01.03 - Москва - ОтУС - Щедровицкий - л~

ОтУС представляет Цикл лекций «Пособие по созданию

инновационной экономики: общие принципы и теоретические основания»

Лекция №1 «Представления о деятельности. Экономика как наука о деятельности».

Москва: 1 марта 2012 г., 18:30-21:30

Щедровицкий П.Г. Уважаемые коллеги, формат курса лекций является в нашей сегодняшней социокультурной ситуации достаточно сложным, прежде всего для вас, потому что нет никакой гарантии, что конкретный слушатель сумеет прослушать хотя бы часть из этих шести лекций. И в силу этого мне придется, с одной стороны, рассказать вам об общем замысле этого курса, а с другой стороны, я буду строить каждую отдельную лекцию как относительно самостоятельный сюжет, из которого у вас будет возможность складывать некую картину, переставляя эти фрагменты друг относительно друга и при желании углубляясь в каждую их этих тем более подробно, для чего мы, наверное, отдельно обсудим круг чтения. Я буду делать некоторое число ссылок в каждой из лекций, и, может быть, в какую-то из наших дальнейших встреч нам получится обсудить этот круг чтения и те развилки выбора, которые есть у читателя при работе с достаточно большим массивом исторически сложившегося содержания в этой области.

Меня просили организаторы назвать этот курс как-нибудь зазывающе. Я выполнил их пожелание. Я считаю, что в целом то, что я буду рассказывать, действительно может рассматриваться как пособие или руководство в случае, если перед вами стоит задача либо проанализировать имеющийся опыт формирования инновационной деятельности или тех или иных инновационных проектов, либо в случае, если вы хотите осуществить какой-то инновационный проект. По мере моего дальнейшего изложения, я надеюсь, за этими терминами появится какое-то содержание, поэтому я рассчитываю, что к четвертой лекции вопрос о том, что я понимаю под инновационной деятельностью и инновационным проектом, будет вам ясен, ну и, следовательно, вы сможете отнестись ко всему тому, что я рассказываю.

Итак, шесть лекций; это связано с моим и вашим хронотопом. Три из них будут читаться в мае, одна, если мне память не изменяет, в июне, последняя, а собственно две – в марте, поскольку в апреле месяце, к сожалению, меня физически не будет, а мой опыт чтения лекций по Интернету оставляет желать лучшего. Я считаю, что несмотря на то, что этот формат возможен, но коммуникации не получается, и поэтому прибегать к нему, во всяком случае, я стараюсь в самом крайнем случае. Это значит, что я не обещаю, что такого формата не будет, но буду стараться его избегать.

По сутьевой части. Сегодняшняя лекция будет посвящена понятию деятельности. Следующая

– понятию мышления или мыследеятельности. И собственно в этих двух лекциях я постараюсь изложить основные представления, на которые опираюсь сам, ну и рекомендую вам рассматривать их в качестве фундамента для всей канвы дальнейших размышлений. Две следующие лекции – третья и четвертая – будут посвящены проблематике разделения труда. А именно: в третьей лекции я разберу представление о разделении труда на простой деятельности или простых видах деятельности, а в четвертой лекции попробую разобрать то же самое понятие и представление на базе сложных интеллектуальных видов деятельности, к коим относятся такие виды деятельности и мыследеятельности, как исследование, проектирование и управление. Уже сейчас укажу на тот базовый тезис, который я буду проводить во всём этом четырехтактном рассуждении. А именно: я

www.sk.ru/opus

буду доказывать, что никакой границы между процессами индустриализации и инновационной экономикой нет, что то, что мы называем с вами сегодня инновационной экономикой, есть результат технологизации и индустриализации мышления. Вот можете над этим уже сейчас задуматься, над этим тезисом, и сквозь его призму рассматривать всё то, что я буду рассказывать в деталях.

Две крайних лекции – пятая и шестая – будут посвящены проблематике пространственного развития. Опять же, если исходить из самого такого общего моего подхода, то я поставлю перед вами вопрос о синхронизации трёх видов политик – промышленной политики, образовательной политики и региональной политики, поскольку я считаю, что именно эти три круга вопросов лежат на пути создания отдельных проектов в области современных высокоорганизованных видов мышления и деятельности, а с другой стороны, являются ограничениями для реализации подобных проектов. Ну, опять же, тезис, который я в последние несколько месяцев постоянно обсуждаю в средствах массовой информации, звучит так, что сегодня эти три вида политик десинхронизированы, что мы, осуществляя действие в той или иной из этих сфер, скорее порождаем проблемы, чем их решаем. Ну, например, усиливая нашу образовательную политику, но не имея высокооплачиваемых и хорошо организованных рабочих мест, мы подталкиваем людей, получающих такое образование, к отъезду из страны, поскольку они будут искать, где находятся эти места, а у нас их нет. Наоборот, если мы пытаемся создать, скажем, современную промышленность композитных материалов, без которой невозможно представить ни авиастроение, ни автомобилестроение, ни просто строительство, ни судостроение, ни космос, то под эту «отрасль» у нас вообще нет системы подготовки кадров. То есть у нас нет ни одного учебного заведения, в котором целенаправленно готовят людей для этой «отрасли».

