войны, И.П. Трайнин утверждал, что «испытание силы и прочности дружбы народов СССР», которым являлась война, было «выдержано Советским Союзом с честью»8. По мнению Б.В. Тельпуховского, «народы СССР еще теснее сплотились вокруг своего старшего брата — великого русского 'народа, как руководящей силы страны»9. Несмотря на, в целом, верную проработку аспекта дружбы народов, советская историография данного периода не изучала такие проблемы как депортации народов, коллаборационизм, националистическое повстанческое движение, антисемитизм и др., что объясняется политической конъюнктурой того периода.
Советская историография в период со второй половины 1950-х гг. до второй половины 1980-х гг. продолжала базироваться на общих установках концепции «нерушимой дружбы народов», утверждая, что «морально-политическое единство народов СССР. было одним из решающих условий победы Советского Союза»10. В качестве основы победы рассматривалась советская идеология, в которой сочетались «марксизм-ленинизм, советский патриотизм, нерушимая дружба всех народов СССР, интернационализм, преданность делу коммунизма»11. В трудах этого периода подчеркивалось,.что «в годы Великой Отечественной войны воспитание всех советских людей в духе дружбы народов имело особенно большое значение»12. В советской историографии данного периода был изучен вопрос о создании и функционировании
11 История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1973. Т. 10. С. 636; См. также: Захаров И.З. Дружба, закаленная в боях. М., 1970; Кирсанов Н.А. В боевом строю бродов-братьев. М., 1984; Козыбаев М.К., Куманев Г.А. В едином строю братских народов (К 35-летию Победы советского народа над фашистской Германией. Алма-Ата, 1980; Кораблев Ю.И., Куманев Г.А. Братский союз народов СССР в Великой Отечественной войне // СССР - великое содружество народов-братьев. М., 1972. С. 188-222; Куманев Г.А. Дружба народов СССР - источник силы и могущества нашей Родины. М., 1982; Куманев Г.А. Ленинская национальная политика — один из решающих факторов победы советского народа в Великой Отечественной войне // Ленинизм и опыт строительства социализма в республиках советского востока. Фрунзе, 1970. С. 104-112; Куманев Г.А. Народы СССР на защите социалистического отечества. М., 1982; Шишов Н.И. Патриотизм и интернационализм в советском обществе. М., 1988; Шишов Н.И, Патриотический и интернациональный подвиг советского народа в годы Великой Отечественной войны. М., 1980.
12 История КПСС. М., 1970. Т. 5. Кн. 1. С. 403. национальных воинских частей в составе РККА13. Однако не затрагивались такие негативные аспекты как проявления национальной розни в Красной Армии и отмена призыва в армию представителей ряда национальностей.
В то же время, труды данного периода приоткрыли завесу над такими явлениями как коллаборационизм и деятельность антисоветских повстанческих движений. Коллаборационизм народов СССР рассматривался как явление, инспирированное, в основном, белоэмигрантами и не носившее массового характера14. Причины коллаборационизма сводились к субъективным факторам (страх, стремление сохранить жизнь15, тщеславие, жажда наживы, ненависть к советской власти16). Таким образом, замалчивались истинные масштабы коллаборационизма, искусственно зауживалась его идейная база. Участников антисоветского повстанческого движения советская историография рассматривала лишь как сторонников и «прислужников» гитлеровцев17, обходя стороной такую сторону этого движения как борьба за независимость (в частности, в республиках Прибалтики и на Западной Украине).
Наконец, в историографии данного периода были обойдены молчанием депортации народов, антисемитизм и ряд других аспектов национальной политики и национальных отношений. Таким образом, в советской историографии первых двух периодов рассмотрение аспектов национальной политики не было всесторонним. С наибольшей полнотой была раскрыта проблематика дружбы, боевого и трудового содружества народов СССР.
Со второй половины 1980-х гг. в отечественной исторической науке начался новый этап, в рамках которого, на основе вновь открывшихся источников и в условиях отсутствия идеологического диктата проводится разработка .
В частности, издан ряд исследований, посвященных деятельности видных деятелей Советского государства, которые были ответственны за разработку и воплощение в жизнь национальной политики, - секретаря ЦК ВКП(б), секретаря МГК и МК ВКП(б), начальника Совинформбюро, начальника Главного политического управления РККА А.С. Щербакова18, его предшественника на посту начальника ГлавПУР РККА, JI.3. Мехлиса19, секретаря ЦК ВКП(б) А.А. Жданова, наркома внутренних дел Л.П. Берия и др.20. Эти исследования позволяют проследить вклад вышеуказанных деятелей в осуществление национальной политики.
