Документ Microsoft Office Word

Подобные рассуждения, мысли и сравнения свойственны каждому впервые попавшему в столицу; они объединяют автора и героя. Не случайно о них говорится обобщенно: «Тяжелы первые впечатления провинциала в Петербурге». Их можно было бы назвать извечными, если бы не время действия романа – тридцатые годы девятнадцатого века. Притащившись на долгих в Петербург, обыватели тогда совершали буквально путешествие на машине времени. Они попадали в следующую историческую эпоху. Начиная со столицы, многовековые патриархальные отношения постепенно вытеснялись, уступая место новому строю – капитализму. Гончаров не был силен в социально-экономической терминологии, но, обладая тонким чутьем нового, одним из первых почувствовал дыхание наступающих перемен. Писатель в позднейшей статье пояснял, что в его первом романе «…отразилась <…> тогдашняя, только что начавшаяся ломка старых понятий и нравов <…>. Это отразилось в моем маленьком зеркале в среднем чиновничьем кругу. Без сомнения, то же – в таком же духе, тоне и характере, только в других размерах – разыгрывалось и в других, и в высших и низших сферах русской жизни».

«И здесь – во встрече мягкого, избалованного ленью и барством мечтателя-племянника с практическим дядей – выразился намек на мотив, который едва только начал разыгрываться в самом бойком центре – в Петербурге. Мотив этот – слабое мерцание сознания необходимости труда, настоящего <…> живого дела в борьбе с всероссийским застоем». Для внимательного читателя это становится понятным с первых слов второй главы – с имени. Имя персонажа начинает открывать нам его характер: «Петр» в переводе с древнееврейского – «камень»; не забудем и то, что он тезка державного строителя столицы и, следовательно, должен чувствовать себя в Петербурге «как рыба в воде». При сообщении деталей (внешности, манеры поведения, одежды) дядюшки автор от оценки, как в случае с Александром, уклоняется, колеблясь либо ссылаясь на голос общественного мнения. Окружающим старший Адуев кажется состоятельным, «может быть, не без причины», если на лице его «следы усталости» – «должно быть, от усиленных занятий»; уклоняется от разговоров о своем возрасте – из «какого-то расчета».

Даже портрет Петра Иваныча заключается выводом, как такой внешности людей «обыкновенно называют». Все изобличает человека скрытного, «себе на уме». Обратим внимание и на количество цифр, которые начинают в изобилии «роиться» вокруг этого героя, едва он входит в повествование. «Двадцати лет» он послан в Петербург, и к началу повествования прожил в нем «семнадцать», называется приблизительный возраст – хотя читателю не представляет труда его рассчитать; «держал трех людей, столько же лошадей» и т.д. Даже завязка «однажды утром» начинается не со встречи персонажей, а с «трех писем», переданных племянником, который почивающего дядюшку не разбудил, но «обещался зайти часу в двенадцатом». С тонким историческим чутьем писатель представляет нам Адуева-старшего не только преуспевающим чиновником, но и совладельцем завода. «Тогда, – вспоминал Гончаров, – от 20-х до 40-х годов – это была смелая новизна, чуть не унижение. <…> Тайные советники мало решались на это. Чин не позволял, а звание купца – не было лестно». Но Гончарову нужен был именно такой персонаж, поскольку мировосприятие и психология Петра Иваныча уже не дворянская, не чиновничья. А новая – преуспевающего буржуазного дельца.

И его беседа с родственником начинается с прямого делового вопроса: «Скажи-ка, зачем ты сюда приехал?» Племянник запинается, утопая в пышных иносказаниях: «Я приехал …жить <…> меня влекло какое-то неодолимое стремление..», – и, в конце концов, вынужден признать: «По словам вашим, дядюшка, выходит, что я как будто сам не знаю, зачем я приехал». Адуев-дядя и в слово «жизнь» вкладывает совсем иное понятие: «Жить? То есть если ты разумеешь под этим есть, пить и спать, так не стоило труда ездить так далеко». И поясняет: «…Ты должно быть, мечтатель, а мечтать здесь некогда; подобные нам ездят сюда дело делать». С этой же точки зрения «дела» он отвергает ценности патриархального уклада: «От скуки там всякому мерзавцу рады: «Милости просим, кушай, сколько хочешь, только займи как-нибудь нашу праздность, помоги убить время…» «Препротивная добродетель!»

