31 Января 1924 г. II съезд Советов ссср утвердил Конституцию.

Анализ частей основного закона показывает, что главный смысл Конституции СССР 1924 г. - конституционное закрепление образования СССР и разделения прав Союза ССР и союзных республик. Конституция СССР 1924 г. состояла из двух разделов: Декларации об образовании СССР и Договора об образовании СССР.

В Декларации отражены принципы добровольности и равноправия при объединении республик в Союз ССР. За каждой союзной республикой оставлялось право свободного выхода из СССР. Декларация, как бы обозначала достижения молодой советской власти.

Вторая составная часть конституции - договор об образовании СССР включил в себя следующие главы:

Глава 1. О предметах ведения верховных органов власти Союза Советских Социалистических Республик

Глава 2. О суверенных правах союзных республик и о союзном гражданстве

Глава 3. О съезде Советов Союза Советских Социалистических Республик

Глава 4. О Центральном Исполнительном Комитете Союза Советских Социалистических Республик

Глава 5. О Президиуме Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик

Глава 6. О Совете Народных Комиссаров Союза Советских Социалистических Республик

Глава 7. О Верховном Суде Союза Советских Социалистических Республик

Глава 8. О народных комиссариатах Союза Советских Социалистических Республик

Глава 9. Об Объединенном Государственном Политическом Управлении

Глава 10. О союзных республиках

Глава 11. О гербе, флаге и столице Союза Советских Социалистических Республик.

В Договоре закреплялось объединение республик в одно союзное федеративное государство. Ведению СССР подлежали:

а) представительство Союза в международных сношениях, ведение всех дипломатических сношений, заключение политических и иных договоров с другими государствами;

б) изменение внешних границ Союза, а также урегулирование вопросов об изменении границ между союзными республиками;

в) заключение договоров о приеме в состав Союза новых республик;

г) объявление войны и заключение мира;

д) заключение внешних и внутренних займов Союза Советских Социалистических Республик и разрешение внешних и внутренних займов союзных республик;

е) ратификация международных договоров;

ж) руководство внешней торговлей и установление системы внутренней торговли;

з) установление основ и общего плана всего народного хозяйства Союза, определение отраслей промышленности и отдельных промышленных предприятий, имеющих общесоюзное значение, заключение концессионных договоров, как общесоюзных, так и от имени союзных республик;

и) руководство транспортным и почтово-телеграфным делом;

к) организация и руководство Вооруженными Силами Союза Советских Социалистических Республик;

л) утверждение единого Государственного бюджета Союза Советских Социалистических Республик, в состав которого входят бюджеты союзных республик; установление общесоюзных налогов и доходов, а также отчислений от них и надбавок к ним, поступающих на образование бюджетов союзных республик; разрешение дополнительных налогов и сборов на образование бюджетов союзных республик;

м) установление единой денежной и кредитной системы;

н) установление общих начал землеустройства и землепользования, а равно пользования недрами, лесами и водами по всей территории Союза Советских Социалистических Республик;

о) общесоюзное законодательство о межреспубликанских переселениях и установление переселенческого фонда;

п) установление основ судоустройства и судопроизводства, а также гражданского и уголовного законодательства Союза;

р) установление основных законов о труде;

с) установление общих начал в области народного просвещения;

т) установление общих мер в области охраны народного здравия;

у) установление системы мер и весов;

ф) организация общесоюзной статистики;

х) основное законодательство в области союзного гражданства в отношении прав иностранцев;

ц) право амнистии, распространяемое на всю территорию Союза;

ч) отмена нарушающих настоящую Конституцию постановлений съездов Советов и центральных исполнительных комитетов союзных республик;

ш) разрешение спорных вопросов, возникающих между союзными республиками.

Вне этих пределов каждая союзная республика осуществляла свою власть самостоятельно. Территория союзных республик не могла быть изменена без их согласия. Конституция устанавливала для граждан союзных республик единое союзное гражданство.

Верховным органом власти СССР, в соответствии со ст.8 Конституции являлся съезд Советов СССР. Утверждение и изменение основных начал Конституции подлежит исключительному ведению съезда Советов Союза Советских Социалистических Республик.

Съезд Советов ССР избирался от городских Советов из расчета 1 депутат от 25 тыс. избирателей и от губернских или республиканских съездов Советов из расчета 1 депутат от 125 тыс. жителей.

В соответствии со ст. 11 Конституции, очередные съезды Советов Союза Советских Социалистических Республик созываются Центральным Исполнительным Комитетом Союза Советских Социалистических Республик один раз в год; чрезвычайные съезды созываются Центральным Исполнительным Комитетом Союза Советских Социалистических Республик по его собственному решению, по требованию Союзного Совета, Совета Национальностей, или же по требованию двух союзных республик.

В период между съездами высшим органом власти являлся ЦИК СССР, состоявший из двух равноправных палат: Союзного Совета и Совета Национальностей.

Союзный Совет избирался съездом Советов СССР из представителей союзных республик пропорционально населению каждой в количестве 414 человек. Они представляли все союзные и автономные республики, автономные области и губернии. Совет Национальностей образовывался из представителей союзных и автономных республик по 5 от каждой и по одному представителю от автономных областей и утверждался съездом Советов СССР. Конституция не устанавливала количественного состава Совета Национальностей. Образованный Вторым съездом Советов СССР Совет Национальностей состоял из 100 человек. Союзный Совет и Совет Национальностей для руководства своей работой избирали Президиум.

В соответствии со ст. 16 Конституции, Союзный Совет и Совет Национальностей рассматривали все декреты, кодексы и постановления, поступающие к ним от Президиума Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров Союза Советских Социалистических Республик, отдельных народных комиссариатов Союза, центральных исполнительных комитетов союзных республик, а также возникающие по инициативе Союзного Совета и Совета Национальностей.

Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистических Республик имел право приостанавливать или отменять декреты, постановления и распоряжения Президиума Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик, а также съездов Советов и центральных исполнительных комитетов союзных республик и Других органов власти на территории Союза Советских Социалистических Республик.

Законопроекты, восходящие на рассмотрение Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик, получают силу закона лишь при условии принятия их как Союзным Советом, так и Советом Национальностей, и публикуются от имени Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик (ст. 22 Конституции).

В случаях разногласий между Союзным Советом и Советом Национальностей, вопрос передавался в создаваемую ими согласительную комиссию.

При недостижении соглашения в согласительной комиссии, вопрос переносится на рассмотрение совместного заседания Союзного Совета и Совета Национальностей, причем, в случае отсутствия большинства голосов Союзного Совета или Совета Национальностей, вопрос может быть передан, по требованию одного из этих органов, на разрешение очередного или чрезвычайного съезда Советов Союза Советских Социалистических Республик (ст.24 Конституции).

ЦИК СССР не являлся постоянно действующим органом, а созывался на сессии три раза в год. В период между сессиями ЦИК СССР высшим законодательным, исполнительным и распорядительным органом власти СССР являлся Президиум ЦИК СССР, избираемый на совместном заседании Союзного Совета и Совета Национальностей в количестве 21 человека.

Происходило раздельное голосование палат при выборах Президиума. ЦИК СССР избирал из состава своего Президиума четырех председателей по числу союзных республик, что также подчеркивало их равноправие.

ЦИК СССР образовывал Советское правительство - Совет Народных Комиссаров. СНК СССР являлся исполнительным и распорядительным органом ЦИК СССР и был в своей работе ответственен перед ним и его Президиумом (ст.37 Конституции). В главах о высших органах СССР закреплено единство законодательной и исполнительной власти.