В публикациях выявлены различные оценки национальной политики СССР во время Великой Отечественной войны. Во-первых, это положительная оценка фактора «дружбы народов». По мнению Е.Н. Трофимова, советское руководство достигло цели «сплочения' народов страны перед угрозой ^ 1 фашизма»" . Н.В. Подпрятов оценивает национальную политику советского руководства как «эффективную», указывая в качестве ее сильных сторон то, что она была построена на принципе дружбы и равенства народов22.
7 А нания, проводимого коммунистической партией»" . О.А. Платонов полагает, что, сделав ставку на русский национальный фактор, руководство Советского Союза справедливо отдало дань русскому н'ароду, понимая, что «основное бремя материальных потерь (не менее 90%) как и главные человеческие жертвы легли на плечи прежде всего Русского народа, на этнических территориях которого велась истребительная война»25.
Во-вторых, часть авторов признает эффективность национальной политики СССР, но считает ее профанацией национально-патриотических идей. По мнению Г.В. Костырченко, «русский народ представлялся Сталину отнюдь не как нечто самоценное, достойное особого почитания и процветания, хотя он рассматривал его как одну из наиболее многочисленных и великих мировых наций и отдавал ему приоритет в советской национальной иерархии. Для него русские служили лишь цементирующим материалом, скрепляющим и абб сорбирующим остальные народы империи»" . Н. Иванова считает, что «сталич низм был явлением, враждебным любой подлинно национальной культуре», использовавшим «лозунги о "русском", о "великой Руси" для великодержавного укрепления страны», насаждавшим «свое примитивное понимание рус-скости», но по сути своей бывшим «не русским и не грузинским»" . Е. Левин считает, что «в поисках духовной опоры сталинизм после долгого периода денационализации стал паразитировать на традиционных национальных ценно
28 стях, исподволь шовинистически их искажая» .
В-третьих, часть авторов считает усиление русского национального фактора в национальной политике СССР вредным. Г.Д. Бурдей полагает, что «в условиях многонационального государства судьба и роль одного народа неотделимы от судьбы и роли других народов», «однако Сталин разрушил это
28 Левин Е. Краткий курс истории «Русфильма» // Искусство кино. 1994. № 9. С. 131. единство», так как он «истолковывал роль русского народа в духе прошлых имперских времен и великодержавного шовинизма» и «выделял русский на
OQ род из семьи братских народов, чтобы противопоставить его им» . Р.Г. Абду-латипов говорит о национальной политике в СССР военного времени как о «сталинском нацизме», который «был не лучше, чем буржуазный национализм, против которого якобы боролся Сталин, не лучше фашистского нацизма, против которого воевала наша страна». При этом, по мнению Р.Г. Абдула-типова, «интернационализм был фактически уничтожен крайними проявлениями классового нацизма по отношению к народам страны»30.
Среди исследований по проблеме депортаций народов СССР, отдельно следует выделить монографии и статьи Н.Ф. Бугая, который одним из первых представил результаты исследований архивных материалов по данной тематике, заложил основы современной концепции депортаций народов как преступления сталинского режима31.
Исследователи не пришли к единому мнению о природе депортаций народов СССР во время Великой Отечественно^ войны. В качестве причин депортаций исследователи указывают, во-первых, политические32, в том числе, «устрашение» присоединенных к СССР в 1939-1940 гг. народов33, во-вторых, «возмездие» главному противнику и его союзникам в связи с началом войны (депортация этнических немцев, финнов и др.)34, в-третьих, наказание за «пособничество» врагу во время оккупации (депортация народов Северного Кавказа и Крыма)33, в-четвертых, «превентивные меры» - избавление ряда наро
35 Вылцан М.А. Депортация народов в годы Великой Отечественной войны // Этнографическое обозрение. 1995. № 3. С. 28; Берлинских В.А. Указ. соч. С. 21; Пыхалов И.В. За что Сталин выселял народы. Сталинские депортации - преступный произвол или справедливое возмездие? M., 2008. С 1. и дов от «соблазна предательства» , в-пятых," военно-стратегические меры — освобождение стратегически важных областей страны от «потенциально нелояльного» населения37.
