Глава 23

Рассуждали они здраво, но ничего из их предложений не укладывались у меня голове. Случилось все в тот вечер, когда Дэнни взял меня с собой в больницу, хотя и тогда внутрь меня не пустили. Мы с Зоей остались в машине, а Дэнни с Максвеллом и Триш вышли на тротуар посоветоваться. Зоя погрузилась в свое любимое занятие — разгадывание кроссвордов, а я осторожно прислушивался к беседе. Говорили в основном Максвелл и Триш.

— Разумеется, нужно нанять сиделку, присмотр должен быть круглосуточный.

— Они работают посменно…

— Наймем одну, будет сидеть с перерывами, так дешевле.

— С ней всегда кто-то должен быть рядом.

— Так мы постоянно дома сидим.

— Ходить нам некуда.

— Так — лучше.

— Да, да, намного лучше.

Дэнни неубедительно кивал. Затем он сел в машину, и мы поехали.

— А когда мама домой придет? в спросила Зоя.

— Скоро, — ответил Дэнни.

Мы пересекали понтонный мост, который Зоя, когда была совсем маленькой, называла «дорогой 90».

— Мама останется у бабушки с дедушкой на некоторое время, — сообщил Дэнни. — Пока не поправится. Что ты об этом думаешь?

— Ладно, пусть остается. А зачем?

— Так будет легче, — вспылил Дэнни и сразу же осекся. — Так будет легче всем, — продолжил он уже спокойнее.

Спустя несколько дней, в пятницу, Зоя, Дэнни и я отправились к Максвеллу и Триш. В гостиной уже стояла кровать. Большая больничная кровать, которая двигалась вперед и назад, могла нагибаться во все стороны и проделывала другие штуки. Управлялась она пультом. Еще у нее внизу имелась ступенька, а на ней висел планшет. В комплекте с кроватью в дом прибыла сиделка, старенькая морщинистая женщина с певучим голосом, которая не любила собак, хотя я нисколько не возражал против ее присутствия. Увидев меня, сиделка тут же принялась гундеть. К моему огорчению, Максвелл присоединился к ней, Дэнни же в эту минуту был чем-то занят, и меня вытолкали из дома на задний двор. Спасибо Зое, она пришла мне на помощь.

— Сегодня мама приедет! — крикнула она мне.

На ней было ее любимое хлопчатобумажное в полоску платье, и она очень волновалась. Волнение оказалось заразительным и передалось мне. Я радовался: для всех нас возвращение Евы домой было самым настоящим праздником. Мы прыгали и играли. Зоя бросала мне мячик, а я специально для нее проделывал с ним разные смешные штуки, после чего мы катались в траве. День казался чудесным, наша семья опять вместе.

Приехала, — сообщил Дэнни, выглянув из-за двери, и мы с Зоей бросились в дом. Мне разрешили войти внутрь. Первой вошла мать Евы, за ней двигался мужчина в синих брюках и желтой куртке с логотипом, кативший перед собой инвалидное кресло, в котором сидела безжизненного вида бледная фигура с помертвевшими глазами — манекен в тапках. Максвелл и Дэнни подняли фигуру и уложили на кровать, сиделка подоткнула одеяло, а Зоя сказала: «Привет, мама». И все это произошло прежде, чем я смог узнать в похожей на манекен застывшей фигуре Еву.

Голову ее обтягивала шапка, напоминающая обрезанный чулок. Щеки ввалились, кожа пожелтела. Она подняла голову и огляделась.

— Я чувствую себя новогодней елкой, — сказала она. — Все собрались вокруг меня словно в ожидании чего-то. Нет у меня для вас подарков.

Раздался чей-то неловкий смешок.

Затем она посмотрела прямо на меня.

— Энцо, подойди ко мне.

Завиляв хвостом, я осторожно приблизился. Я не видел Еву с тех пор, как ее положили в больницу, и не был готов увидеть то, что предстало моим глазам. Мне показалось, она вышла из больницы в гораздо худшем состоянии, чем была до нее.

— Он не знает что и думать, — произнес Дэнни, глядя на меня.

— Все нормально, Энцо.

Она свесила руку с кровати, и я ткнулся в нее носом. Все мне не нравилось — ни странная кровать, ни Ева, дряблая и печальная, ни стоящие возле нее люди, ни Новый год без подарков. Все выглядело скверно. Поэтому, хотя все и продолжали смотреть на меня, я переместился к Зое и, устроившись позади нее, принялся разглядывать в окно залитый солнцем задний дворик.

— Думаю, я обидела его тем, что заболела, — сказала Ева.