Для руководства отраслями государственного управления создавалось 10 наркоматов СССР (глава 8 Конституции СССР 1924 г.): пять общесоюзных (по иностранным делам, по военным и морским делам, внешней торговле, путей сообщения, почт и телеграфов) и пять объединенных (Высший Совет Народного Хозяйства, продовольствия, труда, финансов и рабоче-крестьянской инспекции). Общесоюзные наркоматы имели своих уполномоченных в союзных республиках. Объединенные наркоматы осуществляли руководство на территории союзных республик через одноименные наркоматы республик. В остальных сферах управление осуществлялось исключительно союзными республиками через соответствующие республиканские наркоматы: земледелия, внутренних дел, юстиции, просвещения, здравоохранения, социального обеспечения.

Наркоматы СССР возглавлялись народными комиссарами. В их деятельности сочетались принципы коллегиальности и единоначалия. При наркоме, под его председательством, образовывалась коллегия, члены которой назначались СНК СССР. Народный комиссар имел право и единолично принимать решения, доводя их до сведения коллегии. Коллегия или ее отдельные члены в случае несогласия могли обжаловать решение народного комиссара в СНК СССР, не приостанавливая исполнения решения.

Особое значение имело повышение статуса органов госбезопасности. Если в РСФСР Государственное политическое управление (ГПУ) было подразделением НКВД, то с созданием СССР оно приобретает конституционный статус объединенного наркомата - ОГПУ СССР, имеющее своих уполномоченных в республиках. «В целях объединения революционных усилий союзных республик по борьбе с политической и экономической контрреволюцией, шпионажем и бандитизмом, учреждается при Совете Народных Комиссаров Союза Советских Социалистических Республик Объединенное Государственное Политическое Управление (ОГПУ), председатель которого входит в Совет Народных Комиссаров Союза Советских Социалистических Республик с правом совещательного голоса» (ст.61). В рамках Конституции выделяется отдельная глава 9 «Об Объединенном Государственном Политическом Управлении».

В соответствии со ст.63 Конституцией СССР 1924 г., надзор за закономерностью действий Объединенного Государственного Политического Управления Союза Советских Социалистических Республик был возложен на прокурора Верховного Суда Союза Советских Социалистических Республик на основе специального постановления Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик.

Отдельно в Конституции урегулировано правовой статус и состав Верховного суда СССР (глава 7), учреждение которого провозгласила ст.43.

К его компетенции было отнесено:

а) дача верховным судам союзных республик руководящих разъяснений по вопросам общесоюзного законодательства;

б) рассмотрение и опротестование перед Центральным Исполнительным Комитетом Союза Советских Социалистических Республик по представлению прокурора Верховного Суда Союза Советских Социалистических Республик постановлений, решений и приговоров верховных судов союзных республик, по соображениям противоречия таковых общесоюзному законодательству, или поскольку ими затрагиваются интересы других республик;

в) дача заключений по требованию Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик о законности тех или иных постановлений союзных республик с точки зрения Конституции;

г) разрешение судебных споров между союзными республиками;

д) рассмотрение дел по обвинению высших должностных лиц Союза в преступлениях по должности.

Верховный действовал в составе: пленарного заседания Верховного Суда Союза Советских Социалистических Республик; гражданско-судебной и уголовно-судебной коллегий Верховного Суда Союза Советских Социалистических Республик; военной и военно-транспортной коллегий.

Прокурор Верховного Суда Союза Советских Социалистических Республик и его заместитель назначался Президиумом ЦИК СССР. На обязанности прокурора Верховного Суда Союза Советских Социалистических Республик лежала дача заключений по всем вопросам, подлежащим разрешению Верховного Суда Союза Советских Социалистических Республик, поддержание обвинения в заседании его и, в случае несогласия с решениями пленарного заседания Верховного Суда СССР, опротестование их в Президиум ЦИК СССР.

Анализ содержания основного закона показывает - Конституция СССР 1924 г. непохожа на другие советские конституции. В ней нет характеристики общественного устройства, нет глав о правах и обязанностях граждан, избирательном праве, местных органах власти и управления. Все это отражено в республиканских конституциях, которые принимались несколько позднее, в том числе и в новой Конституции РСФСР 1925 г. В ст. 1, которой, отмечалось, что она исходит из основных положений Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа и основных начал Конституции РСФСР 1918 г.

Проект Конституции РСФСР 1925 г. был разработан в НКЮ, затем над ним работала комиссия Президиума ВЦИК. Она привела Конституцию РСФСР в соответствие с Конституцией СССР 1924 г., оформила правовой статус автономных республик и областей РСФСР. Из проекта была исключена Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа и введена статья “Об основах экономического строя РСФСР”. Проект обсуждался затем во ВЦИК и на Всероссийском съезде Советов и был утвержден 11 мая 1925 г. Конституция СССР 1924 г. и республиканские конституции, в том числе и Конституция РСФСР 1925 г., как бы дополняли друг друга, составляя единую Советскую Конституцию.

Конституция РСФСР 1925 г. закрепила РСФСР как федеративное государство с автономными образованиями. На территории РСФСР имели обязательную силу постановления верховных органов СССР в пределах, указанных в Конституции СССР, и по предметам, отнесенным к компетенции Союза.

Конституция РСФСР 1925 г. установила, что фабрики, заводы, водный, железнодорожный и воздушный транспорт и средства связи составляют собственность государства. Несколько иначе в Конституции РСФСР 1925 г. сформулированы задачи. Если в Конституции РСФСР 1918 г. ставилась задача “установления социалистической организации общества и победы социализма во всех странах”, то Конституция РСФСР 1925 г. ставила конечной целью “осуществление коммунизма”, а о других странах ничего уже не говорилось.

19. Гражданский кодекс РСФСР 1922 г.

Переход после окончания гражданской войны к новой экономической политике, направленной прежде всего на создание экономического фундамента дальнейшего развития страны, предусматривал использование рыночных товарно-денежных отношений, допущение в оборот различных форм собственности (в том числе частнокапиталистической). В этих условиях потребовали изменения и нормы о наследовании, главным образом в части снятия установленных в период военного коммунизма запретов наследования частной собственности как меры, стимулировавшей "допущенное законом частное накопление имущества" *(15), которое, в свою очередь, находясь в экономическом обороте, способствовало развитию производительных сил страны.

Первым шагом на этом пути стало Постановление III сессии ВЦИК от 22 мая 1922 г. "Об основных частных имущественных правах, признаваемых РСФСР, охраняемых ее законами и защищаемых судами РСФСР" *(16), установившее право наследования по закону и по завещанию супруга и прямых нисходящих родственников наследодателя в пределах общей стоимости наследства в 10 000 золотых рублей. Дальнейшее развитие наследственное право получило в принятом в 1922 г. и введенном в действие с 1 января 1923 г. Гражданском кодексе РСФСР, который с последующими изменениями и дополнениями действовал до 1 октября 1964 г.

Гражданский кодекс 1922 г. установил наследование имущества, какова бы ни была его природа, в пределах 10 000 золотых рублей. Превышение указанного предела допускалось только в случаях, когда в наследственное имущество входили права, вытекавшие из заключенных частными лицами с государством арендных, концессионных и других договоров. Максимум наследования, установленный в целях ограничения накопления крупной частнокапиталистической собственности, сохранялся до тех пор, пока частнокапиталистические элементы участвовали в экономическом обороте наряду с государственной и коллективной формами собственности. С развитием социалистической индустриализации страны, когда частнокапиталистические элементы постепенно вытеснялись из экономического оборота, а вопрос "кто кого" был уже предрешен в пользу государственной собственности, максимум наследования был в 1926 г. отменен. В то же время целям предотвращения концентрации частными лицами крупной собственности в одних руках служила вплоть до 1943 г. прогрессивная шкала налогообложения наследства, предусматривавшая изъятие в качестве налога до 60% стоимости наследства, если она превышала 200 000 руб., и до 90% стоимости наследства, превышавшей 500 000 руб. При этом наследственное имущество стоимостью до 1000 руб. вообще освобождалось от налогообложения.