По мнению ряда исследователей, депортации народов имели своей целью решение национального вопроса, так как они были направлены на «запланированную. ликвидацию многонационального состава империи, ассимиля
•-• IX цию. малых народов в российском этническом море» , создание «некоего интернационального, т.е. межнационально единого народа, названного Сталиным "новой, социалистической нацией"»39 с целью «всех сравнять, смешать, снивелировать и создать единую, а значит, покорную общность»40. Усматриваются также «прогрузинские настроения» И.В. Сталина и Л.П. Берия, которые хотели «предоставить Грузии приоритетную роль на Кавказе, заселить грузинами земли депортированных народов»41. Эти причины, на наш взгляд, спорны.
Неубедительным, на наш взгляд, является и указание на такую причину депортаций народов как извлечение экономической пользы. По мнению одних исследователей, депортации «предоставили советскому правительству рабочую силу для развития экономики Сибири, Казахстана, Центральной Азии и других слабо населенных территорий»42. Другие исследователи не согласны с этим мнением, считая, что советское руководство после «кулацкой ссылки» осознало, что «труд спецпереселенцев не столь экономически эффективен, как труд заключенных»43.
Обоснованность депортаций народов является одним из наиболее спорных вопросов. С юридической точки зрения, наказание всей группы лиц за преступление, которое совершила часть членов этой группы, является неправильной
42 Otto Pohl J. Ethnic Cleansing in the USSR, 1937-1949. Westport-London, 1999. P. 4. вомерным. Наказание по признаку этнической принадлежности, по мнению П. Поляна, и вовсе является преступлением против человечности44: С этим вопросом тесно связано обоснование рядом исследователей целесообразности «коллективного наказания» как «меньшего зла» в сравнении с репрессиями в отношении конкретных коллаборационистов и повстанцев. С.Г. Кара-Мурза считает, что такие репрессии вылились бы в этноцид, в частности, крымскотатарского и чеченского народов, значительная часть мужчин из числа которых могла подвергнуться обвинению в бандитизме и предательстве и получить наказание в виде смертной казни или длительного заключения. Поэтому депортация как «тип наказания, тяжелый для всех, был спасением от гибели для большей части мужчин, а значит для этноса»4-'. С этим мнением согласен И.В. Пыхалов, утверждая, что «с точки зрения формальной законности, кара, постигшая в 1944 г. чеченцев и ингушей, была гораздо мягче той, что полагалась им согласно Уголовному кодексу» за массовое дезертирство, бандитизм, укрывательство диверсантов. И.В. Пыхалов считает, что депортацию народов можно определить как «гуманное беззаконие», и призывает рассматривать данный вопрос в контексте региональной специфики, так как «родившиеся и выросшие на Кавказе Сталин и Берия совершенно правильно понимали психологию горцев с ее принципами круговой поруки и коллективной ответственности всего рода за преступление, совершенное его членом»46.
Вопрос о создании и функционировании ^национальных воинских частей в составе РККА рассмотрен в новейших исследованиях, в т.ч. в монографиях В.Е. Иванова47, А.Ю. Безугольного48 и А.И. Петренко49. Авторы анализируют такие ранее «запретные» проблемы как реальное участие представителей разных народов СССР в войне, лояльность национальных подразделений Крас
Среди исследований, посвященных политике советского руководства на западных окраинах страны, следует отметить монографию Е.Ю. Зубковой «Прибалтика и Кремль», в которой раскрываются основные аспекты как советской политики в республиках Прибалтикй, так и антисоветского «сопротивления» и повстанческого движения на этих территориях. Е.Ю. Зубкова считает, что «обстановка в Прибалтике в 1944-1945 гг. напоминала ситуацию гражданской войны», а народам прибалтийских республик было свойственно «устойчивое неприятие советской власти»50. В своей монографии «Миф о геноциде: Репрессии советских властей в Эстонии (1940—1953)»51 А. Дюков разбивает доводы ряда современных политических деятелей и историков Эстонии о «советском геноциде» в отношении эстонского народа, что представляется актуальным для анализа советской национальной политики в Прибалтике во время Великой Отечественной войны."
