Lankov_A_N_Avgust_1956_g_Krizis_v_Severnoy_Koree

шествующий состав ЦК, избранный в 1948 г. Оставшийся 41 член был избран в ЦК впервые, хотя в 1948 г. пятеро из этих новых членов уже были кандидатами в члены ЦК119. Это свидетельство-

119 Необходимо заметить, что наши подсчеты несколько отличаются от тех, с которыми выступил Со Дэ-сук. По его подсчетам, из 71 члена ЦК, ветеранами были только 28, а 43 — вновь избранными. (Suh Dae-Sook. Kim И Song. P. 148). Ким Хак-чжун приводит те же данные (Kim Hak-jun. Pukhan 50 пубп Sa [Пятьдесят лет истории Северной Кореи]. Seoul, Tong'a Ch'ulp'ansa, 1995. С. 188), но похоже, что он просто без проверки позаимствовал их из классической монографии Со Дэ-сука (как, впрочем, делал и я сам в некоторых своих статьях). Однако ранее Со Дэ-сук опубликовал списки состава Центрального комитета 1948 г. и 1956 г. в работе Suh Dae-Sook. Korean Communism 1945-1980: A Reference Guide to the Political System. Honolulu: Hawaii University Press, 1981. P. 320-321, где указал 29 членов Центрального Комитета 1948 г., переизбранных в 1956 г. Эти результаты похожи на приведенные мной, с единственным различием (на одного человека) — Со Дэсук случайно не включил в свои подсчеты Ким Сын-хва (Kim Siing-hwa).

Список членов Центрального Комитета 1948 г. см. также «Pukhan inmyftng sajOn», с. 457. Тот же список приведен в Pukhan ch'onglam [Северокорейское обозрение]. Seoul: Pukhan yOnguso, 1985. С. 200-201. Оба эти перечня незначительно отличаются от опубликованного в Со Дэ-суком. Различия заключаются в следующем: а) Ким Хван-иль (Kim Hwang-il) не упоминается в «Pukhan inmyOng sajOn» как член Центрального Комитета, хотя сам текст словарной статьи о нем, содержащейся в том же издании, подтверждает, что он занимал это положение (там же., с. 136); б) «Pukhan inmyOng sajOn» упоминает вместо него другого полноправного члена — Ким Кын-иля (Kim Кйп-il), имени крторого нет в списке Со Дэ-сука; в) несколько различий в определении ранга некоторых лиц, в том числе Пак Чхан-ока (№ 11 в списке Со Дэ-сука и только № 67 в «Pukhan inmyOng sajOn»). У нас нет возможности сверить список с официальными северокорейскими публикациями того времени, но это не входило в наши планы, поскольку 1948 г. находится за хронологическими рамками данного исследования, а расхождения между двумя списками, в общем, незначительны. Тем не менее, как мы увидим позже, список Со Дэ-сука 1956 г. соответствует оригиналу, и это дает основания полагать, что и в случае со списком 1948 г. наиболее достоверным является именно вариант, приводимый Со Дэ-суком.

Если говорить о составе Центрального Комитета в 1956 г., то список из книги Со Дэ-сука абсолютно идентичен оригинальному списку, впервые опубликованному в номере «Нодон синмун» от 30 апреля 1956 г. Перечни «Pukhan inmyOng sajOn» (с. 457) и «Pukhan ch'onglam» (с. 201) сильно отличаются от опубликованного в газете списка — имена там те же самые, но порядок расположения имен (очень важный элемент в политической культуре коммунистических режимов) имеет мало общего с газетным оригиналом. Из-за отсутствия в словарях сносок невозможно определить источник, из которого южнокорейские авторы получили свои варианты списков. Так или иначе, в нашем распоряжении имеется оригинальный документ, опубликованный в «Нодон синмун» 30 апреля 1956 г., и его точная копия в работе Со Дэ-сука.

112 Ланьков А. Н. Август, 1956 год: Кризис в Северной Корее

вало о существенной текучести кадров, так как общее число полноправных членов ЦК выросло незначительно: в 1948 г. их было 67, а в 1956 г. - 71.

