Verkutter_Zh_Egipet_i_dolina_Nila_Tom_1_S_drevneyshikh_vremen_do_kontsa_Drevnego_Tsarstva_12_000-2000_gg_do_n_e

браслеты и, наконец, различные предметы, использование или значение которых спор­ но, прежде всего рога и статуэтки.

Для изготовления этих предметов служило множество различных материалов: гли­ на и камень для ваз и палеток; кремень, твердые породы камня, медь — для оружия и орудий; слоновая кость, простая кость, рог, дерево —для предметов туалета; золото, серебро и полудрагоценные камни или камни, покрытые цветной эмалью — для личных украшений.

ГЕНЕЗИС ГЕРЗЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ И СВЯЗИ ЕГИПТА

С АЗИЕЙ В IV ТЫСЯЧЕЛЕТИИ ДО Н. Э.

Мы не будем больше возвращаться к тому существенному факту, что герзейский погребальный инвентарь, гораздо более изобильный, чем в амратских погребениях, имеет тот же характер, что и там. Напротив, мы теперь внимательно рассмотрим не­ которые элементы этого инвентаря, которые еще и сегодня в глазах многих исследова­ телей могут оправдывать разделение позднего додинастического периода в долине Нила на две различные фазы. Это:

•вазы с красно-фиолетовым декором на светлом фоне (класс D по Питри) — как по своей форме, так и по декору;

•замена южной булавы в форме усеченного конуса из твердых пород дерева, не­ сомненно, символа власти (Hoffman, 1982, 185), на северную грушевидную, не менее символичную, как свидетельствуют вотивные палицы протодинастиче­ ского периода;

•наконец, как утверждают некоторые, это появление и распространение керамики

с волнистыми ручками (класс W по Питри) и ваз с носиком.

Опираясь на интерпретацию петроглифов в пустыне Верхнего Египта (Vandier, 1952, 13-16), эти несколько новых элементов погребального инвентаря связывают с при­ бытием в Египет иностранных переселенцев примерно в эпоху SD 38-40 (Vandier, ibid, 20); выдвигались различные гипотезы по поводу того, какими путями могли бы идти эти завоеватели, пришедшие с Востока (Id., ibid., 13-20; Baumgartel, 1965, 21). Отталкиваясь от аргументов, извлеченных из «Текстов пирамид», восходящих к III ты­ сячелетиям до н. э., немецкий египтолог К. Зете выдвинул гипотезу завоевания, кото­ рая первоначально основывалась только на археологии.

В своей эпохальной работе (Sethe, 1930, CR Vandier, 1949, 24-28) Зете, опираясь на «долгую» хронологию Сотис, пришел к выводу о существовании мощного египетско­ го царства, охватывавшего всю долину Нила еще до Менеса. Столицей этого царства якобы был Гелиополь около нынешнего Каира; оно должно было существовать с 4250 года до н. э., когда был принят солнечный календарь, который был инициирован имен­ но этим государством (ср. выше, глава 1). До этой даты Египет, согласно Зете, был «последовательно разделен на мириады независимых городков, потом на номы, на федерации номов и, наконец, на два царства: Северное царство, где царил бог-сокол Хор, и Южное, где царствовал бог Сетх» (Vandier, 1947,24-25, по Sethe, 1930, § 4-93).

161

Хоровы цари на Севере якобы завоевали Южное царство еще в V тысячелетии и таким образом создали доисторическое «гелиопольское» царство.

Когда стало очевидно, что дата 4240 год для принятия солнечного календаря являет­ ся слишком древней (Neugebauer, 1939 и выше, глава 1), то существование этого гипо­ тетического единого царства перенесли на IV тысячелетие, к 3250 году до н. э., и связа­ ли его с герзейской культурой (Накада II). Таким образом, все это должно было произойти около 3400 года до н. э. (Scharff, 1941,36)13 — сначала в Дельте, где это царство попало под азиатское влияние, а затем установилось на Юге (Vandier, 1952, 607-608).

