Прокофьев. Слово о полку. ДРЕВНЕРУССКАЯ ЛИТ-РА

Из глубокой древности дошел до нас фразеологизм «смыть грехи». В сущности Ярославна покаянием смы­ла грехи своего мужа. Нам неизвестен сам обряд, мы зна­ем только, что вода была составной частью этого дейст­ва. На Руси он сохранился до XX в. Исполнялся зимой после Святок в день Богоявления (через купание в про­руби) и ранним летом в русалочью неделю и Иванов день (купание в реке и др.). Кстати, следует обратить внима­ние на материал, опубликованный М. Забылиным в кни­ге «Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеве­рия и поэзия» (1880), относительно обряда «крещения кукушек» в русалочью неделю, записанного в XIX в. в Орловской, Курской и других губерниях.

Плач Ярославны относится по времени к началу лета, примерно на русалочьей неделе. Возможно, загадочная птица зегзица не случайно упоминается Ярославной, и невольно возникает вопрос, не играет ли она какую-то роль в древнейшем обряде покаяния?

Упрекая солнце, Ярославна называет его «светлым пре-

310

светлым», оно «всем тепло и красно», но Игорю и его дру­жине оно вместо тепла, света и доброй красоты несло тьму, гибельную жару, засуху. И солнце откликнулось на покаяние Ярославны. В конце поэмы Игорь возвращает­ся на Русь.

Автору «Слова» оказалось недостаточно влияния Ярос­лавны на солнце. Он обратился к минувшей эпохе и пред­ставил читателю полоцкого князя XI в. Всеслава Брячиславича и через него показал: не только природа может воздействовать на человека, но и человек — на косми­ческий мир, что наглядно представлено в символике све­та и тьмы, относящейся к Игорю.

Поэтическая логика этой символики начинается с са­мого выступления в поход. Брат Всеволод говорит: «Один свет светлый — ты, Игорь! Оба мы Святославичи!» Све­товая символика добра в словах брата окружает Игоря подобно нимбу, да и его братья по отцу близки к свету. Вслед за этим Игорь «воззрел на светлое солнце», а уви­дел тьму над своим войском. Символ света, присвоенный князьями, заменен тьмою, олицетворяющей зло. Однако Игорь верит своей княжеской «светлости» и идет в поход, несмотря на то, что «солнце ему тьмою путь перегороди­ло», иначе говоря: солнце ему ум затмило.

Разгром войск окончательно лишает князей солнечной символики: «Два солнца померкли, а с ними молодые месяцы». Однако в конце поэмы она возвращается Иго­рю благодаря покаянию Ярославны и по желанию авто­ра-гуманиста.

Человек — в центре внимания автора «Слова». И его отношение к своим героям выражено уже в первой фразе поэмы: «Не лЂпо ли ны бяшеть, братие, начяти старыми словесы трудныхъ повЂстий о полку Игореве». Над про­стыми словами «не лЂпо» задумывались многие коммен­таторы и переводчики, которые толкуют их различно. Казалось бы, оно широко распространено в Древней Руси. В словарях указывается несколько его значений. Фразе­ологические обороты показывают: оно обозначало не про­сто красоту, но красоту добрую. Иначе говоря, автор на­мерен писать «трудную повесть» с добрыми мыслями и чувствами.

Он своеобразно понимал и изображал своих героев, во многом отличаясь от современников: более гуманно, чем в летописях, с тенденцией всепрощения. Как бы ни были греховны поступки и дела человека, его ошибки, он за-

311

служивает сочувствия и снисхождения. Показательно, что отрицательных исторических лиц в поэме нет. Русская духовная литература раннего периода не признавала об­личения, и автор в этом отношении следовал требовани­ям времени.

В «Слове» более двух десятков исторических персона­жей, упомянутых или охарактеризованных. Нет возмож­ности в статье рассматривать всех. Изберем лишь отдель­ных, как примеры: Игоря и его деда Олега Святослави­ча, полоцкого князя Всеслава Брячиславича и киевского князя Святослава Всеволодовича.

Игорь — в центре повествования. Он совершил доста­точно неправедных поступков, и об этом в поэме частич­но сказано. Однако нередко современные читатели не за­мечают отрицательных черт Игоря и воспринимают его только как положительного героя. Правда, этому способ­ствует опера композитора А. П. Бородина «Князь Игорь». Однако уже в заглавии поэмы (1) отмечается сомнительное достоинство Игоря. Дело в том, что древнерусские чита­тели судили о князьях не только по делам, но и по их дедам. Поэтому не случайно в «Слове» нередко указыва­ется внучество: Боян — внук Велеса (бога скота), паха­ри — Дажьбожьи внуки (солнца и небесного огня), даже ветер, который не помогал Игорю, назван Стрибожьим внуком (бога воздушной стихии).

В лирических отступлениях рассказывается об Олеге Святославиче, при этом он назван Гореславичем за то, что навлекал своими действиями беды на Русь. Прозвище основателя княжеской династии двусмысленно. Его мож­но понимать так: князь приносил горе другим князьям и особенно пахарям. Или Олег в княжеских распрях и сам себе зло причинял. Исторические источники XI—XII вв. свидетельствуют: судьба родоначальника княжеской ди­настии действительно соответствовала прозвищу. В сущ­ности, после тяжелого поражения «храброго гнезда» Ольговичей положение Игоря стало горестным. «На реке на Каяле тьма свет покрыла», княжеский символ погас — Святославичи (чем хвалились они в начале похода) ста­ли Гореславичами.