Новый Центральный Комитет включал одиннадцать бывших партизан. В 1948 г. партизан в составе ЦК было восемь. Пять из этих одиннадцати (Чхве Хён, Чхве Ён-гон, Ли Хё-сун, Ю Кён-су и Ли Ён-хо) были новичками, не входившими в Центральный комитет в 1948 г. Мы помним, что один из этой пятерки, Чхве Ёнгон, до 1955 г. формально даже не состоял в ТПК! Еще один бывший партизан, Ли Хё-сун, был выдвинут из числа кандидатов в члены ЦК. Также стоит упомянуть, что все без исключения партизаны, являвшиеся членами ЦК в 1948 г. и дожившие до 1956 г., были переизбраны в новый состав Центрального Комитета (двое из партизан, являвшихся членами ЦК в 1948 г., погибли во время войны - Ким Чхэк и Кан Кон).

Как и ожидалось, в ходе перевыборов (точнее, переназначения) ЦК больше всех пострадала советская фракция. Вместо четырнадцати мест, принадлежавших ей в 1948 г., в новом составе она получила только девять. В наибольшей степени обновился и персональный состав советской фракции - примерно на 70 %. Из четырнадцати членов «советской группировки», которые являлись членами ЦК в 1948 г., десять, включая покойного Хо Ка-и, в 1956 г. в состав ЦК не вошли. «Потери» советской группировки включали Ки Сок-пока и Ким Чэ-ука, которые немало пострадали во время кампании по «искоренению ошибок в литературной политике». Однако другая заметная жертва этой кампании, Пак Чхан-ок, не только сохранил свои позиции, но даже передвинулся несколько выше в официальном списке членов ЦК (с № 11 в 1948 г. до № 7 в 1956 г.). Кроме Пак Чхан-ока в состав ЦК ТПК 1956 г. вошло еще трое советских корейцев, которые были членами ЦК и в 1948 г. Это были Пан Хак-се - бессменный глава службы безопасности, жесткий, хитрый и профессиональный работник политического сыска, ставший союзником Ким Ир Сена в очень ранний период; Ким Сын-хва - министр строительства; и Хан Ир-му - достаточно аполитичный генерал. Пятерых «советских корейцев» включили в состав ЦК впервые. В их число входили генерал Нам Ир (начальник Генштаба и главный северокорейский представитель на многолетних переговорах о перемирии, впоследствии — министр иностранных дел), который в 1948 г. был кандидатом в члены ЦК, а также четверо новичков (Чхве Чон-хак, Хо Пин, Пак Ый-ван и Ким Ту-сам), которые в 1948 г. не были даже кандидатами в члены.

Яньаньская фракция в ходе «выборов» пострадала гораздо меньше, чем советская: у неё в составе ЦК было 18 полноправных членов (по сравнению с 17 яньаньцами, «избранными» в состав ЦК в 1948 г.). Процент обновления тоже был довольно высоким - около 50 %: лишь 8 из прежних 17 остались в новом Центральном Комитете. Пак Ир-у и (Ким) My Чжон были репрессированы. В числе других «политических потерь» было по меньшей мере двое других ветеранов гражданских войн в Китае: Ким Ун и Пак Хё-сам. Они были заменены другими выходцами из Китая, включая Со Хви (который ранее не был ни членом, ни кандидатам в члены ЦК) и Юн Кон-хыма (впервые ставшего членом ЦК ТПК еще в 1946 г., но потерявшего свое место в 1948 г. и теперь вернувшегося). Этим двоим политикам предстояло сыграть решающую роль в тех событиях, которые развернулись несколько месяцев спустя.

