MYaTEZh_NOMENKLATUR

удалось пресечь попытки депутатов организовать неформальные, неподконтрольные им объединения.

Инициаторов организации клуба обвинили в коррупции именно те, кто погряз в настоящей коррупции уже через полгода, а в описываемый момент развлекался мелким интриганством. Возглавлял группу ярых "поповцев" депутат Моссовета В. Боксер. Боксера и компанию Г. Попов трудоустроил в Моссовете на ответственных должностях безо всякого согласия других депутатов. Потом группа Боксера перешла в мэрию. Это коррупцией не считалось.

В. БОКСЕР

Врач-педиатр, член КПСС с 1982 г. Из движения зоозащитников в 1988 г. пришел в Московский народный фронт и стал членом его координационного совета. В. Боксер - один из инициаторов создания Московского объединения избирателей, член его координационного совета, организатор митингов в поддержку Ельцина. В 1989-1990 гг. у Боксера прорезался талант к политической интриге. Этому способствовало его избрание в 1990 г. депутатом Моссовета. Затем Боксер работал помощником Г. Попова (зав. отделом при председателе Моссовета), потом в мэрии, с 1992 г. он становится заместителем председателя Антимонопольного комитета столицы. Весной-летом 1991 г. Боксер блестяще провел операцию по захвату Московской организации "ДемРоссии", результатом которой был выход из нее представителей пяти крупнейших политических партий и шести районных организаций "ДемРоссии". После августовских событий 1991 г. он пытался организовать вооруженные формирования Московской национальной гвардии. Но номенклатуре эта инициатива не понравилась, и Боксер переключился на другие сферы деятельности. С апреля 1992 г. Боксер - председатель Оргсовета "ДемРоссии". В октябре 1993 г. - один из активнейших участников расстрела парламента. Далее следы Боксера теряются. Говорят, теперь он живет в США.

СКУДОУМИЕ ПРОТИВ ДЕМОКРАТИИ

Дураки и дороги... Вечная проблема! На первых порах существования Моссовета глупость как-то особенно выпукло была видна. Не стеснялись скрывать, что ли..?

Вот один из депутатов с трибуны предлагает решить продовольственную проблему раздачей московских газонов под огороды. У этого хватило бы ума накормить москвичей чернобыльской картошкой.

Вот другой - предлагает продемонстрировать работоспособность Моссовета на субботнике. Он не знает, что мечта номенклатуры - увидеть народного избранника с метлой. Ну с метлой - такого удовольствия Моссовет не доставил. А вот осенью 1990 г. вся страна могла лицезреть первого зампреда председателя Моссовета С. Станкевича в раскисших полях Подмосковья с ведром картошки и с ним несколько десятков верных соратников.

Вот третий... Это уже исторический персонаж. Это В. Анпилов. Он встревожен наличием в буфете осетрины. Идеологические позиции требуют запретить народным избранникам кушать осетрину. Забыл только товарищ Анпилов, что буфет тот принадлежал МГК КПСС, у которого Моссовет

арендовал здание Общественного центра на Цветном бульваре. Да и большинству депутатов осетрина была не по карману. Но в этот раз помутнение рассудка охватывает весь зал, и сессия принимает решение о передаче осетрины в детские сады. Поскольку садам все это тоже не по карману, буфетчики выносят лоток на улицу, где осетрина быстро раскупается любителями деликатесов.

Потом в веренице мелкой и случайной глупости неожиданно выделился вопрос о символике. Некоторые депутаты весьма болезненно воспринимали то, что мандат депутата Моссовета № 1 по традиции принадлежал В. Ленину, который всегда отсутствовал на сессии (хотя и по уважительной причине). Кроме того, громадный ленинский бюст, нависающий над президиумом сессии, давил им на психику.

Глупость была не в том, что вопрос о символике был поднят, а в том, что этот вопрос, будучи поднят на сессии в той самой истерической форме, отдалял его решение и давал повод коммунистам пылать праведным гневом на демократов (как это сделала очень демократическая в последующем и очень верноподданно-коммунистическая тогда "Вечерняя Москва"). Руководство Моссовета могло бы сразу решить каверзный вопрос, если бы депутаты однажды утром вошли бы в зал, вообще лишенный символики. Г. Попову же, как видно, требовалось накалять страсти. Сначала ленинский бюст (это было уже в Мраморном зале Моссовета на Тверской, где бюст не был столь велик, как в Общественном центре МГК) энтузиасты задвинули в угол и накрыли портьерой (С. Станкевич аж вскочил от возмущения), потом и вовсе куда-то унесли. Скандал раздувался взаимным неуважением к системе ценностей демократической и коммунистической фракций. Лишь на второй сессии Моссовета зал заседаний был, наконец, оформлен государственной символикой России.