Теория Зете, принятая многими египтологами (Gardiner, 1944; Vandier, 1952,607), таким образом, предполагает существование на Севере в герзейскую эпоху царства, столицей которого было Буто в западной Дельте (ср. карту V) и которое противосто­ яло царству Верхнего Египта со столицей в Омбосе (по-египетски Нубет) к северу от Накады. Эта воображаемая реконструкция додинастического прошлого вскоре была оспорена (Kees, 1941, CR Vandier, 1947, 28-30). С одной стороны, отмечалось, что она основывается на интерпретации религиозных мифов, которые можно объ­ яснить и иначе, чем это делает Зете; с другой стороны, тексты, на которые он опи­ рался, были составлены более чем тысячу лет спустя после событий, на которые они, по его мнению, намекают; наконец, ничто не доказывает, что эти тексты имеют историческую основу (Trigger, 1983, 2; он основывается на Griffith, 1960, 119-148; Frankfort, 1948, 15-23).

Присутствие в герзейском погребальном инвентаре ваз с волнистыми ручками (Vandier, 1952, 322-325) и ваз с носиком (ibid., 305-306) фигурирует среди археологи­ ческих доказательств, которые были выдвинуты в поддержку если не обширного вторжения из Азии, которое якобы положило начало герзейской культуре, то по мень­ шей мере проникновения в долину Нила людей с востока, более продвинутых, чем амратцы (Baumgartel, 1965, 157). Эти объекты по меньшей мере говорили о контактах с Палестиной — контактах, которых в амратскую эпоху еще не существовало (Kantor, 1965, 7), и они внесли свой вклад в то, что можно назвать герзейской «мутацией». Можно отметить, что некоторые археологи, напротив, полагают, что вазы с волнисты­ ми ручками сначала появились в Египте и что прототип этих сосудов был открыт в Меримде (Vandier, 1952, ibid., по Junker, 1928, 18-19; Hertz, 1928, 68-83; Albright, 1931). Волнистые ручки, изобретенные в Египте, в таком случае попали в Палестину до того, как распространиться по Ближнему Востоку. Как бы то ни было, мы уже ви­ дели (выше, с. 147), что эти вазы обнаружены в Маади; их присутствие просто дока­ зывает существование обмена между долиной Нила и сиро-палестинским коридором, а их число слишком незначительно, чтобы говорить о притоке азиатов.

Эти замечания о вазах с волнистыми ручками можно точно так же отнести и к вазам с носиком или «желобом» (Vandier, 1952, 305-306 и fig. 215), которые считаются заим­ ствованием из Месопотамии (Kantor, 1965, 8), но и они также засвидетельствованы

вМеримде (Vandier, 1952,305,146) и, таким образом, должны предшествовать азиатским. Булава с навершием в форме усеченного конуса — характерное для Юга оружие,

вто время как на Севере она имела грушевидное навершие (Vandier, 1952,400; Sharff,

13 Слишком поздняя дата, как показывают многочисленные даты, недавно полученные «калибро­ ванным» методом 14С (см. выше, с. 153).

162

Рис. 17. Два типа палиц в форме усеченного конуса (А) и грушевидная (В)

1926, 27-28 и fig. 17 ниже). Примерно 15 палиц с грушевидным навершием, вырезан­ ных из таких камней, как базальт, диорит и других прочных вулканических скальных пород, и отполированных, были обнаружены в Меримде (Id., ibid., 125). Многочисленные палицы с навершием в форме усеченного конуса, также сделанные из очень твердых пород, обнаружены на амратских памятниках (Petrie, 1921, pl. XXV). Эти данные, таким образом, подтверждают различие между Югом и Севером в отношении происхождения этих двух видов оружия.

Именно начиная с герзейского периода грушевидная палица (Petrie, ibid., pl. XXVI) заменяет навершие в форме усеченного конуса в погребальном инвентаре. В этом факте видели доказательство или завоевания Юга Севером, или же азиатского влияния, поскольку грушевидная палица известна в Месопотамии с древнейших времен.