Принятым в 1922 г. одновременно с ГК Земельным кодексом РСФСР был предусмотрен особый порядок наследования общего имущества в колхозном дворе, ограничивавший открытие наследства случаем, когда умерший являлся последним членом двора. Во всех остальных случаях правила о наследовании не подлежали применению, а доля умершего в имуществе двора переходила к остальным его членам.

Наследниками по закону и по завещанию являлись прямые нисходящие родственники (дети, внуки и правнуки) и переживший супруг умершего, а также нетрудоспособные и неимущие лица, фактически находившиеся на полном иждивении умершего не менее одного года до его смерти (ст. 418 ГК 1922 г.). Из числа наследников, таким образом, были исключены родственники по боковой и восходящей линиям. В 1928 г. в число наследников были включены усыновленные и их нисходящие родственники. Кодекс не предусматривал наследования по праву представления и не устанавливал очередности призвания к наследованию, поэтому при наследовании по закону наследственное имущество делилось поровну между всеми наследниками (ст. 420 ГК 1922 г.). Наследники, проживавшие с наследодателем, при наследовании по закону получали сверх законной доли имущество, относящееся к обычной домашней обстановке и обиходу, за исключением предметов роскоши (ст. 421 ГК 1922 г.).

Самостоятельно распорядиться своим имуществом на случай смерти могло лицо полностью дееспособное, т.е. достигшее 18 лет. Завещание могло быть составлено только в пользу законных наследников, завещание в пользу посторонних лиц не допускалось даже при отсутствии наследников по закону (ст. 422 ГК 1922 г.). Наследниками по закону исчерпывался также круг лиц, из числа которых завещатель мог подназначить наследника на случай, если назначенный наследник умрет до открытия наследства или не примет его (ст. 424 ГК 1922 г.). В 1928 г. было разрешено составлять завещания в пользу государства, государственных органов, а также партийных, профессиональных и кооперативных организаций. Завещатель, таким образом, имел возможность либо лишить наследства кого-либо или всех наследников по закону, и в этом случае соответствующее имущество в целом или в части в качестве выморочного переходило к государству, либо распределить наследственное имущество между наследниками по закону по своему усмотрению, отойдя от установленного законом равенства долей. В 1928 г. в ГК 1922 г. было введено правило об обязательной доле, которое запрещало лишать наследства несовершеннолетних наследников и предоставлять им по завещанию менее 3/4 законной доли (примечание 2 к ст. 422).

На получающего по завещанию наследственное имущество завещатель был вправе возложить исполнение какого-либо обязательства в пользу одного, нескольких или всех остальных наследников по закону, которые в силу этого распоряжения приобретали право требовать исполнения соответствующего обязательства от наследника по завещанию (ст. 423). В 1928 г. было допущено возложение исполнения каких-либо действий, направленных на осуществление общеполезной цели, а при завещании имущества в пользу государственных и кооперативных организаций разрешено указывать цель, на которую следует употребить это имущество.

Завещание допускалось только в письменной форме с последующим внесением в актовую книгу нотариального органа, которое в 1926 г. было заменено его нотариальным удостоверением. Завещание должно было подписываться самим завещателем, а в случае его неграмотности - третьим лицом, рукоприкладчиком (ст. 425). В 1928 г. было разрешено отступление от нотариальной формы для завещания паевых взносов, внесенных в первичную кооперативную организацию, которое могло осуществляться путем соответствующей надписи в членской книжке (примечание к ст. 425). В 1929 г. было введено удостоверение завещаний, составленных за границей, консулом или консульским агентом СССР, а завещаний, составленных лицом, находящимся на морском судне, - капитаном судна. В 1930 г. аналогичное право было предоставлено капитану судна внутреннего водного плавания. В 1942 г. был введен упрощенный порядок удостоверения командованием отдельных воинских частей завещаний лиц, состоящих в рядах армии и флота.

Существовавшее с 1922 г. право вкладчика указать не входившее в число наследников по закону лицо, которому в случае смерти вкладчика подлежал передаче его вклад в гострудсберкассе, Госбанке или Внешторгбанке, было в 1935 г. закреплено в ст. 436 ГК 1922 г. При этом было установлено, что указанные вклады не входят в состав наследства, а получающим их лицам из числа наследников вкладчика они не засчитываются в размер наследственной доли. Соответствующее распоряжение могло быть сделано в простой письменной форме в карточке лицевого счета или на сберегательной книжке и не требовало нотариального удостоверения. Правило ст. 436 ГК 1922 г. на практике часто использовалось для обхода правил, запрещавших составление завещания в пользу лиц, не относящихся к законным наследникам.

Позднее составленное завещание отменяло предыдущее, если только в последнем не оставалось распоряжений, не предусмотренных позднейшим завещанием (ст. 426). Отмена завещания без составления нового завещания допускалась путем подачи соответствующего заявления в суд или нотариальный орган (с 1930 г. - только в нотариальный орган).

Исполнение завещания возлагалось на назначенных в нем наследников или особое лицо - исполнителя завещания. В последнем случае требовалось согласие исполнителя на самом завещании или в отдельном приложенном к нему заявлении (ст. 427).

Сроки и порядок принятия наследства различались для наследников в зависимости от присутствия их в месте открытия наследства. Присутствующие наследники считались принявшими наследство, если в течение трех месяцев со дня открытия наследства они не заявляли надлежащему нотариальному органу об отказе от наследства. Доля отказавшегося наследника переходила к государству. Находившиеся налицо наследники могли вступить в управление наследством, не дожидаясь явки остальных наследников, каковые, своевременно явившись, могли истребовать свою долю наследственного имущества (ст. 429). Наследники, отсутствовавшие в месте открытия наследства, могли принять наследство лично или через поверенного в течение шести месяцев со дня открытия наследства. Доля не родившегося к моменту открытия наследства наследника могла быть в течение трех месяцев по его рождении истребована его законным представителем (ст. 430).

Лица, призванные к наследованию как по закону, так и по завещанию, имели право просить нотариальную контору о выдаче свидетельства, подтверждающего их права на наследство (ст. 435).

Вызов наследников через публикацию не производился, но уполномоченные органы (сначала суд, с 1927 г. - финансовые, а с 1930 г. - нотариальные органы) обязаны были принять меры по охране наследства немедленно по получении известия о смерти наследодателя. Охрана наследства продолжалась до явки наследников, но не дольше шести месяцев (ст. 431). В 1930 г. было введено правило, требующее принятия мер по охране наследства только в том случае, если нотариальным органом это будет признано целесообразным "в интересах государства или наследников".

При отсутствии наличных наследников торговых и промышленных предприятий, находящихся на ходу, над этим имуществом назначался ответственный попечитель (ст. 432). В 1930 г. назначение попечителя было установлено в отношении любого имущества, требующего управления.

В случае неявки наследников в течение шести месяцев со дня открытия наследства, а равно в случае отказа наследников от наследства, за исключением случаев, когда им был подназначен наследник, имущество признавалось выморочным и в зависимости от характера поступало в распоряжение соответствующих государственных органов (ст. 433).

Кодекс установил ограниченную ответственность по долгам наследодателя: наследник принявший наследство, а также государство, к которому перешло выморочное имущество, отвечали по долгам, обременяющим наследство в пределах действительной стоимости наследственного имущества (ст. 434). Для кредиторов наследодателя был установлен шестимесячный срок заявления претензий, по истечении которого они утрачивали свое право требования.

В таком виде наследственное право действовало до 1945 г. *(17) В этот период впервые после 1917 г. было установлено развернутое регулирование наследственных отношений, включающее нормы по всем вопросам, связанным с посмертным преемством в имущественных правах и обязанностях умершего лица. Принципиальное значение наследственного права в ряду других гражданских прав было подчеркнуто включением в 1936 г. в Конституцию СССР нормы, гарантировавшей охрану законом права граждан на наследование. В ГК 1922 г. впервые в отечественном гражданском праве были закреплены наследственные права иждивенцев - лиц, как правило, не связанных с наследодателем семейными или родственными узами, ответственность наследников по долгам наследодателя ограничена стоимостью наследственного имущества, установлена обязательная доля необходимых наследников, признано право завещателя на установление завещательного отказа и подназначение наследника.