Коллективная глупость выразилась и в том, что сессии Моссовета стали транслироваться по телевидению полностью, подобно всесоюзным Съездам. Соответствующий госкомитет уж больно легко согласился на трансляцию. Моссоветовская бестолковщина на несколько месяцев стала доступна любому москвичу. А депутаты, опасающиеся жесткой манипуляции за закрытыми дверями, еще долго были убеждены, что абсолютная гласность в их работе жизненно необходима. Тем самым авторитету Моссовета был нанесен колоссальный урон.

* * *

За то, что кому-то из народных избранников лень или не досуг было думать, городу пришлось дорого заплатить. И не только авторитетом Моссовета. Ущерб наносился самый что ни на есть ощутимый.

В Законе "О местном самоуправлению" указывалось, что если депутаты хотят что-то сделать (создать, соорудить, реорганизовать, вывезти и т. п.) на подведомственной им территории, они должны определить источник ресурсов, источник финансирования для оплаты своего заказа. Недоразвитость системы кредитно-финансовых отношений за многие десятилетия в нашей стране фактически предопределила в качестве основного инструмента созидания соответствующий бюджет.

Именно этот инструмент удалось выбить из рук депутатского корпуса Москвы. И сделали это так.

ПОДКУП

Многие из тех, кто в 1990 г. стал депутатами, были внутренне готовы к принятию атрибутов власти, связанных с разнообразными привилегиями. Разумеется, пользование этими привилегиями оправдывалось интересами избирателей. Депутат должен был соответствовать своему статусу - хорошо одет и технически оснащен. Именно на этом убеждении Г. Попов и его команда стали тонко играть.

Летом 1990 г. решением сессии была отменена так называемая "выездная торговля", т. е. заведенная процедура, при которой магазин вместе с прилавком и кассой перемещался прямо на предприятие или в учреждение, где сотрудники могли "отовариться" дефицитным товаром, а продавцы - укрыть часть товара. Отмена такого порядка объяснялась многочисленными нарушениями: продавцы скрывали дефицит, перераспределяли его в пользу тех предприятий, которые могли чем-то "расплатиться" с торговлей. Большинство москвичей, имеющих возможность покупать товары только в магазине, было лишено шансов на покупку дефицитных товаров.

Решение решением, а Попов уже через месяц своей подписью начал разрешать выездную торговлю то тому, то другому "нужному" предприятию, а точнее - его начальству. Потом в это дело втянули и депутатов. Управделами Моссовета В. Шахновский объявил, что он не может договариваться о той или иной покупке для каждого депутата индивидуально. Кому-то нужен костюм для поездки за границу, кто-то лишен возможности купить приличную обувь в магазине... Вот и выдумал Попов распродажи для депутатов - ту же выездную торговлю, совершаемую в виде закрытой распродажи в одном из крупных магазинов или, например, в ДК ГУВД. По комиссиям стали разносить талоны. Депутатов пачкали грязью, а те предпочитали помалкивать. Тех же, кто отказывался от участия в нечистоплотном деле, старались не замечать. Их талоны скапливались у гражданина Шахновского вместе с гневными записками.

Второй вариант подкупа - организация зарубежных поездок. Практически никто из депутатов, принявших участие в делегациях, выезжающих из страны по приглашению зарубежных друзей Москвы, не оставил после себя отчетов. Смысл поездок был только в том, чтобы удовлетворить за счет государства свое любопытство, да еще насладиться прелестями, которые предоставлял депутатский статус, так высоко ценимый за рубежом (и полностью обесцененный в Москве!). Никакой системы для формирования делегаций не существовало. Попов просто "подкармливал" таким способом наиболее преданных ему лиц.