В контексте рассмотрения национальной политики самостоятельной проблемой является религиозная политика и положение конфессий в СССР, особенно Русской Православной Церкви. Важность религиозного фактора в национальной политике подчеркивает Ж. Медведев - по его мнению, «легализация» РПЦ в 1943 г. была «наиболее важной националистической реформой»112. По данной тематике следует отметить исследования О.Ю. Васильевой53, В.Н. Якунина54, Т.А. Чумаченко53, А.В. Логинова56. Авторы анализируют положение Русской Православной Церкви, прослеживают эволюцию государственно-церковных отношений в годы Великой Отечественной войны. По мнению А.
Бочкарева, во время войны советская власть поставила религиозный, нравственный «элемент» себе на службу в освобождении страны от иноземного нашествия57.
Одним из спорных вопросов в современной историографии является наличие поворота в государственной политике по отношению к Русской Православной Церкви до войны. Определение времени поворота государственной религиозной политики в сторону нормализации отношений с конфессиями имеет большую значимость для темы настоящего диссертационного исследования. В 1999 г. Г.А. Назаров опубликовал два якобы найденных им в неназванном архиве исторических документа - «Указание ВЦИК и Совнаркома от 1 мая 1919 г.» («попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно»; «церкви подлежат закрытию») и «Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1939 г.» го об отмене названного «Указания» . На основании этих документов, а также опубликованной позднее «Справки Л.П. Берии на имя И.В. Сталина от 22 декабря 1939 г.» (о выпуске из заключения в ноябре-декабре 1939 г. 24 083 чел., пострадавших по церковным делам, и предстоящем массовом пересмотре других подобных дел), некоторые авторы начали утверждать о существенном повороте в государственно-церковных отношениях в СССР, происшедшем осенью 1939 г.59
Однако практически сразу после публикации упомянутых выше документов их подлинность была поставлена под сомнение Ю.И. Мухиным60. Критика была усилена в статье А. Макаркина6'. В 2007 г. спор о подлинности документов был поднят на «принципиальную» высоту И.А. Курляндским. Автор полагает, что признание подлинности документов означало бы «настоя
61 Макаркин А. Воцерковление Иосифа// Совершенно секретно. 2003, 10 сентября. щую историографическую революцию» и «реабилитацию Сталина», а поворот в церковной политике произошел никак не ранее сентября 1943 г. Уменьшение размаха антицерковных гонений связывается с исправлением «ежовских перегибов» и так называемой «бериевской амнистией» весны-лета 1939 г.62 Однако некоторые авторы такие доводы не считают убедительными, и полагают даже, со ссылкой на свидетельства двух Патриархов - Сергия и Алексия I, — что И.В. Сталин был верующим человеком63.
История советских антифашистских комитетов, в деятельности которых был ярко выражен национальный аспект, - Всеславянского и Еврейского -рассматривается в исследованиях Н.К. Петровой64 и Г.В. Костырченко65, материалах сборника статей «Славянский вопрос: Вехи истории»66. Авторы анализируют деятельность антифашистских комитетов, прослеживают эволюцию их целей и задач.
В ряде исследований по проблематике гитлеровской оккупационной политики, авторы говорят о «лицемерии» национальной политики гитлеровских оккупантов67, отмечают ее низкую эффективность68, приводя в доказательство тот факт, что гитлеровцы сумели поставить под ружье только 15% имевшихся в их распоряжении лиц призывного возраста из числа населения оккупированных территорий СССР. Н.В. Подпрятов считает, что гитлеровская национальная политика «не была привлекательной для народов СССР, а по многим аспектам была хуже советской»69. Н.М. Коняев утверждает, что «население оккупированных территорий вынуждено было защищать ненавистный русо
М.В. Шкаровский считает гитлеровскую религиозную политику противоречивой, так как, будучи противниками христианства, гитлеровцы, тем не •менее, в ряде случаев санкционировали открытие храмов и религиозную пропаганду72. Н.В. Подпрятов полагает, что религиозная пропаганда, поощрявшаяся гитлеровцами, не могла быть эффективной, так как состоявшая в рядах РККА молодежь в большинстве своем была воспитана на атеистической пропаганде73.