И третий аспект, поскольку я говорю о трёх политиках и их синхронизации – это политика пространственного развития или региональная, поскольку, опять же, на уровне здравого смысла всем понятно, что не создав некоей плотности деятельности на территории, а в пределе – не упаковав в относительно небольшом территориальном образовании (дальше мы с вами поговорим о масштабах) длинную цепочку добавленной стоимости и добившись за счёт такой упаковки максимального снижения транзакционных издержек, мы не можем рассчитывать на экономическую эффективность. Ну, так сказать, я дальше буду подробно это обсуждать, но сейчас в двух словах поясню эту логику. Если вы делаете булавки в соответствии с известным примером Адама Смита о разделении труда в производстве булавок, когда один тянет проволоку, другой её обрезает, третий затачивает концы у этой проволоки, четвертый делает булавочные головки, пятый их навинчивает, и если вы на секунду представите, что тянут проволоку в Калининграде, обрезают во Владивостоке, а навинчивают булавочные головки в Омске, то весь эффект, который Адам Смит в конце XVIII века описывает как эффект системы разделения труда для повышения его производительности, будет съеден транзакционными издержками. Ну и вроде бы любой из вас понимает, что это логично, что желательно не транжирить этот ресурс, полученный за счёт правильного разделения труда, и компактно разместить длинную цепочку добавленной стоимости близко друг от друга. Но если вы посмотрите на реальность, вы увидите, что вот в точности как в этом анекдотическом примере. Мы делаем один кусок деятельности в одном конце страны, другой – в другом, и ответить на вопрос, как оказалось так, что они были исторически размещены таким образом, невозможно. Ну, то есть, наверное, каждый раз можно искать какие-то причины тех решений, которые принимались ситуационно под влиянием различных факторов, но мы на сегодня имеем размазанную по огромной территории промышленную базу, в которой та логистика, которая присутствует, съедает максимум экономического эффекта от тех усилий, которые мы же с вами предпринимаем по повышению производительности труда на отдельном предприятии. Когда-то я в сердцах сказал, что нам это сегодня стоит до 5% роста ВВП в год, ну и, в общем, пока никто ещё не убедил меня в обратном.

Итак, мы с вами затронем вопрос о региональной политике или политике пространственного развития. Мы посмотрим с вами, как различные этапы усложнения систем разделения труда

www.sk.ru/opus

отпечатывались на территории в истории мира. И собственно в последней, шестой лекции мы посмотрим, что при этом происходило на территории России как в период конца XVIII – начала XIX века, так и в советский период, и попробуем сделать некоторые выводы о возможностях реорганизации этой промышленной базы в какой-то обозримой перспективе.

Вот такой замысел. Итак, ещё раз, понятие деятельности, понятие мышления, понятие разделения труда в простых видах деятельности, перенос представлений о разделении труда на сложные мыслительные виды деятельности, пространственная проекция промышленных революций в мировой истории и наш российский и советский опыт.

Слушатели просили меня делать остановки. Я готов вот здесь сделать остановку. Есть ли вопросы к замыслу курса?

Реплика. Пока, видимо, вопросов нет.

Щедровицкий П.Г. У вас есть возможность читать то, что написано, поскольку я буду говорить не то, что там написано.

Итак, первое, на что я хотел бы обратить ваше внимание – это на важность картины мира. Достаточно давно стало понятно, что человек – это существо, которое всегда выстраивает вокруг себя мир и осуществляет свои собственные действия на основе определенных представлений о том, как этот мир устроен и кто он в этом мире. Вот этот вопрос – вопрос об устройстве мира, в котором мы живем, и о месте нас в этом мире – в философии относится к разделу онтологии. До какого-то периода, до начала XVII века этот раздел назывался метафизикой. Назывался он так по случайному стечению обстоятельств, потому что когда Александр Афродизийский компоновал тексты Аристотеля, он текст без названия поставил после «Физики», и он получил своё имя не в соответствии с авторским названием Аристотеля, а в соответствии с местом в собрании его сочинений. Хотя у этого названия и у места, которое Александр Афродизийский отвел этому тексту, есть смысл, потому что комментаторы Аристотеля считали, что в этом тексте излагается самое главное, самые базовые представления, наработанные этим великим мыслителем, и эти представления как бы замыкают ту картину знания, которую он строил. Они идут после знаний о природе, суммируя ключевые основоположения о мироустройстве в целом. Ну и, как вы видите из этой цитаты, Аристотель уделял очень большое внимание представлениям о действии и деятельности в меру того, насколько предметом его рассмотрения были не только процессы, происходящие в натуральном плане, но и собственно политическая, хозяйственная деятельность людей, искусство и многие другие феномены, которые мы сегодня склонны объединять в одну сферу и рассматривать как собственно человеческое, как человеческие проявления.

