Шизофрения от неврологов

Шизофрения - гипотезы, этиология, лечение

История научного изучения шизофрении

Труд человека направлен на освоение мира -- познание законов природы и постижение Бога. Бог не запрещает человеку познание законов человеческой природы, но предупреждает, что ложное знание -- магическое мировосприятие (обскурантизм, мистика) и/или мифотворчество (идеологизация, политизация познания) -- неизбежно ведет к печальному результату: «отвергнувший единого Бога рано или поздно поклонится Его противнику» (Воробьевский Ю. Ю. Путь к Золотым воротам. М., 1997).

Уже, более двух столетий продолжается процесс преобразования психиатрии в четвертую отрасль медицины (первые три -- хирургия и травматология, терапия внутренних болезней, акушерство и гинекология). Поле деятельности неуклонно расширяется и дифференцируется: различные участки этого единого поля уже носят разные названия и представляют нередко взаимоисключающие требования не только к характеру профессиональных знаний врача, но даже и к его личности. Подобно тому, как патология представляет собой философию медицины, психопатология призвана служить философией психиатрической практики. С другой стороны, В. Шульте и Р. Телле отмечают, что для клинической психопатология -- почти то же, что патофизиология для терапии внутренних болезней.

В этом смысле (общая) психопатология является не только отраслью общей патологии (патология мозга как органа разума) -- ветви естественно-биологического цикла «наук о мозге», но и составной частью философско-гуманитарного знания -- общей психологии (расстройство психики как органа личности). Эта двойственность, служившая даже основанием для отрицания самостоятельного существования ее предмета, особенно отразилась на судьбе учения о шизофрении.

Прежде всего, история учения о шизофрении сложна и противоречива, поскольку в ней отражаются этапы становления и все слабые места современной компромиссной парадигмы предмета психиатрии, как она следует из МКБ-10 -- «био-психо-социальной модели» психической патологии. Переломным моментом в развитии шизофренологии следует считать 1911 год, когда Э. Блейлер невольно создал условия для отождествления современного ему нозологического представления о ens morbi френиатрии явлениями шизофрении, процессуального раскола (расщепления) единства мысли, чувства и влечения.

Мировая психиатрия, затратившая колоссальные усилия на разрешение этого псевдо парадокса (пик усилий приходится на 1925--1927 гг.), позже (к 60-м годам XX в.), по существу, смирилась с его существованием и до настоящего времени не определилась с его судьбой. Сомневающаяся в достаточности принципа нозологии в клинической психиатрии, тем не менее сохраняет семиотическую самостоятельность шизофрении, хотя и сузила круг опорно-диагностических критериев до рамок клинической картины ядерной группы, т. е. фактически вернулась к клинико-нозологической концепции «dementia ргаесох» Э. Крепелина (правильнее сказать, первичного юношеского слабоумия, по С. А. Суханову). Таким образом, мировая психиатрия, по существу, признала аллегорическую природу термина «шизофрения»

Действительно, в современном мире чрезвычайных ситуаций, виртуальной реальности и компьютерных технологи диагностическое суждение, основанное на критерии умозрительной массивности и/или систематичности явлений раскола (расщепления) представляет собой не более чем профессиональное заклинание.

Между тем, клиническая реальность первичного юношеского слабоумия - тяжелых, терапевтически резистентных, хронических болезней молодого возраста диктует необходимость продолжения усилий по разрешению проблемы их этиопатогенеза. Однако это возможно только на базе принципиального пересмотра обще патологической основы суждений о природе и сущности шизофрении.

История научной шизофренологи насчитывает около 150 лет и для отечественных психиатров связана, прежде всего, с именами Э. Крепелина и Э. Блейлера, хотя клиническое отграничение отдельных ее форм имеет истоки в работах В. Гризингера и Ж. Гислена. Нозологическая концепция ядерных форм шизофрении, эвфемизм форм первичного юношеского слабоумия, до сего времени остается незыблемой, подобно представлениям о природе и сущности ныне почти забытого грозного заболевания-- прогрессивного паралича или так называемого полиневритического психоза С. С. Корсакова, это несмотря на практическое отсутствие общепринятых и достоверных данных об этиопатогенеза шизофрении.