О природе и сущности коллаборационизма единого мнения в отечественной историографии не сложилось. Часть исследователей отмечает массовость и разнородность состава коллаборационистского движения - «от убежденных противников советской власти и сталинского режима до растерянных слабовольных людей, искавших пути к собственному спасению»74. М.И. Семиряга утверждает, что большая часть коллаборационистов была вполне убежденными борцами со сталинизмом75. В то же время, в ряде работ подчеркивается «безыдейность» коллаборационистов из числа советских граждан76, утверждается, что А.А. Власов «объявил войну Сталину» В качестве причин коллаборационизма исследователи указывают, во-первых, социально-политические условия в СССР, которые вынудили определенную часть населения встать на путь коллаборационизма, с целью покончить с наследием сталинского режима и не допустить восстановления советской власти80, во-вторых, психологические причины - страх перед лютой жестокостью гитлеровцев, стремление защитить и спасти свои семьи, выжить в немыслимо тяжелых условиях оккупации81, в-третьих, честолюбивые и карьеристские мотивы82. Н.В. Подпрятов считает,ч что коллаборационизм, сопряженный с сепаратизмом (у украинцев, белорусов и прибалтийских народов), не был вызван проявлением идей национальной независимости, а был лишь «стремлением к личной выживаемости»83. В tq же время, О.В. Романько отмечает, что «большинство коллаборационистских проявлений было густо замешано на проявлениях национализма и русофобии»84.
С начала 1990-х гг. в отечественной историографии происходит некоторый пересмотр роли антисоветских повстанческих движений, в частности, «Организации Украинских Националистов» (ОУН). М.И. Семиряга отмечает, что с весны 1942 г. развертывается борьба ОУН «против обоих врагов - Со
83 Подпрятов Н.В. Указ. соч. С. 228. ветского Союза и Германии»85. Такого же мнения придерживается С. Кудря-шов86. Е.Ю. Зубкова считает, что антисоветское повстанческое движение в Прибалтике было ответом «на политику советизации, особенно сопровождавшие ее репрессии и террор»87. Интересным является высказанное В.В. По-могаевым мнение, что украинцы (население Центральной и Восточной Украины) и «галичане» (население Западной Украины) — это фактически разные народы, поэтому следует рассматривать проблему не «украинского» национализма, а «галицийского»88. Однако этот вопрос требует дополнительного комплексного исследования.
В зарубежной историографии периода 1945-1990 гг. оценки исследователями национальной политики СССР во время Великой Отечественной войны разделились. А. Верт говорил о том, что в Советском Союзе в период войны произошел «националистический нэп», так как лишь «патриотическая пропаганда, отождествляющая советскую власть и Сталина с Россией, со святой Русью, скорее всего могла создать в стране настоящий моральный подъем»89. Ю. Лайонс оценивал курс национальной политики советского правительства как «отход от большевизма»90. В трудах ряда исследователей выпячивались негативные стороны национальной политики и национальных отношений в СССР91. При этом допускались абсурдные искажения фактов (например, что после Сталинградской битвы Красная армия «была реорганизована в Украинскую и Белорусскую армии»92).
В историографии Русского Зарубежья единого мнения по вопросу о советской национальной политике в годы войны не сложилось. По мнению В.И. Криворотова, применив «новую психологическую
В украинской эмигрантской историографии были ярко проявлены такие тенденции, как, во-первых, обеление украинских коллаборационистов (в частности, подчеркивалось, что дивизия СС «Галиция» была предназначена «для борьбы против Советов, но не против западных союзников», а уничтожение УПА польского населения было вынужденной мерой против «польского подполья», которое «терроризировало украинское население»), во-вторых, утверждение, что украинский народ «не хотел сражаться» на стороне СССР и «никогда не поддерживал советских партизан»96. Последние измышления противоречат объективным данным97.
Зарубежная и эмигрантская историография разработали концепцию «фатальной ошибки Гитлера», заключавшейся в его «расовой политике», которая, будучи направленной на «терроризирование советского населения», «вынудила» советских граждан встать на борьбу с гитлеровцами.
97 Ямковой А.А. Вклад Украины в разгром нацистской Германии. С. 28, 30. ждал, что, проводя такую политику, «Гитлер спас Сталина»98. Н. Вакар считал, что «провалив задачу по использованию активных элементов населения, которые были готовы сотрудничать с оккупантами, и восстановив против себя пассивные группы населения, нацисты подписали себе приговор»99. JI. Ренду-лич отмечал, что «совершенно неправильная политика притеснения народа вконец подорвала доверие народа к немецкой чармии и лишила Германию возможности проводить какую-либо политику»100.
