18. Продолжение: б. Истинный мотив "потому-что"
Неистинные высказывания “потому-что” противопоставляются истинным высказываниям “потому-что”, которые невозможно преобразовать в мотивацию “для-того-чтобы”. Раскроем сущность истинного мотива “потому-что” на примере. Когда я утверждаю, что убийца совершил преступление, чтобы завладеть деньгами убитого, то тем самым я сделал высказывание о мотиве “для-того-чтобы”, направляющим его действие. Если я далее утверждаю, что убийца совершил преступление, так как хотел использовать ожидаемую сумму определенным образом, то структура этого высказывания остается неизменной по сравнению с предыдущим, лишь широта проекта, которым руководствовался убийца, представляется увеличившейся, так как обретение денег будет теперь рассматриваться как промежуточная цель, а то особое их употребление, которое он имел в виду — как спроектированную цель поступка. Если я, напротив, делаю высказывание о том, что человек стал преступником, потому его склонили к преступлению товарищи, то это высказывание будет высказыванием совершенно иного рода, нежели предыдущие примеры. Оно не касается проекта поступка убийцы как монотетического полагания modo futuri exacti поэтапно протекающего действия. Оно исходит не из проекта будущего действия, а из фактически уже реализованного действия убийцы. Смысл этого высказывания состоит в соединении завершенного переживания с характеристикой прошлого, с другими переживаниями, имеющими характер прошедшего или давно прошедшего времени в новую смысловую связь. Конечно, и в констатации того, что “убийцу склонили к преступлению” пытаются обнаружить причины преступления. Однако очевидно, что здесь “объясняется” лишь, что определенные переживания убийцы, а именно: воздействие на него товарищей, создали “диспозицию” к тому, чтобы цель своего поступка, а именно: обладание определенной суммой, он запланировал осуществить посредством “убийства человека”, а не использованием других средств, например, “работы за вознаграждение”. Здесь мы четко видим различие между мотивом “для-того-чтобы” и истинным мотивом “потому-что”. В то время как мотив “для-того-чтобы” объясняет конституирование поступка, исходя из его проекта, истинный мотив “потому-что” объясняет конституирование самого проекта, исходя из предшествующих переживаний.
Рассмотрим это положение вещей на примере из области какого-либо собственного переживания. Например, я утверждаю: “Я раскрываю зонт, потому что идет дождь”. Прежде всего в этом высказывании мы должны отделить содержащийся неистинный мотив “потому-что”, то есть мотив “для-того-чтобы” от истинного мотива “потому что”. Мотив “для-того-чтобы” может быть выражен, например, в высказывании: “Чтобы уберечься от дождя, я открываю зонт”. Проекту действия предшествует соображение, что из-за дождя промокшая одежда доставит мне неприятные ощущения. Но это соображение, которое хотя и предшествует проекту, само по себе не относится к причинному ряду “для-того-чтобы”, так как оно соотносится лишь с проектом как таковым. Таким образом, я проектирую поступок, чтобы помешать наступлению обстоятельства, вызывающего нежелательные последствия. Само действие, то есть раскрытие зонта, ориентируется на этот предшествующий проект, который в свою очередь полагает поступок реализованным в качестве modo futuri exacti, например, в суждении, что благодаря раскрытому зонту неприятных ощущений, которыми грозит мокнущая одежда, удастся избежать. Именно поэтому действие в его поэтапном построении находится в смысловой связи с проектом, рассматривающим его как монотетическую целостность. Как было показано выше, сам проект основывается на связи опыта, который можно выразить, например, в таком общем сужении: “В случае дождя раскрытие зонта предохраняет от сырости”. Я лишь еще раз убедился в справедливости такого суждения, и в обычной реализации действия оно представляется мне несомненным. Таким образом, поскольку в поле зрения оказывается этот мотив “для-того-чтобы” (неистинный мотив “потому-что”), то к прежнему анализу оказывается нечего добавить.
Но в высказывании: “Потому что идет дождь, я раскрываю зонт” скрывается также и истинный мотив “потому-что”, который невозможно превратить в высказывание “для-того-чтобы” и который можно описать следующим образом: Я воспринимаю, что идет дождь. К этому восприятию “привязывается” представление о том, что вместе с дождем можно промокнуть, и возникнет состояние, сопровождающееся неприятными ощущениями, то есть как раз тот ряд представлений, который со своей стороны предшествует проектированию действия “раскрытие зонта”. Таким образом, в моем сознании из восприятия дождя зримо конституируется проект оборонительного действия вообще, будь то раскрытие зонта или поиск места, защищенного от дождя. следовательно, истинный мотив “потому-что” мотивирует конституирование проекта, а неистинный мотив “потому-что”, то есть мотив “для-того-чтобы” мотивирует на основе конституированного проекта конституирущийся поступок. В отношении “для-того-чтобы” мотивирующим является уже предшествовавший проект, который мотивирует действие, совершающееся на основе проекта. В истинном отношении типа “потому-что” мотивирующим является переживание, предшествовавшее проекту, которое мотивирует сам конституирующийся проект. Здесь проявляется существенное различие между отношением типа мотива “для-того-чтобы” и отношением типа истинного мотива “потому-что”.
