2.2.. Международные отношения в период раннего средневековья.

476 г., начало раннего средневековья, знаменует собой кульминацию процесса распада Средиземноморской макрорегиональной системы международных отношений, веками определявшей архитектонику внутриполитической и внешнеполитической жизни народов огромного макрорегиона. Отличие процессов, наблюдавшихся в III-V вв. в пределах Средиземноморской системы от сценариев распада существовавших ранее макрорегиональных и региональных систем международных отношений предопределило то, что закат Римской империи свершился под воздействием сложного сочетания факторов, резко нарушавших уже известные к тому времени закономерности протекания имперских циклов. Ранее воссоздание имперской организации в рамках крупного региона, как это, например, прослеживается в истории Китая (империи Цинь и Хань) или Египта (Древнее и Среднее Царство) происходило на основе прежних хозяйственных отношений: патриархальные структуры с элементами рабовладельческого уклада сохранялись при всех сменах государственно-политических форм - при переходе от множества племенных союзов к нескольким крупных протогосударственным образованиям, затем - при объединении всего региона под властью одной династии, последующем распаде империи и наступлении новой фазы консолидации, захватывающей уже более обширные территории.

Характер кризиса, проявившегося во всей полноте к середине V в. в пределах Средиземноморской системы международных отношений, оказался иным: здесь в пределах всего макрорегиона, и в первую очередь в его центре, былую устойчивость потеряли не только прежние государственно-политические, но и социально-экономические структуры. Распад империи, разрушение центр-периферийных отношений выступили в Средиземноморском макрорегионе частью процесса перехода к структурам феодализма.

Обращение к историческим судьбам систем международных отношений в Восточной и Южной Азии, на Ближнем и Среднем Востоке убеждает, что с точки зрения закономерностей смены древнего общества раннесредневековым единого алгоритма движения в области формы политической организации макрорегионов не прослеживается. По параметру целостности доминирующего государственного образования Средиземноморская система демонстрирует сходство с Восточной Азией: на этапе стадиального разрыва с древним обществом оба макрорегиона переживают период дестабилизации, когда имперский центр обнаруживает свою несостоятельность перед лицом нарастания центробежных тенденций и вторжения варваров, эффективность управления резко снижается и наступает время "междуцарствия", сосуществования на территории бывшей империи нескольких новых государств, сопоставимых по силе и пребывающих в состоянии постоянного конфликта друг с другом.

Конечно, схожесть двух макрорегионов в отношении типологии перехода к средневековью не отменяет асинхронности самого процесса. Взяв, скажем, в качестве единой временной оси III в., мы видим, что Римская империя переживает затяжной кризис, реально угрожавший, по мнению современников, утратой государственной целостности. Однако дальнейший ход истории не подтвердил преждевременно пессимистических оценок - в конечном счете кризис обернулся одной из вех на пути разрушения социально-экономических структур античности, империя же просуществовала еще два века. Когда к власти пришел император Диоклетиан, уже ничто не могло вдохнуть новую жизнь в имперские устои, но их форма была восстановлена и сохранялась, пока вечный город не подчинился вождю скриров Одоакру.

В Восточной Азии, где стержневым образованием имперского типа выступала китайская государственность, в 3 в. кризис приобрел гораздо более всеобъемлющие и драматические черты: после падения империи Хань страна вступила в многовековую полосу политической раздробленности, завершенную только в 6 в. с образованием империи Суй (581-618 гг.) и Тан (618-907 гг.). Ко времени стабилизации нового имперского порядка, прохождения повышательной фазы очередного имперского цикла, китайское общество претерпело перемены, выводящие его за пределы социальной и хозяйственной организации древнего мира. Следовательно, нижняя граница переходного периода в Восточной Азии была смещена в сравнении со Средиземноморским макрорегионом более чем на два века при типологической общности перехода: через деструкцию доминирующей имперской структуры в результате синергии внутреннего кризиса и воздействия варварской периферии.

На Ближнем и Среднем Востоке, в Южной Азии становление феодального уклада шло в условиях сохранения государственных образований поздней древности. Держава Гупта, империя Сасанидов соединили древнее и раннесредневековое общество рамками устойчивости политических форм, что позволяет отнести Южную Азию, Ближний и Средний Восток к континуитетному типу стадиального перехода, отличительным признаком которого выступает разведение во времени понижательной, деструктивной фазы имперского цикла и периода трансформации социально-экономических структур древнего мира в раннесредневековые.