Новым и важным было и то обстоятельство, что в составе ЦК ТПК впервые появились люди, которые не входили ни в одну из четырех «традиционных» фракций. Это были, главным образом, довольно молодые политики и чиновники, начавшие восхождение по государственной лестнице уже после 1945 г. Некоторые из них принадлежали к технократам или профессиональным военным, но также в этой группе присутствовали и «классические» партийные функционеры широкого профиля. Несмотря на то, что эти руководители следующего поколения не относились ни к одной из «традиционных» фракций, их взгляды формировались в условиях, когда страной правил режим Ким Ир Сена, и их мировоззрение во многом складывалось под влиянием той пропаганды, которую вел этот режим. Трудовая партия, в которую вступали эти люди, была для них «партией Ким Ир Сена». Искренне или нет, но все они были вынуждены участвовать в официальном преклонении перед Великим Вождем. Они уже не помнили тех времен, когда Ким был второстепенным партизанским командиром где-то в маньчжурских лесах и когда корейские левые считали, что «настоящая политика» делается в Сеуле, Токио, Москве или, на худой конец, в Яньане и Чунцине. Эти новые кадры знали только одного Вождя, и в большинстве своем были людьми Ким Ир Сена. Иногда этих людей относят к «внутренней группировке» потому, что они до 1945 г. жили в Корее, и потому, что некоторые из них в колониальный период были связаны с левыми группами (или, по меньшей мере, после 1945 г. заявляли о таких связях). Однако нам трудно согласиться с таким подходом, ведь в отличие от членов «настоящей» внутренней фракции, ни один из них не играл замет-

114 Ланьков А. Н. Август, 1956 год: Кризис в Северной Корее

ной роли в корейском коммунистическом движении 1930-х - начала 1940-х гг.

Довольно сложно оценить численность этих новых выдвиженцев, особенно учитывая то обстоятельство, что мы пока плохо знаем биографии рядовых членов ЦК середины 1950-х гг. Известно, что тех, кто до 1945 г. не работал в Советском Союзе, Китае или Маньчжурии, было среди членов ЦК довольно много — не менее 20 человек. В своем списке Вада Харуки включает их всех в «внутреннюю фракцию», очевидно, исходя из того, что все они были местными уроженцами. Из 25 членов ЦК, отнесенных Вада Харуки к внутренней фракции, только трое (Пак Чжон-э, Хан Соль-я и О Ки-соп) входили в состав самого первого ЦК ТПК, сформированного в 1946 г. Таким образом, из всех вошедших в состав ЦК уроженцев Севера, только эти трое были известны в первые месяцы после освобождения и, следовательно, играли некоторую политическую роль и до 1945 г. Из оставшихся 22 членов ЦК, которые описываются Вада Харуки как сторонники внутренней фракции, 7 упоминаются в числе 360 делегатов, якобы тайно избранных

вЮжной Корее в состав Верховного Народного Собрания КНДР

в1948 г. Этот факт может указывать на то, что эти 7 человек имели некоторый вес в южнокорейских коммунистических и левых кру-

гах того времени (4 из этих 7 в 1946 г. были также членами ЦК Трудовой партии Южной Кореи)120. Этих семерых тоже можно с уверенностью считать «внутренними коммунистами» южнокорейского происхождения. Оставшиеся 15 до 1945 г. не были заметны на политической арене. Можно предположить, что большинство из них принадлежало к новому поколению чиновников и не может быть отнесено к внутренней фракции, несмотря на их «местные» корни. В их число входит несколько человек, сделавших впоследствии примечательную карьеру: будущий премьер Административного Совета КНДР Ли Чон-ок («Ли Ден Ок» в советской печати), будущие вице-премьеры Ким Хве-иль, Ким Хван-иль и Чон Чунтхэк, а также будущий Председатель Академии наук КНДР Ким Ён-чхан. Они продолжали играть немалую политическую роль

в1960-х гг., 1970-х гг. и в отдельных случаях в 1980-х гг. Некоторые из них умерли естественной смертью, хотя очень многие члены

120 Список состава Центрального Комитета Трудовой партии Южной Кореи см.: Kim Nam-sik. Namnodang yBngu [Изучение Трудовой Партии Южной Кореи]. Seoul: Tolpegai, 1984. С. 256. Список южнокорейских делегатов, участвовавших в работе Верховного Народного Собрания созыва 1948 г. см.: Там же. С. 530-531.

ЦК ТПК 1956 г., не принадлежавшие к числу бывших партизан, были политически (или физически) уничтожены новой волной чисток в конце 1950-х гг. и начале 1960-х гг.