Ничего подобного у меня и в мыслях не было. Чувства мои в тот момент перемешались. Я не смог бы их внятно сформулировать и сейчас, когда столько пережито и прошло много времени, чтобы их осмыслить. А тогда я смог лишь подойти к кровати и улечься рядом, мягким пушистым ковриком распластаться на полу.

— Мне самой на себя в зеркало смотреться не хочется, — заявила Ева.

День казался бесконечным. Наконец наступило время ужина, Максвелл, Триш и Дэнни хлопнули по коктейлю, и настроение у них заметно повысилось. Из дальнего ящика извлекли альбом с детскими фотографиями Евы, принялись со смехом листать его. Из кухни, где Триш готовила ужин, поплыл запах чеснока и масла. Ева сняла шапочку, и мы с удивлением стали разглядывать причудливые шрамы на ее голове. Потом она с помощью сиделки отправилась в душ, откуда вышла не в больничной одежде, а в своей, и выглядела почти нормально, если бы не темные круги под глазами и странная покорность во взгляде. Она попробовала почитать Зое книжку, но скоро устала, и Зоя начала читать книжку ей, медленно и старательно. Получилось у нее неплохо. Я побрел на кухню, где Дэнни снова держал совет с Максвеллом и Триш.

— Нам кажется, Зое тоже имеет смысл остаться у нас. До тех пор пока…

— Да, до тех пор пока… — вторила Максвеллу Триш.

Ну что это за язык такой? Одни недомолвки. Лишь многозначительные взгляды, жесты да звуки, которые не являются словами. Люди не понимают, как они сами усложняют процесс общения. Механическое повторение фразы «до тех пор пока» выразило все, что думала Триш.

— До тех пор пока что? — потребовал разъяснений Дэнни. Я уловил в его голосе раздражение. — Откуда вам знать, что произойдет? Вы ее уже приговорили?

Триш с грохотом опустила сковородку на плиту и начала всхлипывать. Максвелл обнял ее за плечи, прижал к себе. Затем посмотрел на Дэнни.

— Пожалуйста, Дэнни. Взгляни в глаза реальности. Врач сказал: «Шесть — восемь месяцев, не больше».

— И Доченька моя… — прошептала Триш.

— Зоя еще ребенок, — продолжал Максвелл, — ей недолго осталось видеть Еву, так пусть они это время побудут вместе. — Я не думаю, нет, я не хочу верить, что ты будешь против.

— Ведь ты такой заботливый, — прибавила Триш.

Я видел, что слова их ошеломили Дэнни. Сначала они уговорили его оставить у них Еву, а теперь требуют еще и Зою. И если он не согласится, то получится, что он отрывает дочь от матери. А если согласится, то останется на обочине, сделается чужим в собственной семье.

— Я вас понимаю, — ответил Дэнни.

— Вот и хорошо. Мы знали, что ты не откажешь.

— Только сначала нужно переговорить с Зоей, узнать, чего она сама хочет.

Максвелл и Триш встревожено переглянулись.

— Разве можно всерьез воспринимать слова маленькой девчушки? — недовольно фыркнул Максвелл. — Ей всего-то пять лет. Она не может…

— Может, — отрезал Дэнни. — Я сам поговорю с ней.

После ужина он вышел с Зоей на улицу. Они прошли до задней двери, сели на ступеньки лестницы.

— Мама хочет, чтобы ты осталась здесь, с ней. Что скажешь?

Она всем телом повернулась к нему.

— А ты что думаешь? — спросила она.

— Не знаю, — ответил Дэнни. — Может, так действительно лучше. Мама соскучилась, хочет почаще видеть тебя. Продлится это недолго. Когда мама поправится, вы переедете.

— Ладно, — ответила Зоя. — А в школу я буду ездить на школьном автобусе?

— Скорее всего нет. Тебя будут туда привозить. Дедушка или бабушка. Когда вы переедете к нам, тогда будешь ездить на автобусе. Я каждый день стану навещать вас, — пообещал Дэнни. — На выходных буду брать тебя кнам. Мама действительно очень хочет чаще видеть тебя…

Зоя уныло кивнула:

— И бабушка с дедушкой тоже хотят меня чаще видеть.

Дэнни изо всех сил старался не выдать огорчения, но Зоя девочка умная, вся в отца. В свои пять лет она все поняла.

— Хорошо, папа, — проговорила она. — Ты ведь не оставишь меня здесь навсегда.

Он улыбнулся, ласково пожал ее маленькие ладошки и поцеловал в лобик.