Таким образом, Средиземноморский макрорегион с точки зрения своей политической организации не выделялся среди современных ему макрорегионов каким-либо уникальным типом перехода от древнего мира к средним векам. Однако к концу средневековья - началу нового времени Европейский макрорегион, основной наследник Средиземноморского, уже сформировал в своих границах те особенности международной политики, которые позволили Западу создать мировую систему международных отношений и придать ей неравноправный, центр-периферийный характер.

Наиболее рельефно ключевая линия международных отношений средневековья - попыток имперского возрождения и все большего их отрыва от реальной почвы европейской политики - проступает в борьбе империи и папства, начатой на стадии раннего периода средних веков. Однако прежде чем непосредственно перейти к обозначенному сюжету, перечислим коротко сумму важнейших факторов, которые к последней четверти V в. задавали исходные условия формирования международных отношений в европейском макрорегионе:

1. Разделение под воздействием внутренних и внешних сил Западной Римской империи. Тем самым огромный субрегион, ранее объединенный политической, экономической и культурной общностью под эгидой единого центра власти, субрегион, многие века сохранявший веру в незыблемость формулы "Империя - это мир", лишился организующего политического начала.

2. Устойчивость государственно-политических структур Восточной Римской империи. Рядом с крайне нестабильным миром варварских королевств Византия сохранила свою государственность, свой отлаженный административный аппарат, налоговую систему, военную организацию. Всем государственным образованиям, созданным на месте Западной Римской империи, всем новым государствам и империям, возникавшим в Восточной Европе, в Азии, так или иначе, приходилось учитывать в своей внешней политике интересы Византии, ее готовность и способность защищать свои владения, свои торговые коммуникации, ее стремление к территориальному расширению, обоснованное как восстановление законной власти василевса над временно отпавшими частями империи.

3. Незавершенность процессов, составивших в европейской истории эпоху Великого переселения народов. Падение Рима и образование варварских королевств не означали приостановление миграционных потоков, захвативших германцев, славян, кельтов, финно-угорские народы, кочевые племена Азии. С IV по VI вв. этническая карта Европы претерпела разительные изменения. Перемещения больших масс людей, частные вторжения иноэтнических групп способствовали трансформации социально-экономических и политических структур поздней античности, но в то же время постоянно нарушали ход хозяйственной жизни новых политических образований, служили препятствием политической консолидации общества. Если же еще вспомнить об упадке городов, о сокращении торговли, о натуральном характере экономики, то станет понятно, почему в VI-XI вв. государственность оказывалась столь непрочной, почему обширные империи легко создавались и так же легко рассыпались на множество осколков после смерти своего основателя.

Не будет преувеличением сказать, что за пределами Византии, знавшей длительные периоды внутреннего мира и имевшей долговременные, постоянные внешнеполитические ориентиры, европейский субрегион на всем протяжении раннего средневековья пребывал большей частью в состоянии устойчивой неустойчивости или войны всех против всех - одна волна переселений, войн, набегов, грабежей следовала за другой, так, что мирные годы воспринимались как редкое благо, а войны и столкновения - как неизбежный удел всех смертных.

4. Утверждение среди участников международной политики такой силы, как церковь. Еще в 381 г. христианство стало государственной религией Римской империи, но только с ее разрушением церковь в полной мере обрела роль надгосударственной организации. Наряду с исламом христианство как мировая религия привнесла в международные отношения новое измерение, конфессиональное. Однако в отличие от буддизма и ислама христианство, прежде всего западное, сформировало разветвленную и консолидированную организационную структуру, способную влиять на международные дела, а в период своего наивысшего могущества - реально претендовать на главенство в политической жизни Европы.

Как уже говорилось, в целом судьбу идеи мировой империи можно рассматривать как постепенное, растянутое на столетия угасание универсалистских импульсов, время от времени дававших яркую вспышку в тех или иных частях бывших имперских владений, и, в конечном счете, вытесненных из сферы реальной политики с формированием национальных государств. Как закономерность следует отметить то, что каждое последующее "имперское возрождение" набирало силу на территориях, все более удаленных от центра рухнувшей империи и, следовательно, слабее затронутых влиянием политико-правовых, экономических и социальных традиций Рима.