На высшем уровне руководства, в северокорейском Политбюро, переименованном на третьем съезде ТПК в «Президиум ЦК», изменение политического баланса было более явным. В соответствии с концепцией «коллективного руководства» предполагалось, что Политбюро будет своего рода коллективным диктатором. На практике же едва ли существовала правящая коммунистическая партия,

вкоторой глава партии не оказывал бы на решения Политбюро определяющего влияния. При сталинистских режимах Политбюро вообще скорее походило на коллегию советников при всемогущем диктаторе, который мог назначать или смещать его членов по своему желанию. В отличие от Центрального Комитета Политбюро было постоянно действующим органом, собиравшимся более или менее регулярно. Политбюро было высшим исполнительным органом власти и именно ему подчинялась могущественная бюрократия «аппарата ЦК». И в сталинские, и в постсталинские времена

всоциалистических странах Политбюро было важнейшим государственным учреждением. Членство в Политбюро означало принадлежность к высшему эшелону руководства страной.

Так же, как и Центральный Комитет, Политбюро состояло из полноправных членов и кандидатов (в ТПК 1956 г. - одиннадцать и четыре соответственно). В 1956 г. пять из одиннадцати членов Президиума были бывшими партизанами. Иначе говоря, у безусловных сторонников Ким Ир Сена была почти половина мест в высшем органе власти. Для сравнения, в 1948 г. только двое из семи членов Политического Комитета были выходцами из маньчжурских партизан. Среди шестерых непартизан в состав Президиума 1956 г. попали Пак Чжон-э и Нам Ир: хотя они формально и были советскими корейцами, но с самого начала присоединились к группировке Ким Ир Сена и стали его горячими приверженцами121. Репутацией ярого сторонника Вождя пользовался и Чон Ир-ён. Только Ким Ту-бон и Чхве Чхан-ик, оба из яньаньской фракции, могли рассматриваться как независимые политики.

Из четырех кандидатов в члены Политбюро Ли Хё-сун был бывшим маньчжурским партизаном, а Ким Чхан-ман, несмотря на свое яньаньско-китайское происхождение, был известен как стра-

121 Список членов нового Центрального Комитета см. Pukhan inmyOng sachOn. С. 457.

116 Ланьков А. Н. Август, 1956 год: Кризис в Северной Корее

стный панегирист Ким Ир Сена. Ли Чон-ок, чья карьера тогда только начиналась, принадлежал к новой прослойке молодых технократов, прочно связанной с Ким Ир Сеном и зависящей от него. Единственным кандидатом в члены Президиума, которого нельзя было отнести к «людям Кима» являлся Пак Ый-ван. Этот советский кореец, как мы помним, даже тайно встретился во время съезда с Л. И. Брежневым и выражал недовольство политикой Ким Ир Сена. Совершенно ясно, что Ким Ир Сен был абсолютным хозяином положения в Постоянном комитете - девять из одиннадцати членов и три из четырех кандидатов в члены Президиума были его преданными сторонниками.

Ким Ир Сен обеспечил себе победу на III съезде. Влияние его фракции, отчасти усиленной перебежчиками из других группировок, существенно возросло. Хотя в своем обширном выступлении Ким Ир Сену и пришлось делать уклончивые и нарочито двусмысленные заявления, но он весьма значительно увеличил свою власть и в ЦК ТПК, и в партийным аппарате в целом. События последующих месяцев наглядно продемонстрировали, насколько важной оказалась эта административная победа.

4. ЗАГОВОР

Внутренняя и международная обстановка 1955—1956 гг. способствовала появлению внутри северокорейского партийного руководства оппозиционной группировки. Сейчас ясно, что за все время полувекового правления Ким Ир Сена именно середина 1950-х гг. была единственным моментом, когда оппозиция его режиму могла не просто возникнуть, но и рассчитывать на успех. В предшествующий период появлению оппозиции мешали условия военного времени, а также иностранное (сначала — советское, потом — китайское) военное присутствие и жесткий советский контроль над северокорейской политикой. До 1955 г., то есть во времена, когда Северная Корея, по выражению Дж. Ротшильда, находилась «в тисках развитого сталинизма»122, любой политический вызов, брошенный Ким Ир Сену, был равносилен самоубийству. После 1957—1958 гг. возникновению оппозиции препятствовал крайне авторитарный и репрессивный характер режима, который достиг своего пика в конце 1970-х гг.