Какое-то время – достаточно длительное, если брать всю историю человечества – эти представления не приобретали характер законченной картины мира. Они сосуществовали с картиной мира, которую мы связываем с религиозным сознанием и с теологией, то есть той картиной мира, в которой центральным звеном являлся Бог, и с представлениями, которые можно назвать космологическими, которые описывали ландшафт, в котором мы живём, описывали движение планет, описывали процессы, которые происходили на планете Земля – неважно, берем ли мы процессы геологические или, скажем, процессы, связанные с живой природой. Но около пятисот лет тому назад (дальше мы с вами поговорим, почему, с моей точки зрения, именно этот период – начало XVI века – стал переломной точкой) в философии произошел очень существенный поворот от теологической картины мира и от космологии к картине мира, центральной точкой которой являются представления о мышлении и деятельности. Считается, что важную роль в этом повороте оказала так называемая протестантская революция, ну и если вы мысленно перенесетесь в тот период – XVI век, – то вы поймёте, что любая картина мира хороша до тех пор, пока внутри неё нет расколов и противоречий, пока она относительно едина. До тех пор, пока религиозные споры оставались делом узкой группы теологов, а для широких масс населения религиозная картина мира выглядела непротиворечивой и полноценно описывающей всё, что окружает человека, в том числе отвечающей на вопрос, как ему

www.sk.ru/opus

жить, вопросов не возникало. В тот момент, когда внутри европейской церкви начал происходить очень существенный кризис и внутренний раскол, когда на вопросы, как жить и почему надо жить именно так, а не иначе, возникли разные ответы, то, естественно, вот этот, так сказать, простой человек или обыватель не мог не задать себе вопрос о том, а, так сказать, правильна ли эта картина мира, действительно ли она отражает то, как мир устроен, действительно ли она отвечает ему на вопросы, как он должен себя вести и что делать. И вот в этот период начинается движение в другую сторону, когда формируется новое представление о мире – представление, опирающееся на философские понятия деятельности, ну и, как мы в следующий раз будем с вами обсуждать, мышления.

За этот период была проделана очень большая аналитическая исследовательская и собственно философская спекулятивная работа. В конце XIX – начале XX века эта картина мира стала настолько развитой, что её начала рассматривать как своё основание большая часть гуманитарных наук. Если вы, скажем, обратитесь к работам немецкой классической традиции, то увидите, что такие авторы, как Вебер или Дюркгейм, активные создатели современной социологии, клали в основу своего рассмотрения социальных процессов понятие человеческого действия и считали, что именно это, то есть действие человека, и есть единица социологического анализа. Если вы возьмете работу Людвига фон Мизеса, одного из ключевых авторов так называемой австрийской политэкономии, то вы увидите, что ещё в сороковом году он опубликовал книгу, которая так и называется «Человеческая деятельность. Трактат об экономической теории». Вот внизу там обложка этой книги, изданной не так давно на русском языке. Он утверждал, что единственным предметом экономики является человеческая деятельность, и теория деятельности, которую он называл праксиологией, лежит в основе объяснения всех процессов, происходящих в экономической сфере. Ну, вот на этом слайде вы видите некоторые его рассуждения, которые указывают на то, что понятия прибыли, обмена, полезности, ресурса, то есть все те понятия, которые мы привыкли рассматривать как специфические представления из области экономических теорий, Мизес трактовал как базовые понятия теории деятельности и выводил из определенного представления об актах деятельности, которые они – вся австрийская школа – разрабатывали в течение более чем ста лет, потому что сейчас мы наблюдаем с вами уже четвертое, а может быть и пятое поколение последователей этой традиции, которые работают во всём мире в самых разных специализированных экономических областях.

Вы наверняка знакомы с одним из таких представителей – с Йозефом Шумпетером, который в 1911 году написал работу «Теория экономического развития», в которой ввел современное понятие предпринимательской деятельности, и более того, впервые в артикулированном виде утверждал, что источником инноваций является именно предпринимательская деятельность и предпринимательское мышление. Вот если вы хотите найти источник этой философии, которая сегодня, наверное, читается практически во всех курсах по экономике и практически во всех теориях инновационной деятельности, то искать её нужно в австрийской политэкономической традиции, в работах Шумпетера начала XX века и в его такой героике предпринимательства. Предприниматель создаёт новшество. Создаёт он это новшество, двигаясь, в общем, достаточно корыстными в хорошем смысле этого слова мотивами. Он стремится получить дополнительный доход, и прибыль является платой за правильный прогноз. Ну а в той мере, в какой прогноз мы склонны относить к сфере предвидения, мышления, интуиции, то платой за правильное мышление является собственно та прибыль, тот эффект, который он потом получает от функционирования этого новообразования в рыночной среде.