Примечательна и история с автомобилизацией депутатов. Группа депутатов, мечтающая о личном транспортном средстве, просчитала, что выгоднее всем депутатам предоставить автомобили, чем пять лет возить их на служебных "Волгах". Справедливости ради, заметим, что эти самые "Волги" для рядовых депутатов были недоступны. На них разъезжали поповские любимцы и председатели комиссий. Короче говоря, начали собирать списки тех, кто хотел бы получить автомобиль по государственным ценам (чтобы купить машину по госцене в те времена приходилось стоять в очереди годами). Тут возмутились депутаты, не желавшие дискредитации

Моссовета, а также не имевшие средств на покупку машины. Пришлось каждому из инициаторов добиваться автомобилизации в индивидуальном порядке. В сложившейся ситуации успех им был обеспечен. Те же, кто были более чистоплотными, продолжали ходить пешком.

ПРОШЕЛ ГОД

В представленном сессии Моссовета 27 мая 1991 г. "докладе" председатель Моссовета Г. Попова не стремился присвоить себе чужие заслуги, а говорил только о собственной работе в Совете. Оказалось, что отчитываться просто не о чем. Текучка и борьба с всевозможными кризисами поглотили все силы достопочтенного председателя.

Оценку своей деятельности Г. Попов не сделал, но этого и не нужно было. Все, в том числе и верные соратники, видели, что первый год Моссовета стал годом обманутых надежд. Обманутыми оказались и депутаты, и избиратели.

Ожидания избирателей, да и депутатов, натолкнулись на любимую идею Г. Попова о коалиции с номенклатурой. Вместо серьезной кадровой политики Попов постарался лишь слегка встряхнуть верхний слой исполнительной власти и найти себе там удобное местечко. Опыт его деятельности в Моссовете позволял ожидать, что введение поста мэра также обернется несложной комбинацией в виде пересаживания одних и тех же людей из кресла в кресло.

Вспомним несколько характерных "мелочей". Руководители Моссовета обещали привлечь к работе в Моссовете тех членов блока "ДемРоссия", которым не удалось победить на выборах. Люди ждали, но Попов со Станкевичем даже и не думали выполнять своих обещаний. Реализуя свою рекламную кампанию, Станкевич летом 1990 г. не раз обещал москвичам резкое улучшения состояния автодорог. Все это так и осталось на словах. Гавриил Харитонович не отставал в обещаниях - за ним осталось обещание московского референдума по мерам социальной защиты. Но даже

отом, какие же меры нужно предложить москвичам Гавриил Харитонович не подумал. Тот же Гавриил Харитонович обещал блоку "ДемРоссия" экономическую программу для Москвы. Какое там! Пришлось заниматься более интересным делом - обосновывать необходимость блока с номенклатурой, писать книжки и статьи на эту тему.

Лидеры Моссовета Попов и Станкевич упустили и другое - политический механизм решения проблем города. Их роль в уничтожении блока "ДемРоссия" была наиболее заметной. Координационный совет блока разбежался сразу после распределения административных постов. Затем всплыли на поверхность закулисные интриги по вопросу о назначении начальника ГУВД, а также махинации при введении поста мэра Москвы. В результате исчез механизм согласования позиций большинства, исчезло единое понимание того, ради чего существует Моссовет и каковы его ближайшие и перспективные задачи. Программу "ДемРоссии", которой москвичи оказали доверие на выборах, выполнять было некому. Вспоминать

отом, что Попов со Станкевичем были лидерами блока, да и о самой программе блока, стало неудобно.

Другой момент, в котором руководители Моссовета упорно

бездействовали - это формирование социальной среды, способной к самоорганизации и воздействию на власть. Декларации о поддержке многопартийности были забыты, а КПСС практически ни в чем не была потревожена. Попов со Станкевичем в закулисной игре уже договорились с номенклатурой, которой конкуренция идей была совсем некстати. Вся забота о формирующихся политических партиях состояла в выделении восьми полуаварийных комнат под Общественный центр Моссовета, где некоторые московские общественные организации нашли себе временное и весьма неуютное пристанище.

Роль председателя Моссовета и его команды в организации развала Моссовета как органа власти трудно переоценить. Во время сессий Гавриил Харитонович Попов неоднократно сам руку прикладывал для разрушения демократической процедуры (ради внедрения демократии он, по собственному выражению, "выкручивал руки"), а высокомерие Сергея Борисовича Станкевича постоянно выводило сессию из состояния равновесия. Это можно было бы им простить, если бы с таким трудом принятые решения выполнялись. Вместо этого Президиум, руководимый этими двумя недюжинными политиками, проявлял поразительное миролюбие по отношению к исполкому, игнорирующему все ключевые постановления Моссовета.

