1) Злоупотребление властью.

2) Дискредитирование власти.

3) Разглашение должностным лицом сведений, не подлежащих оглашению.

4) Провокация взятки.

5) Бесхозяйственное использование арендатором предоставленного ему государственного имущества.

6) Неисполнение обязательств по договору с государственным учреждением или предприятием.

7) Спекуляция валютой.

8) Незаконный аборт.

9) Сводничество.

10) Заражение венерической болезнью.

11) Сообщение заведомо ложных сведений в заявлении, направляемом государственному учреждению.

12) Покупка заведомо краденого.

Невключение отдельных из этих деликтов, в частности статьи о покупке заведомо краденого, в первоначальный проект может быть объяснено случайным пропуском.

272

Однако включение специальных статей о злоупотреблений властью, провокации взятки и особенно о дискредитировании власти (статьи, не имеющей себе подобных даже с внешней стороны в буржуазных кодексах) означало проведение в жизнь принципиального взгляда на советских должностных лиц как на слуг трудового народа, несущих суровую ответственность за все и всякие нарушения служебного долга, за направление своей деятельности не в интересах диктатуры рабочего класса. Включение статей о бесхозяйственном использовании арендатором полученного им государственного имущества и о неисполнении арендатором договора с государственным учреждением и предприятием, равно как статей о спекуляции валютой и сообщении ложных сведений в заявлениях, подаваемых в государственные органы, означало дальнейшее осуществление той линии работы органов юстиции в отношении частнокапиталистических элементов, которая была сформулирована в решении IX Всероссийского съезда Советов, написанном Лениным.

Включение упоминавшихся статей о должностных и хозяйственных преступлениях также вытекало из задач органов юстиции в период перехода на мирную работу по восстановлению народного хозяйства, сформулированных указанной резолюцией. Эта резолюция гласила: «От Наркомюста IX съезд Советов требует несравненно большей энергии в двух отношениях:

во-первых, чтобы нарсуды республики строго следили за деятельностью частных торговцев и предпринимателей, не допуская ни малейшего стеснения их деятельности, но вместе с тем строжайше карая малейшие попытки отступления от неуклонного соблюдения законов республики и воспитывая широкие массы рабочих и крестьян в деле самостоятельного, быстрого, делового участия их в надзоре за соблюдением законности;

во-вторых, чтобы нарсуды обратили больше внимания на судебное преследование бюрократизма, волокиты, хозяйственной нераспорядительности»[30].

В соответствии с этой директивой попытки капиталистических элементов нарушить ограничивающие их деятельность законы советской власти, в частности, использовать аренду предприятий для наживы за счет социалистического государства путем неисполнения договоров или расточения

273

арендованного имущества, считались и не могли не считаться тяжким уголовным преступлением, караемым суровыми наказаниями, вплоть до расстрела, а отнюдь не гражданским правонарушением, влекущим вчинение иска.

Наказуемость указанных деяний была предусмотрена уже во втором проекте УК 1922 г., переработанном Наркомюстом в соответствии с решениями IV Всероссийского съезда деятелей советской юстиции[31].

X

Факт большой общественной опасности всякого рода ухищрений нэпманов и необходимость установления суровых наказании за попытки нарушить советский закон весьма ярко показало так называемое парафиновое дело (апрель 1922 г.). Суть его состояла в следующем. На таможню поступило 600 пудов парафина. За несколько дней переменилось шесть собственников парафина: он побывал в руках частников, которые перепродали его госучреждениям, те, в свою очередь, перепродавали частникам и т. д. Самое характерное, что за эти 2 недели цена парафина выросла в 3 раза, а сам многократно продаваемый и покупаемый парафин продолжал лежать на таможне. Наглость и ловкость спекулянтов и иных посредников были поразительны, не в меньшей мере поразительными были ротозейство и бесхозяйственность служащих тех государственных учреждений, деньги которых перекачивались частникам.

Верховный трибунал должен был решить вопрос — допустима ли подобная деятельность с точки зрения нашего действующего права и подлежат ли государственные служащие ответственности за небрежное отношение к государственному добру, за сознательное спекулятивное взвинчивание цен.

Защита доказывала, что здесь имел место свободный договор между двумя дееспособными лицами и в силу этого нет состава преступления. Принципиальный вопрос об уголовной ответственности обвиняемых Трибунал разрешил в положительном смысле; тем самым он признал деяние опасным, а ссылку на «свободный договор» не заслуживающей внимания, так как никакой договор не исключает ответственности, если деяние направлено во вред Советскому государству.

274

Вместе с частниками Верховный трибунал осудил и государственных служащих за спекулятивное повышение цен и за небрежность, вследствие которой 600 пудов парафина перешли в руки частных агентов и спекулянтов, использовавших операцию для вздувания цен.