На самом деле это сложный вопрос. Грушевидная северная палица заменяет южную не внезапно, как если бы речь шла о внезапном изменении населения или же полити­ ческой власти в результате завоевания или вторжения; эти два типа оружия фактически встречаются одновременно в начале герзейского периода (фаза IIa по Кайзеру: Kaiser,

163

1957, pl. 22; Vandier, 1952, 330). С другой стороны, азиатское происхождение этого оружия, хорошо известного в Меримде, точно не установлено (Vandier, ibid., 125).

Камни, использовавшиеся для его изготовления, — те же самые, что и для каменных ваз, и тот факт, что все или почти все они встречаются в долине Нила или вблизи нее (Lucas-Harris, 1962,406 и сл.), скорее говорит в пользу происхождения из Египта, если только речь не идет о случайном совпадении форм между нилотской и месопотамской культурной зонами.

Булава с навершием в форме усеченного конуса засвидетельствована в долине Нила так же давно, как и «нордическая» форма этого оружия. Ее находят в суданском неоли­ те еще с середины V и вплоть до конца IV тысячелетия до н. э. — в Шахейнабе и Кадеро, как и в Кададе, где ее, как и в Египте, делают из вулканических пород камня, которые особенно трудно вырубать и полировать (ср. выше рис. 12-13); она также присутству­ ет в V тысячелетии в Файюме (Krzyżaniak, 1977,61 и pl. 8; ср. выше, рис. 9); и, наконец,

вМаади (ср. выше, рис. 15). Тем не менее удивительно, что она не фигурирует в та­ сийском и бадарийском погребальном инвентаре, который имеет столько общего с су­ данским неолитом.

Если трудно увидеть в появлении грушевидной палицы в герзейский период дока­ зательство какого бы то ни было вторжения — культурного или военного, с Севера или из Азии — в Верхний Египет, то ее присутствие, тем не менее, имеет огромную важ­ ность в качестве символа могущества, которое, как кажется, с ней связано (Hoffman, 1982а, 148). Открытие в очень большом амратском погребении в Иераконполе навершия палицы из порфира (Id., ibid., 50 и pl. 1-8), как кажется, показывает, что тем же симво­ лизмом награждалась и амратская палица в форме усеченного конуса. Таким образом,

впериод перехода от амратской культуры к герзейской мы присутствуем при передаче символизма от одного предмета к другому. Важен не сам предмет как таковой, а сим­ волизм, который с ним связан. Такой переход, кроме того, говорит и о культурном континуитете между амратской и герзейской культурами, континуитет, с которым, на­ верное, связано и то, какие именно камни использовались для этого парадного оружия. Здесь уместно отметить, что фактически во время этих двух культурных фаз для из­ готовления палиц служит в основном вулканическая скальная порода и что их цвет и их исключительная твердость также должны были иметь смысл, магическую силу14; это была такая власть, что фараона будут изображать побивающим врагов той самой гер­ зейской палицей начиная с архаической эпохи вплоть до греческих и римских импера­ торов.

Чтобы еще резче подчеркнуть то, что отделяет герзейский период от амратского, противопоставляли декорированные вазы этой последней фазы (класс С по Питри = Vandier, 1952, 263-265) изделиям первой фазы. С многочисленными амратскими ваза­ ми с белым декором на красном фоне сопоставляли не менее многочисленные герзей­ ские сосуды, украшенные красно-фиолетовыми фигурами на светлом фоне, и прихо­ дили к выводу, что вторые заменили первые в результате какой-то резкой перемены.

Реальность гораздо сложнее. Судя по всему, вазы с белым декором на красном фоне постепенно исчезли к SD 38 в ходе последней фазы амратской культуры, но керамика,

14 Другой твердый камень — кремень — также обладал, как материал, символико-магическими свойствами (Midant-Reynes, 1981, 43).