Состоявшийся за кулисами сговор с номенклатурой вынудил Попова и Станкевича приложить все свои силы и весь авторитет для того, чтобы навязать депутатам утверждение исполкома Моссовета списком. Для проталкивания соответствующего решения была пущена утка о том, что в Москве где-то кем-то сформирован Комитет национального спасения, подобный тому, который действовал в Литве. Против диктатуры такого комитета, якобы, мог спасти только лужковский исполком.

Разменяв свой политический капитал на эти малоприличные игры, дуэт руководителей Моссовета лишился поддержки большинства депутатов и основательно подорвал возможность их нормальной работы. 85 депутатов из бывших соратников Попова и Станкевича открыто заявили о том, что это - предательство интересов избирателей ("МК", 18.01.91).

Между сессиями, казалось бы, основное внимание руководители Моссовета должны были уделить работе депутатских комиссий. Но это было для них пустой тратой времени. Они и обращения депутатов, отчаявшихся добиться аудиенции у своих лидеров, не читали. По сути дела это было присоединение к информационной блокаде, которую с их же попустительства наладил лужковский исполком.

Вместо помощи депутатам в комиссиях и избирательных округах, Поповым и его командой была организована кампания шельмования инакомыслящих. В "Курантах" бывших союзников Попова обвиняли в единстве с "погромщиками в Тбилиси и Вильнюсе, Баку и Риге, с создателями комитетов общественного спасения и защитниками этих комитетов от правосудия, с теми, кто вывел войска на улицы Москвы 28 марта, кто захватил ТВ в Вильнюсе и Москве". Все это наворочено депутатами-"поповцами" Коротких , Макагоновым и Максимовым. Один из них стал впоследствии штатным щелкопером "демократических" газет, второй - чиновником мэрии, третий - из пятой колонны в Моссовете после кровавого октября перебрался в кресло председателя Городской Думы. Вечная память их порядочности.

Наконец, годовщину своего пребывание в Моссовете Г. Попов отметил организацией антидепутатского митинга. На этом митинге основными доводами были грубые ругательства, а политической позицией - одобрение рукоприкладства. (На фразу о том, что теперь понятно откуда берутся всякие "адольфы", депутат, имевший в виду тактику Попова, получил пощечину от "поповца", выскочившего у него из-за спины. Нанесший пощечину считал себя либералом и потом кормился при СП "Сити", о котором уже было сказано немало.)

Стоило ли после всего этого верить Г. Х. Попову, пытавшемуся в своем прощальном "докладе" рассказать о каких-то попытках изменить порядок работы Моссовета? Вялость и примитивность таких попыток не демонстрировала искреннего стремления к реформам и действительной организации работы. Моссовет уже прошел стадию становления. Многие научились работать, и от дружного "демократического одобрямса" перешли к вдумчивой оценке рассматриваемых на сессиях документов. Вместо того, чтобы поддержать то, что с таким трудом наработано, Г. Попов предпринял рывок к креслу мэра. Причем в чисто большевистском духе - главное ввязаться, а там посмотрим.

О каком доверии к Попову и Станкевичу могла идти речь? Только о таком, которое формируется не интересами дела, а интересами клана, интересами закулисной интриги. Когда вопрос о доверии был поставлен на голосование, Г. Попов получил равное число голосов "за доверие" и за "недоверие" - по 177. К Станкевичу отношение было менее негативным, и он просидел в своем кресле первого зама председателя Моссовета еще долго.

Депутаты прозрели раньше избирателей - уже через год своей работы. Это прозрение ничего, кроме больших неприятностей, им не дало.

БЕЗ ЦАРЯ В ГОЛОВЕ

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО КВОРУМ

Уже на 15-й день первой сессии Моссовета 21 созыва во весь рост встала проблема добросовестности депутатов и их присутствия на заседаниях. Станкевичу, сидящему в президиуме, кричали в микрофон, что сессия не подготовлена, что ее эффективность ничтожна, что не определены приоритеты в работе... Бестолку. Станкевич предлагал только штрафы за пропуски сессии и сетовал на отсутствие письменных предложений (которые, впрочем, некому было рассматривать). Но никаких штрафных санкций к прогульщикам так никогда и не было принято. Попов со Станкевичем, а потом Гончар, стремились к тому, чтобы объяснять провал работы именно безалаберностью и безответственностью депутатов. Формировался негласный сговор: я лоялен к вашим проступкам - вы лояльны к моей деятельности.

