1.2. «Жизнь Арсеньева» в контексте русской автобиографической прозы

В России, как утверждают литературовед Елена Болдырева [9], формирование мемуарно - автобиографической литературы относится к концу XVII – началу XVIII вв., её истоки связаны с эпохой Средневековья – с произведениями Владимира Мономаха, «Хождением за три моря» Афанасия Никитина и «Житием протопопа Аввакума».

Купец Афанасий Никитин из Твери оставил записи о путешествии в Индию. В них он подробно описал свои приключения, рассказал о себе, поделился размышлениями в связи с увиденным.

Еще более яркий автобиографический характер носит «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Он был идеологом российского старообрядчества, в течение многих лет боровшимся против церковных реформ патриарха Никона. За свои взгляды был подвергнут жестоким преследованиям, много лет провел в ссылке и в суровом заточении и в конце концов был по приказанию царя сожжен вместе с несколькими своими сторонниками. В 1672-1675 он написал автобиографию, которая, несмотря на свое средневековое название, несомненно, является произведением нового времени. В ней осознанно нарушаются строгие каноны житийного жанра. Традиционное житие предполагает рассказ о подвигах святого, написанный по выработанной веками схеме, с использованием возвышенного литературного языка. Аввакум написал историю своей собственной жизни, рассказав о своей борьбе и перенесенных страданиях, о своих чувствах, не пренебрегая многочисленными бытовыми подробностями. Язык Жития подчеркнуто неканоничен – в нем много ярких и сочных, иногда даже грубых простонародных выражений.

Классическими образцами автобиографической прозы стали повести Л.Н.Толстого «Детство» (1852), «Отрочество» (1852-1854), «Юность» (1855-1857). Трилогия по праву занимает центральное место в ряду художественно-автобиографических произведений. Художественное открытие Толстого заключается в том, что в трилогии он раскрыл сложный процесс становления человека. Автобиографизм толстовского произведения понимается не с точки зрения внешних фактов, воплотившихся в нем, а с точки зрения внутренних душевных переживаний, которыми наделил автор своего Николеньку Иртеньева и которые он сам когда-то испытал. Бунин восторгался вымышленным персонажем трилогии, которому автор передал свои впечатления, переживания, мысли. Иван Бунин, упоминая «Детство« Льва Толстого, писал: «Я говорю о той главе в «Детстве», которая называется «Горе»: это смерть матери Николеньки, то есть самого Левочки Толотого» [2, с.272].

В этом ряду следует назвать и повести «Семейная хроника» (1856) и «Детские годы Багрова-внука» (1858) С.Т.Аксакова, в которых автор тяготел к запечатлению процесса пробуждения и становления человеческой души. При этом повесть «Детские годы Багрова-внука» рассматривается преимущественно в контексте «Семейной хроники»: одно поколение сменяет другое (дед — отец — внук); соответственно, Сережа Багров – продолжатель целого рода; за ним, за его судьбой просматривается история семьи. Большинство исследователей единодушны в том, что главной особенностью повести является изображение событий сквозь призму восприятия ребенка; действительно, детский взгляд героя на окружающую жизнь определил своеобразие сюжета и композиции повести, ее стилистическую окраску.

Интересна эта дилогия С.Т.Аксакова и в аспекте жанра. «Детские годы Багрова-внука» вместе с «Семейной хроникой» литературоведы нередко определяли как реалистический мемуарно-автобиографический роман, как мемуарную лирическую детскую повесть или как художественную автобиографию.

Автобиография – это всегда путь открытия самого себя. Анализируя произведение А. И.Герцена «Былое и думы» (1858-1862), Лидия Чуковская относит его к жанру автобиографии, хотя замечает в нем сплав с историей и философией. В произведении Герцена изображены реально существующие события и люди, автор повествует о себе, о своих чувствах. «Каждая страница, – как замечает Л. Чуковская, – чему бы она ни была посвящена, обнажает очертания трагической жизни писателя…» [35]. В воспоминаниях Веры Муромцевой-Буниной, есть упоминание о том, что в 1910 году, во время пребывания в Ницце, она с мужем посетили могилу Герцена. Она писала: «Я очень увлекалась в те годы Герценом, как и всеми его современниками. Ян тоже ценил его, а потому это походило на паломничество, и мы долго молча стояли над могилой» [25].