Я специально намечаю эти линии мазками, исходя из того, что некоторые из вас читали мой курс, который я в сентябре прочел в Иркутске, а с другой стороны, потому что многие из этих работ доступны, и я некоторое время тому назад обратил внимание, что сегодня, когда читаешь лекцию, у некоторого слушателя сразу есть желание залезть в Интернет, открыть на эту фамилию книжку и даже прочитать аннотацию. Хотя я вам не рекомендую пользоваться аннотациями; лучше читать

www.sk.ru/opus

полностью классические тексты, а ещё лучше – на языке оригинала.

Вся эта история, рассказанная мною – лишь расцветка некоторого интуитивного понимания о деятельности, которое, с моей точки зрения, в общем, ясно каждому из вас. Если мы попытаемся систематизировать те представления о деятельности, которые наработала философия и отдельные социальные науки, то мы увидим три важнейших характеристики деятельности.

Во-первых, мы с вами хорошо знаем, что деятельность целеустремленна или целесообразна. Мы все с вами помним известное изречение о том, что даже самый плохой архитектор от самой хорошей пчелы отличается тем, что его деятельность, в отличие от инстинктивного поведения пчелы, отличается устремленностью на получение конкретного результата и наличием образа этого результата в сознании человека до начала действия. Если мы проанализируем наше собственное внутреннее состояние или наши поступки, которые мы осуществляем в течение дня, романтизма несколько поубавится, потому что мы поймем, что отнюдь не все наши действия в прямом смысле целесообразны и целеустремленны. Понятно, что когда утром вы встаёте и идёте в туалет – ну, можно, конечно, описать это в терминах целей, но это будет некоторая натяжка. Но если нам приходится рефлектировать собственное действие, и особенно – рассказывать кому-то другому о том, что и почему мы делаем, то вот этот аспект целеустремленности оказывается ключевым для коммуникации и объяснения самому себе или другому смысла этого действия. Таким образом, мы хотели бы, чтобы все наши действия и поступки были целеустремленны и целесообразны, а в этом смысле – обладали некоторой логикой, и хотя по сути, по факту это далеко не так в каждом конкретном случае, но образ человека как человека, устремленного к достижению какой-то цели, нам нравится, нам он приятен, и нам приятно думать о себе в этих терминах.

С другой стороны, мы очень хорошо понимаем, что для того чтобы достичь некоторой цели, для того чтобы сделать это эффективно, сделать это быстрее, для того чтобы результат в наибольшей степени соответствовал поставленным целям, мы должны воспользоваться какими-то адекватными инструментами. А поэтому вторым важнейшим аспектом деятельности и понятия деятельности являются её инструментальность или обеспеченность орудиями, инструментами и средствами.

И, наконец, третья характеристика (я чуть дальше по каждой из них пройдусь второй раз более подробно) – это тот факт, что мы всегда находимся в какой-то ситуации, мы работаем с какимито предметами, мы имеем о них то или иное представление либо на уровне здравого смысла, либо на уровне какой-то теории, которая рассказала нам, с чем же мы имеем дело, и вот эта ситуативность и ориентированность на определенные представления об объекте нашего действия являются третьей важнейшей характеристикой действия и деятельности.

Итак, интуитивно мы с вами понимаем, что такое деятельность. Мы описываем её в терминах целеустремленности, инструментальной оснащенности и соответствия чему-то вовне нас – например, ситуации или объекту. Если вы посмотрите, например, современную литературу по управлению, то она вся пронизана вот этими тремя характеристиками и описанием тех или иных связей между ними. Если вы, например, воспользуетесь какой-то типологией предприятий (ну, вы наверняка знаете эту типологию: циклы жизни предприятия, когда есть «восходящая звезда», потом «дойная корова», потом ещё что-то), то каждая такая типологическая схема фактически даёт вам представление об объектах, с которыми управленец имеет дело, привязывает к этим объектам определенные инструменты, соразмерные состоянию объекта, и говорит: если вы столкнулись с предприятием, которое находится на таком-то этапе его жизненного цикла и может описываться в такой-то логике, то возьмите из соответствующих енд-буков(?) или руководств набор определенных инструментов и примените их для достижения тех целей, которых вы хотите достичь. Цели тоже, в общем, могут описываться в стандартных формулировках. Всё это в целом, то есть успешное достижение того или иного результата в той или иной ситуации, потом превращается в кейсы, приходят к вам консультанты или профессора, читают вам эти кейсы, каждый из которых является связным

www.sk.ru/opus

изложением применения определенных инструментов для достижения определенных целей в определенных ситуациях. Конечно, когда вы начнёте это делать сами, выяснится, что те ситуации и те объекты, с которыми вы сталкиваетесь, уникальны, вы не можете применить впрямую те или иные описанные в литературе приёмы и добиться именно тех результатов, которых добился кто-то другой и описал потом в книгах о своём опыте, но это всё равно создаёт для вас некую простейшую картину мира, и ваша практика движется через наработку собственного опыта успешного решения подобных ситуаций и задач.