В отношении коллаборационизма, одни зарубежные авторы, например, А. Верт и Н. Мюллер, считали, что планы гитлеровцев по привлечению на свою сторону советского населения провалились101, а поставщиком коллаборационистов являлись исключительно эмигранты102. Другие, как Д. Литтлд-жон, говорили о массовом антисталинском коллаборационистском движении103. К.Г. Пфеффер отмечал важную роль коллаборационистов из числа советских граждан, так как «немецкие фронтовые войска и службы тыла на Востоке были бы не в состоянии продолжать бодьбу в течение долгого времени, если бы значительная часть населения не работала на немцев и не помогала немецким войскам»104.
В историографии Русского Зарубежья сложилась концепция «Освободительного движения народов России» (ОДНР), которое, как считается, являлось «добровольным», «массовым» и было направлено против «сталинской диктатуры»105. Е. Андреева говорила даже об «антисталинской революции»106. Концепцию ОДНР разделял А.И. Солженицын, считая, что это было вполне закономерное следствие сталинского террора, который довел советский народ до того, что «несколько сот тысяч молодых людей в возрасте от 20 до 30 лет
105 Материалы и документы ОДНР. Под редакцией M.B. Шатова. Нью-Йорк, 1966; Трушнович Я.А. Русские в Югославии и Германии в 1941-1945 гг. // Новый часовой. 1994. № 2. С. 140-172. подняли оружие на свое Отечество в союзе со злейшим его врагом»107. Н. Ру-тыч считал, что идея ОДНР могла быть поддержана и на неоккупированной территории Советского Союза, в частности, в среде «многомиллионной массы заключенных»108. С концепцией ОДНР связана теория «пораженчества», наличие которого в СССР во время Великой Отечественной войны утверждал Б.И. Николаевский109. Концепцию ОДНР поддерживали некоторые зарубежные исследователи, в частности, К.Г. Пфеффер, который утверждал, что Вторая мировая война на территории СССР «приняла ярко выраженный характер гражданской войны». Тот факт, что основная масса советского населения не выступила на стороне гитлеровцев, автор оправдывает отсутствием у Германии «ясной военно-политической цели на Востоке»110. Приверженцы концепции ОДНР допускали ряд преувеличений, в частности, А. Казанцев приводил фантастическую цифру в 18-20 млн русских «остарбайтеров» и «беженцев», которые якобы находились на территории Рейха в ноябре 1944 г. и могли составить костяк антисоветских вооруженных сил11.1.
После распада СССР в зарубежной историографии прослеживается более взвешенный подход к изучению истории национальной политики и национальных отношений в СССР во время Великой Отечественной войны. Дж. Саймон отмечает, что во время войны, «до определенной степени, советский патриотизм стал реальностью», «национальные противоречия стали менее значимыми», а народы СССР стали «ближе»112. Н. Попович считает удачным ходом советской политики обращение «к прошлому, которое революция окружила презрением, к гигантам русской цивилизации и национальным героям» с расчетом «повлиять на русскую национальную гордость»
В бывших республиках СССР после 1991 г. произошла переоценка роли как местных коллаборационистов, так и участников антисоветских повстанческих движений, с целью придания им статуса «борцов за свободу»"5. Отдельно следует выделить исследования Р. Мисюнаса и Р. Таагеперы116 и В. Коси-ка117, которые содержат в себе концепции, ярко проявившиеся в современной историографии ряда государств постсоветского пространства: негативная оценка вхождения в состав СССР (концепция «советской оккупации»), обеление антисоветского повстанческого движения. Современные исследователи из стран Прибалтики стремятся представить историю Литвы, Латвии и Эстонии с точки зрения борьбы прибалтийских народов против «советской оккупации», при этом принижая вклад этих народов в борьбу против гитлеровцев на стороне СССР, представляя его «чрезвычайно раздутым советской историографией»118. Прибалтийские исследователи не отрицают участие местных коллаборационистов в преступлениях гитлеровцев119, однако этому приводятся оправдания: якобы прибалты «идентифицировали "советское" с "еврейским"», так как в местных компартиях было «непропорционально большое число евреев»120. Попытки реабилитировать коллаборационистов, которые запятнали себя участием в карательных акциях гитлеровцев, на наш взгляд, являются неприемлемыми.