В отношении типа “для-того-чтобы” мотивированное переживание (поэтапно конституирующееся действие, основанное на стихийной активности) предварительно вспоминается в мотивирующем переживании (в самом проекте), то есть modo futuri exacti представляется как завершенный. Такое отношение ни в коем случае не прослеживается в истинном отношении типа “потому-что”. Поэтому проект “раскрытие зонта” является по отношению к фактическому действию “раскрытие зонта” лишь предварительным воспоминанием, недействительным, но наглядным воображаемым представлением, и можно утверждать обратное, что действие по отношению к проекту, который его мотивирует, находится в отношении исполнения, либо неисполнения, а восприятие дождя само по себе еще никоим образом не указывает на что-либо спроектированное, так как в случае суждения “Если я попаду под дождь, мое платье промокнет, а это нежелательно и поэтому я должен что-нибудь сделать, чтобы этого избежать” оно ни в коем случае само по себе не “связано” с восприятием “идущего дождя”. “Связанность” возникает лишь при вступлении в действие особой атенциональной модификации, при помощи которой я обращаюсь к целостной взаимосвязи моего опыта, в которой, конечно, уже содержится вышеназванная предметность суждений. Например, если я находясь в комнате, воспринимаю идущий дождь, то дело вовсе не пойдет ни к воспроизведению суждения такого содержания, ни к конституированию проекта такого рода, пусть в моем опыте и может содержаться такая связь суждений в качестве гипотетической максимы действия.
Теперь мы можем охарактеризовать смысловую связь истинной мотивации “потому-что” в несколько более общем плане следующим образом: в случае каждого истинного мотива “потому-что” как мотивирующее, так и мотивированное переживание имеет характер прошедшего времени. Постановка истинного вопроса “почему” вообще возможна только после протекания мотивированного переживания, которое рассматривается как произошедшее и завершенное. Мотивирующее переживание по сравнению с мотивированным является предварительно прошедшим, и поэтому мы можем обозначить возврат к этому предварительно прошедшему переживанию как мышление modo plusquamperfecti. Именно с помощью modo plusquamperfecti и никоим иным образом я могу дать объяснение истинному “потому-что” некоторого переживания. Так как я хочу это сделать, то я должен сам быть в состоянии обратиться к самому мотивированному переживанию (в нашем случае к проекту), а оно, в свою очередь, должно быть уже произошедшим и завершенным, будь то посредством самоосуществления, будь то в воображении modo futuri exacti. Таким образом, смысловая связь истинного отношения “потому-что” всегда является собственным истолкованием ex-eventu.
Следуя нашему примеру, процесс протекает следующим образом: восприятие дождя не находится ни в какой связи с раскрытием зонта до тех пор, пока я сам не направлю свое внимание на восприятие дождя. Но восприятие дождя запускает особое атенциональное обращение к целостной взаимосвязи моего опыта, а именно — вследствие прагматической структуры этого обращения — к извлечению находящихся в запасе предметных суждений: “Если я без прикрытия попаду под дождь, я промокну и это обещает мне неприятные ощущения. Опасности промокнуть противостоит раскрытый зонт (то есть modo futuri exacti в качестве воображаемого действия — раскрытия зонта в качестве реализованного действия). Поэтому я раскрою зонт”. Здесь еще нет непосредственного смыслового отношения между восприятием дождя и раскрытием зонта как такового. Но если я вышеописанным образом разработал проект действия “раскрыть зонт” или даже приступил к его осуществлению, и исходя из своего нового “сейчас и так”, спрашиваю, каким образом я пришел к конституированию такого проекта, то тем самым в своем поле зрения я охватываю в целом выполнение всех политетически структурированных действий от “восприятия дождя” до “раскрытия зонта”, а моему спутнику, который спросил бы, почему я раскрыл зонт, я ответил бы: “Потому что идет дождь”. Тем самым я хочу сказать, что речь идет об истинном мотиве “потому-что”, мотивирующую составную часть которого я рассматриваю, поскольку в рамках отношения “потому-что” я должен ответить: “Чтобы не промокнуть”. Смысловая связь, в которой находится истинный мотив “потому-что” моего действия к моему действию, конституируется только лишь в ретроспективном рассмотрении, которое охватывает завершившееся мотивированное действие и одновременно переживание, ушедшее в modo plusquamperfecti. Именно поэтому смысловая связь между мотивирующим и мотивированным в истинном отношении “потому-что” различна в зависимости от “сейчас и так”, исходя из которого я рассматриваю завершившееся мотивированное переживание и еще более раннее мотивирующее переживание.
