Явление четвертое

Генрих, Насти.

Генрих (смущенно). Насти! (Громче.) Насти, я искал тебя! Остановись! Я должен с тобой поговорить. Презирай меня сколько хочешь, но только выслушай. Я прошел по владениям Шульгейма. Мятеж зреет.

Насти. Дай мне пройти, я все знаю.

Генрих. Ты хочешь мятежа? Скажи, хочешь?

Насти. Что тебе за дело? Дай пройти!

Генрих (раскинув руки). Ты не пройдешь, пока не ответишь.

Насти (глядит на него молча, затем решается). Хочу я или нет, никто уже не может помешать.

Генрих. Я могу! За два дня я могу воздвигнуть плотину, которая преградит путь морю. За это я хочу, чтоб ты, Насти, меня простил.

Насти. Опять игра в прощение? (Пауза.) Надоела она мне. Я в ней не участвую. Я не уполномочен ни проклинать, ни отпускать грехи. Это дело господа.

Генрих. Если бы господь дал мне выбрать между твоим и его прощением, я выбрал бы твое.

Насти. Ты сделал бы дурной выбор — пожертвовал бы вечным блаженством ради пустого звука.

Генрих. Нет, Насти, я отказался бы от прощения на небесах ради того, чтобы быть прощенным на земле.

Насти. Земля не прощает.

Генрих. Ты мне надоел.

Насти. Что такое?

Генрих. Я не с тобой говорю. (Насти.) Ты не облегчаешь мне задачу. Меня толкают к ненависти, а ты мне не хочешь помочь. (Трижды крестится.) Ладно. Теперь он на минутку оставит меня в покое. Времени нет, слушай внимательно! Крестьяне готовятся, они хотят вести переговоры с баронами. Это дает нам несколько дней.

Насти. И что же ты станешь делать?

Генрих. Ты знаешь крестьян. Они дадут себя разрубить на куски ради церкви. В здешних деревнях больше веры, чем во всей остальной Германии.

Насти (качает головой). Твои попы бессильны. Их любят, это верно, но, если они осудят мятеж, их проповедь будет гласом вопиющего в пустыне.

Генрих. Не на их речи я рассчитываю, а на их молчание. Представь себе: вдруг, пробудившись утром, крестьяне увидят, что двери церквей распахнуты и храмы пусты: птичка улетела. Ни души перед алтарем, ни души в ризнице, ни души подле усыпальницы, ни души в доме священника.

Насти. А это возможно?

Генрих. Все готово. Есть у тебя здесь люди?

Насти. Есть кое-кто.

Генрих. Пусть ходят по стране и кричат громче всех. Главное, пусть богохульствуют. Нужно, чтобы они вызывали бунт, сеяли ужас. А в следующее воскресенье пусть захватят священника в Риги во время проповеди, пусть утащат его в лес и вернутся оттуда с мечами, запятнанными кровью. Священники всей округи ночью тайком покинут деревни и отправятся в замок Маркштейна, где их ждут. С понедельника бог вернется на небеса. Детей больше не станут крестить, грехи не будут отпускать, больные будут умирать без причастия. Страх удушит мятеж.

Насти (раздумывая). Может, так и будет...

Дверь церкви раскрывается. Доносятся звуки органа. Крестьяне выходят, неся на носилках статую святой.

Генрих. Насти, молю тебя, если дело удастся, скажи мне, что ты меня прощаешь!

Насти. Я бы и рад сказать. Но беда в том, что я знаю, кто ты.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Спустя две недели. Церковь; все жители деревни укрылись там и больше не выходят, там же они едят и спят; в эту минуту они молятся. Насти и Генрих глядят, как они молятся.

Мужчины и женщины на полу. В церковь перенесли больных и калек. Стоны и движение у подножия алтаря.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Молящиеся крестьяне, Насти и Генрих.

Насти (про себя). Не могу их больше слышать! Увы! У вас не было ничего, кроме гнева, и я сам погасил его.

Генрих. Ты что говоришь?

Насти. Ничего.

Генрих. Ты недоволен?

Насти. Да, недоволен.

Генрих. Повсюду люди толпятся в церквах. Страх сковал их. мятеж убит в зародыше. Чего ты еще хочешь?

Насти не отвечает.

Значит, я буду радоваться за нас двоих.

Насти бьет его.

Что на тебя нашло?

Насти. Если станешь радоваться, я переломаю тебе ребра.

Генрих. Ты не хочешь, чтобы я радовался нашей победе?

Насти. Не хочу, чтобы ты радовался, заставив ползать людей.

Генрих. Я сделал все ради тебя и с твоего согласия. Не усомнился ли ты в самом себе, пророк?

Насти пожимает плечами.

Ведь ты не в первый раз им лжешь.

Насти. Но я в первый раз бросил их на колени, помешал им защищаться. Впервые вступил в сговор с суеверием, впервые заключил союз с дьяволом.

Генрих. Тебе страшно?

Насти. Дьявол — творение господа. Если господь захочет, дьявол мне подчинится. Я задыхаюсь в этой церкви. Выйдем!