Известно, что первичная концептуализация предмета современной научной психиатрии происходила лишь в нескольких государствах (Франция, Германия, Италия, Великобритания, немного позже -- Австро-Венгрия и Россия) и объективно связана с именами лишь нескольких десятков авторов -- пионеров психиатрии. Тенденция опираться на суждения этого узкого круга авторов также сыграла свою негативную роль в «застое» психиатрической мысли в России: к тому же обращение к первоисточникам показывает, что авторы их нередко высказывали точки зрения, существенно отличающиеся от тех, которые им приписывались впоследствии.

Концепция парциальной не критичности при психопатическом (личностном) слабоумии сыграла в истории советской психиатрии весьма негативную роль. В настоящее время термин «психопатическое слабоумие» используется лишь как литературная метафора, МКБ-10 отвергла категорию «психопатий».

Следует отметить, что концепция парциальной не критичности при психо-патаческом (личностном) слабоумии в сознании психиатров совпала с ошибочный точкой зрения Э. Елейлера на детериорацию («ухудшение человека») при шизофрении. В результате категория гуманистической психологии - Persona (человек, лицо) невольно оказалась в самом центре проблемы «репрессивной психиатрии». В настоящее время это исходное определение предмета гуманистической психологии пересмотрено; концепция «персональной идентичности (Identity)» позволяет объективно исследовать два психопатологических аспекта проблемы человека -- кризис самоопределения Identity Crisis и множественное расстройство личности, МРД (см. часть вторую).

Столь бурный прогресс поначалу весьма спорной медицинской модели нарушений умственной деятельности, поведения и психического развития человека следует в значительной мере связать с выдающимся вкладом ряда деятелей (пионеров, по выражению А. Эя, мировой психиатрии) в развитие достоверного знания о предмете психиатрической науки. Этот интеллектуальный вклад имеет тройственный характер:

а) приоритет в области формулирования концептуальных идей и гипотез о предмете научной психиатрии,

б) приоритет в области клинического и этиопатогенетического описания психопатологических явлений и форм психических расстройств,

в) заслуги в области организации психиатрической помощи и распространении психиатрического знания. Круг пионеров мировой психиатрии весьма узок. А. Эй включил в него лишь одного русского психиатра -- С. С. Корсакова, в то время как Р. Дж. Кемпбелл в «Психиатрическом словаре» называет имена В. X. Кандинского, В. М. Бехтерева, С. С. Корсакова, И. Г. Россолимо, И. П. Павлова. А В. М. Блейхер.

Современное состояние психиатрического знания характеризуется все возрастающей тенденцией к синтезу двух концепций предмета психиатрии -- психоневрологической и психофилософской, в духе прагматической антропологии И. Канта («клинические формы умопомешательства суть душевные расстройства, болезни, следствие страстей и греха, т. е. отказа от Бога»; концепция связана с именами И. Хайнрота, Ж. Гислена, 3. Фрейда, Э. Кречмера).

Следует определенно признать, что современное знание истории российской психиатрии необъективно; оно есть следствие систематического, на протяжение целого ряда десятилетий советского периода, замалчивания всего, что относилось к психофилософской концепции предмета психиатрии. Годы НЭПа стали в СССР периодом бурного расцвета наук антропологического цикла; от их внедрения в практику тотальных социальных преобразований молодое Советское государство ожидало немедленного успеха в реализации мессианской идеи создания «нового человека», прежде всего, в области воспитания ребенка (психоанализ, педология) и перевоспитания преступника (криминальная психопатология, пенитенциарная психиатрия).

Психоанализ в Советской России стал бурно развиваться в начале 20-х годов. По данным Жана Марти, в начале 1921 года в Москве была создана «Психоаналитическая ассоциация исследований художественного творчества» (позднее -- Русская психоаналитическая ассоциация, Русский психоаналитический союз). Превоначально в ее состав входили три врача -- профессора Ермаков, Бернштейн и Вульф, два профессора эстетики -- Сидоров и Габричевский, профессор философии Ильин, профессор математики Отто Шмидт (личность восьмого члена ассоциации не установлена). Президентом ассоциации стал профессор И. Д. Ермаков. По сведениям А. И. Белкина, в мае 1921 года был учрежден «Детский дом-лаборатория по изучению детского возраста» (позднее -- Психоаналитический институт-лаборатория «Международная солидарность», затем -- Научно-исследовательский государственный психоаналитический институт при Главнауке Наркомпроса), также под руководством профессора И. Д. Ермакова.