Таким образом, интуитивно мы с вами все понимаем, что такое деятельность, и более того, мы пользуемся этим языком, для того чтобы строить своё собственное действие и описывать опыт нашего действия, когда мы сталкиваемся с задачей передачи этого опыта или систематизации этого опыта при передаче кому-то другому, неважно, будет это ваш ученик, ваш товарищ по решению какой-то задачи или ваш подчиненный, которого нужно поставить на путь истинный.

Начиная с наших древних коллег (вот вы видите здесь цитату из Сунь-Цзы) и кончая нашими гуру из менеджмента, все указывают на важность ситуаций или объектов для построения нашей деятельности. Вот цитату, которую я сократил, из Курта Левина я позволю себе прочитать полностью.

«Хорошая погода и определенный ландшафт зовут нас на прогулку. Ступеньки лестницы побуждают двухлетнего ребенка подниматься и спускаться. Двери – открывать и закрывать их. Мелкие крошки – подбирать их. Собака – ласкать. Ящик с кубиками побуждает к игре. Шоколад или кусок пирожного хочет, чтобы его съели». Курт Левин, 1926 год.

Вот вам типичные цитаты, типичные метафоры и описания важности ситуативной компоненты онтических объектов, то есть того, с чем вы сталкиваетесь на уровне здравого смысла, на уровне вашего детского опыта в человеческом поведении и деятельности.

Точно так же мы с вами прекрасно знаем и много раз читали о важности цели и целеполагания. Хорошая фраза из Уинстона Черчилля, которую, в общем, можно даже повторить: «Не бойтесь будущего, вглядывайтесь в него, не обманывайтесь на его счёт, но не бойтесь. Вчера я поднялся на капитанский мостик и увидел огромные как горы волны и нос корабля, который уверенно их резал. И я спросил себя: а почему корабль побеждает волны, хотя их так много, а он один? И понял: причина в том, что у корабля есть цель, а у волн – нет. Если у нас есть цель, мы всегда придем туда, куда хотим».

Ну, слышать это от человека, который трижды становился первым лицом в государстве, думаю, достаточно интересно, имея в виду, что в этой формулировке он, конечно, воплощал и свой личный опыт жизни, ну и те результаты и те, так сказать, способы самоорганизации, которые ему помогали добиться таких позиций.

Ну и, наконец, вы видите здесь, на этом слайде, цитаты, касающиеся орудийности. Про Форда мы ещё с вами будем неоднократно говорить. Ну, вот позволю себе всё-таки тоже процитировать то, что он говорит. «Деньги вообще ничего не стоят, так как сами по себе не могут создавать ценности. Их единственная польза в том, что их можно употреблять для покупки или изготовления орудий». А Питер Друкер, который, безусловно, один из очень интересных и талантливых американских мыслителей в области управления последних сорока лет, в работе «Постэкономическое общество» пишет: «Сегодня инструментом стало знание. Знание уже применяется в сфере самого знания, и это можно назвать революцией в сфере управления. Знание быстро превращается в определяющий фактор производства, отодвигая на задний план и капитал, и рабочую силу». При этом очень важно, что в этой трактовке и вообще в своих работах он толкует знание как средство или как орудие особого типа. Наверное, мы тоже к этому подойдем рано или поздно, но я хотел бы обратить на это ваше внимание.

Вот теперь мы подошли к самому важному пункту этой лекции, потому что из трёх сторон деятельности, из трёх ключевых факторов деятельности или из трёх ключевых организованностей деятельности я прежде всего буду останавливаться именно на орудиях, инструментах и средствах. И

www.sk.ru/opus

сегодня мы попробуем разобрать с вами диалектику этих отношений. Надеюсь, что мне удастся донести до вас главный тезис о, с одной стороны, общности, а с другой стороны, о различии орудий и средств.

Я очень люблю приводить пример исследований, которые проводил Вольфганг Кёлер в 19131915 годах на острове Тенерифе, куда его занесла судьба, и он занимался там в течение нескольких лет исследованием интеллекта человекообразных обезьян. Он достаточно быстро выявил целый класс ситуаций, в которых обезьяны прибегали к использованию орудий для достижения, так сказать, своих потребностей. Кёлер описывал ситуации, в которых обезьяны, когда ей нужно было достать банан, находящийся за пределами непосредственной досягаемости, осматривали вокруг себя пространство, иногда достаточно большое, могли вести некую поисковую такую активность. Находили, например, какой-то предмет – скажем, ящик, находили палку, подтаскивали ящик, залезали на этот ящик, брали палку и доставали банан. И таким образом Кёлер столкнулся с очень интересным феноменом и впервые его описал в таком подробном виде, что орудийность свойственна высокоорганизованным животным. У него не было, конечно, тех знаний, которые на сегодняшний день есть у нас, и я позволю себе прочитать вам цитату, которая, в свою очередь, является цитатой или развернутой ссылкой из работы Бадолян(?) и Криворотова под названием «История, кризис и перспективы».