Однако Верховный трибунал вынес следующее определение: «Принимая во внимание общую неурегулированность и несогласованность действий всех государственных учреждений в их торговой деятельности в новом и трудном деле борьбы с частным капиталом в пределах допущенного советской властью свободного товарооборота, а также принципиального значения настоящего приговора, Трибунал определил настоящий приговор представить на окончательное утверждение Президиума ВЦИК»[32]

Президиум ВЦИК, признавая необходимым «скорейшую выработку законов о привлечении к суровой ответственности за спекуляцию, ажиотаж, вздувание цен, незаконный сговор торговцев в этих целях, а также за бесхозяйственность советских учреждений», поручил Наркомюсту выработать и внести в СНК проект декрета об уголовной ответственности за эти преступные деяния. Вместе с тем «ввиду отсутствия в момент совершения осужденными .. .инкриминируемых им деяний точных законоположений в этой области», а также за невыявлением корыстных целей Президиум ВЦИК приговор Верховного трибунала отменил и дело прекратил[33].

Таким образом, сначала суд, а затем и законодательный орган признали общественную опасность деяний, бывших предметом судебного разбирательства, и необходимость наказуемости этих деяний. Неприменение же наказания к конкретным виновникам было вызвано отсутствием точных законоположений, устанавливающих запрет подобных деяний.

Поскольку время выхода из печати второго варианта проекта УК 1922 г. точно неизвестно, крайне затруднительно определить, включены ли упомянутые выше статьи, равно как и статья о злоупотреблении властью, отсутствовавшая

275

В проекте 1921 г., — на основе излагаемого постановления ВЦИК по «парафиновому» делу или же эти статьи по инициативе НКЮ были включены в проект еще до указанного постановления. При издании УК 1922 г. эти нормы стали законом. В дальнейшем большую роль в борьбе с вражескими вылазками капиталистических элементов сыграла статья 63, в редакции ее от 10 июля 1923 г., которая карала экономическую контрреволюцию.

XI

Кодекс дал новое определение контрреволюционного преступления, сформулированное Лениным в письме к Д. И. Курскому[34]. Проект слишком узко определял контрреволюционное преступление, признавая контрреволюционным только действие, непосредственно направленное па свержение советской власти и рабоче-крестьянского правительства. Дополнение ст. 57, сделанное на основании прямого указания Ленина, охватывало понятием контрреволюционного преступления новые формы вражеских контрреволюционных действий, с которыми пришлось бороться в период перехода на мирную работу по восстановлению народного хозяйства.

Уголовный кодекс включил в качестве отдельных составов контрреволюционных преступлений диверсионный акт и активную борьбу против рабочего класса и революционного движения при царизме, проявленную на ответственных или особо секретных должностях.

Неупоминание в проектах диверсионного акта в качестве отдельного вида контрреволюционного преступления, конечно, не означало, что авторы проектов не считали этого деяния контрреволюционным. Очевидно, они полагали, что диверсионный акт охватывается каким-либо другим составом контрреволюционного преступления.

Включение состава, предусматривающего активную борьбу против революционного движения при царизме, произошло в процессе обсуждения проекта УК в комиссии, выделенной сессией ВЦИК[35]. Об ответственности за это преступление специально упоминал уже циркуляр Кассационного отдела ВЦИК от 6 октября 1918 г., и до издания Уголовного кодекса 1922 г. было несколько десятков процессов

276

над провокаторами. Из этого можно заключить, что авторы проектов не упомянули указанного деяния случайно, а не потому, что считали его ненаказуемым.

Важным дополнением перечня уголовно наказуемых деяний, отнесенных к числу государственных преступлений, явилось включение уже в проект 1922 г. статьи, определяющей ответственность за пропаганду или агитацию, содержащие призыв к разжиганию национальной вражды и розни (ст. 83 Уголовного кодекса 1922 г.).

Это дополнение проекта 1921 г., в котором указанный состав отсутствовал, было произведено по предложению съезда деятелей советской юстиции, причем в основу этой статьи проекта, а впоследствии статьи Уголовного кодекса 1922 г., был положен декрет СНК УССР, опубликованный 13 февраля 1918 г., «О наказуемости агитации, направленной к возбуждению национальной вражды»[36].

По предложению того же съезда деятелей советской юстиции УССР в статью 58 проекта 1922 г. было включено .специальное указание о каре за какую бы то ни было попытку расторгнуть заключенные с РСФСР договоры. В текст УК такое указание включено не было, очевидно, потому, что это деяние и без того предусматривалось статьями, карающими контрреволюционные преступления.

В УК 1922 г. были включены отсутствовавшие в проекте статьи, предусматривавшие сбыт заведомо негодного семенного материала (ст. 192) и взимание € рабочих и служащих повышенной сверх установленных законом пределов квартирной платы или выселение их иначе, как по решению суда; эти статьи были непосредственно направлены против попыток капиталистических элементов злостно нарушить советские законы.

Несколько деяний, которые по проектам 1921 и 1922 гг. считались преступными, не были признаны такими сессией ВЦИК- Таковы (помимо указанных уже выше административных деликтов):