Однако процветание русского психоанализа оказалось недолгим: уже в августе 1925 г. Совет народных комиссаров принял решение о ликвидации Научно-исследовательского Государственного психоаналитического института как самостоятельного учреждения и создании психоаналитического отдела в Государственном институте экспериментальной психологии. Через несколько дней после этого Коллегия ГИЭП предложила психоаналитической секции перейти в секцию психопатологии, поскольку «психоаналитические задачи несовместимы с задачами института, который стремится изучить человеческую психику с точки зрения марксизма, диалектического материализма...»

Свою статью А. И. Белкин и А. В. Литвинов заключают грустной фразой: «Все, не связанное с марксизмом, было нежизнеспособным в России тех лет. И, подобно детскому дому «Международная солидарность», канул в лету Государственный психоаналитический институт, 20-е годы были на излете. Русское психоаналитическое общество, существовавшее уже чисто номинально, вступит в новое десятилетие, чтобы быть окончательно ликвидированным 27 июля 1930 г.»

Более определенно и жестко сказал об этом В. М. Лейбин: «Политическая кампания 30-х годов по очищению марксизма от инакомыслия привела к тому, что психоанализ оказался фактически под запретом».

Представляется, однако, что теоретическая дискуссия между психоаналитиками-педологами и социологами-педагогами (антитеза индивидуализм--коллективизм) была надуманной и служила лишь поводом для событий, развернувшихся в СССР к 30-м годам.

Первая волна запрета на инакомыслие обрушилась на отечественную психиатрическую науку вслед за дискуссией о «марксистской концепции» психопатий, развернувшейся в советской психиатрии после 1929 года. Эта дискуссия подготовила профессиональную почву (иллюзорно-виртуальная, собственно невротическая, защитная конструкция «утрированного клиницизма» как характеристика советской школы научной психиатрии 60-х--80-х годов) для будущей карательно-репрессивной практики неотложной госпитализации и принудительного лечения, отличавшей советскую психиатрию 60-х годов. Первыми жертвами этой волны запрета на свободу познания стали те русские психиатры, чьи уже высказанные кантианские взгляды на закономерности развития свободной и ответственной личности были объективно несопоставимы с мессианским догматическим бредом полуграмотных адептов безумной идеи создания «нового советского человека» и, тем более, с бесчеловечной практикой воплощения этого бреда в жизнь путем восстановления опричной империи; изломанные судьбы, забвение имен многих деятелей русской психиатрии, замалчивание их взглядов и трудов, запрет на продолжение антропологических исследований стали уделом этих выдающихся людей.

Теоретики воспитания «нового человека, активного участника социалистического производственного коллектива» полностью отказались от услуг психоанализа. Психоаналитическая доктрина была объявлена идеалистической и подвергнута грубой и враждебной критике, психоаналитический метод был в Советской России исключен из научного оборота.

Общественная практика тех лет потребовала от психиатров отказаться от дальнейшего развития психоаналитической концепции мягкой шизофрении в пользу разработки психоневрологической гипотезы ядерной шизофрении как синонима дистрофической (абиотической) ареактивной энцефалопатии. Однако приведенная формула уже содержала в себе признаки не только исходного логического псевдо-парадокса «длинный товарный поезд», но и стигмы метафорической деформации.

После Великой Отечественной войны (особенно, после смерти И. В. Сталина) глубинная интерперсональная деструктавность коммунистического мифа стала во все возрастающей степени проявляться запретом на свободы личности и инициативу общественного развития, наконец, в годы застоя сам коммунистический миф постепенно начал приобретать все более и более абсурдные черты.