20.

Некоторые принципиальные вопросы, как и нормы, определяющие наиболее важные институты Общей части уголовного права, получили неодинаковое решение в различных проектах Уголовного кодекса и в самом Уголовном кодексе 1922 г., при этом в процессе разработки отдельных вопросов отмечались чуждые советскому праву построения.

Одним из самых важных вопросов, разрешавшихся в процессе подготовки Уголовного кодекса, был вопрос об основаниях уголовной ответственности. Предстояло решить — определяется ли последняя в соответствии с характером деяний или же в соответствии со свойствами личности субъекта, совершающего деяние. «Руководящие начала»

249

1919 г. делали крен в сторону субъективных качеств личности с недоучетом в то же время последствий деяния. Проект комиссии общеконсультационного отдела Народного комиссариата юстиции 1920 г. представлял собой воспроизведение теорий социологической школы уголовного права. Авторы проекта 1920 г. отрицали деление преступлений на виды по их тяжести: «внешние формы осуществления деяния, степень реализации воли, формы участия в правонарушении теряют значение граней, с необходимостью определяющих тяжесть наказания и даже самую наказуемость... Оттенки умышленности, неосторожности утрачивают значение факторов, направляющих наказание по заранее определенной линии»[1] и т. д.

В соответствии с этими и подобными им положениями, которым посвящена почти вся объяснительная записка к проекту, составлены/ и основные статьи 2 и 3 проекта, определяющие понятия преступности и наказуемости деяний. Эти статьи гласят: «Лицо, опасное для существующего порядка общественных отношений, подлежит наказанию по настоящему Кодексу. Наказуемыми являются как действие, так и бездействие. Опасность лица обнаруживается наступлением последствий, вредных для общества, или деятельностью, хотя и не приводящей к результату, но свидетельствующей о возможности причинения вреда».

Эти нормы и положения в основном воспроизведены в проекте УК Наркомюста 1921 г. Статья 4 проекта .гласила: «Опасность лица обнаруживается наступлением последствий, вредных для общества, или деятельностью, хотя и не приводящей к результату, но свидетельствующей о серьезной угрозе общественному правопорядку».

Здесь по существу центр тяжести уголовной репрессии лежит в опасности лица. Совершение им определенных деяний, наступление вызванных последними последствий, равно как и покушение на преступление с точки зрения ст. 4 не более как доказательства опасности лица.

Преступление, таким образом, теряло центральное, наряду с наказанием, положение в системе уголовного права, оно в значительной мере получало значение лишь симптома опасности лица.

Правда, ст. 3 проекта говорила о защите общества от общественно-опасных действий или преступного бездействия,

250

тем самым утверждая понятие преступления как конкретного деяния, тогда как проект общеконсультационного отдела неуклонно проводил единую- линию определения репрессии в соответствии только со степенью опасности лица, но не деяния. Наличие столь противоречащих друг другу статей 3 и 4 может рассматриваться лишь как доказательство недоработанности первоначального проекта Уголовного кодекса.

В связи с этим креном в сторону оценки главным образом или даже почти исключительно свойств личности, несомненно, стоит и отсутствие в проекте статьи, содержащей материальное определение преступления.

В этом отношении проект делает шаг назад в сравнении с «Руководящими началами», которые давали такое определение, хотя в очень несовершенном виде.

В переработанном проекте 1922 г. центральное место занимает определение преступления (ст. 6), включенное затем в Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. Докладчик на 3-й сессии ВЦИК IX созыва Д. И. Курский при обсуждении Уголовного кодекса отметил, что ведущим понятием кодекса является понятие преступления[2]. В соответствии с этим из проекта 1922 г. исчезают нормы, определявшие в качестве главного основания уголовной ответственности не совершение деяния, а опасность лица. Кодекс определил, что советское уголовное право учитывает опасность деяния и лица в их неразрывном единстве, не противопоставляя .одно другому. Вместе с тем была изменена и формулировка основных задач Уголовного кодекса.

По проекту НКЮ 1921 г. эти задачи сформулированы таким образом: «Уголовный кодекс РСФСР имеет своей задачей правовую защиту основ советского строя и взаимоотношений между гражданами, установленных на переходный к коммунистическому строю период времени» (ст. 2).

По проекту 1922 г. и УК 1922 г.: «Уголовный кодекс РСФСР имеет своей задачей правовую защиту государства трудящихся от преступлений и от общественно-опасных элементов и осуществляет эту задачу путем применения к нарушителям революционного правопорядка наказания или других мер социальной защиты» (ст. 5).

В редакции ст. 4 проекта, которая стала нормой закона, речь идет о защите прежде всего от преступлений и притом

251

путем применения в первую очередь мер наказания. Таким образом, в отличие от первоначального проекта УК формулирует два центральных понятия уголовного права — преступление и наказание.

II

Существенные изменения были внесены при пересмотре проекта УК и в ст. 6, которая делила все преступления на две категории: 1) направленные против тех пережитков дореволюционного строя, сохранение которых вызывается переходным временем, и 2) направленные непосредственно против порядка управления и общественных отношений, установленных советской властью.

Это деление не нашло отражения в структуре Особенной части проекта, и, поскольку с ним не связывался тот или иной характер санкции, оно имело лишь значение общего принципа.

В проекте, переработанном НКЮ в 1922 г. после IV.Всероссийского съезда деятелей советской юстиции, это деление отсутствует[3]. Докладывая на сессии ВЦИК в мае 1922 г. проект Уголовного кодекса РСФСР, докладчик Народный комиссар юстиции РСФСР Д. И. Курский объяснил это тем, что не всегда можно определить, является ли то или другое преступление непосредственно направленным против советского строя[4].

Очевидно, однако, что отказ от этого деления был вызван более глубокими соображениями. Механическое деление общественных отношений советского общества на две группы неприемлемо. Если социалистическое Государство в данный момент признает необходимым охранять нормами права те или иные общественные отношения, это означает, что на данном этапе социалистического строительства оно рассматривает их как отношения, существование которых в определенных границах и в определенный отрезок времени целесообразно для осуществления общих задач нашего государства.

В первый период нэпа, «когда Советская власть допустила некоторое оживление капитализма при всемерном развитии социализма, когда она рассчитывала на то, чтобы в ходе соревнования двух систем хозяйства, капиталистической

252

и социалистической, организовать перевес социалистической системы над капиталистической»[5], деятельность этих капиталистических элементов в определенных пределах допускалась нормами права. Товарищ Сталин говорил: «Революционная законность первого периода нэпа обращалась своим острием главным образом против крайностей военного коммунизма, против «незаконных» конфискаций и поборов. "Она гарантировала частному хозяину, единоличнику, капиталисту сохранность их имущества при условии строжайшего соблюдения ими советских законов»[6].

Неприемлемость принятого проектом 1921 г. деления общественных отношений на две группы можно проиллюстрировать на простейшем примере. Если, например, в первый период нэпа вор украл у нэпмана часть имущества, то это не означало, что вор посягал на пережитки дореволюционного строя, сохранение которых вызывалось переходным временем. Если же говорить о посягательствах на личность, на личную собственность трудящихся, то неприемлемость принятого проектом деления станет очевидной[7].

Уголовный кодекс 1922 г. принял двучленное деление преступлений на а) преступления, направленные против установленных рабоче-крестьянской властью основ нового правопорядка или признаваемые наиболее опасными, по которым определен кодексом низший предел наказания, не подлежащий понижению судом, и б) все остальные преступления (ст. 27 УК РСФСР 1922 г.).