— Нет, конечно. Обещаю. Навсегда ты здесь не останешься.

Обе стороны пришли к решению — возможно, ни одну из них полностью не удовлетворяющему, — что Зоя остается.

Я восхищался Дэнни и Зоей и думал: «Как же все-таки сложно быть человеком? Все время подавлять свои желания. Стремиться поступать правильно, а не так, как нужно». Честно говоря, в тот момент я серьезно засомневался в своих способностях взаимодействовать на подобном уровне и спросил себя: «А смогу ли я стать именно таким человеком, каким хочу?»

Когда спустилась ночь, я нашел Дэнни сидящим в пышном кресле возле кровати, на которой лежала Ева, нервно постукивающим ладонью по колену.

— Ты с ума сошла, — говорил он. — Я тоже остаюсь. Буду спать на кушетке.

— Нет, Дэнни, — возражала Ева. — Там очень неудобно…

— Мне доводилось ночевать в гаражах на голых досках. Не волнуйся, я прекрасно высплюсь.

— Дэнни, ну, пожалуйста…

— Услышав ее просящий голос, увидев умоляющий взгляд, Дэнни замолчал.

— Пожалуйста, езжай домой, — сказала она.

Он почесал поясницу и поднялся.

— Зоя тут. Твои родители тут. Ты просила меня оставить тебе и Энцо. А меня просишь уехать. Чем я перед тобой провинился?

Ева глубоко вздохнула. Она казалась изможденной. У нее не было сил что-либо объяснять, но она попыталась.

— Зоя забудет, что думают мои родители — мне не важно. Энцо? Энцо, он все понимает. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.

— Какой?

— Ты только посмотри на меня: голова обритая, лицо как у старухи. Изо рта воняет, словно я гнию изнутри. Я — уродина…

— Мне не важно, как ты выглядишь, — ответил он. — Я вижу тебя такой, какая ты всегда была.

— Зато мне важно, как я выгляжу, — отозвалась Ева и попыталась выдавить улыбку. — Я смотрю в твои глаза и вижу в них свое отражение. Не хочу, чтобы ты смотрел на меня как на страшилище.

Дэнни повернулся к окну, отводя взгляд, словно убирая от Евы зеркало. Он рассматривал задний дворик. Край крыши и деревья были увешаны разноцветными лампочками. Они словно освещали нашу жизнь, а там, за ними, начинались тьма и неизвестность, где среди всего чего угодно не было нас.

— Я соберу Зоины вещи и приеду утром, — наконец произнес он, не отрываясь от окна.

— Спасибо, Дэнни, — произнесла она с облегчением. — Если хочешь, возьми Энцо. Не хочу, чтобы ты чувствовал себя брошенным.

— Нет, пусть остается. Он по тебе соскучился.

Дэнни поцеловал Еву в щеку, пожелал спокойной ночи, подоткнул одеяло и ушел, оставив меня возле кровати. Не знаю, действительно ли он был уверен в том, что мне следует находиться здесь, но зато я понимаю, почему Ева упрашивала Дэнни уехать: хотела присниться ему, как это часто случалось, но не такой, какой была сейчас. Она не желала испортить Дэнни сон своим теперешним видом, что неминуемо случилось, если бы он спал здесь. Она не знала одного — Дэнни обладает способностью видеть дальше ее физического состояния. В гонках он всегда концентрируется на следующем повороте. Обладай Ева подобным качеством, все обернулось бы иначе.

Дом погружался в тишину и мрак. Зоя спала в своей комнате, Максвелл и Триш сидели в своей и смотрели телевизор, о чем я догадался по мельканию светлой полоски под дверью. Ева лежала в кровати в спальне, сиделка устроилась в кресле, под приглушенным светом торшера, и разгадывала длинный кроссворд. Я дремал у кровати.

Чуть позже, когда Ева уснула, сиделка легонько толкнула меня ногой, прижала к губам палец и поманила за собой. Я отправился за ней. Она провела меня через кухню, комнату для стирки и сушки, и мы очутились в задней части дома. Сиделка открыла дверь, ведущую в гараж.

— Топай сюда, — сказала она, — а то чего доброго потревожишь миссис Свифт.

Я удивленно посмотрел на нее. Как я мог потревожить Еву?

Мое замешательство она приняла за неповиновение, схватила меня за ошейник, дернула… и впихнула в темный гараж, закрыв за мной дверь.

