12. Постсоветская Россия

«Внезапное падение советской власти без наличия организованной силы, способной для творческого развития представляется опасностью для России».

Н. Бердяев.

После распада Советского Союза Россия стала суверенным государством. Перед страной стояли задачи выхода из экономического и политического кризиса, создания новых органов управления народным хозяйством, формирования государственности. Для России и ее народа наступил период «шокотерапии», введенной Б.Ельциным и его правительством в 1991-1993 гг. В ходе реализации курса «шоковой терапии» были заложены основы новой рыночной модели экономики и рыночной инфраструктуры, проведена либерализация цен, начата приватизация общенародной собственности. Большинство населения лишилось прав на ранее созданное и юридически принадлежавшее ему общенародное имущество. К концу этого периода окончательно прояснилась неолиберальная сущность начатых в 1985 г. реформ. И ярче всего это продемонстрировал «главный прораб» перестройка М.Горбачев, отрекшийся от коммунистической идеологии, вознесшей его на вершины властного олимпа, предав заодно и бывших своих союзников. Советская система разрушена, можно уже конфузливо не молчать, краснея. С 1994 г. в России официально проводится курс на строительство капитализма: стратегические собственники нацелены на светлое рыночное будущее. Прежняя тактика умалчивания действительных задач по осуществлению «буржуазной революции» (Е.Гайдар) перестает быть необходимой. «Монетаризм» - вот флаг новой власти! Он заполняет всё, в том числе образовавшиеся идеологические пустоты. А мы всё ищем мифическую русскую национальную идею…

Но почему именно монетаризм стал флагом наших «либерал-реформаторов»? Почему они встали под знамена М.Фридмана и других представителей чикагской экономической школы, предложивших и сформулировавших монетаризм как концепцию «дорогих» денег, т.е. ограничение денежной эмиссии, и «экономику предложения» -стимулирование предпринимательства через снижение налогов, поощрение инвестиций, устранение преград, мешающих свободной конкуренции?

В рамках англо-американской геополитический традиции ХХ века, начиная с американца А.Мэхэна, считавшего, что будущее за мировой торговой цивилизацией, прообразом которой он видел древний Карфаген и Англию времен морского могущества, а перспективным лидером этого цивилизационного типа – США; англичанина Дж.Маккиндера, определившего задачу не дать возможности «силам суши», прежде всего России и Германии, создать евразийский блок в ущерб «силам моря» - Англии и США и американца Н. Спайкмена, который в своей геополитической схеме ввел понятие «Срединного Океана» (Атлантический океан) как некоего связующего звена западной цивилизации, моста между американским и европейским берегом, объединяющего страны с единой этической, экономической и политической культурой, по сути предопределив северо-атлантическую стратегию США после Второй Мировой войны, реализуется идея продвижения к мировому господству, так как еще со времен Р.Челлена экспансия, борьба за жизненное пространство, ресурсы, поглощение более слабых - удел великих государств.

Сегодня эта идея воплощается в форме неолиберального глобализма, трактуемая как «господство мирового рынка», как «всецело политический проект, причем проект транснациональных акторов, институтов и совещательных коалиций», таких, как ВТО, Всемирный банк, транснациональные корпорации и т.д. Именно ТНК, которые к началу 80-х гг. ХХ столетия обладали огромными финансовыми ресурсами и экономическим могуществом, стали носителями неолиберальной монетаристской идеологии, впоследствии получившей название «вашингтонский консенсус». Эта модель экономического развития, в основе которой лежат идеи чикагской экономической школы, подразумевала макроэкономическую стабилизацию, микроэкономическую либерализацию, открытие внутреннего рынка для иностранных инвестиций, свободное перемещение капиталов и т.д., а на мировой арене фиксировала победу в «холодной войне», установление однополярного мира и его «вестернизацию» как конечную точку процесса глобализации. Наши «провинциальные западники», попавшие под интеллектуальное и материальное обояние неолиберализма, посчитали, что достаточно откалькировать «правила игры», рекламируемые Западом, победившим в битве двух систем, и приложить их на российскую почву, как страна, вставшая в фарватер за экономическими флагманами западной цивилизации, быстро достигнет экономических высот капитализма, что создаст материальные предпосылки процветания либеральных ценностей в русском обществе. «Конечно, «кто ничего не делает – не ошибается», но у нас много людей, которые что ни делают - ошибаются»,- к сожалению, этот диагноз русскому обществу, в свое время поставленный М.Горьким, оказался пророческим.