164

декорированная красным на светлом фоне, появилась лишь очень постепенно в ходе двух первых фаз герзейской культуры. В ходе первой из этих фаз два типа керамики сосуществовали (Kaiser, 1957, pl. 22; Vandier, 1952, 330). С другой стороны, нельзя не подчеркнуть, что черноверхие красные вазы (класс В) и красные полированные (класс Р) гораздо более многочисленны, чем декорированная керамика классов С и D, и она переходит из амратского в герзейский период (см. выше, с. 153-154). Фактически, перед нами эволюция в области керамики, а не мутация, которую фактически можно объяснить только вторжением или завоеванием (Vandier, ibid., 331-332).

Совсем не очевидно, что эволюция, существование которой мы только что засви­ детельствовали, произошла под действием влияний из Дельты или внешних по отно­ шению к Долине. Реальность северного «герзейского периода», который бы предше­ ствовал SD 38-40, не опирается ни на какие археологические доказательства: она основана только на рассуждениях Зете и на том, что якобы существовало единое царство Севера, современное амратской культуре (Vandier, ibid., 607). Принимая это во внимание, эта эволюция, реальная по меньшей мере в области расписной керамики, должна быть объяснена, если не принять априори, что она является результатом «куль­ турного» вторжения с Юга на Север.

Независимо от стиля, который наблюдается в трактовке декоративных тем — стиля, который сложно различить и который часто бывает предметом субъективных сужде­ ний15,— различие между декорированной амратской керамикой и герзейской касается сырья и техники, используемой для ее изготовления, как и формы и мотивов, выбранных для декора. Амратская керамика — декорированная или нет — изготовлялась из глины, приготовленной на основе нильского ила, в то время как герзейцы для декорированной керамики пользовались ископаемой глиной, которую добывали у входа в пустыню.

Что касается техники, в амратский период «белая или желтоватая роспись накла­ дывалась на красный ангоб (slip), в то время как в герзейском — красно-фиолетовая роспись наносилась непосредственно на стенки сосуда» (Vandier, 1952, 329).

Наконец, различались и формы, поскольку можно выделить больше десятка моде­ лей амратских ваз с декором (Vandier, 1952, 262-263, fig. 165-167), в то время как герзейских насчитывается лишь три (Id., ibid., 332-333, fig. 228).

Тем не менее, прежде всего мотивы, выбранные горшечниками, отличают амратские вазы от герзейских. Так, чисто геометрический декор, столь частый в амратской куль­ туре, не использовался в герзейской в чистом виде, кроме как для черных ваз с пасеч­ ным белым орнаментом (класс N, см. Vandier, 1952, 302-303), Ritzverzierte Ware

В. Кайзера, в большом количестве встречающаяся в герзейском слое Арманта (Kaiser, 1957, pl. 25; Myers, 1937, 267, pl. XX, 3-4).

Стиль здесь сильно отличается: угловатый в амратском, с перемежающимися V и М, насечками и мотивом «рыбьего хребта»; в герзейском он более гибок, с S-образным узором, изгибами, волнами, спиралями; в обоих мы находим растительные мотивы, прежде всего деревья, животных, человеческие персонажи и сложные сцены, где объ­ единяются все эти различные элементы.

15 Так, отделяли «абстрактный» герзейский стиль от «реалистического» амратского (Vandier, 1952, 330; он опирается на Шарфа, для которого амратское искусство было «графическим», в то время как герзейское — «живописным»).

165

Следует отметить наличие в амратской культуре изображений самых разнообразных животных, прежде всего диких: гиппопотамов, крокодилов, слонов, жирафов, диких быков, муфлонов, диких козлов, ориксов, кабанов, ящериц, скорпионов, водных чере­ пах, рыб, в то время как изображения домашних животных — коров, ослов, коз и со­ бак — намного более редки. Напротив, в герзейском животном репертуаре наблюда­ ется подавляющее преобладание домашних животных, особенно коз, и среди диких животных часто встречается только газель, которую к тому же нередко трудно отличить от коз. Можно также отметить, что птицы, фламинго и, возможно, страусы, редкие в амратский период, становятся излюбленным сюжетом герзейских ремесленников. Наконец, два мотива являются общими для той и другой культуры: вода в виде про­ тянутой линии, волнистой или угловатой, и гора, которую символизируют ряды соеди­ ненных друг с другом треугольников.

