Глава 48

Разные входы — для собак и кошек. Вот что мне больше всего запомнилось. Еще один вход для заразных животных, куда пускали всех, без дискриминации по признакам пола и происхождения. Очевидно, что кошки и собаки равны, если они заразны.

Вспоминаю, как долго и больно врач мял и вертел мои лапы и бедра. Потом мне сделали укол, и я ненадолго уснул.

Когда проснулся, голова у меня еще немного кружилась, но зато прошла боль. Я услышал обрывки разговора, термины «дисплазия», «хронический артрит», «перелом без смещения тазовой кости». Потом были еще термины: «пластическая хирургия», «операция по жизненным показателям», «срастание», «болевой порог», «кальцификация», «закрепление». Наконец мое любимое слово: «старый».

Дэнни вынес меня в приемную, положил на темно-серый коврик. В ее полумраке мне было покойно. Заговорил помощник врача, но что именно — плохо помню, поскольку в голове у меня еще был туман. «Рентген», «успокаивающее», «анализы и диагноз». «Инъекции кортизона», «лечение обезболивающими». Потом — «доплата за ночной прием». И разумеется, восемьсот двадцать долларов.

Дэнни передал врачу кредитку. Нагнулся и погладил меня по макушке.

— Все будет хорошо, Цо, — сказал он. — У тебя трещина в тазовой кости, но это не страшно. Зарастет. Потерпи немного.

— Мистер Свифт?

Дэнни выпрямился и подошел к столу. — Банк не принимает вашу карточку. Дэнни застыл.

— Не может быть.

— У вас есть другие карточки?

— Да, пожалуйста.

Оба они смотрели, как синенький автомат заглотнул карточку и через несколько секунд выплюнул ее. Помощник покачал головой.

— Вы превысили счет.

Дэнни нахмурился, извлек еще одну карточку.

— Карточка для банкомата, — пояснил он. Они снова ждали, результат оказался таким же.

— Какая-то ошибка, — произнес Дэнни. Я почувствовал, как сердце его забилось сильнее, дыхание участилось. — Я только что положил на счет деньги, недельную зарплату. Может быть, их еще не зачли?

Врач-ветеринар, сидевший позади, приблизился к нам.

— Какие проблемы? — спросил он.

— Послушайте, я полчаса назад сделал очередной вклад. Снял немного наличных. Вот же… — Дэнни потряс перед врачом банкнотами. — Они, наверное, еще не зачли деньги на счет. Идет проверка или что там, — говорил Дэнни; голос его дрожал от волнения. — Я знаю, деньги у меня на счету есть. Есть еще накопительный счет. Я завтра же утром переведу вам всю сумму.

— Не беспокойся, Дэнни, — отозвался врач. — Я уверен, тут какая-то ошибка. — Он повернулся к помощнику. — Выдай мистеру Свифту квитанцию на оплату. Сумму укажи — триста долларов, а Сюзанне оставь записку, пусть утром проверит его карточку и снимет остаток.

Помощник взял у Дэнни деньги. Тот внимательно наблюдал затем, как помощник выписывает квитанцию.

— Двадцать долларов не оставите? — нерешительно спросил он. Я видел, как дрогнули его губы. Он был потрясен и смущен происходящим. — На бензин, — пояснил он.

Помощник взглянул на врача, тот, опустив глаза, молча кивнул, и пожелав всем доброй ночи, направился в свой кабинет. Помощник отдал Дэнни квитанцию и двадцатидолларовую банкноту. Дэнни понес меня к машине.

Мы вернулись домой, Дэнни положил меня на коврик, а сам опустился в кресло, обхватил голову руками и долго сидел в темноте. Комнату освещал лишь свет уличных фонарей.

— Не могу больше, — прошептал он. — Все, сил у меня нет.

Я поднял голову. Он разговаривал со мной. Обращался ко мне.

— Они меня сломали. Победили меня. Понимаешь? У меня нет денег тебе на лечение. Мне не на что купить бензин. У меня ничего нет, Энцо. Все, конец.

О, как же мне не хватало умения разговаривать по-человечески! И как хотелось иметь большие пальцы! Я бы схватил Дэнни за грудки, придвинул его к себе поближе, чтобы он кожей почувствовал мое дыхание, и сказал бы ему: «Это всего лишь кризис! Слабенькая вспышка. Огонек спички, незаметный в кромешной мгле вселенной! Ведь ты же сам учил меня не сдаваться. Сам говорил, что новые возможности возникают только перед теми, кто готов к ним. Ты должен верить!»

Не мог я сказать этого и потому лишь смотрел на него.

— Я пытался, — продолжал Дэнни. — Я сделал все, что мог.

Он говорил так, потому что не услышал ни единого моего возражения. Конечно, я же собака.

— Ты — мой свидетель, ты все видел. Я пытался. Умей я стоять на задних лапах, я бы вскочил. Будь у меня передние лапы, я бы вскинул их и вцепился в него. Умей я говорить, я бы сказал ему: «Да, я — твой свидетель. Я видел. И я вижу!»

И тогда бы он воспрянул духом. И тогда бы он понял. Но он меня не слышал. Потому что я — тот, кто я есть. И он снова обхватил голову руками и долго сидел. Что я мог предложить ему? Он был один.