Я не испугался. В гараже было просто темно, и только. Даже не очень холодно и не так уж дискомфортно, если вы не против растянуться на бетонном полу и в кромешной тьме всю ночь вдыхать запах бензина и масла. Я был уверен, что крыс в гараже нет, поскольку Максвелл очень дорожил своими ценными машинами и, появись они, сразу же их вывел бы. Правда, мне никогда еще не приходилось спать в гараже.

Время медленно тикало и такало. В буквальном смысле. На верстаке, которым Максвелл никогда не пользовался, стояли электронные часы в пластмассовом корпусе. Очень старой модели, где двигаются не стрелки, а цифры на маленьких пластмассовых пластинках, которые освещаются лампочкой, установленной внутри, — теперь единственный источник света. Каждая минута состояла из одного «тика» и одного «така»: первый раздавался, когда цифра придвигалась к указательной линии наполовину, второй звучал, когда она вставала на место полностью. Тогда же в окошке появлялся краешек следующей цифры. Тик-так — минутка прошла. Тик-так, еще минутка. Вот таким образом я коротал время в гараже, в полудреме следя за цифрами и мечтательно вспоминая виденные мной фильмы.

Перечислю вам в порядке убывания значимости обожаемых мной актеров. Самые любимые, это, конечно, Стив Маккуин и Аль Пачино. Фильм «Бобби Дерфилд» считаю недооцененным, как, впрочем, и игру в нем Аль Пачино. Мой третий любимый актер — Пол Ньюман, обожаю его за исполнение главной роли в фильме «Победители» и потрясающее умение водить машину. А еще зато, что он по праву считается классным гонщиком и покупает пальмовое масло для салата колумбийского производства чем способствует обновлению тамошнего региона, а заодно предотвращает вырубку сельвы на Борнео и Суматре. Джордж Клуни — мой четвертый любимый актер. Он — умница, помогает возвращать детям здоровье, спасает их от рецидивов серьезных заболеваний, а кроме того, у него глаза и щеки очень похожи на мои. Дастин Хоффман — мой пятый любимый актер. Уважаю его за то, что своей игрой в фильме «Выпускник» он сделал много полезного для раскрутки марки «Альфа-Ромео». Но все равно первым в списке моих любимых стоит Стив Маккуин, и не потому что «Ле-Ман» и «Буллит» — самые великие фильмы про машины. Он бесподобно сыграл в фильме «Мотылек». Только собака смогла бы объяснить вам, как это тяжело — сидеть взаперти в клетке без всякой надежды выбраться наружу и смотреть, как каждый день отодвигается задвижка и чья-то рука просовывает тебе миску несъедобной бурды.

Прошло несколько кошмарных часов моего заточения. Вдруг дверь гаража открылась, и я увидел силуэт Евы в длинной ночной сорочке.

— Энцо? — позвала она меня.

Я ничего не ответил, просто вышел из темноты, радуясь, что вижу ее.

— Пошли со мной, — сказала она.

Ева привела меня назад в спальню, сняла с дивана подушку и положила возле своей кровати, ткнула в нее рукой. Я лег на нее, а Ева забралась в кровать и натянула одеяло до подбородка.

— Будь здесь. Не уходи, — проговорила она.

Да я и не собирался никуда уходить. Меня просто выкинули! Я почувствовал, как на нее наваливается сон.

— Не уходи. Мне страшно. Очень страшно, — бормотала она.

«Да уж ладно. Я останусь. Не бойся, я здесь», — «отозвался» я.

Она придвинулась к краю кровати, посмотрела на меня своими остекленелыми глазами.

— Останься здесь до утра. Больше мне ничего не нужно, — произнесла она.

«Хорошо, хорошо», — «сказал» я и посмотрел в угол, где сидела морщинистая, но не увидел ее.

— Я отослала ее, — пояснила Ева. — Только ты можешь меня защитить. Пусть это случится не сегодня.

Всю ночь я не сомкнул глаз — постоянно ждал появления демона. Он должен был прийти за Евой. Но прежде ему предстояло столкнуться со мной, и я был к этому готов. Я поднимал голову или вскакивал всякий раз, когда слышался какой-либо шорох или скрип, я отмечал любое дуновение воздуха и изменение его плотности. Своими действиями я давал понять демону, что, если он только надумает взять Еву, ему сначала придется иметь дело со мной.

Демон не явился. Утром, когда все встали и пришли к Еве, я смог наконец снять самого себя с дежурства и уснуть.

— Вот бездельник. Только и знает что дрыхнуть, — пробормотал Максвелл, проходя мимо меня, и сразу же на меня опустилась рука Евы и погладила по спине.

«Спасибо, Энцо, — услышал я ее голос. — Большое спасибо».