Группировка мотивов меняется с одной фазы на другую. Амратская керамика пред­ ставляет сложные, умело скомпонованные сцены; герзейский декор расположен бес­ порядочно со всех сторон главных мотивов, которые занимают самое большое место.

Декоративные элементы герзейского периода распределяются вокруг тем, среди которых лодка16 занимает одно из главных мест, в то время как в амратском репертуа­ ре она редкость. Герзейская ладья чаще всего имеет изогнутую форму с поднятыми кормой и носом (рис. 18b), форма, которой она обязана папирусным лодкам, послу­ жившим для нее основой. Чаще всего в ней есть две центральных каюты, разделенные широким пространством; из кают одна иногда снабжена «штандартом»; некоторые из этих штандартов можно сопоставить со штандартами номов исторической эпохи (Vandier, 1952,340-341). Среди различных мотивов, сопровождающих ладью, нередко можно заметить женские фигуры с руками, поднятыми над головой; чаще всего они независимы от лодки, находятся над нею или под ней, но они могут быть и связаны с нею и иногда находиться на крыше каюты. Эти фигурки исполняют танец; они напо­ минают амратские рельефы, где мы видим те же жесты руками, как и похожие изо­ бражения на декорированных амратских вазах (Kantor, 1944, 117, fig. 6).

Сюжет ладьи мы находим также в амратском периоде: это папирусная барка с каю­ той, как и в герзейскую эпоху, или, реже, лодка с вертикальной кормой или носом (ср. рис. 18а). В амратское время она всегда связана с охотой и рыболовством, особенно на гиппопотама и крокодила, но никогда с танцами, которые показаны отдельно. Здесь мы касаемся фундаментального различия между амратским и герзейским декором. Для амратцев их деятельность разворачивалась отчасти вне долины — в горах, где изо­ биловала всевозможная дичь, и, с другой стороны — вблизи природных ресурсов Нила: диких растений, рыбы и водной фауны. Герзейские вазы, напротив, говорят о деятель­ ности, сосредоточенной вокруг реки с лодками и растительностью, которая ее окайм­ ляет, пальмами или алоэ, или же (что выглядит более правдоподобно) каким-то видом бананового дерева17.

16 Несмотря на статью Ж. Монне-Сале (J. Monnet-Saleh, 1983), не следует возобновлять давно решенный спор (Vandier, 1952, 336-339). Речь идет действительно о ладьях, а не о якобы «храмах на сваях» или «страусиных фермах». См. по последнему вопросу итоговую работу Yakhi, 1985.

17 Традиционно растение, которое чаще всего изображалось на герзейских вазах, считают алоэ (Vandier, 1952, 334-336), хотя иногда предлагали видеть в нем пальму (Butzer, 1976, 13, п. 2, проци­ тировано у Midant-Reynes, 1987, 24, п. 5: она напоминает, что в додинастических могилах были

166

Эти различия в адаптированных сюжетах соответствуют длительной продолжитель­ ности времени, несомненно, многим векам, которые отделяют друг от друга горшеч­ ников этих двух культурных фаз. Амратские сцены охоты и рыбалки — именно те, что можно ожидать от населения, жившего в начале IV тысячелетия до н. э. во время от­ носительно влажной климатической фазы. В герзейский период они естественным образом уступают место сценам, которые разворачиваются только в Долине около 3400 года до н. э., когда вернулась сушь.

Тем не менее родство, объединяющее обе фазы в других областях, прежде всего в области недекорированной керамики, проявляется и в изображении ритуальных танцев. Эти танцы, несмотря на разницу в стиле, показывают те же самые позы и те же жесты.