Убедившись в этом с первых слов племянника, что эта «добродетель» им разделяема, дядюшка подводит безрадостный итог: «По-здешнему ты счастлив не будешь: здесь все <…> понятия надо перевернуть вверх дном». И тут же с необыкновенной деловой энергией и бесцеремонностью, но с опытностью и желанием добра начинает. Он выбрасывает из окошка «вещественные знаки невещественных отношений» к Софье (это блестящее определение сущности романтических сувениров стало нарицательным), пускает на оклейку стен юношеские прожекты Александра. Серьезная полемика завершается вполне комической сценой: недавно познакомившиеся родственники почти дерутся; племянник «с отчаянием стонал, прижимая бумаги обеими руками к груди», дяде приходилось «вырывать их» с увещаниями вроде: «после скажешь мне спасибо». «…Иногда кажется, – пишет о своем читательском восприятии этого эпизода ученица 10-го класса, – что дядя ведет себя излишне строго по отношению к племяннику. Он выкидывает, ни минуты не сомневаясь, кольцо и волосы, отданные Софьей Александру на прощание, закуривает письмом Александра к Софье сигару. Александра жалеешь и думаешь, что дядюшка мог бы всего этого и не делать».

Дядюшкины увещания внешне возымели свое действие. В третьей главе первой части, действие которой происходит, согласно авторской ремарке, «более двух лет» спустя, мы узнаем, что «прежняя восторженность на лице Александра умерялась легким оттенком задумчивости, может быть, единственным следствием уроков дяди…». Адуев-старший, хоть невысоко ставил родственные связи и сердечные воспоминания, (вспомним, как бесцеремонно расправился он с письмами деревенской родни и знакомых), поставил племянника на путь, обещающий «карьеру и фортуну». То есть, устроил на службу для заработка и положения в обществе. А также пристроил в журнал переводить статьи «о наземе» – уже собственно для заработка и дабы свести с небес на землю.

В департаменте мы встречаем знакомых гоголевских персонажей, как, например, «желтую фигуру Ивана Иваныча с обтертыми локтями», перед которым «начальник отделения» «точно Юпитер громовержец». Однако символический смысл изображаемой канцелярии дается в ином ракурсе. Называя департамент «фабрикой бумаг», проницательный юноша замечает: «Точно завод моего дяди. <…> И каждый день, и каждый час, и сегодня, и завтра <…> машина работает стройно, непрерывно, без отдыха, как будто нет людей, – одни колеса да пружины». И хотя он сам «стал одною из пружин машины» современного порядка вещей, внутренне с этим не смирился.

Недаром Гончаров называл основой сюжета «борьбу дяди с племянником». О чем же спорят племянник и дядя? О том, что такое искусство и как должен творить художник, какова должна быть дружба и есть ли на свете любовь, и каким образом общаться с понравившейся девушкой… Все эти вопросы глубоко волнуют Александра, поскольку их ежеминутно ставит перед ним жизнь. Но это вечные вопросы, которые решает каждое поколение и всякий человек, если хочет стать личностью.

Таким образом, действие разворачивается в двух планах: на уровне реальном, и на уровне идей и жизненных позиций. Композиционное построение может даже показаться однообразно-повторяющимся. Сначала идет встреча двух Адуевых, неизменный спор, а затем эпизод из жизни Александра, эту тему иллюстрирующий. Или наоборот: младший Адуев, потерпев очередное крушение, обращается к дядюшке, и Петр Иванович разъясняет, как нужно было поступить.