Событием в литературной жизни было появление автобиографической повести «Детство Темы» (1892) Н.Г.Гарина-Михайловского (1852-1906). Несмотря на пристрастие Михайловского к «малому жанру» очерка и рассказа, наибольшую литературную славу принесли ему не они, а цикл автобиографических повестей (автобиографическая тетралогия, составляющая, по выражению Горького, целую эпопею). Уже в 1893 году появилось продолжение «Детства Тёмы» — повесть «Гимназисты». В 1895 г. издана была третья часть — «Студенты». Над четвёртой повестью этого цикла («Инженеры») Михайловский работал с 1898 г. и до конца своих дней. Если в центре внимания Л.Н.Толстого и С.Т.Аксакова психологический портрет, нравственные качества дворянина середины XIX века, то Н.Г.Гарин-Михайловский прослеживает историю формирования и развития личности и судьбы поколения интеллигенции конца XIX века.

Уже в XIX веке многие литературоведы обращали внимание на шаткость границы между художественными и мемуарными жанрами, в том числе, и автобиографиями, которая наметилась в произведениях русских и западноевропейских писателей.

Начало XX века, принесшее культ творческой личности, потребовало пристального внимания к личности художника в контексте стремительно изменяющейся культурно-исторической действительности. Пожалуй самыми популярным автобиографическим произведением русской литературы первой трети XX века, ярким и по своей природе, и по поэтическому своеобразию стала автобиографическая «История моего современника» (1909) В.Г.Короленко. В образе главного героя находит свое воплощение эстетические и общественные идеалы творческой личности. Идеалы — категория движущаяся, развивающаяся, как и сам человек. Сложное взаимодействие творческой личности и среды автору удалось показать через биографический, культурно-исторический контекст. Даже такие традиционные для биографического повествования способы создания образа героя, как биографический элемент, портретные характеристики, система лейтмотивов позволяют точно воссоздать образ героя, а психологические характеристики делают его убедительным, достоверным. Сложное взаимодействие творческой личности и среды автору удалось показать через биографический, культурно-исторический контекст [см.: 29].

Устойчивый интерес к автобиографической прозе в начале XX века был обусловлен тем, что, во-первых, как никакая другая, подобная проза писателей-эмигрантов могла сохранить — «хотя бы в слове» (И.А.Бунин) — канувшее в небытие прошлое, старую Россию (созданные в в 1919 - 1920 годах «Детство Никиты» А.Н.Толстого, 1928 - 1932 годах «Юнкера» А.И. Куприна, в 1927-1931 годах «Лето Господне» и «Богомолье» И.С.Шмелева); во-вторых, автобиографическая проза писателей, оставшихся в молодом советском государстве, могла стать частью истории новой страны (трилогия «Детство» (1913-1914), «В людях» (1915-1916), «Мои университеты» (1922) М.Горького); в-третьих, автобиографическая проза позволила создать рассказ о жизни человека и вообще, «философскую» автобиографию, универсальную биографию, интеллектуализируя искусство в целом. Именно последняя тенденция и предопределила специфическую особенность литературы начала и середины XX века, когда «тяготение к автобиографизму в разных его проявлениях охватило почти все наиболее значимые литературные течения эпохи».

Постепенно в литературе возникает устойчивое противопоставление «вымысел – правда», которое позволяет разграничить художественно-документальные жанры, всю мемуарную литературу, и представить «личный жанр» (А.Латынина) двумя его разновидностями, одна из которых является художественной автобиографией, созданной по канонам художественной прозы, предполагающей образное описание автором собственной жизни , а другая – мемуарами, воспоминаниями о минувшем, в которых доминирует тяготение к фактографичности, хронологической последовательности, документальности.

Безусловно, автобиографический жанр в XX веке стал одним из предпочитаемых писателями, которые быстро «учились» у классиков XIX века, тяготевших не только к отражению жизни вообще, но и к воспроизведению самых ярких впечатлений собственных жизней в уникальных по своей природе произведениях, повествующих о рождении, становлении и развитии характера героя, проходящего школу жизни и формирующегося в социальной среде или вопреки ее влиянию. К таким произведениям относится и «Жизнь Арсеньева» (1927-1933) И.А.Бунина.