Гробница с росписями, открытая в 1899 году в Иераконполе, древнейшая гробница с росписью в долине Нила, привлекала внимание как археологов, так и египтологов (см. в числе других: Kantor, 1944, 111-119; Vandier, 1952, I, 561-569). Заметки ее «первооткрывателя» Ф. У. Грина были вновь обнаружены, и в Иераконполе возобно­ вились исследования, так что погребение недавно стало объектом новых работ (CrowfootPayne, 1962 и 1973; Kemp, 1973; Kaiser и Dreyer, 1982; Burleigh, 1983). Ее определение как «гробницы» оспаривалось; предлагали видеть в ней или подземный дом, или

найдены зерна фиников). Фактически, речь идет об энсете, или абиссинском банане (Ensete ventricosum), cp. Bruck-Zoller, 1989.

167

святилище (Brunton, 1932, 272; Kantor, 1944, 112), однако присутствие погребального инвентаря, хотя и сильно разграбленного, как и костей, не позволяют сомневаться в том, что речь идет именно о погребении (Kaiser, 1958, 187-192 и п. 2).

Погребение 100 в Иераконполе прямоугольно; оно ориентировано в общем и целом на юго-восток/северо-запад. Стены из сырых кирпичей были обмазаны слоем стукко из нильского ила, покрытого светлой желтой краской. На этом фоне разворачивались росписи — сегодня уничтоженные, за исключением нескольких фрагментов — роспи­ си, которые не могут не напомнить современные им герзейские вазы.

На этих росписях мы видим прежде всего шесть больших ладей: пять белых обыч­ ной изогнутой формы (ср. рис. 186 выше) и шестую — черную с вертикальным носом (см. рис. 18a); ни на одной из них нет весел, кроме того, что служит рулем. Возможно, художник хотел обозначить, что они стоят на якоре, если судить по черной черте (швар­ товочный трос?), который отходит от края четырех из них. Вокруг ладей со всех сторон изображены животные и люди, сгруппированные в небольшие, очень живые сценки, среди которых можно заметить: человека, который нападает на льва; другого, убива­ ющего трех людей, сидящих перед ним на корточках; пять газелей, попавших в круглую ловушку; человека, который укрощает двух львов; четырех вооруженных людей — кто

спалицей, кто со щитом — которые сражаются два на два; группу из лежащих живот­ ных: трех козерогов и одного орикса, особенно хорошо заметных; двух танцовщиц (?), одетых в длинные белые набедренные повязки, с вытянутыми в стороны руками; охотника и двух собак, которые воюют с каменными баранами; еще один охотник на­ кидывает лассо на дикого быка; наконец, стадо животных (к несчастью, в очень плохом состоянии): здесь и дикий бык, и ориксы, и, судя по всему, дикие ослы.

Если попытаться приписать художнику из Иераконполя желание нарисовать нечто связное (желание, безусловно, чуждое герзейцам IV тысячелетия до н. э.), то можно попытаться увидеть в его работе, несмотря на беспорядочную композицию, изображе­ ние охотничьей экспедиции: ладьи привезли охотников на «место работы» и, стоя на якоре, ждут их возвращения. В ходе охоты члены экспедиции наткнулись на враждеб­ ную группировку или просто стали конкурировать друг с другом и уничтожили врага, откуда и сцены борьбы и истребления пленников — сцены, с другой стороны, менее многочисленные, чем те, что связаны с дикой фауной и ловлей зверей. До начала охо­ ты или в ходе ее исполняются ритуальные танцы, дабы обеспечить успех. Даже если этот анализ слишком соответствует нашей потребности в логике, чтобы быть правдо­ подобным, тем не менее остается признать, что (если вычесть ладьи) охота является преобладающей темой композиции и напоминает росписи амратских ваз, хотя стиль и является, несомненно, герзейским. Этот факт не ускользнул от внимания некоторых египтологов (Baumgartel, 1965, 35-36), откуда и важность даты, к которой относится эта гробница.

Если верить Питри, то декорированная гробница в Иераконполе датируется SD 63 (фаза III по Кайзеру, около 3200 до н. э.); таким образом, она является более поздней, чем классический герзейский период, и отчасти современна ножу из Гебель эль-Арака,

скоторым зачастую ее связывают: нож нередко датируется SD 60 (Vandier, 1952, 533). Недавние исследования чаще всего относят гробницу 100 в Иераконполе к первой по­ ловине герзейского периода (фаза IIb-с по Кайзеру), около 3350 года до н. э. (см. ниже, с. 179 по поводу датировки ножа из Гебель эль-Арака).