Первой средневековой империей, возродившей надежды на возврат к имперскому порядку, стала держава Каролингов. Франкское королевство сохраняло живые нити преемственности с позднеантичным обществом. Еще в IV в. франки, принадлежавшие к группе западногерманских племен, заняли земли нижнего Рейна и были признаны империей в качестве римских федератов. Территории, где расселялись франки, давно и прочно входили в круг римской ойкумены. В Галлии франки застали формы землевладения, нормы права, систему административного управления, установленные Римом и глубоко здесь укоренившиеся. Короли первой франкской династии Меровингов проводили политику союза с галло-римской аристократией, включенной в состав знати франкского королевства. Сам процесс становления государственной организации у франков резко ускорился в период их переселения, что в целом характерно при установлении господства иноэтнических групп над численно преобладающим автохтонным населением. Однако, создавая свой аппарат государственной власти на месте разрушенного ими галло-римского, вожди германцев сохранили многие прежние установления, и в первую очередь принцип территориальной, а не племенной организации административного управления.

Каролинги вели самую активную внешнюю политику в духе традиционного имперского экспансионизма. Во времена Карла Мартелла франкам удалось остановить продвижение арабов в Европе и в 732 г. нанести им поражение в решающей битве при Пуатье. Успешными были военные предприятия Карла Мартелла и его наследника, Пепина Короткого, в Италии против лангобардов. К 751 г., моменту провозглашения Пепина Короткого королем, под властью новой династии, помимо франкских королевств Нейстрии, Бургундии и Австразии, находились - на юге - Аквитания, Прованс, Септимания. На севере и востоке в зависимость от державы Каролингов были поставлены саксы, аллеманы, бавары, вынужденные признать свое подчинение и выплачивать франкам дань.

При Карле Великом империя, вновь расширившись почти вдвое, казалось, достигла желаемого идеала: за небольшим исключением, ей удалось объединить все территории, где распространялось влияние римско-католической церкви, т.е. основной массив владений Западной Римской империи. Следуя римским образцам, Карл Великий сочетал завоевательные походы с заботой о безопасности империи: на рубежах франкских земель создавалась система пограничных областей, призванных оградить внутренние территории от возможного нападения. В качестве пограничных образований возникли Бретонская, Испанская, Датская, Восточная, Фриульские марки, Саксонский и Сорбский рубежи, а также ряд полузависимых государств. Таким образом, на рубеже VIII-IX вв. в Европе на короткий срок была воссстановлена имперская традиция с ее принципами центр-периферийной организации территориально-политического пространства и векторами внешней политики.

Новое возрождение имперской идеи, теперь уже в облике Священной Римской империи, осуществилось полутора столетиями позже в Восточно-Франкском королевстве, включившем по Верденскому разделу земли, населенные преимущественно германскими племенами. Здесь, в регионе, составлявшем некогда далекую периферию Римской империи, социальные, хозяйственные и политические структуры, в сравнении с Восточно-Франкским королевством, сохраняли гораздо более архаичный характер. На определенном этапе истории относительное отставание восточной части бывшей империи Каролингов от южных и юго-западных земель обернулось ее преимуществом перед государственными образованиями, быстрее вступившими на стадию феодальной раздробленности. Централизованная для эпохи раннего средневековья Германия смогла, как и ранее империя Каролингов, стать своего рода центром силы в европейских международных отношениях, оказывая воздействие на внешнеполитические процессы в Италии, в Западной и Центральной Европе.

Практический смысл стремления Оттона I, второго представителя Саксонской, уже собственно немецкой династии, к приобретению императорской короны, диктовался рядом условий. Внутренним фактором, заставлявшим немецких королей подтверждать в Риме свои права на престол, служило то, что королевская власть в Германии, хотя и укрепленная усилиями основателя Саксонской династии, Генриха I, была вынуждена вести постоянную борьбу с угрозой сепаратизма герцогов и высшей знати племенных объединений, образовавших германское государство. Естественный противовес герцогам, в любой момент готовым проявить непокорность и перейти от лояльности к неповиновению или к открытому противостоянию, Оттон I видел в епископате. В результате проведенной им с большим размахом реформе архиепископствам, епископствам, аббатствам и монастырям были переданы или возвращены обширные территориальные владениям, включая ряд городов. Одновременно Оттон I наделял высшее духовенство иммунитетами и выводил владения церкви из-под власти крупных светских феодалов, делая епископства зависимыми непосредственно от короля. Новая епископальная система позволила королевской власти существенно изменить состав лиц, обязанных королю военной службой - вассалы епископов и имперских аббатов потеснили герцогских ленников, что значительно повысило сплоченность и надежность войска.