В результате проведения монетаристских реформ российская экономика стала функционировать на основе рыночных механизмов, продемонстрировав «чудо» - уникальное по масштабам и темпам разрушение экономики в мирное время. Снижение объема ВВП почти на 45% представляет рекордную величину для мировой практики, Сокращение в пять раз производственных инвестиций привело к тому, что износ основных фондов превысил 50%, а машин и оборудования – 70%. Средний возраст оборудования стал вдвое превышать соответствующий показатель развитых стран. За 1990-1995 гг. объем промышленного производства в машиностроении сократился более чем втрое, в легкой промышленности – в пять раз. Отрасли, которые должны были определять лицо постиндустриальной экономики, либо перестали существовать, либо производство в них, как это произошло в микроэлектронной, электротехнической промышленности или фармакологии, упало в десятки и сотни раз, освободив место импорту. В глубоком кризисе оказалось сельское хозяйство. Объем его продукции в середине 90-х гг. сократился более чем на 40%, что привело к ликвидации продовольственной независимости страны. Структура внешней торговли приобрела ярко выраженный колониальный, сырьевой характер. В то же время в 1993-2001 гг. вывоз из страны капитала российского происхождения составил 277 млрд. долларов, в дополнение к этому Россия выплатила доходов от иностранных инвестиций 87,5 млрд. долларов. Возникает вопрос, кто кому помогал в эти годы капиталом, ресурсами и рынками сбыта?

В целом, пока что российская неолиберальная модель экономики выглядит не более эффективной и конкурентоспособной прежней советской модели. Ослабление стимулов к труду, уравниловка и отсутствие связи между оплатой труда и его результатами были, по сути, главными проявлениями стагнации советской экономики. Монетаристские реформы не только не решили этой проблемы, но и усугубили ее. В структуре национального дохода нашей страны доля оплаты труда в два раза ниже общепринятых международных стандартов. Оплата труда в России ниже в 8-10 раз, чем в западных странах, притом, что производительность труда ниже только в 2-4 раза. В процессе реформ, активного передела собственности производительность труда даже в нефтедобывающем комплексе страны с 1988 по 1998 г. упала в четыре раза. Да и откуда взяться эффективности труда, если в конце 80-х гг. доля предприятий, ведущих разработку и внедрение нововведений в СССР, составляла 2/3, а после 1992 г. она снизилась до 22,4%, в то время, как в экономически развитых странах она превышала 70%. Вместо продвижения к информационному обществу страна оказалась отодвинутой к доиндустриальному типу социальных отношений. Россия оказалась отброшенной в седьмой десяток стран мира по качеству жизни, тогда как Советский Союз занимал 35 место. Вместо утопических коммунистических целей и узкопартийных интересов развитие России стали определять не менее мифологизированные идеологии и интересы узкоэлитарных новономенклатурных, криминальных кругов. Страна ворвалась в число лидеров по количеству миллиардеров, а также по разрыву в доходах богатых и бедных россиян, который становится неприличным не только по меркам Западной Европы, но и стран Латинской Америки. Десятки миллионов граждан оказались за чертой бедности, что вполне объясняет, почему общие демографические потери России с 1992 по 2002 г. оцениваются по разным данным в 12-16 млн. человек. Стоит ли удивляться тому, что на рубеже веков более четверти россиян не чувствовали общности с другими жителями России?

Опять в России экономические реформы как-то «не задались». Пришедшие к власти «рыночные фундаменталисты» подтвердили слова Н.Бердяева об опасности для страны со стороны организованной силы, не способной к творческому развитию, западные клише не сработали, что, в целом, и не удивительно. «Теоретически можно представить себе самоисполняющуюся программу, которая, как пьеса, будет сыграна на экономической сцене без режиссирования. Практически же это невозможно», - к такому небезынтересному выводу пришел в 70-е гг. прошлого века нобелевский лауреат, американский экономист В.Леонтьев. В общем, своих талантливых режиссеров не нашлось, и прибегли к заимствованиям из чужой пьесы под названием «западный глобальный проект», где России отводилось место в массовке. Впрочем, отказавшись от политической самостоятельности, новая элита не отказала себе в административных и финансовых удовольствиях, что не вполне по-западному, но вполне по-российски. Если на Западе к власти приходили, чтобы защитить богатство от бедных, то в российских традициях приходить к власти, чтобы стать богатым.