Характеризуя Игоря как человека, автор обращается к суду народной молвы, к авторитетному киевскому князю Святославу Всеволодовичу и вещему Бояну. Он размыш-

-------------------------------------------------------

1 Полное название поэмы «Слово о походе Игоревом, Игоря, сына Святославова, внука Олегова» (примеч. ред.).

312

ляет, как бы Боян начал поэму о походе Игоря, и приво­дит два образца бояновских начал. Остановимся лишь на втором, где говорится, что не буря соколов занесла чрез поля широкие, а стая галок летит к Дону великому. Этот образец вызывает различные и противоречивые толкова­ния. Литературовед И. П. Еремин увидел здесь славу по­ходу Игоря. Переводчик и исследователь «Слова» А. К. Югов утверждает: в упомянутых строках Бояна следует заменить галок на воинов-галичан, которые могли участ­вовать в походе Игоря. Нет, никакой славы не поют ни Боян, ни автор. И тем более в галках не могли видеть га­личан. Здесь прямо, но с тонкой иронией говорится, что войско Игоря подобно не соколам, а стаям галок. Не слу­чайно автор сочинил образец бояновского начала — не для восхваления, а осуждения Игоря.

Упрек Игорю и Всеволоду за тайный поход выражен в форме народной молвы. Когда на Руси узнали о пораже­нии князя, то «уже перенеслась хула на хвалу», «уже покинула надежда на успех». Смысл молвы и народного мнения ясен.

Киевский князь Святослав, выходец из династии Ольговичей, также осуждает своих родичей Игоря и Всево­лода, которые начали «себе славу искать нечестно». Они шли в поход и коварно полагали: «Переднюю славу сами похитим», т.е. украдем тайно.

Как уже говорилось, солнце было княжеским символом еще в языческую эпоху и сохранилось в христианстве: Владимир (?—1015), младший сын Святослава, именовал­ся Красным Солнышком. О князе Александре Невском (1220—1263) митрополит Владимирский в посмертном слове сказал: «Закатилось солнце земли Русской». К это­му народному символу прибег автор «Слова», чтобы по­казать: не всегда князь бывает его достоин. Он лишил Игоря и Всеволода «светлости» за ложную честь и славу, воспользовавшись реальным солнечным затмением. Такой поэтический прием не мог не произвести сильного впечат­ления прежде всего на князей, не послужить призывом к согласию во имя всей Русской земли. Смысл солнечной символики, многократно повторенной в сюжетной части похода, затем переносится в совместное прямое обраще­ние и автора «Слова», и киевского князя Святослава Все­володовича к князьям Руси (кроме Новгорода и Пскова, которые были удалены от восточных границ) прекратить раздоры, сохранить чистую, светлую честь и славу, не

313

затемнять ее «нелюбием», спасти Русскую землю с ее па­харями и отважными воинами, не причинять горя рус­ским женам. С таких позиций автор изображает князя и человека, образцом которого является Святослав Всево­лодович Киевский.

Что касается полоцкого князя Всеслава Брячиславича, то и здесь он придерживался общего своего принципа в изображении исторических лиц, доброго отношения к ним.

Лаврентьевская летопись (запись под 1044 г.) дает пред­ставление о достаточно сложном отношении к Всеславу княжеских династий и особенно киевских князей XI— XII вв., с которыми он вел войну и от которых сам ис­пытывал много бед.

Некие деяния князя, упомянутые в летописях, нашли отражение и в «Слове о полку Игореве». В частности, рас­сказ о его колдовстве, о превращении в волка, о возмож­ности пресечь путь богу солнца Хорсу. Но автор поэмы иначе заключает свой отзыв о Всеславе Полоцком: «Хотя и вещая душа // бывает в ином теле, // но часто от бед страдает. // Ему вещий Бонн впервые // припевку, смышленый, сказал: // «Ни хитрому, ни гораздому суда Божьего не миновать».

Не ясно, суд какого бога не минует Всеслава. Ведь ав­тор признает его язычником, а у язычников не было Страшного суда. Но нет сомнения, что у автора «Слова» было доброе отношение к «вещей душе» князя.

Академик Б. А. Рыбаков, завершая анализ поражения Игоря, приходит к выводу: «Философская сторона этой важной фазы заключалась, по-видимому, в том, что вся­кая «обида», всякое зло, ведущее к кровавым несчасть­ям, не является фатальным, заранее предназначенным. Такой постановкой исключаются как языческая судьба, так и православный Бог, остаются люди. Автор в пред­шествующих разделах порицал безрассудность людей. Здесь он жалеет самих людей». Несомненно, это глубо­кий и верный вывод. Он характерен для всей мировоззрен­ческой системы автора, для которого человек наказан за недобрые деяния, обман, ложь.

Изображение человека в раннем русском средневековье несет в себе много поучительного и необходимого не толь­ко для общества Древней Руси, но и нового времени, осо­бенно это касается гуманистических идей.

314