Из рук короля епископы как держатели земельных ленов получали светскую инвеституру, но свои должности в церковной иерархии они формально занимали в силу канонических выборов. Результаты этих выборов подлежали утверждению папой. В действительности королевская власть повсеместно, не только в Германии, вмешивалась во внутрицерковные выборы и даже присваивала себе право возведения духовных лиц в сан. Более того, следуя воцарившейся к X в. практике симонии, светская власть продавала церковные должности, что обеспечивало немалую часть доходов казны. Однако римская курия никогда, даже в периоды наибольшего упадка папства, не проявляла намерения отказаться от духовной инвеституры, как бы ни были ограничены ее возможности, реально участвовать в процессе замещения церковных должностей. Поэтому Оттон I и его преемники были заинтересованы в получении императорской короны, а с нею вместе и возможности возведения на престол св. Петра своих ставленников, готовых поддержать созданную в Германии систему государственно-церковного единства.

Другим стимулом, вдохновлявшим дальние походы немецких королей в Италию, служило богатство итальянских городов, слагавшееся из доходов от средиземноморской торговли и от собственного ремесленного производства. К концу раннего средневековья Италия, несмотря на крайнюю политическую раздробленность, выделялась среди государств Западной Европы успехами своего хозяйственного развития, что привлекало к ней взоры всех искателей добычи, уверенных в превосходстве своей военной силы над крепостью обороны итальянских городов.

И, наконец, в Рим германских королей вела сама обладавшая могущественным притяжением идея имперской власти. Оттон I был коронован императором в 962 г. Участникам событий, людям средневекового общества с его сложным языком символов, очень многое говорил тот факт, что для избрания короля и принесения ему присяги верности герцоги собрались в Ахене, столице империи Карла Великого и месте его погребения. Со дня Верденского раздела до коронации Оттона I прошло чуть более века. Все это время между территориями бывшей империи Каролингов сохранялись достаточно тесные, по меркам раннего средневековья, политические связи, не позволявшие угасать надеждам на возрождение целостности империи. Яркость таких надежд усиливал глубокий след, оставленный личностью и деяниями Карла Великого в исторической памяти потомков. Поэтому коронация в Ахене, а затем увенчание Оттона I императорской короной в Риме воспринималась современниками как свидетельство возврата достойного преемника Каролингов к традициям основателя империи.

На начальном этапе становления Германской империи, в годы царствования королей Саксонской династии, перевес сил оказался на их стороне. Походы в Италию Оттона I и Оттона II позволили им включить в состав своих владений Северную и Среднюю Италию (чему способствовала также женитьба Оттона I на наследнице итальянского королевства), утвердить свою власть над Римом и, несмотря на сопротивление и эпизодические успехи антигерманских группировок, удерживать престол св. Петра в руках своих союзников, пап, лояльных императорам. Успехам итальянской политики империи в равной мере способствовали как сравнительно высокий уровень консолидации власти в Германии, обеспеченный замедленностью процессов ее социально-экономической эволюции, так и невиданный дотоле упадок папства, переживавшего "темное столетие" своей истории.

Оттон III, продолжатель Саксонской династии, сын византийской принцессы Феофано, попытался придать идее империи новое звучание, более согласное, по его убеждению, с изначальным смыслом, но полностью оторванное от реалий эпохи. Следуя византийскому взгляду на мироустроительную миссию империи, Оттон III видел свое предназначение в том, чтобы от задачи возрождения державы Каролингов перейти к подлинно достойной цели возвращения Риму положения столицы христианского мира. После коронационного похода в Рим молодой правитель принял титул "августейшего императора римлян". Будущая империя со столицей в вечном городе представлялась Оттону III как обширная держава, в которую входят центральные области - Германия и Италия, полностью подчиненная власти императора, включая Папскую область и Юг - в то время владения Византии, а на периферии располагаются государства - сателлиты Центральной и Западной Европы со статусом полузависимых королевств - союзников, лишенных права проводить самостоятельную внешнюю политику.

Понятно, что в средневековой Европе грезы "августейшего императора римлян" были обречены оставаться политическими прожектами, и после недолгого правления Оттона III (994-1002 гг.) его преемник на немецком престоле, герцог Баварии Генрих (король Генрих II), вернулся на более твердую почву идеи продолжения империи Каролингов. Фактически Священная Римская империя даже на пике своих территориальных приращений далеко уступала державе Карла Великого. Пределы владений империи в пору ее наибольших внешнеполитических успехов охватывали Германию, Северную и Среднюю Италию, Чехию, Бургундию, Сицилию, т. е. лишь часть наследия, разделенного в 843 г. между потомками Каролингов.