Проблема кворума на сессиях Советов оказалась для лидеров демократии совершенно неразрешимой, а в тайных мыслях разрешение этой проблемы было, скорее всего, нежелательным. Постепенно выяснилось, что неустойчивость численности присутствующих на сессии депутатов дает невиданные возможности для манипулирования системой голосования (об этом подробнее в главе "Вздох в микрофон"). А в некоторых ситуациях

сессию можно было вообще не собирать.

Например, длительная пауза между 1-й и 2-й сессией, продолжавшаяся более четырех месяцев, сама по себе способствовала утверждению разгильдяйской психологии. Пример разгильдяйства показал сам Председатель Моссовета, который вместо решения городских проблем все это время занимался созданием своего нетленного труда "Что делать?", а вместо организации работы Совета договаривался с партийногосударственной номенклатурой по поводу раздела власти. Восхищение этой брошюркой в среде "демократов" отчасти было вызвано именно предоставляемой возможностью забыться в безответственных рассуждениях о судьбах страны и отвлечься от насущных проблем Москвы.

Но прозрение рано или поздно наступает. Как мы уже отмечали, депутатам судьба предоставила возможность избавиться от иллюзий раньше других. Им воочию пришлось столкнуться с предательством собственного руководства: увидеть махинации вокруг кандидатуры на пост начальника ГУВД, пережить "выкручивание рук" во время утверждения исполкома Моссовета, наблюдать прямой саботаж решений Моссовета по статусу Москвы...

Поскольку депутаты стремительно избавлялись от наивности, Попову пришлось играть ва-банк, делая ставку на ликвидацию Моссовета как властной структуры. Потеряв доверие депутатов, еще можно было опираться на все еще наивных избирателей. И тогда на вооружение была взята идея "сильной исполнительной власти", реализованная до полного умерщвления власти представительной.

Решением Президиума ВС РСФСР о введении в Москве поста мэра был нанесен сильнейший удар по Моссовету. Оправиться отчасти удалось только благодаря тому, что вопреки усилиям "демократов" удалось избрать нового председателя Совета Н. Н. Гончара. Была надежда на то, что последний реализует многочисленные предложения по организации работы депутатов. Нет сомнений, что в иных условиях эти меры были бы непременно реализованы. Но ситуация диктовала Гончару иной подход. Лето 1991 года было ознаменовано рождением нового административного монстра - московской мэрии. Усиление Моссовета означало бы, что на пути номенклатуры возникает преграда. Ни московским бюрократам, ни их союзнику Гончару это было невыгодно.

Гончар не зря осторожничал с организационной активностью. Власть мэрии к осени простерлась до президентского кресла и стимулировала целый залп Указов, добивающих Моссовет и развязывающий руки сложившейся номенклатурной коалиции мэрия - Правительство Москвы. Эта коалиция могла утопить проклюнувшуюся политическую карьеру нового председателя Моссовета. После того, как выбор был сделан в пользу карьеры, оставалось аккуратно сдать Моссовет, извлекая из этого максимальную пользу. Отказ от решения ставшей проклятой для Моссовета проблемы кворума и был одним из способов этой сдачи.

Такова уж была судьба московских депутатов - выбирать себе руководителей, которые использовали Моссовет в своих личных целях и упорно не желали работать как организаторы. Ситуация при этом становилась безнадежной, поскольку всегда решающие преимущества получали "добронравные" люди, терпеливо подталкивающие Моссовет к пропасти. Шаг за шагом мэр Москвы и Президент России, работая сыгранным

дуэтом, отсекали властные функции Моссовета. Верховный Совет и Конституционный Суд охотно во всем способствовали им. В конце концов на растерзание очень "независимой" прессы и избирателям остался безобидный обрубок народных чаяний образца 1990 года, только и годный на то, чтобы его лягали и кусали. Именно таким Моссовет и оказался полезен - меньше пинков и укусов приходилось на долю тех, кто в действительности правил бал.