Теперь мы глубже понимаем сделанное в наших предварительных исследованиях различение мотива и субъективного смысла действия. Смысл самого действия мы обнаруживали собственно в обращении к проекту, предшествующему действию, который предвосхищает modo futuri exacti и тем самым впервые делает действие “конкретным” действием. Если “действие” понимается как целостность, конституированная в пределах проекта, то спроектированный поступок и является мотивом “для-того-чтобы” действия, он же есть и смысл действия в его протекании. Однако если под поступком понимается отдельный поступок в рамках более широкого комплекса поступков, что по сути дела всегда возможно, то понятия “смысл отдельного поступка” и “для-того-чтобы этого поступка” больше не совпадают и цель поступка, предварительно сформированная в проекте, отделяется от “смысла” отдельного поступка, который можно рассматривать изолированно. Это справедливо независимо от того, рассматривается ли лишь целевая направленность действия, действие в его протекании или уже завершенное действие. Наоборот, истинные мотивы “потому-что” являются такими еще более ранними переживаниями действующего лица, к которым он обращается по завершении поступка (или после осуществления начальных этапов действия) посредством modo plusquamperfecti, которые тем самым находятся для него в смысловой связи, так что у него возникает возможность монотетического рассмотрения мотивирующих и мотивированных переживаний в качестве поэтапно конституированного синтеза. Отождествление в этом определении мотивированного переживания с реализованным действием, или соответственно, с начальными фазами действия, нуждается в корректировке, поскольку исходя из реализованного проекта также можно рассматривать истинные мотивы “потому-что” этого проекта. Однако как раз в сущности проекта заложено, что modo futuri exacti разработанного действия предвосхищает действие как уже завершившееся, и разработанное действие кажется монотетическому взгляду всегда лишь фантазмом завершившегося и реализованного действия: пусть в качестве фантазма оно и является неэффективной, бессильной тенью поступка, но все-таки его необходимой тенью, имеющей характер прошедшего времени.
Только благодаря этим соображениям получает достаточное обоснование дальнейшая констатация наших вступительных исследований: смысл действия, то есть его отношения к проекту, как мы говорим, является для действующего несомненной данностью, а именно: независимой от истинного мотива “потому-что”. Действующий рассматривает в качестве смысла своего действия не процесс конституирования, направляемый истинным мотивом “потому-что”, а отношение своего действия к проекту. Чтобы понять истинные мотивы “потому-что” своего действия, действующему необходимо осуществить повторное обращение sui generis, в котором он будет изучать возникновение того проекта, который просто исходя из результата как раз и составляет “смысл его действия”. Итак, вопрос об истинном мотиве “потому-что” осуществляется в особом способе самоистолкования Я. Для него имеет существенное значение, что исходят из мотива “для-того-чтобы”, то есть из проекта конкретного действия в качестве конституированной готовой смысловой связи, которая по сравнению со всеми истинными мотивами “для-того-чтобы” рассматривается посредством modo plusquamperfecti. Поэтому проект никогда не находится по отношению к истинному мотиву “потому-что” в отношении исполнения или неисполнения: так как мотивы “потому-что” рассматриваются посредством modo plusquamperfecti, они свободны от всех протенций или предварительных воспоминаний; они являются просто воспоминаниями и получают свои затенения, затемнения и высвечивания от таких “сейчас и так”, которые всегда являются более поздними, нежели те, в которых конституируется проект.
Мы уже познакомились с типичным случаем истолкования таких мотивов “потому-что” в анализе процесса выбора, предваряющего действие. Мы видели, что в пределах длящегося внутреннего времени действующему никоим образом “не дано” двух или нескольких возможностей, из которых он совершает свой выбор, что эти сосуществующие возможности лишь по видимости воспринимаются как последовательное осуществление различных проектов. Конечно, после “сделанного выбора” кажется, что возможности, между которыми имелся выбор, существовали на самом деле, что имелась “детерминирующая причина” для конституирования фактически принятого решения. Эта проблема нами была сочтена видимостью, но не подвергалась исследованию. Теперь мы в состоянии объяснить и этот феномен. Все те возможности, между которыми был сделан выбор, и все те основания детерминации, которые, как представляется, привели к выбору определенного проекта, раскрываются ретроспективному взгляду в качестве истинных мотивов “потому-что”. Они состоят не из действительно различных переживаний, пока Я жил в них, то есть префеноменально. Они являются лишь истолкованиями, которые проводит ретроспективный взгляд, поскольку он посредством modo plusquamperfecti рассматривает фактический проект в длительности ранее прошедших переживаний сознания. Так как каждое истолкование посредством modo plusquamperfecti детерминировано соответствующими “сейчас и так”, в которых осуществляется истолкование, то извлечение ранее прошедших переживаний в качестве истинных, то есть мотивов — “потому-что”, зависимых от угла зрения и релевантных для конституирования проекта, так как Я, исходя из лежащих после конституированного проекта и непосредственно благодаря этому “сейчас”, превратившихся в “так”, основывало бы свои особые атенциональные установки на своих переживаниях, предшествовавших проекту.