«Экспериментально доказано, что умением делать орудия обладают многие животные, включая обезьян, птиц, морских котиков, дельфинов и тому подобное. То же относится и к речи. Уже известно, что многие животные, от китов до птиц, могут похвастать достаточно развитыми способностями к коммуникации, порою понимая даже межвидовые сигналы. Начальное логическое мышление шимпанзе позволяет им прогнозировать непосредственные последствия своих поступков. Даже прямохождение достаточно распространено, например, среди динозавров, которым это, увы, не помогло выжить, а также горилл, птиц, хотя, конечно, у них это не привело к развитию руки. Рука тем самым остается на подозрении. Однако отметим, что несколько менее развитые, но вполне отчетливые манипулятивные умения тоже не представляют собой ничего особенного в животном мире, даже если при этом порой приходится использовать клюв». А дальше – ну, написано очень мелко, поэтому я не способен это прочитать, но в сноске приводятся очень интересные данные, включая ссылки в Интернет, о том, что современные испытатели, исследователи, зоопсихологи наблюдали, например, в Африке сцену, когда обезьяны, пользуясь копьями и перекрикиваясь друг с другом, загоняли крупное животное. Точно так же обнаружено, что, например, дельфины из пузырьков делают сети и совместно используют их для загона рыбы.

Таким образом, я обращаю ваше внимание, что несмотря на достаточно распространённую точку зрения, что именно орудийное поведение характеризует человека, в отличие от животных, непосредственно манипулирование орудиями не является таким «дифференцио специфико»(?). Орудиями – разными и, в общем, иногда довольно сложными – пользуются и высокоорганизованные животные. Однако есть одна характеристика, которую уже в 1914-1915 годах ввёл Кёлер, которая должна рассматриваться особо. Ни одна животная популяция неспособна проделать работу поверх эффективного опыта орудийного поведения. А именно: описать это поведение в специальных знаковых средствах, закрепить успешный опыт поведения в особой форме – в форме нормы, сделать эту норму в широком смысле слова элементом специального процесса, который я назову трансляцией культуры, и передать (при этом, смотрите, очень интересно) не только от, например, отца к сыну или от ремесленника к подмастерью, но и совершенно анонимному другому. Вот обратите на это внимание, это чрезвычайно важно. Потому что, опять же, в этих опытах с пузырьками, используемыми дельфинами, выясняется, что мать учит этому своих потомков по женской линии. Я не знаю, характеризует ли это что-то. Наверное, это важно, что именно по женской линии. Но вот эта передача опыта непосредственно, так сказать, по генетической ветке – она наблюдается. А вот оформить опыт деятельности и, в частности, орудийную компоненту этой деятельности так, чтобы это

www.sk.ru/opus

мог освоить кто угодно, – вот это, по всей видимости, характеризует именно человеческую популяцию. Есть масса гипотез о том, почему получилось именно так, но есть чёткое понимание, что поскольку именно так получилось (а вот этот тезис я позволил себе зафиксировать на отдельном слайде, воспользовавшись теми схемами и представлениями, которые вводились в Московском методологическом кружке в 1960-1970 годы – представлениях о воспроизводстве деятельности и трансляции культуры, хотя вы прочитаете об этом и в очень многих других работах), вот этот момент отделения опыта деятельности от конкретного носителя этого опыта и оформления совершенно в другой форме – в форме знаковых средств, дополнительных описаний и знаний, поддерживающих или должных поддержать последующее освоение этих знаковых средств и воспроизводство в другой ситуации той же деятельности по норме, – вот этот механизм, по всей видимости, является краеугольным камнем человеческой деятельности, и именно он даёт возможность человеку делать то, чего не может делать ни одна животная популяция. Резко расширять границы своего мира, активно осваивать совершенно новые, ну, сначала ландшафты, биоценозы, а потом и новые пространства другого типа, и (дальше мы об этом специально поговорим) совершенствовать сами эти орудия.

Вот здесь я опять поставил точку. Итак, мой ключевой тезис заключается в том, что средство отличается от орудия тем, что оно включено в процесс воспроизводства деятельности и трансляции культуры, а не только в процесс оснащения конкретного поведения. И вот эта включённость средства, в отличие от орудия, в два процесса – в процесс достижения цели здесь и теперь и в процесс трансляции культуры и воспроизводства деятельности, отделенной во времени и в пространстве от той деятельности, которую мы уже осуществили, – это ключевой момент, который лежит в основе тех возможностей, тех способностей, ну и того образа жизни, который мы с вами сегодня имеем, так сказать, основание осуществлять.

Есть ли здесь вопросы? Да? Радаев. Артем Радаев, МФТИ.

У меня вопрос. Деятельность человека искусства, допустим, художника или музыканта и религиозного служащего – она как-то соотносится с экономической деятельностью?

Щедровицкий П.Г. Ещё раз: деятельность – это то, что транслируется благодаря культуре и может воспроизводиться. А какая деятельность – любая.