Итак, Попов, задвинувший Моссовет на задний план политики и управления городом, торжествовал. Для окончательной победы оставалось немного. Последний бастион - Городская Дума (Малый Совет) - пал после проведения выборов в самом Моссовете (см. главу "Думский переворот"). Переродившиеся почти поголовно в номенклатурных чиновников члены Президиума Моссовета легко объединились с ярыми "поповцами" и бывшими коммунистами из группы "Москва".

Моссовет стал безвредной игрушкой в руках номенклатуры и мишенью для журналистского словоблудия.

ПРОЦЕДУРНЫЕ КАВЕРЗЫ

Помимо изъятия у Моссовета большинства его законных полномочий, он последовательно разрушался процедурой своей работы. Раз за разом Попов и Станкевич воспроизводили нелепый механизм ведения сессий. Алгоритм принятия решения был настолько непродуктивен, что заставлял думать о ведущих сессию дурно: либо дураки, либо сознательно ведут дело к развалу.

Злонамеренность руководства опиралась на наивность депутатов. Они с самого начала полагали, что хорошую работу можно сделать при хороших правилах. Казалось, что если разработать удачный регламент, то дело пойдет как по маслу. Депутаты не сразу обнаружили, что могут сами себя удушить той процедурой, которая создана их собственными руками. Буквально на первой сессии возникла ситуация, когда политические оппоненты использовали процедуру, чтобы парализовать работу сессии. Если на первой сессии в 1990 г. коммунистическая фракция "Москва" демонстративно покидала зал, то в 1993 г. фракция "Демократическая Россия" открыто срывала кворум. И ничего нельзя было сделать против саботажа. Таков был закон, таков был регламент.

Вот как обсуждались поправки к принятию решений под надзором Станкевича. Сначала все поправки депутаты вносили от микрофонов, а потом эти поправки (уже забытые и перепутанные в мозгах) начинали голосовать все подряд. Группа "Сильный Совет" попыталась переломить ситуацию. С лета 1991 г. эта группа проводила анализ работы сессии и давала рекомендации по повышению процедурной эффективности. Никакой поддержки со стороны руководства Моссовета эта деятельность не получила. Более того, введенные правила размножения материалов позволяли распространять рекомендации "Сильного Совета" только мизерным тиражом. В конце концов последовательный порядок принятия поправок был введен, но было уже поздно. Депутаты уже привыкли к тому, что сидеть на сессии просто глупо - есть более важные дела.

Порой, когда это было нужно номенклатуре, депутатов вынуждали

"давать продукцию". Поэтому все обсуждения сводились к минимуму, а неугодные решения блокировались в самом начале - при обсуждении повестки дня. Опасные для сговора руководства с исполнительной властью проекты в большинстве случаев даже не удавалось внести в эту самую повестку дня. Лишь по вопросам, вызывавшим накал страстей и таким образом консолидирующим оппозицию режиму Попова-Лужкова (позднее Лужкова-Гончара), удавалось ломать процедурные игры.

Попов, Станкевич, Гончар всегда старались разогреть сессию настолько, что никакие поправки к нужным им проектам решений уже не проходили. Скорость, с которой голосовались поправки, превышала возможности осмысления сути принимаемых или отклоняемых предложений. Необычайно короткое время для обоснования необходимости той или иной поправки со стороны их авторов исключала взвешенный подход. Даже при искреннем стремлении сознательно участвовать в голосовании не было никакой возможности успеть проследить текст поправки, сличить его с текстом редакционной комиссии и воспринять аргументы за или против поправки. В результате депутаты реагировали только на поверхностный смысл предложений своих коллег или на их фамилии ("Меня не интересует что предлагает этот дурак, я все равно "против"!"). Поправки обычно не проходили даже при почти единогласном голосовании, поскольку они принципиально не могли заинтересовать отсутствующих в зале. Полупустой зал был для руководства Моссовета гарантией от случайностей.

Подчас зал и ведущий сессию были едины в своем нежелании работать продуктивно. Депутаты делали вид, что участвуют в работе сессии, ведущий делал вид, что он им помогает.