Мы сталкиваемся со схожей проблемой, но в совершенно иной сфере, а именно: с вопросом о выборе проблемы и конституировании относящейся к ней схеме истолкования, который обсуждался в § 16. Эту взаимосвязь можно понимать как мотивационную связь: если я спрашиваю о подразумеваемом смысле моего переживания, то я намереваюсь тем самым включить уже имеющиеся переживания в совокупность моего опыта. Таким образом, я разрабатываю план некоторого “для-того-чтобы”, и выбор схемы истолкования оказывается обусловленным атенциональной модификацией, в которой я обращаюсь к моим завершенным переживаниям и тем самым одновременно к совокупности моего опыта. Если выбор проблемы однажды осуществился, что, как мы видели, является свободным актом Я, то отсюда можно, исходя из modo plusquamperfecti, задаться вопросом о причинах такой постановки проблемы, то есть о “почему” такого выбора проблемы. Здесь для общего комплекса выбора проблемы и выбора схемы истолкования справедливо на более высоком уровне все то, что мы как раз и утверждали об отношении мотива “для-того-чтобы” к истинному мотиву “потому-что”. Поведение того, кто планирует включить конкретное переживание в совокупность своего опыта, ориентируется переживанием на проблему его истолкования в качестве мотива “для-того-чтобы”, в ходе которого он выбирает во всем своем опыте запасенные схемы истолкований, релевантные решению проблемы. Но постановка самой проблемы, то есть конституция мотива “для-того-чтобы” самоистолкования осуществляется из истинного мотива “потому-что”, который поэтому можно рассматривать только посредством modo plusquamperfecti. Это сложное положение вещей обозначается в повседневной жизни и в социологии М. Вебера популярным термином “интерес”. Разумеется, термин “интерес” является двусмысленным, включает в себя и мотив “для-того-чтобы”. Кто спрашивает о подразумеваемом смысле своего переживания, тот “интересуется” первым смыслом, потому, что он находится в смысловой связи с определенной проблематикой (интерес, “для-того-чтобы”); но он интересуется еще и этой проблематикой как таковой (интерес, “потому-что”), что однако означает hysteron-proteeron, поскольку проблематика уже задана и констатация того, что она интересна или релевантна может быть лишь результатом толкования ex post. На этом мы завершаем исследование смысловой связи мотива и смысловой структуры отдельного Я и обратимся к собственно социальной смысловой сфере — истолкованию alter ego.
Примечания
А. Бергсон и Э. Гуссерль.
От attente (лат.) — напряженно, со вниманием, внимательно.
Husserl, Logische Untersuchungen II Band 4. Auflage, Halle 1928, I Teil, S. 80f.
Во избежание путаницы с воззрениями и некоторых авторов, следует указать на то, что использование словосочетания “объективный смысл” является абсолютно индифферентным. В ценностном отношении принятое порой обычное связывание объективного смысла с объективными ценностями или конституирование объективных идеальных предметностей из объективных ценностей находится полностью за пределами нашего круга проблем.
Ноэма — философское понятие, означающее постижение многообразие вещей как некоего единства. В феноменологической философии Гуссерля это понятие связано с представлением о присущей сознанию направленности на объект (интенциональности). Понятием ноэзис обозначается осмысление этой направленности. Различение понятий ноэмы и ноэзиса служит в феноменологической философии задаче раздельного описания объектов сознания и их идеального построения.
Dureй (франц.) - длительность. Центральное понятие философии А. Бергсона, определяемое как длительность, “конкретное время”, являющееся внутренней основой психики.
Modo futuri exacti (лат.) — точный образ будущего.
Политетический и монотетический — термины, образованные от древнегреческих терминов monogeneia — единородный, единосущный, политетический — составной, многосоставной. В контексте феноменологической философии Гуссерля термин “политический” означает синтетический, составной акт, расчлененный на множество мелких, а термин “монотетический” — соответственно нерасчлененный акт.
От protensia, protentus (лат.) — протягивание, задержанный. Понятие феноменологической теории Щюца, близкое к понятию логики “пустые миры”.
Modo prдterito (лат.) — образ настоящего.
Modo plusquamperfecti (лат.) — образ давно прошедшего.
Ex-eventu (лат.) — по результату.
Sui generis (лат.) — своего рода.
От istorika, proteros (греч.) — предшествующая история.
Ex post (лат.) — позднее.