Таким образом, первая группа преступлений определялась положительными признаками, вторая же определялась по методу исключения: Это деление не отражалось в структуре Особенной части, но, поскольку оно было связано с характером строения санкции, деление Особенной части на две указанные группы преступлений подразумевалось.

В этом делении обращает на себя внимание соединение в общей группе двух видов преступлений: одни включаются по признаку направленности на важнейший объект — основы нового правопорядка, другие по признаку, относящемуся к любому элементу состава — «наиболее опасные». Определение в законе лишь минимального предела санкции

253

за эти преступлений означало отнесение их по Признаку опасности к первой группе. Здесь в основу деления была положена степень опасности деяния, а не тяжесть наказания, характер санкции был производным от опасности преступления.

Судебная практика пошла по пути сужения круга преступлений, включаемых в первую группу, относя к ней преимущественно преступления, направленные против основ советского строя. В директивном письме № 1 Уголовно-кассационной коллегии Верховного суда РСФСР за 1925 г. говорилось, что в общем все преступления можно разбить на две основные группы. Первая группа — это те преступления, которые угрожают самым основам советского строя. Сюда следует отнести преступления контрреволюционные, шпионаж, бандитизм и корыстные хозяйственные и должностные преступления с тяжелыми для государства последствиями. Вторая группа — это все остальные виды преступлений.

Таким образом, Верховный суд РСФСР, во-первых, говорил о посягательствах не На основы нового правопорядка, а на основы советского строя, чем существенно уточнял понятие первой группы преступлений, а во-вторых, исключал из этой группы преступления, относимые к ней ст. 27 УК РСФСР 1922 г. по признаку особой опасности, выраженному в строении санкции по принципу указания минимального ее предела: «не ниже такого-то размера».

Следует признать эту классификацию в основном . правильной. УК РСФСР 1922 г. устанавливал по очень многим статьям санкцию с указанием лишь низшего предела наказания, вследствие чего нарушался принцип выделения преступлений, направленных против основ советского строя: они как бы растворялись во множестве других преступлений, за которые назначалась названная санкция[8].

254

Помимо того, деление, усвоенное ст. 27 УК РСФСР, приводило к тому, что квалифицированный вид преступления нередко относился к одной группе преступлений, а простой вид — к другой, если в последнем случае санкция была определена по принципу: «до такого-то предела».

Может показаться, что Верховный суд РСФСР в названном письме без достаточных оснований отнес к преступлениям против основ советского строя некоторые тягчайшие должностные и хозяйственные преступления. Но следует вспомнить, что в УК РСФСР 1922 г. к числу государственных преступлений были отнесены и все преступления против порядка управления, в том числе и самые легкие (самоуправство и др.). В то же время главы о должностных и хозяйственных преступлениях предусматривали некоторые деяния, несомненно направленные против основ советского строя и каравшиеся самыми суровыми наказаниями вплоть до расстрела.

III

Проблема определения круга преступных деяний среди других важнейших принципиальных вопросов встала перед советскими законодательными органами при издании Уголовного кодекса РСФСР 1922 г.

Законодательство 1917—1921 гг. ограничивало круг преступного только общественно опасными деяниями. Отдельные деяния, признававшиеся преступными по декретам 1917—1921 гг., например, нарушения правил учета специалистов, впоследствии, с переходом на мирную работу по восстановлению народного хозяйства, стали считаться проступками, влекущими административное или дисциплинарное взыскание. Но это произошло не потому, что до издания УК 1922 г. смешивались понятия уголовного преступления и проступка, а потому, что в условиях военного коммунизма эти деяния являлись общественно опасными и, следовательно, карались как преступления. При издании Уголовного кодекса необходимо было дать точный, в основном исчерпывающий;, если не считать применения в виде исключения аналогии, перечень преступных деяний. В связи

255

с этим встал общий вопрос — следует ли считать уголовным преступлением всякое нарушение советского правопорядка и соответственно надо ли включать в уголовные кодексы нормы, определяющие ответственность за те нарушения правопорядка, которые не имеют общественно опасного характера.

Народный комиссариат юстиции сначала разрешил этот вопрос в утвердительном смысле.

Первоначальный проект Уголовного кодекса 1921 г. НКЮ РСФСР[9], не содержавший материального определения преступления, отнес к числу преступных деяний, карае-мых уголовной санкцией,, и всевозможные мелкие правонарушения. Среди должностных преступлений значится: «непредставление должностными лицами в срок по требованию центральных и местных властей необходимых сведений, справок, отчетов» (ст. 95). Здесь стерта грань между должностным преступлением и служебным проступком, влекущим порой незначительное взыскание.

В гл. IX о нарушениях правил, охраняющих народное здравие, общественную безопасность и публичный порядок, содержалась, бланкетная норма, предусматривавшая в общей форме уголовную ответственность за нарушение обязательных постановлений местных органов власти и примерно 42 состава отдельных преступлений. К числу последних были отнесены, например, курение табака в неразрешенных для того местах, превышение предельных норм скорости езды, появление в публичном месте в состоянии опьянения, нарушение правил, установленных для убоя скота, и т. д. Среди имущественных преступлений значилось самовольное пользование чужим имуществом без намерения присвоить его (ст. 186).

Включение всех перечисленных норм в Уголовный кодекс означало бы по существу поглощение понятия административного деликта понятием преступления и значительное расширение области уголовного права за счет права гражданского (наказуемость самовольного пользования чужим имуществом).

При наличии же упомянутой выше ст. 95 проекта, караю: щей непредставление в срок всякого рода сведений и ст. 90, карающей всякое упущение по службе, повлекшее ущерб

256

для государства или отдельного лица, область преступного расширялась и за счет служебных проступков, влекущих взыскание в порядке подчиненности. Характерно, что включение в проект множества мелких деликтов соответствовало отказу от материального определения преступления в проекте 1921 г. Второй проект заменил широкое понятие упущения по службе более узким и определенным понятием халатного отношения к службе и отказался от признания уголовным преступлением единичного факта несвоевременного представления сведений должностными лицами. Это деяние становилось преступлением лишь при повторности (ст. 113). С другой стороны, проект 1922 г. ввел исключительно широкую по составу ст. 90, карающую неисполнение законно изданных распоряжений власти, циркуляров, приказов и т. п. принудительными работами до б месяцев. В такой формулировке ст. 90 чрезвычайно расширяла понятие преступного, включая в него даже деяния, по существу находящиеся за гранью проступков, преследуемых в административном порядке.

При рассмотрении проекта Уголовного кодекса 3-й сессией ВЦИК IX созыва статья 113 проекта была исключена, а из 43 статей главы IX сохранено только 13 статей[10]. Вместе с тем сессия исключила упоминавшиеся выше статьи, предусматривавшие мелкие упущения по службе и самовольное пользование чужим имуществом.

Решение сессии имело огромное принципиальное значение. Оно вытекало из принятого сессией материального определения преступления как общественно опасного действия или бездействия. Это определение, данное в статье 6, являлось краеугольным камнем кодекса[11].

В дальнейшем некоторые из деяний, которые были исключены сессией из перечня преступлений, были признаны преступными/ но не потому, что изменился принципиальный взгляд советского законодательства на понятие преступлений,

257

а потому, что эти деяния стали в других условиях общественно опасными и, следовательно, приобрели тот материальный признак, который характеризует преступление в советском социалистическом уголовном праве.

После издания Уголовного кодекса 1922 г. круг уголовно наказуемых деяний неоднократно изменялся как в ту, так и в другую сторону, что вызывалось изменениями общественной опасности тех или иных деяний в данной конкретной обстановке. Неизменным оставалось, однако, что каждое деяние, которое советский уголовный закон считает преступлением, объективно относится к числу общественно опасных.