До 1955-1956 гг. некоторые члены руководства могли быть недовольны проводившейся политикой или своим собственным положением в административно-политической системе, но им только оставалось держать свое недовольство при себе. Судьба Пак Хон-ёна и других лидеров внутренней фракции, равно как и готовность Москвы смириться с их уничтожением, наглядно продемонстрировали, какая участь ожидает оппонентов Ким Ир

122 Rothschild Joseph. Return to Diversity: A Political History of East Central Europe Since World War II. New York, Oxford: Oxford University Press, 1993. P. 145.

118 Ланьков . Н. Август, 1956 год: Кризис в Северной Корее

Сена123. Кроме того, в 1950-1953 гг., в условиях, когда Северная Корея вела тяжелую войну, многие партийные и государственные деятели могли считать, что выступление против его власти равносильно измене родине и делу коммунизма, к которому большинство из них относились очень серьезно.

Однако через несколько лет, в 1955 г. и 1956 г. глубокие изменения в Советском Союзе сказались на ситуации в других социалистических странах и привели там к волне реформ и массовых продемократических движений. Яркими примерами таких движений могут служить восстание 1956 г. в Венгрии и «Польский октябрь» — серии забастовок и митингов в Польше, приведших к существенным переменам во внутренней политике страны. Брожение распространилось по всему социалистическому лагерю, и доступные нам теперь документы ясно показывают, что и Северную Корею тоже нельзя было назвать тихой заводью непотревоженного сталинизма. В КНДР реформаторское движение затронуло не столько население в целом, сколько интеллигенцию и некоторую часть партийной элиты. Его проявлением были не открытые волнения и забастовки, а предпринятая высшей номенклатурой неудачная попытка свержения Ким Ир Сена, который являлся олицетворением и оплотом старой сталинистской политики.

В СССР процесс десталинизации получил новый импульс весной 1956г., после того как Н.С.Хрущёв представил XX съезду КПСС свой знаменитый «секретный доклад» о деятельности Сталина. Содержание этого доклада, несмотря на слабые попытки сохранить его в тайне, вскоре стало широко известным и в СССР,

и за его границами. Доклад и связанные с ним решения резко ускорили процесс реформ в СССР, хотя сами эти реформы начались несколькими годами ранее. В течение 1955-1960 гг. советское общество претерпело радикальные изменения: подавляющее большинство политических заключенных было освобождено, цензура ослаблена, отношение к новым течениям в культуре и искусстве

123 По-видимому, в отличие от многих стран Восточной Европы советские спецслужбы не принимали прямого участия в подготовке единственного показательного процесса в северокорейской истории. По крайней мере, в документах Советского посольства нет даже намека на такое участие, и Кан Сан-хо, ставший замминистра внутренних дел вскоре после суда, определенно отрицает советское участие в процессе (Интервью с Кан Сан-хо. Ленинград, 31 октября 1989 г.). В этой связи стоит упомянуть, что Вива Пак, дочь Пак Хон-ёна, жившая тогда в СССР и имевшая советское гражданство, не подвергалась преследованиям со стороны советских властей и позже сделала в Москве заметную артистическую карьеру.

стало более терпимым, контакты с зарубежными странами были существенно расширены. Советское общество отозвалось на эти перемены заметным, хотя и непродолжительным возрождением энтузиазма в отношении коммунистической системы — тем, что впоследствии стало известно как «раннее шестидесятничество». Какое-то время казалось, что советская государственная система обладает способностью к трансформации и способна исправлять свои прошлые ошибки. Советские люди и советская пресса начали обсуждать общественные проблемы куда свободнее, чем было возможно в предшествующие сталинские десятилетия. По нормальным демократическим стандартам эта свобода была очень ограниченной, но при жизни Сталина было бы совершенно немыслимым многое из того, что стало в СССР нормой с конца 1950-х гг.

