2. История понятия «партийности»

Понятие партийности обычно связывают с идеологами социализма и коммунизма. Но это не так. Оно, как и понятие класса и классовости, рождено буржуазнымиидеологами.

В то время, когда буржуазия боролась против феодалов и аристократов, лозунги «свободы, равенства и братства» не были для нее абстрактными – они были оружием в борьбе за власть и выражали вполне отчетливо её собственные классовые интересы. Проза Дидро и Руссо, драматургия Бомарше, картины Давида воспринимались как политически тенденциозное искусство и реакционерами, и «прогрессистами».

Еще на заре буржуазной эры формировались теории как буржуазные, так и коммунистические по своей направленности. Николо Макиавелли (1469 – 1527), которого считают первым крупным буржуазным социологом, и создатель первой коммунистической утопии Томас Мор (1478 – 1535) были современниками. Первый утверждал, что «корыстные интересы и ненасытные желания составляют главную движущую силу человеческой активности»¹. Второй доказывал прямо противоположное: «Именно, если каждый на определенных основаниях старается присвоить себе сколько может, то каково бы ни было имущественное изобилие, все оно попадает немногим… Поэтому я твердо убежден в том, что распределение средств равномерным и справедливым способом и благополучие в ходе людских дел возможны только с совершенным уничтожением частной собственности; но если она останется, то и у наибольшей и у наилучшей части человечества всегда останется горькое и неизбежное бремя скорбей»².

Социалисты – утописты начала ХIХ в. считали Великую Французскую революцию 1789 г. величайшим несчастьем. Признавая выдвинутые ею лозунги «свободы равенства и счастья», они полностью отрицали революционные способы достижения выраженных ими целей и отвергали борьбу классов, хотя одновременно с французскими историками Тьерри, Минье и др. увидели её и поняли её значение в жизни общества. Фурье даже и французскую философиюXVIIсчитал великим несчастьем – именно потому, что она привела к революции 1979-1793 гг. Его ученик Виктор Консидэран был еще более аполитичен, призывал не к борьбе, а к примирению классов, считая «правомерным только согласие, гармонию, полное и свободное развитие порядка»¹. Так что социалисты и «коммунисты» тогда были более «толерантны», чем буржуа.

Сама же буржуазия, пока она боролась за власть, не знала лозунга «чистого искусства». И.Кант выдвинул лозунг чистого искусства в конце ХVIIIвека как раз в качестве противовеса политически тенденциозному буржуазному искусству. Но – заметьте – он же первым сформулировал и понятие партийности. В его «Критике способности суждения» (т.е. главном труде по эстетике) любое, как пишет Кант, «заинтересованное» суждение людей о прекрасном, в том числе и о произведениях искусства, является партийным (в оригинале –parteilich)².

А вообще понятие о «партиях» возникло гораздо раньше, чем понятие «класса», и его употребляли тогда, когда о классах еще никто ничего не знал. Например, Ф.Бэкон (по политическим взглядам убежденный монархист) еще в 1597 г. писал, что «в управлении страной надо прежде всего принимать» не «интересы партий», а либо « согласовываться с общими интересами, осуществляя то, в чем согласны представители самых различных партий, либо с интересами отдельных лиц… Чрезмерное усиление партий и раздоров между ними указывает на слабость государей и весьма вредит их славе и успеху их дел»³.

По отношению к религиозной вере этот термин употреблял Л.Фейербах: «Вера по существу партийна. Кто не за Христа, тот против Христа. Либо за меня, либо против меня. Она (вера – С.С.) не может быть беспристрастной»⁴.

Энгельс утверждал, что «Божественная комедия» Данте проникнута «партийным духом». Работал Данте над ней, находясь вне пределов родной Флоренции, из которой бежал, борясь на стороне партии гибеллинов, скрываясь от своих врагов из партии гвельфов (кстати, он и вывел их в «Божественной комедии» мучающимися в разных кругах ада).

Впрочем, в ту эпоху Данте еще не мог иметь представления о классах и классовости. Гибеллины и гвельфы выступают у него как партии сословий.

Кстати, в самой «Божественной комедии» Вергилий воспринимает Данте, которого он ведет за собой по лабиринтам преисподней, как человека вообще, вне какой-либо партии. Скорее всего так думал о себе и сам Данте как автор своей поэмы.

Бомарше не только в своих пьесах, но и в комментариях и в предисловиях к ним прямо пишет или (в пьесах) говорит устами своих героев, что класс аристократов – это зло человечества, а буржуа – его надежда, и выводит на сцену своего Фигаро именно как представителя этого класса восходящей буржуазии.

Белинский в «Современных заметках» писал, что «не принадлежать к партии может только гений», да и то только потому, что «он сам – знамя, под сень которого не замедлит стать огромная партия»¹.

Чернышевский, Добролюбов, Салтыков-Щедрин открыто говорили о себе, что они представляют «партию народа» в литературе.

Термин «партийность», таким образом, по содержанию оказывается шире термина «классовость» и употребляется не только в смысле служения определенному классу, но и другим, более узким объединениям.

Литературоведы-марксисты Г.Н.Поспелов и И.Ф.Волков (а до них Л.Тимофеев) уже в 60-70 гг. ХХ в. обосновывали точку зрения, что партийность – это принадлежность к какому бы то ни было, любому общественному движению. Но эта точка зрения, как мы видели, существовала и до марксизма.

Современные «тусовки» в этом смысле – ­тоже «партии», с внутрипартийной дисциплиной и контролем не менее жестким, чем в КПСС. «Либеральная жандармерия» тут же ставит на место сторонников своих идей, если они позволяют себе «свободные» от санкционированных её идеологией суждения².

Но до Ленина термин «партийность» употреблялся марксистами все же чаще всего как синоним «заинтересованности» или «классовости» искусства, причем чаще всего проявляющейся как объективно, независимо от осознания этой за­ин­тересованности самим художником, а иногда и вполне осознанно.