Не получилось построить эффективную экономику, но тогда может быть удались политические преобразования, строительство правового государства и гражданского общества по западному образцу? В новой России государственный аппарат был представлен двухступенчатой системой органов представительной власти: Съездом народных депутатов и двухпалатным Верховным Советом. Главой исполнительной власти был президент. Однако деятельность государственного аппарата с самого начала проходила в условиях жесткой конфронтации законодательной и исполнительной властей, которая закончилась не демократическими процедурами, а по-российски – расстрелом парламента осенью 1993 г.. После этих событий в декабре была принята новая Конституция и состоялись выборы в новый законодательный орган – Государственную думу. Формально, пусть и с кровью, государственный аппарат был выстроен в лучших традициях либеральной демократии. Но продолжался «парад суверенитетов», нарастали сепаратистские тенденции, особенно обострившиеся на Северном Кавказе, что вылилось в две чеченские войны: 1994-1996 и 1999-2002 гг. Росла коррупция в заметно окрепшем численно госаппарате, которая скорее напомнила известную на Руси с давних времен систему «кормлений», когда царь жаловал должность, а дальше живи, как сумеешь. Да и самого президента всё чаще стали образно называть «царем Борисом», под руководством которого страна пришла к дефолту в 1998 г.

Так почему издержки столь велики? И ради чего Россию «ломали через колено»? Неолибералы утверждают, что это делалось ради выхода из коммунистического тупика на магистральный путь всего прогрессивного человечества. Да, он остался в прошлом, но что пришло этому, так называемому тупику, на смену? Новый произвол и новая догма. Какая обществу разница, кто бездарно правит страной? По большому счету, это не имеет значения: в обоих случаях оно бедствует, вымирая по миллиону в год. Подход ведь тот же: многие поколения людей превращаются лишь в исторический материал, средство достижения теперь уже «капиталистического светлого будущего для грядущих», но пока абстрактных поколений, неизбежно принося им в жертву судьбу современников и оправдывая беспредел истории по отношению к ним. Или, говоря словами героя Ф.Достоевского «Братья Карамазовы», своими страданиями «унавозим будущую гармонию». Но жизнь каждого поколения самоценна и единственна, никто не вправе превращать эту уникальную и неповторимую созданность Богом в средство реализации каких бы то ни было целей.

Тем более, как оказалось, не всё прогрессивное человечество считает, что в процессе глобализации победит однополярный вариант по-американски, а возможен и многополярный, где будут сосуществовать различные проекты глобализации: китайский, индийский, исламский, быть может, русский и т.д. Поэтому не случайно появление «пекинского консенсуса» как иной, чем «вашингтонский консенсус», модели, основанной на совершенно других принципах, а именно: росте ВВП при сохранении независимости от мирового капитала, защите государственных границ и национальных интересов, решительном стремлении к инновациям и экспериментам и т.д. Китайская модель определяется как инвестиционная, а не монетарно-либеральная. Возможен, наверное, и русский проект, безусловно, с учетом общемировых тенденций и национальных интересов, но создавать его придется самим. И начинать, видимо, с формулировки общественной идеологии, без которой не построить «новую наднациональную, надрелигиозную общность». А пока в России после прихода к власти В.Путина силовики, представители спецслужб частично заместили «либерал-реформаторов» в правящей элите и укрепляют властную вертикаль. И губернаторов уже не выбирают, а назначают, и прекрасно себя чувствует в условиях российской демократии институт преемничества и традиционная для нас персонификация власти, и вот уже создается партия для президента, удивительно напоминающая генсеков с их партией «нового типа» и Петра I с его гвардейцами и т.д.

Чудна наша Россия! Ее исторический маятник начал новый разбег…

Вопросы для самоконтроля:

1. В чем сущность политики «шоковой терапии» и каковы ее последствия для российской экономики?

2. В чем суть неолиберальной модели?

3. Политические преобразования и их результаты.

4. Какими Вы видите перспективы России?