В конце мая северокорейская печать опубликовала ряд материалов, в которых содержались намеки на происходившие в СССР

изменения. В частности, 7 июля редакция «Нодон синмун» отвела немалую часть номера на то, чтобы перепечатать пространную советскую статью о новом подходе к изучению истории партии «XX съезд КПСС и задачи исследования истории партии». Оригинал этой статьи появился в ведущем советском академическом журнале «Вопросы истории» непосредственно после XX съезда (№ 3. 1956 г.) и таким образом носил установочный характер (появление этой статьи и поныне часто упоминают как один из важных эпизодов в истории советских общественных наук). 30 мая

в«Нодон синмун» появилось интервью, которое Ким Ир Сен дал индийскому журналисту и в котором имя Сталина напрямую связывалось с понятием «культ личности». Наконец, 6 июля в «Нодон синмун» появился текст известного постановления ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий», которое было принято 30 июня 1956 г. и через несколько дней было напечатано

в«Правде». Можно предположить, что привыкшие к чтению между строк партийные работники сделали надлежащие выводы из этих публикаций.

Не следует забывать, что Китай, другой главный покровитель КНДР, тоже не был тогда свободен от влияния этих новых идей. Последующий триумф культа личности Мао и те исключительно иррациональные, гротескные формы, которые политический режим КНР принял в 1960-х гг. и 1970-х гг., зачастую заставляют нас забыть о том, что середина 1950-х гг. была в Китае сравнительно либеральным периодом. За все время правления Мао Цзэдуна эти годы, пожалуй, были периодом наибольшей политической свободы

120 Ланьков А. Н. Август, 1956 год: Кризис в Северной Корее

или, скажем осторожнее, наибольшего политического либерализма. Попытки либерализации в Китае достигли высшей точки с началом «движения ста цветов», которое было развернуто в мае 1956 г., вскоре после «секретного доклада» Хрущёва. В названии этого движения содержалась отсылка к известному древнекитайскому изречению, восхвалявшему преимущества плюрализма и свободных дискуссий: «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ». Изначальной идеей «движения ста цветов» в КНР было поощрение критики существующего режима «снизу». Как пишут по этому поводу Джон Фэрбэнк и Мерл Голдман: «Мао предполагал, что среди интеллигенции, насчитывающей в целом самое большее 5 миллионов человек... к этому времени враждебно относилось к марксизму не более трех процентов»124. Эти либеральные эксперименты сопровождались даже завуалированной критикой культа личности Мао. Процесс обожествления Мао Цзэдуна имел к тому времени уже долгую историю, хотя в руководстве КПК будущий Великий Кормчий не обладал абсолютной властью, будучи лишь «первым среди равных». Кажется, что большинство китайских руководителей рассматривали культ Мао как полезное или, по крайней мере, неизбежное явление. Они полагали, что такой культ необходим в стране, населенной необразованным крестьянством, крайне консервативным по своим взглядам и привыкшим к идее богоподобного императора во главе страны. Тем не менее после победы коммунистов в 1949 г. и особенно после смерти Сталина в 1953 г. стиль руководства Мао подвергся критике со стороны многих партийных кадров высшего звена. Под давлением этой критики Мао Цзэдун пошел на умеренные послабления, что было особенно заметно в 1956-1957 гг. Все эти события привели к ограничению личной власти Мао на VIII съезде Коммунистической партии Китая125.

Эти политические нововведения просуществовали в Китае недолго, и вскоре были отменены, но они, несомненно, оказали влияние на события в Корее. Северокорейская печать сообщала и о либерализации политического режима в Китае — опять-таки перепечатывая статьи из китайской официальной прессы. 17 июня в «Нодон синмун» появилась статья Лю Дин-и, зав. отделом пропаганды ЦК КПК (и будущей жертвы «культурной революции»). В этой статье

124 Fairbank John, Goldman Merle. China: A New History. Cambridge (Mass.), London: Belknap Press of Harvard University Press, 1998.

125 Краткое описание предпринятых в то время попыток ограничить личную власть Мао см.: Sullivan, Lawrence. Leadership and Authority in the Chinese Communist Party: Perspectives from the 1950s // Pacific Affairs. 1986. N° 4.