IV

Вопрос о вине проект 1921 г. разрешал так же, как и «Руководящие начала» 1919 г., т. е. умысел или неосторожность не определялись в качестве обязательных условий преступности и наказуемости деяния.

В пункте «и» ст. 16 проекта 1921 г. цитированная норма воспроизведена с незначительными изменениями — исключены указания на злобу и коварство, добавлено в качестве смягчающего обстоятельства совершение преступления вследствие угроз и принуждения.

Проект 1922 г. включил принципиальное положение огромной важности, установив, что наказанию подлежат лишь те, которые действовали умышленно или неосторожно. Вместе с тем проект дал определения умысла и неосторожности, которые без изменения вошли в Уголовный кодекс 1922 г. и с незначительными изменениями в «Основные начала» 1924 г. и действующие УК союзных республик.

При определении умысла и неосторожности, видимо, частично была использована ст. 48 Уголовного уложения 1903 г., но не ст. 18 проекта Института советского права. В последней смешиваются субъективный и объективный моменты преступного деяния. Так, по проекту ИСП действовали умышленно те, которые, «предвидели преступные последствия своих действий и "тем не менее не остановились перед осуществлением своего замысла». Здесь смешивается прямой и эвентуальный умысел, обстоятельство, относящееся к объективной стороне — «не остановились», — включается в формулу умысла, наконец, проект говорит о преступных последствиях, хотя этот эпитет может

258

быть применен к деянию в целом, но не к одному лишь его последствию.

УК 1922 г. дал прекрасную формулу умысла, значительно превосходящую формулу ст. 48 Уголовного уложения. Последнее не включало специального указания на элемент предвидения и к тому же прямой умысел определило в негативной форме: «преступное деяние считается умышленным не только когда виновный желал его учинения»... В той же негативной норме Уголовное уложение определило неосторожность в форме небрежности; этого недостатка также избежал УК 1922 г. Наиболее крупный недочет ч. 2 ст. 48 Уложения — альтернативный характер возможности и долженствования предвидения последствий при преступной небрежности устранен в УК 1922 г. путем опущения слов «мог предвидеть». При этом, однако, возможность предвидения подразумевается не как противостоящая долженствованию предвидения, а как его предпосылка. Согласно смыслу ст. 11 УК РСФСР 1922г., субъект действовал неосторожно, когда он мог предвидеть последствия и к тому же должен был их предвидеть.

V

В процессе подготовки проекта Уголовного кодекса была отвергнута идея так называемых родовых составов преступлений.

Выступая на III Всероссийском съезде деятелей советской юстиции в связи с докладом М. Ю. Козловского об Уголовном кодексе, Д. И. Курский заявил: «Здесь мы не имеем в виду дать точную дефиницию преступлений, так как мы имеем определенный опыт, и он показывает, что основную дефиницию мы не употребляем, а только называем известные деяния и вкладываем, в них содержание, и заранее можно сказать, что такой дефиниции, как в буржуазном кодексе, у нас не будет, но мы можем дать нечто иное — и можем дать несколько общих признаков, которые помогут разобраться»[12]

I Построение Особенной части по методу приблизительных, ориентировочных «родовых» составов предлагала комиссия общеконсультационного отдела Народного комиссариата юстиции в своем проекте Особенной части УК[13].

259

Например, статьи о краже и грабеже были сформулированы следующим образом: 1) Кража.—«Карается похищение с корыстной целью движимой вещи, не находящейся в закономерном обладании или пользовании правонарушителя», 2) Грабеж. — «Карается похищение движимой вещи, не находящейся в обладании или пользовании правонарушителя посредством насилия над личностью или угрозы непосредственно причинить такое насилие». Эти две статьи подменяли всю совокупность видов кражи и грабежа.

Идея родовых составов противоречила действовавшему советскому законодательству, которое строилось по принципу определения преимущественно конкретных составов преступлений. Общие формулы встречались в декретах 1917—1921 гг. значительно реже.

Уже проект Наркомюста 1921 г. целиком отказался от идеи родовых составов, в основе которой лежало реакционное воззрение социологической школы на Особенную часть как устаревшую и антинаучную часть уголовного закона, нуждающуюся, как минимум, в решительном сокращении и обобщении составов. Советское законодательство отвергло эту идею. Уголовный кодекс 1922 г. был построен на основе точных и достаточно конкретных составов преступлений.

Проект 1921 г. включил норму об аналогии, которую не знало уголовное законодательство 1917—1921 гг. Поскольку уголовное и уголовно-процессуальное законодательство 1917—1921 гг., помимо случаев, регламентированных законом, допускало определение преступности и наказуемости деяний судом, руководившимся революционным правосознанием, не мог даже ставиться вопрос об аналогии.

С установлением в основном исчерпывающего перечня преступных и наказуемых деяний неизбежно встал вопрос о полноте перечня и возможности восполнения пробелов закона. Теперь не вызывает сомнений, что в 1922 г. и позд-нее нельзя было обойтись без аналогии в советском уго-ловном праве. Она известна «Основным началам» 1924 г., ив настоящее время действующим УК союзных республик.

VI

Значительные расхождения в 1920—1921 гг. вызвал вопрос о санкциях в Уголовном кодексе.

260

Ha III Всероссийском съезде деятелей советской юстиции докладчик М. Ю. Козловский в заключительном слове заявил: «Мы не говорили ни одного слова о том, какова будет санкция, этот вопрос остается открытым... Я совершенно не останавливаюсь на вопросе о санкции, этого вопроса мы еще не касаемся, этот вопрос и для нас, для комиссариата юстиции и членов его коллегии, является вопросом открытым»[14]. М. Ю. Козловский заметил, что имеется взгляд о принципиальной недопустимости санкций в советском уголовном законе.

Вслед за М. Ю. Козловским Народный комиссар юстиции Д. И. Курский также коснулся вопроса о санкциях, высказавшись, насколько можно понять из стенографического отчета, в пользу введения санкции, но в форме указания лишения свободы «не ниже известного срока». Он говорил: «Опыт показал, что правосознание, поскольку оно проявляется в законодательных формах, определенно выдвигает следующее положение: устанавливается минимум наказания, а максимум не устанавливается. Обычная санкция — лишение свободы не ниже известного срока. И это все чаще и чаще вы видите в декретах»[15].

Резолюция съезда, как известно, «принимает за основу предложенную схему классификации деяний по проекту нового уголовного кодекса, не предрешая вопроса об установлении кодексом карательных санкций»[16].

На принципе отказа от санкций был построен проект Особенной части УК комиссией общеконсультационного отдела Народного комиссариата юстиции 1921 г., что теснейшим образом связывалось с системой родовых составов. Проект Института -права 1921 г. в ст. 3 установил, что суд «может определить срок наказания известным минимумом и максимумом (относительно неопределенный приговор)». Система неопределенных приговоров связывалась в проекте с признанием института опасного состояния лица, которое являлось основным критерием при применении репрессии[17].

261

Признание преступника опасным могло влечь применение меры социальной защиты, в частности в виде изоляции на срок от 5 до 20 лет (ст.ст. 30, 31). Таким образом, проект Института советского права стоял на позициях так называемой третьей школы уголовного права,, сочетая наказание, соответствующее тяжести преступления, и меры социальной защиты, соответствующие опасности лица. Идеи обоих проектов, т. е. родовые составы, отказ от санкций и неопределенные приговоры по существу означали отказ от осуществления твердых принципов законности в уголовном праве, признание системы ориентировочных, необязательных для суда составов преступления и полного усмотрения суда в избрании меры наказания. Проект комиссии общеконсультационного отдела НКЮ добавил к этому вслед за «Руководящими началами» 1919г. также и ориентировочный перечень самих мер наказания. В объяснительной записке к проекту говорится, что «предлагаемый перечень мер наказания допускает дальнейшее развитие в духе строгой целесообразности мер карательного воздействия»[18].