Исследователи поэтики бунинского романа видят в нем традиции Льва Толстого и других авторов автобиографических произведений. Из всех классических автобиографий композиционно «Жизнь Арсеньева» ближе всего к толстовской трилогии (с той только разницей, что Толстой начинает свое повествование о детстве не с «истоков дней», а с десятилетнего возраста) . Если повесть Аксакова охватывает период жизни героя только до поступления в гимназию, а тетралогия Н. Гарина-Михайловского включает и зрелые годы (повесть «Инженеры»), то у Толстого и Бунина повествование заканчивается юностью. Статья рассматривает формы автобиографического повествования  в романе И. А. Бунина «Жизнь Арсеньева» с точки зрения традиций литературной классики. Наряду с привычными сопоставлениями (Л. Н. Толстой и С. Т. Аксаков) автор сосредоточил внимание на незаслуженно выпавшей из этого ряда «Истории моего современника» В. Г. Короленко. Соединив традицию XIX в. с ранне-модернистской автобиографией  Короленко, Бунин вышел на новый уровень метатекстового повествования, использующего отчужденного героя и многомерного повествователя. Е.Р.Пономарев в статье «Жизнь Арсеньева» как история моего современника: движение автобиографических форм» [28], подробно проанализировав поэтику  «Истории моего современника» В.Г.Короленко и  поэтику  автобиографического романа Ивана Бунина «Жизни Арсеньева», пришел к выводу, что в бунинском произведении соединены традиции Льва Толстого и Сергея Аксакова с художественными открытиями в ранне-модернистской автобиографии  Короленко, вследствие чего Бунин  вышел на новый уровень повествования, которое использует отчужденного героя и многомерного повествователя.

Иван Бунин неоднократно отрицал автобиографическое начало своей книги. В 1928 году, отвечая критику парижской газеты «Дни», назвавшего роман художественной автобиографией Бунина, он писал: «Позвольте решительно протестовать против этого, как в целях охранения добрых литературных нравов, так и в целях самоохраны. Это может подать нехороший пример и некоторым другим критикам, а я вовсе не хочу, чтобы мое произведение (которое, дурно ли оно или хорошо, претендует быть, по своему замыслу и тону, произведением все-таки художественным) не только искажалось, то есть называлось неподобающим ему именем автобиографии, но и связывалось с моей жизнью, то есть обсуждалось не как «Жизнь Арсеньева», а как жизнь Бунина. Может быть, в «Жизни Арсеньева» и впрямь есть много автобиографического. Но говорить об этом никак не есть дело критики художественной» [цит.: 4 ].

Но писатель соглашался с тем, что в произведении присутствует автобиографизм, но он преобразован в художественное произведение вымыслом писателя. В 1933 году в беседе с корреспондентом белградской газеты «Время» (1933, 27 ноября) Милорадом Дивьяком Бунин говорил: «Можно при желании считать этот роман и автобиографией, так как для меня всякий искренний роман – автобиография. И в этом случае можно было бы сказать, что я всегда автобиографичен. В любом произведении находят отражение мои чувства. Это, во-первых, оживляет работу, а во-вторых, напоминает мне молодость, юность и жизнь в ту пору. «Жизнь Арсеньева» можно было бы вполне назвать «Жизнью Дипона» или «Жизнью Дирана». Я хотел показать жизнь одного человека в узком кругу вокруг него. Человек приходит в мир и ищет себе в нем место, как и миллионы ему подобных: он работает, страдает, мучается, проливает кровь, борется за свое счастье и в конце концов или добивается его, или, разбитый, падает на колени перед жизнью. Это все!.. Арсеньев, Дипон, Диран, можете назвать героя как угодно, суть дела от этого нисколько не изменится» [цит.: 4].

Для большинства же читателей, а также специалистов-исследователей автобиографичность произведения не вызывала сомнения. Так и мы будем рассматривать бунинскую «Жизнь Арсеньева».