Вскоре германские императоры получили возможность убедиться в способности церкви к самообновлению, ее готовности выйти из-под опеки высоких покровителей и вступить с ними в борьбу. Энергию самообновления западной церкви дало клюнийское движение. Его сторонники ратовали за строгое соблюдение в монастырях бенедиктинского устава, запрет симонии, за целибат духовенства, что должно было, по убеждению реформаторов, избавить клириков от развращающей зависимости от светской власти и вернуть церковь к духовному служению. Замыслы наиболее радикально мысливших идеологов простирались еще дальше: восстановление нравственного авторитета церкви виделось им как необходимая предварительная стадия преобразований, призванная подготовить решающее торжество апостольского престола и поставить его над светскими владыками.

С середины XI в. заканчивается период "немецких пап" и перевес в римской курии получают деятельные приверженцы церковной реформы. На первых порах реформаторы пользовались поддержкой императорской власти, полагавшей, что обновление церкви отвратит помыслы духовенства от приобретения мирских благ и от вмешательства в дела светского управления. Опираясь на прямую помощь императорского двора, папскую тиару получили противники симонии. В 1059 г. Латеранский собор принял декрет о новом порядке избрания пап, согласно которому решение о замещении престола св. Петра предоставлялось исключительному ведению курии. Следующим важнейшим успехом реформаторского движения стало утверждение на апостольском престоле самого решительного и непреклонного сторонника реформы церкви Гильдебранда - в 1073 г. он стал папой под именем Григория VII. На понтификат Григория VII приходится кульминация борьбы за инвеституру, оставившая в анналах истории драматический эпизод встречи в Каноссе - замке Матильды Тосканской, встречи, на которую император Генрих IV добирался зимой 1076/1077 г. через занесенные снегом, обледеневшие перевалы Альп, чтобы, покаявшись, просить римского первосвященника о снятии церковного отлучения.

При жизни Григория VII и Генриха IV борьба империи и папства не нашла завершения: Григорий VII скончался в изгнании, в Салерно, но его преемник Урбан II продолжил политику своего предшественника и не снял с императора церковного отлучения. Генрих IV закончил свое земное существование, непримиримо враждуя с римским первосвященником и ведя войну со своим сыном, Генрихом V, провозглашенным оппозиционной знатью королем в противовес отцу. При Генрихе V в 1122 г. и было заключено соглашение, ставшее своего рода промежуточным итогом противостояния империи и папства в период раннего средневековья - Вормский конкордат. По условиям компромиссного договора право духовной инвеституры предоставлялось церковной иерархии, светской инвеституры - властям империи. Тем самым существенно ограничивалось вмешательство светской власти в дела клира, усиливалась самостоятельность церкви, еще больше становящейся "государством в государстве".

В XII в. итальянская политика германских императоров приобрела новый поворот - в союзе с папством в борьбу с империей вступили городские коммуны. Фридрих Барбаросса, выдающийся представитель династии Штауфенов, попытался поставить политику ограбления Северной Италии на регулярную основу и полностью обратить доходы коммун в императорскую казну. Ронкальскими постановлениями 1158 г. итальянские города были лишены самоуправления и переданы под контроль императорской власти. Однако в 1176 г. в битве при Леньяно ополчение Ломбардской лиги разбило приведенное из Германии рыцарское войско и заставило Фридриха Барбароссу спасаться бегством.

В какой же мере противостояние империи и папства сказалось на прочности имперского образования, его способности удержать власть над уже приобретенными территориями? В Северной и Средней Италии вмешательство императоров в процесс назначения епископов, в городское управление, в борьбу группировок знати создавало ситуацию постоянного присутствия "третьей силы", чуждой местным интересам. Оно изначально искажало расчеты участников внутриполитических событий, препятствуя получению решающего перевеса каким-либо из центров силы, способных в будущем взять на себя миссию объединения страны и в итоге стало одним из важнейших факторов сохранения на полуострове политической раздробленности.

В Центральной Европе борьба апостольского престола и императорского двора имела иные последствия. Здесь император и римский первосвященник оспаривали светскую власть рад регионом, имевшим к тому времени еще сравнительно недолгую историю формирования самостоятельных государственных образований. Для германского императора задача подчинения Чехии, Венгрии, Польши выступала частью долговременной политики Drang nach Osten, начатой еще немецкими Каролингами, но встречавшей на всем протяжении VIII-XIII вв. упорное сопротивление славянских народностей. Римская курия, стремясь со своей стороны стать объединительной силой для всей Западной и Центральной Европы, при Григории VII прямо заявила свои претензии на установление ленного верховенства над Чехией, Венгрией и Польшей. Столкновение интересов двух внешних сил, ограничивающих и сдерживающих друг друга, помогло центральноевропейским странам ослабить натиск на них со стороны империи, повысило меру их самостоятельности и реального внешнеполитического суверенитета. Чехия формально оставалась в ленной зависимости от Германии, а король Чехии входил в число курфюрстов империи, но фактически эта центральноевропейская страна уже к концу XII в. обладало свободой действий в сфере международных отношений.