Излагавшиеся положения, противоречившие принципам советского уголовного права, духу и форме советского уголовного законодательства 1917—1921 гг., были отвергнуты уже при выработке проекта Уголовного кодекса НКЮ 1921 г. Уголовный кодекс 1922 г. знал точные санкции, построенные по принципу или «не ниже» или «до» такого-то срока и отбрасывал систему неопределенных приговоров. Ст. 28 определяла, что в приговоре суда должно быть указано, на какой срок осужденный приговаривается к лишению свободы и требуется ли строгая изоляция.

Однако проект Уголовного кодекса НКЮ 1921 г. усвоил положение, которое, если бы оно стало законом, в значительной мере снизило бы значение всех санкций Уголовного кодекса. В ст. 8 проекта говорилось: «В том случае, когда по исключительным обстоятельствам дела суд приходит к убеждению в необходимости определить меру наказания выше (разрядка моя — Н. Д.) или ниже предела, указанного в соответствующей статье Уголовного кодекса, или перейти к другому роду наказания (разрядка моя — Н. Д.), суд может допустить отступление не иначе, как точно изложив мотивы, вынудившие отступить от предела наказания, указанного в этих статьях».

262

Статья позволяла суду переходить, скажем, от исправтрудработ к лишению свободы, от высшего предела санкции в виде одного года лишения свободы к десятилетнему заключению. При введении в Уголовный кодекс такой статьи санкции получили бы сугубо ориентировочное и абсолютно необязательное значение.

В проекте 1922 г. статья была изменена в том смысле, что суд может только снижать наказание ниже низшего предела санкции и может переходить к более мягким, но отнюдь не более суровым мерам наказания, чем та мера, которая обозначена в санкции.

Из числа отдельных мер наказания наибольшее внимание при обсуждении проекта вызвали три меры — расстрел, лишение свободы и принудительные работы.

Проекты Комиссии общеконсультационного отдела НКЮ и Института советского права вообще не упоминали расстрела. Проект УК НКЮ 1921 г. в отличие от «Руководящих начал», включивших расстрел в перечень наказаний, вынес эту меру за рамки перечня ст. 26, ограничив применение расстрела местностями, объявленными на военном положении, а также делами, находящимися в производстве военных отделений революционных трибуналов. В статье содержалось указание на временный в принципе характер этой меры наказания: «впредь до отмены Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом». Уголовный кодекс 1922 г. сохранил вынесение смертной казни за пределы перечня наказаний (ст. 33), как и указание на временный характер этой меры, допустив применение ее по делам, находящимся в производстве революционных трибуналов (а не только военных отделений ревтрибуналов и вместе с тем строго ограничив применение расстрела случаями, когда статьями УК определена высшая мера наказания.

Лишение свободы по УК 1922 г. являлось наиболее распространенным наказанием. При создании УК необходимо было определить низший и высший пределы этого наказания При подготовке проекта вопрос о сроках лишения свободы был предметом обсуждения съезда деятелей советской юстиции. Как первый, так и второй проекты Наркомюста определили минимальный срок лишения свободы -6 месяцев и максимальный — 5 лет, хотя на IV Всероссийском съезде деятелей советской юстиции были защитник:' максимального десятилетнего срока лишения свободы.

263

Статья 28 проекта, за исключением установления ми- ч нимального срока, воспроизводила декрет 21 марта 1921 г. В резолюции IV Всероссийского съезда деятелей советской юстиции по докладу о современной карательной политике было записано: «1)... Лишение свободы имеет своей целью перевоспитание впавших в преступление граждан и приспособление их к условиям существующего строя. 2) Краткосрочный арест как мера не перевоспитания, а так называемого юридического исправления требует помещения арестованных в одиночные камеры, что в переживаемых условиях неосуществимо. Поэтому арест не введен в систему наказаний в проект Уголовного кодекса. 3) Лишение свободы как мера исправительная может достигать желательных результатов лишь при значительных сроках, дающих возможность ознакомиться с личностью преступника и применить к нему те или иные методы воздействия. Поэтому в проекте Кодекса минимальный срок этого вида наказания установлен шесть месяцев. 4) В зависимости от тяжести преступления и степени вредности и опасности преступника для общества объем наказания лишением свободы варьирует от 6 месяцев до 5 лет и применяется по так называемой прогрессивной системе постепенным смягчением режима в зависимости от степени исправления, характеризуемой поведением и трудолюбием заключенного»[19]. Таким образом, односторонне понимая задачу перевоспитания, съезд деятелей юстиции принципиально отказался от краткосрочного лишения .свободы. Минимальный шестимесячный срок лишения свободы был принят сессией ВЦИК, но одновременно максимальный предел был увеличен до 10 лет. Это совершенно правильное мероприятие, однако, не сопровождалось пересмотром санкций, определенных проектом 1922 г. применительно к пятилетнему предельному сроку лишения свободы. Вследствие этого в УК оказалось чрезмерно большое количество статей, угрожающих лишением свободы на срок до 10 лет. Этот недостаток был окончательно устранен только при общем пересмотре Уголовного кодекса и создании УК РСФСР редакции 1926 г.

Минимальный шестимесячный срок лишения свободы удержался лишь около года. Законом 10 июля 1923 г.[20] было введено краткосрочное лишение свободы.

264

Срок принудительных работ проектами УК был определен от 7 дней до 2 лет. В этом отношении проекты отступили от декрета 21 марта 1921 г., установившего одинаковый пятилетний предельный срок и для лишения свободы и для принудительных работ.

При дальнейшем обсуждении проекта предельный максимальный срок принудительных работ был установлен в один год.

VII

В настоящей работе нет необходимости специально анализировать ряд вопросов Общей части УК 1922 г. Достаточно остановиться на отдельных статьях. Проект 1921 г. распространял действие УК на иностранцев, совершивших любые преступления за пределами РСФСР (ст. 1). В Уголовном кодексе 1922 г. ответственность иностранцев, совершивших преступления за пределами РСФСР, ограничивается случаями совершения преступлений против основ государственного строя и военной мощи РСФСР (ст. 3). Специально указано, что УК не распространяется на иностранцев, пользующихся правом экстерриториальности.

По ст. 11 проекта невменяемыми признавались все вообще душевнобольные. Кодекс ввел два критерия невменяемости, известных и действующему праву (ст. 11 УК РСФСР 1926 г.).

Проект 1921 г. установил предельный пятилетний срок давности по всем преступлениям, которые караются лишением свободы свыше одного года, следовательно, и по контрреволюционным (ст. 12).

Уголовный кодекс (ст. 21) редакции 1 июня 1922 г. распространил давность только на преступления, караемые в качестве наиболее сурового наказания лишением свободы, и установил удвоенные сроки давности, если виновный уклонился от следствия или суда.

УК включил норму о крайней необходимости, отсутствовавшую в проекте 1921 г.

Проект 1921 г. сохранил (ст. 18) определение оконченного преступления, известное «Руководящим началам», которые основным признаком .оконченного преступления признавали осуществление до конца намерения субъекта. Если это определение могло иметь место в «Руководящих началах» при отсутствии конкретных составов, то в Уголовном кодексе, особенно при наличии ряда усеченных составов

265

преступления, признающих преступление оконченным задолго до осуществления намерений субъекта, оно не соответствовало бы действительности. Поэтому в УК определение оконченного преступления опущено.

В определении покушения (ст. 19) проект 1921 г. воспроизвел ст. 18 «Руководящих начал» 1919 г., которая покушением почему-то считала только оконченное покушение, когда совершивший выполнил все, что считал необходимым для приведения своего умысла в исполнение, но преступный результат не наступил по причинам, от него не зависящим.

Ст. 13 УК РСФСР 1922 г. дала четкое определение как оконченного, так и неоконченного покушения.