Ситуация вынуждала разработчика любого документа добиваться всего лишь начала рассмотрения вопроса на сессии (для чего требовалась благосклонность руководства). Не было сомнений в том, что прения в основном станут поводом для самовыражения выступающих и не смогут повлиять на результаты голосования "за основу". Примерно сотня депутатов, не считающих обязательным выслушивать какие-либо аргументы, возвращалась в зал лишь для голосования и почти всегда голосовала "за". Ситуация повторялась и при обсуждении поправок, за исключением того, что из курилок депутаты уже не возвращались.

Станкевич в нужный момент мастерски переводил сессию на наименее интересные для депутатов темы. Депутатские запросы традиционно звучали при полупустом зале. Не удавалось привлечь внимание и к отчету созданных сессией под напором руководства скучных комиссий.

Помимо чисто процедурного абсурда Моссовет стал заложником тунеядства. Лидеры отказывались выполнять лидирующую роль. Они не предлагали никакой концепции работы, и, предпочитали идти вслед за событиями, не тревожа верховные власти предложениями по организационной реформе самих Советов. Потом неэффективность работы системы Советов объяснялась их генетическим родством с коммунистическим режимом. Профанация была налицо. Как со стороны лидирующих и ведущих, так и со стороны ведомых.

Один из депутатов Моссовета сказал однажды замечательную фразу: "Для приличных людей никакой регламент не нужен". Это действительно так. Если люди собрались, чтобы совместно сделать что-то полезное, они не будут ставить друг другу подножки, опираясь на вечно

несовершенные правила. Но как раз такого человеческого отношения между депутатами с различными убеждениями и не дали наладить сначала Попов со Станкевичем, а потом и вся верхушка Моссовета во главе с Гончаром, нашедшая себя в интригах и переговорах с лужковской администрацией.

ПОД ЖЕЛЕЗНОЙ ПЯТОЙ

Пока Моссовет боролся сам с собой, мэрия все дальше распространяла свое влияние. Благодаря Б. Ельцину в руки вчерашних и новых номенклатурщиков , попали не только рычаги власти, используемые КПСС, но и многое другое. Это многое - прямое подчинение им руководства милиции и территориального управления Министерства безопасности, бесконтрольное решение всех вопросов, связанных с собственностью Москвы и громадными средствами, сконцентрированными во внебюджетных фондах.

Все закулисные интриги и жестокие разборки в структурах исполнительной власти до публики не доходили. Зато депутатские склоки крутили по московскому каналу телевидения часами более года. Жизнь становилась все хуже, а тут на экране занимались совершенно непонятными разговорами народные избранники. Услужливые комментаторы торопливо толковали: они некомпетентны, слабы, ничего не умеют и хотят бесконечно могучей личной власти. Этим они мешают толковым хозяйственникам, ночи не спящим в заботах о любимом городе. Поносимым и шельмуемым депутатам оставалось мучиться бессильной злобой, прорывающейся в редких и бездарно сделанных телепередачах с их участием. Многие предпочли не нервничать и пошли к хозяевам города на поклон - просить доходного места при мэрии.

Может быть так и стоило поступать, смиряясь и оправдывая себя той конкретной пользой, которую можно приносить избирателям на административных постах? Тогда во что должна превратиться система представительных органов власти? Снова в тот же придаток партийных структур (теперь закамуфлированных номенклатурой под хозяйственные)? Не всем по душе было перерождение избираемой власти в назначаемую. Природное упрямство мешало согласиться на крутую смену убеждений.

Нет, такой выход для порядочных людей не подходил. Он противоречил здравому смыслу и становился предательством по отношению к собственным устремлениям, высказанным когда-то избирателям. Система, которую лепила новая номенклатура и подсобники из "демократов" была явно противоестественна и внутренне конфликтна.

Зампред Моссовета Ю. П. Седых-Бондаренко и академик В. М. Капустян написали на эту тему статью "Как Моссовет может стать сильным." ("Столица", 1992). С их точки зрения, неэффективность доминирования исполнительной власти была обусловлена целым рядом причин. Прежде всего, в такой ситуации административный пост появляется еще до своей функции, а потом изобретает эту функцию и требует под нее финансирование. Значит приходится содержать не аппарат, решающий реальные проблемы, а изобретателей функций. Расточительность налицо! Второй момент состоит в том, что хозяйственная деятельность приобретает технократический характер: она привязана к техническим комплексам города, а не к конкретным потребностям населения. При ослаблении властных