168

Это удревнение во времени — по крайней мере на полтора столетия — гробницы в Иераконполе имеет большое значение. Фактически, отчасти на ее росписях основы­ вается тезис о месопотамском влиянии на зарождающуюся фараоновскую цивилизацию, и два элемента, которые в связи с этим чаще всего вспоминают — это, с одной стороны, присутствие в Египте ладей с вертикальным носом, и, с другой стороны, сюжет с чело­ веком, укрощающим двух диких зверей, окружающих его,— и оба этих мотива фигури­ руют в гробнице 100. Если принять их месопотамское происхождение, то следует при­ знать, что это влияние восходит к первой половине, а не концу IV тысячелетия до н. э. Что бы там ни писали раньше, черная ладья с вертикальным носом и каютой со свод­ чатой крышей с росписи в Иераконполе столь же «египетская», как и тип с изогнутым корпусом. Он присутствует в долине Нила уже в амратскую эпоху (Vandier, 1952, 280; Helck, 1971, 7); таким образом, его нельзя приводить как доказательство какого бы то ни было внешнего влияния в Египте18.

Тема, которую зачастую называют «Хозяин зверей», как обычно считается, имеет азиатское происхождение, и, в частности, происходит из Месопотамии, где Египет ее якобы и заимствовал (Vandier, 1952,534, 552 и 562; Kantor, 1944, 122; Id., 1965,10 и fig. 3. 48; Frankfort, 1951, Appendix). Действительно, «Владыка зверей» на рукоятке ножа из Гебель эль-Арака (Vandier, 1952, 535, fig. 358) напоминает азиатского «Гильгамеша» как своей прической, так и одеждой, но на картине из Иераконполя человек, хватающий двух зверей, показан иначе: это египтянин, у него нет прически, нет одежды, за ис­ ключением чехла для половых органов. Ничто не отличает его от других охотников на этой композиции. Итак, следует признать, что египтяне или с начала IV тысячелетия до н. э. заимствовали этот сюжет из Месопотамии и ассимилировали его, и тогда не­ понятно, почему его трактовали «по-азиатски», если можно так сказать, на рукоятке ножа из Гебель эль-Арака; или же что мы просто наблюдаем феномен конвергенции: один и тот же сюжет появился одновременно в Египте и в Азии, и заимствования из одной области в другую не было. Эта последняя гипотеза, как кажется, подтверждает­ ся существованием двух других примеров использования того же мотива в Египте: один из них — на пластинке из слоновой кости из Иераконполя, другой — отметка горшечника на вазе из Накады (Vandier, 1952, 552, fig. 370, р. 551 и ibid., 552, и fig. 360, р. 539); в этих двух случаях так называемый «Владыка зверей» — египтянин19.

Так, после рассмотрения четырех аргументов, выдвинутых в пользу северного, или азиатского, происхождения герзейской культуры: вазы с волнистыми ручками, палицы

18 Хоффман (Hoffman, 1980, 342) справедливо пишет: «Нет никаких оснований считать ладьи с высокой кормой неегипетскими». Это мнение основывается на двух наблюдениях: с одной стороны, оба типа лодок всегда существовали в египетской доистории с самой древней эпохи, и, с другой стороны, мы находим их на наскальных рисунках при реках, впадавших в Нил, как в западной, так и в Восточной пустыне, но никогда — вблизи Красного моря (Hoffman, ibid., 245).