В отличие от проекта 1921 г. и в особенности от «Руководящих начал» 1919 г., предусматривавших одинаковую ответственность за покушение и оконченное преступление, т. е. отрицавших здесь значение объективного момента[21], УК 1922 г. установил, что «отсутствие или незначительность вредных последствий могут быть приняты судом и при определении меры наказания».

Уже проект 1921 г. установил освобождение от уголовной ответственности при добровольном отказе от преступления. УК 1922 г. отказался от наказуемости приготовления иначе как преступления sui generis.

В вопросе об определении круга соучастников проект УК 1921 г. воспроизвел положение «Руководящих начал»: 1) соучастие определяется как совершение деяния сообща группою лиц, что не точно в отношении соучастия в узком смысле слова; 2) к числу пособников причисляются как укрыватели, так и попустители.

Однако вместе с тем проект 1921 г. внес весьма важное, принципиальное изменение. По ст. 21 «Руководящих начал» в отношении соучастников «мера наказания определяется не степенью участия, а степенью опасности преступника и совершенного им деяния». Проект 1921 г. установил, что «мера наказания определяется как степенью участия, так и степенью опасности преступника и совершенного им преступления» (ст. 22). Эта формула была включена и в УК 1922 г.

Ряд менее существенных норм УК 1922 г. мы опускаем.

266

Отметим лишь, что в проекте 1922 г. появляются две меры наказания, неизвестные проекту 1921 г. — изгнание из пределов РСФСР срочное или бессрочное и увольнение от должности. Впрочем, последняя мера под названием «отрешение от должности» была известна и ст. 25 «Руководящих начал» 1919 г.

В заключение следует остановиться на терминах, обозначающих репрессию.

Проекты 1921 и 1922 гг. и УК 1922 г. приняли термин «наказание», которое, однако, рассматривалось как вид мер социальной защиты. Таково место наказания согласно ст. ст. 5 и 8 УК, говорящих о наказании и других мерах социальной защиты. Однако это нововведение осталось чисто терминологическим. Во всем кодексе наказание, назначаемое за совершение преступного деяния и соответствующее тяжести деяния и опасности .преступника, фактически противопоставляется мерам социальной защиты, к числу которых прежде всего относятся меры медицинские1 и другие, не содержащие элемента кары.

Если УК 1922 г. говорил, что наказанию подлежат лишь действовавшие умышленно или неосторожно (ст. И), то он вполне последовательно не упоминает о мерах социальной защиты. Но сам УК допускал непоследовательность, когда в ст. 8 указывал, что наказание и другие меры социальной защиты преследуют цели как общего, так и специального предупреждения. Это справедливо только в отношении наказаний, и по существу ст. 8 говорит лишь о целях наказания.

VIII

Впервые вопрос о системе или общей классификации преступных деяний был поставлен на III Всероссийском съезде деятелей советской юстиции при обсуждении принципов подготовки будущего Уголовного кодекса.

В докладе о проекте Уголовного кодекса М. Ю. Козловский справедливо заявив, что схема (или иначе система) преступлений не может быть воспроизведением схемы старого кодекса, сообщил, далее, что коллегии Наркомюста «казалось более целесообразным дать такую структуру и такой талан, чтобы он более выпукло и наглядно обнаружил

267

те новые отношения, которые новый закон будет защищать»[22].

Народный комиссариат юстиции предлагал делить преступления на 1) преступления против Советской республики, 2) преступления против организации производства и потребления, 3) преступления против тех постановлений, которые обеспечивают правильное функционирование государственных органов и защиту его строя, 4) должностные преступления, 5) преступления против жизни и здоровья и 6) преступления против порядка пользования[23].

Докладчик пояснил, что последняя глава содержит имущественные преступления, но «Народный Комиссариат Юстиции, изменяя эту номенклатуру, исходил из того, что в сущности государство защищает не право собственности, а право пользования».

Выступая в связи с обсуждением вопроса об издании Уголовного кодекса, Народный комиссар юстиции Д. И. Курский заметил, что «схему, которую предлагают, можно рассматривать как программу ближайшей работы по классификации тех материалов-, которые имеются, для того, чтобы ответить на те запросы, которые ставит жизнь».

Д. И. Курский согласился с тем, что последнюю главу надо назвать посягательством на право пользования. «Если вы возьмете, — продолжал Д. И. Курский, — область пережитков, известных уголовных деяний, которую мы имеем1 в виде имущественных преступлений, то увидите, что* схема сконструировала их не как покушение на право собственности, исходя при этом из основного положения, что в настоящее время распорядителем является государство в целом и вопрос соответственно и ставится»[24].

Формулируя наименование последней главы, Наркомюст исходил из ошибочного предположения, что личная собственность теряет всякое значение. Вместе с тем он, видимо, не учитывал всего значения общественной собственности и охраны ее от посягательств. Это оказалось и в проектах и в первой редакции УК 1922 г., который не уделил должного внимания охране государственной собственности, вследствие чего пришлось вскоре же после издания УК издать новеллы, усиливающие эту охрану (особенно ст. 180-а УК 1922 г.).

268

Видимо, при подготовке проекта было недостаточно использовано законодательство 1920—1921 гг., которое знало ряд норм, подчеркивающих значение государственной собственности и устанавливающих суровые меры наказания за посягательства на эту собственность.

Упомянем декрет ВЦИК и СНК от 1 июня 1921 г. «О мерах борьбы с хищениями из государственных складов и должностными преступлениями, способствующими хищениям»[25], и декрет ВЦИК и СНК от 1 сентября 1921 г. «Об установлении усиленной ответственности для лиц, виновных в хищении грузов во время перевозки их»[26].

В проекте комиссии общеконсультационного отдела Народного комиссариата юстиции также имелся раздел, озаглавленный: «Преступления против порядка пользования имуществом», причем «комиссия исходила из мысли о необходимости безусловной охраны пользования имущественными благами, предоставленными отдельным лицам, общественным объединениям и государственным органам»[27].

Схема, выработанная Народным комиссариатом юстиции, была использована в качестве материала при составлении проекта УК 1921 г. При этом преступления против Советской республики стали называться преступлениями контрреволюционными. Преступления против организации производства и потребления превратились в хозяйственные преступления. Преступления против! тех постановлений, которые обеспечивают правильное функционирование государственных органов, стали преступлениями против порядка управления. Преступления должностные и против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности сохранили свои наименования. Преступлениям против порядка пользования было возвращено принадлежащее им наименование имущественных преступлений.

Проект 1921 г. добавил главы о нарушении правил об отделении церкви от государства и нарушение правил об актах гражданского состояния, воинские преступления и нарушение1 правил, охраняющих народное здравие, общественную безопасность и публичный порядок.

Следует отметить, что основы этой системы Особенной части были выработаны в советской судебной практике 1918—1921 гг. Видимо, путем обобщения судебной практики

269

были созданы Народным комиссариатом юстиции и те упомянутые выше разделы схемы Уголовного кодекса, которые рассматривались и в основном были одобрены III Всероссийским съездом деятелей советской юстиции.

После съезда до момента выработки проекта УК РСФСР 1921 г. схема дорабатывалась. Инструкция для составления отчетности Губревтрибуналом при ВЦИК, изданная, по-видимому, в августе 1921 г.[28], почти за год до издания Уголовного кодекса РСФСР 1922 г. и за несколько месяцев до составления проекта УК 1921 г., дала перечень составов преступлений, выработанных судебной практикой. Этой инструкцией была намечена и система Особенной части советского уголовного права, положенная в том же году в основу упомянутой выше системы Особенной части проекта УК РСФСР 1921 г. НКЮ РСФСР.

Система этого проекта стала системой УК РСФСР за одним лишь исключением. Намечавшаяся в проекте глава IV Особенной части — «Нарушение правил об актах гражданского состояния» — не вошла в Уголовный кодекс.

Особенная часть УК РСФСР 1922 г. в редакции 1 июня