Радаев. Спасибо.

Щедровицкий П.Г. Да, прошу Вас.

Подборов. Спасибо. Подборов Александр. Петр Георгиевич, Вы чуть ранее на примере сказали, что действие по употреблению орудия, в том числе у животных, тоже может быть целенаправленное. И * это отличие от средства, одно из отличий от средства.

Щедровицкий П.Г. Ну, скажем так. Вот смотрите. Знаете, как? Всё хорошо выстраивать такими системными сгустками, системными связями, понимаете? То есть, безусловно, как только мы сказали, что человеческая деятельность характеризуется именно наличием средств, а не просто орудий, мы должны сказать, что и человеческое целеполагание отличается от инстинктов и, так сказать, аналогов…

Подборов. Другие цели, человеческие.

Щедровицкий П.Г. Да, аналогов вот этого, так сказать, представления будущего какого-то, того или иного, у животных. Потому что в той мере, в какой человеческие цели отличаются тем, что они связаны именно со средствами, это уже не те цели, и не те мотивы, и не те потребности, и не те образцы поведения, которые может воспроизводить и копировать животное, глядя, скажем, на старшее потомство.

Подборов. И второй вопрос. А может ли средство не быть, ну, вот орудийным, инструментальным? Например, знание технологии проведения интервью. Оно на вот той структуре, где есть орудия, средства и знания, куда попадает? Вот то, что челочек умеет проводить интервью, знает, на что нужно, какие вопросы задавать, что смотреть при этом. Ему не нужен ни диктофон, ни

www.sk.ru/opus

ручка, он просто провел интервью и понимает, что он делает с кандидатом.

Щедровицкий П.Г. Ну, я боюсь, что любой подобный конкретный пример будет заставлять нас очень сильно усложнять то, о чём говорю я, потому что то, что Вы описываете – это уже скорее технологии, то есть это совокупности процедур, средств, поставленных в определенную последовательность, которую нужно применить – и, построив и реализовав именно эту последовательность, вы добиваетесь какого-то определенного результата. Поэтому как пример – это сложнее, чем то базовое различение, которое я пытаюсь ввести. Может быть, мы до него дойдем.

Подборов. Ну, то есть орудие – оно всегда предметно? Ну, то есть это что-то, что взять в руки можно?

Щедровицкий П.Г. Ну, смотрите. Более того, есть очень интересный набор работ, которые показывают, что часть орудий, созданных человеком в процессе его исторического развития, вообще были продолжением руки. Почему у Криворотова есть вот эта фраза «рука под подозрением»? Потому что это некое, так сказать, удивительное образование. Кстати, вы наверняка тоже понимаете, что рука может быть рукой, вот так, как она сегодня у нас устроена, благодаря тому, что мы пользуемся определенным набором орудий. Вот сейчас, например, глядя на то, как дети учатся писать, вы обнаруживаете, что… ну, скажем, вот я точно обнаруживаю, что мы иначе писали, потому что у нас не было тех аналогов исполнения этой функции, которыми сегодня может легко воспользоваться ребенок. Ну и так далее. А вот, например, Мамфорд уделяет часть своей книги «Миф машины» описанию того, насколько кардинальным переворотом в истории человеческой деятельности являлось появление лука. Потому что лук не является продолжением руки. Он, может быть, является продолжением глаза, но точно не руки. И Мамфорд утверждает, что лук – это первая машина. На вот этот, так сказать, технический инструмент была вынесена определенная сложная функция, когда вам нужно, так сказать, со скоростью выбросить стрелу, ну или какой-то предмет, за счёт использования силы человека и тетивы. И, построив такую машину, человек перешел, если хотите, с одного уровня инструментальной оснащенности на принципиально другой. Потому что разницы между луком и конвейером Форда меньше, чем между молотком и луком. Вот поэтому… Но, обратите внимание, ещё раз: мой основной тезис сейчас не в том, чтобы построить типологию орудий или типологию средств, построить историю. А мой тезис сейчас заключается только в одном: есть кардинальная граница между орудием и средством. Орудия есть и у животных. К орудийному поведению склонны и животные, и это не отличает человека от животного. А вот то, что человек опыт своего орудийного поведения оформляет совершенно другим образом: через культуру – это «дифференцио специфико»(?). Это создаёт человечество.

Подборов. Спасибо.

Щедровицкий П.Г. Да. Там за Вами, передайте.

Ситников. Алексей Ситников. Мы вот в этом анализе базируемся всё-таки на аристотелевогегелевой модели деятельности, и вот это эйдос – теллос(?), цель – средство отсюда возникает. А мы как-то учитываем другие модели, да? Синшии(?) там, конфигурация и потенциал с заложенной конфигурацией. Здесь цитата Сунь-Цзы была. Мы считаем, что мы все эти модели синшии(?) вложили в понятие объекта, и вот конфигурацию и потенциал с заложенной конфигурацией как бы учитываем здесь, или существуют какие-то другие описания деятельности, которые, скажем, в той традиции приняты?