19На пластинке из слоновой кости из Иераконполя «человек, укрощающий зверей, держит двух

фантастических „пантер“ за непомерно вытянутую шею» (Vandier, 1952, 552) — сюжет, который мы находим в историческую эпоху в иероглифическом написании города Кус (Cusae) в Верхнем Египте (Gardiner, AEO, II, 77*), и Вандье весьма справедливо указывает в связи с пластинкой из Иераконполя на магические жезлы Среднего царства, на которых был крылатый грифон — другой сюжет, якобы заимствованный из Месопотамии (Kantor, 1964, 10 и fig. 3, р. 49). Все, видимо, происходило так, как если бы некоторые «темы», похожие на месопотамские, фактически появлялись в египетском репер­ туаре магических изображений и оставались традиционными начиная с до- и протоисторического периода вплоть до Среднего царства и далее.

169

с грушевидным навершием, ладьи с вертикальной кормой, сюжет с героем, покоряющим диких зверей, лишь первый — заимствование некоторых видов ваз из Палестины — кажется действенным; три остальных следует отбросить. Как убедительно сформули­ ровал археолог — специалист по Ближнему Востоку, «не было найдено ни клочка новых данных», которые бы доказывали существование связей между Азией и Египтом

вдодинастический период, хотя наши знания в области археологии Палестины и Иордании — ближайших соседей Египта — значительно возросли в ходе 20 послед­ них лет (Mellaart, 1965, 161). Это убеждение, которое подтверждается для раннего додинастического периода, действительно и для классического герзейского.

По сравнению с редкостью и двусмысленностью доказательств, которые приводят

впользу внешнего происхождения герзейской культуры Верхнего Египта, ее прямая преемственность по отношению к амратской культуре кажется очевидной (см. выше, с. 154-157): та же самая бытовая керамика, те же символические предметы, ритуаль­ ные или магические, палицы, раздвоенные ножи (песешкеф), палетки, гребни и т. п. Только декорированная керамика действительно отличается, и эта разница, как мы уже видели, объясняется эволюцией в условиях жизни, а также тем фактом, что в гер­ зейскую эпоху декорированные вазы стали продуктом специализированных мастерских, которые использовали и передавали одни и те же декоративные или символические сюжеты. В обеих культурах декорированная керамика принадлежит прежде всего

кобласти погребального культа и играет роль, которая намного позже будет принад­ лежать рисункам в мастабах: обеспечить умершему продолжение той деятельности, которую он вел на земле — охоты и рыболовства в амратскую эпоху, жизни в доли­ не — в герзейскую. В этой последней области трудно не заметить параллель между ладейным сюжетом и присутствием моделей барок в погребальном инвентаре арха­ ической эпохи, где, кроме того, настоящие ладьи погребали в то же время вблизи гробниц (Emery, 1961,68 и 131; Saad, 1968, 74-75 и pl. 102-108). Герзейская культура, наследница амратской20, таким образом, развила одну из характерных черт заупокой­ ного культа фараоновской эпохи: дать умершему средство перемещаться по Нилу — как для потребностей повседневной жизни, так и для совершения паломничества

ксвятым местам.

Эта не единственная культурная черта амратского и герзейского периодов, которая предвосхищает фараоновскую цивилизацию. Если, как полагают лингвисты (Trigger, 1983, 11), обитатели долины Нила уже говорили на том же языке, что и «исторические» египтяне, то именно в конце амратского и в ходе герзейского периодов начала выкри­ сталлизовываться, если можно так выразиться, иероглифическая письменность. На амратской вазе фигурирует в виде налепа уже настоящий иероглиф (см. выше, с. 114) и, возможно, в ту же самую эпоху изображение палицы в форме усеченного конуса начинает иметь фонетическое значение, которое оно получит в иероглифической си­ стеме (см. выше, с. 117). Процесс продолжался в герзейскую эпоху; самый характерный пример — это символ бога Мина (Gardiner, Gramm., R. 22 и 23, р. 546), который также встречается в качестве штандарта на ладьях, как и в виде рельефа на герзейских па-

20Наряду с ладьями, изображавшимися на амратских вазах (Vandier, 1952, 278-279), мы также находим в погребальном инвентаре той же самой культурной фазы уменьшенные рельефные модели барок (Krzyżaniak, 123 и pl. 33, nos 13-15, р. 114).

170