В самой Германии, как хорошо известно, противостояние универсалистских притязаний императоров и римских понтификов воспрепятствовало утверждению наследственной монархии по образцу Франции или Англии. Коронационные походы в Рим, обреченные на неудачу без участия рыцарских отрядов из вассалов герцогов, а также без согласия немецкой знати сохранять внутренний мир во время отсутствия в стране монарха вынуждали королевскую власть идти на уступки крупным сеньорам. В жертву договоренностям со знатью приносился союз с городами, главной и надежной опорой долговременной политики централизации, возобладавшей во Франции и Англии, но так и не реализованной в средние века в Германии на общегосударственном уровне.

Время и ресурсы, отпущенные историей на укрепление королевской власти, императоры Священной Римской империи растратили на заманчивую, но недостижимую цель обеспечения главенства в Западной, Центральной и Южной Европе, установления господства над территорией, контроль над которой требовал ресурсов, превосходивших хозяйственные и организационные возможности германского общества. Епископат, первоначально выступавший союзником короны, в условиях ослабления монархии предпочел самостоятельную защиту своих интересов надеждам на покровительство со стороны империи. Папство же получило благоприятные шансы постоянного вмешательства в политическую борьбу в германии, неизбежную при остром соперничестве княжеских династий за королевский престол.

Ключевым звеном в имперской политике германских монархов выступало сохранение за собой права контролировать в Италии процесс замещения епископских кафедр и избрания пап, удержание под своей властью Северной и Средней Италии, без чего претензии империи на универсализм, на преемственность имперской традиции лишались легитимности. Утрата Италии стала свершившимся фактом в 1250 г., со смертью Фридриха II Штауфена. По своему историческому смыслу это событие означало завершение реального существования Священной Римской империи, переориентацию королевской власти в Германии на задачи внутренней, династической политики, прежде всего на расширение собственных домениальных владений, способных послужить сохранению за наследником королевского титула.

Чрезмерные внешнеполитические претензии на этапе раннего средневековья, как обнаружилось впоследствии, надолго стали препятствием к превращению Германии в значимую силу международных отношений в Европе, а то обстоятельство, что к началу нового времени Германия не разрешила внутриполитическую коллизию в треугольнике борьбы за власть между монархией, князьями и городами, выступило одной из основных причин начала Тридцатилетней войны. В Италии политическая раздробленность также провоцировала попытки соседних государств осуществить выгодные для себя территориальные переделы: в первой половине 16 в. столкновение интересов Испании и Франции, их соперничество за политическое преобладание на полуострове вылились в полосу Итальянских войн, законченную в 1559 г. миром в Като-Камбрези.

Став с середины XIII в. в действительности германским государственным образованием, Священная Римская империя, тем не менее, сохранила свои универсалистские притязания, особенно настойчиво заявленные в первой половине XVI в. Карлом V Габсбургом. Однако в XVI в. в Европе ее имперским устремлениям уже противостояли централизованные монархии, государства-нации рубежа нового времени, а намерение обеспечить единство народов, принадлежащих к римско-католической церкви, стремительно обесценивалось успехами Реформации. В сущности, Священная Римская империя не смогла выполнить имперскую внешнеполитическую миссию - создать устойчивую территориально-политическую организацию крупного региона, защитить границы региона от вторжений извне и обеспечить поддержание внутреннего мира. В X в. империя Оттонов на некоторое время приобрела доминирующее положение в Западной Европе, но ни на одном из направлений внешнеполитической экспансии - южном, в Италии, юго-западном, в Бургундии, восточном - против западных славян, северном - в Дании в долгосрочной перспективе ей не удалось добиться своих целей. Она не стала ни организующей, ни стабилизирующей силой международных отношений в Европе. Напротив, Италия и особенно Германия в результате имперской политики королевской власти выступили на рубеже средних веков и нового времени как слабо связанные скрепами внутриполитической интеграции образования, вносившие в силу отставания в темпах структурных политических преобразований дестабилизацию в международные отношения всего макрорегиона.