Щедровицкий П.Г. У меня два разных ответа на Ваш вопрос.

Первый ответ на ваш вопрос. Я всю жизнь боюсь чужих языков. А поскольку восточная традиция – это чужой язык во многих смыслах этого слова, то я очень осторожно отношусь к любым попыткам перевести и переинтерпретировать феноменологию и тексты, написанные в иных традициях, на привычный мне европейский язык. Поэтому вот грубый ответ заключается в том: я ничего не знаю про ту культуру, и у меня нет никаких инструментов (во всяком случае, тех, которым я бы доверял) перевода их смыслов и их картины мира на тот язык, которым я пользуюсь. Я знаю, что

www.sk.ru/opus

было несколько этапов, когда делались попытки такого перевода в широком смысле слова, но отношусь я к ним с недоверием, особенно в последние пять лет, столкнувшись не только с вестернизированными представителями тех культур, но и с более аутентичными. У меня, так сказать, остается ощущение, что нам приятно говорить о них в наших терминах, а они позволяют нам испытывать иллюзию, что в этих терминах можно, так сказать, их понять и описать.

Теперь второй ответ. Значит, вот с точностью до этой поправки я всё-таки исхожу из гипотезы, что феномен действия, поскольку он онтологичен, он присущ разным культурам. И с этим, как с непосредственной данностью, сталкивается сознание, ну а, значит, потом и мышление, независимо от того, говорим ли мы о Востоке, Западе, китайской традиции, вьетнамской традиции или индонезийской. А термин, слово «действие» есть во всех языках. И поэтому, безусловно, поверх вот этого базового феномена могут быть разные интерпретации, разные надстройки, разные модели. Комментировать различие, о котором говорили Вы, я не готов. Но я исхожу из того, что можно попробовать, если, так сказать, заняться этим подробно, найти определенные точки пересечения, переинтерпретации и в итоге прийти к тому, что базовая структура действия (может быть, в других терминах) присутствует и вот в тех традициях, о которых Вы говорите.

Вопрос. К нам пришел вопрос из Интернета. Всё ли, чем сейчас занимаются люди, можно назвать деятельностью, и чем отличается действие от деятельности?

Щедровицкий П.Г. Ну, давайте так. Грубый ответ заключается в том, что действие – это субъективированная деятельность. Это единица субъективированной организации деятельности. То есть деятельность, если хотите, существует в своей первой форме за счёт воспроизводства и трансляции, а в той мере, в какой мы с вами начинаем эту деятельность примерять на себя, в той мере, в какой мы становимся носителями тех или иных структур деятельности (ну, например, профессий, или определенных технологий, или определенных единиц инструментально организованной деятельности), мы, так сказать, входя внутрь, а потом присваивая себе какую-то деятельность и начиная с ней экспериментировать, может быть даже с целями развития, мы уже переходим в пространство вот этих действий как результатов такой субъективации и присвоения отдельным человеком, ну или, там, сплоченными группами, командами. В силу этого, скажем, в социологической традиции принято связывать действие с тем или иным социальным контекстом, то есть с некоторым, скажем, ролевым репертуаром, который существует в том или ином обществе, с определенными правилами социальной организации, с определенными институтами, поскольку это именно та среда, ну или та ситуация, тот контекст, в котором человек присваивает и начинает осуществлять эту деятельность. Вот на таком грубом уровне пока давайте остановимся.

Томилин. Томилин Илья меня зовут. У меня вопрос. Хотел бы конкретизировать немножко вот следующие моменты. Когда субъект использует орудие, он добывает тем самым себе благо из природы. Когда субъект использует и владеет средствами, тем самым он увеличивает эффективность добычи этих благ. Так у меня вопрос в следующем. Что даёт, какую пользу даёт обладание и использование знаний?

Щедровицкий П.Г. Ну, смотрите. Давайте как бы разделим знание и знания. Значит, один раз я указал на знания вот в этом контексте перехода от орудия к средству. Поскольку если мы с вами ввели в рассмотрение необходимость дистантной передачи деятельности, ну или передачи деятельности некоему анонимному потребителю или анонимному реципиенту, который должен эту деятельность осуществить, не будучи ни в том же хронотопе времени, ни в той же ситуации, ни, может быть, даже в той же культуре, то мы с вами резко усложнили контекст. Потому что передать деятельность от отца к сыну или от мастера к подмастерью можно, показывая и повторяя ему, пока он не научится при тебе это всё, так сказать, копировать. Теперь представьте себе, что вы вообще не знаете, кому вы передаёте. Вы этого человека никогда в жизни не видели. Вы не понимаете, так сказать, как он устроен, на что он сориентирован, вы не можете проследить, как он учится. И вы обязаны резко усложнить систему сопровождающих комментариев к его будущей деятельности. И

www.sk.ru/opus