Область гуманитарно-биологического (концептуально-антропологического) знания испытала на себе все катаклизмы того времени -- от смертельной угрозы идеологического запрета времен сталинской тирании до беспредметной схоластики диспута 70-х годов о «соотношении социального и биологического в личности человека». В 80-е годы очевидной стала историческая несостоятельность марксистской методологии.

Одним из драматических (временами -- трагических) аспектов идеологии казарменного социализма в послевоенном СССР стала мифологизированная концепция семиотической (нозологической) шизофрении, позднее позволившая деградирующему тоталитарному государству поставить психиатрию на службу своей социально-репрессивной политике (речь идет о борьбе с «инакомыслием», пик которой пришелся на 60-е годы).

Однако и для людей действительно психически больных эта концепция была жестокой мачехой -- госпитализм, десоциализация и токсико-органические побочные эффекты терапии, основанной на представлении, что «психически заболевший человек перестает быть полноценным членом общества», создали в общественном сознании образ репрессивно-карательной психиатрии.

Не исключено, что именно М. О. Гуревич одним из первых сформулировал основы будущей мифологизированной концепции семиотической шизофрении в Советской психиатрии.

В 1989 г. вышел в свет учебник психиатрии, написанный в соавторстве зав. кафедрой психиатрии 1 ММИ им. И. М. Сеченова Н. М. Жариковым и профессорами кафедры Л. Г. Урсовой и Д. Ф. Хритининым.

В предисловии авторы отметили: «Изложение современных концепций и синдром образования способствует формированию мировоззрения будущего врача в духе марксистско-ленинской идеологии».

Долгие десятилетия (1961--1993 гг.) отечественная клиническая психиатрия несла на себе клеймо неоправданной репрессивности. Впрочем, то же самое, хотя и в меньшей степени, может быть отнесено к психиатрической практике 50-х годов в США (вспомним фильм «Пролетая над гнездом кукушки»).

М. О. Гуревич в свое время (1949 г.) отметил, что: «гарантией против незаконного помещения в психиатрические больницы является у нас ст. 184 Уголовного кодеска, которая налагает наказание за помещение в больницу для душевнобольных здорового человека из корыстных или иных личных целей. В случаях каких-либо сомнений мажет быть назначено освидетельствование больного при здраво отделе с участием специалистов». Однако позднее бурный прогресс психофармакологии революционизировал психиатрическую помощь; при этом резко увеличилась значимость правовой коллизии, при которой право человека на неотложную специализированную медицинскую помощь объективно вступает в противоречие с другими его правами.

Представляется необходимым особо отметить, что лишь во время второй волны гонений на инакомыслие в науке (40-е--50-е годы) начал проявляться высокомерный, оскорбительный и безапелляционный характер суждений полуграмотных медицинских работников, постепенно приходивших на смену высокообразованным и высококвалифицированным специалистам дореволюционной русской психиатрической школы.

Фактически эта кадровая политика была направлена на привлечение верхушки психиатрической общественности в ряды опричнины. Карательная практика судебной психиатрии и неоправданная репрессивность клинической психиатрии в СССР 60-х годов была непосредственно связана с Эго-мифизированным, интерперсонально-деструктивным характером взаимоотношений «врач--пациент», когда в обязанности врача вменялось выявление незаметно текущего душевного заболевания, надзор и обязательное стационирование подобных больных.

Поле деятельности современной клинической психиатрии, согласно МКБ-10, простирается от редукционистской, выдержанной в психоневрологической традиции метафоры нейро-биолога С. Роуза: «Энграммы -- след памяти в мозгу», до художественно-литературной, следующей психофилософской традиции, метафоры психоаналитика С. Жижека: «Каскад моих идеальных эго... напоминает строение луковицы: в середке пусто, а субъект и является самой этой «пустотой».

Современная «био-психо-социальная» модель расстройств умственной (mental) деятельности, поведения и развития, базирующаяся на представлениях об эквипотенциальности и эквифинальности общепатологических процессов, позволяет, наконец, предпринять поиск собственного предмета (общей) психопатологии -- природы и сущности психопатологических явлении (то есть сосредоточить внимание на патофизиологическом аспекте проблемы).

Общая психопатология в своем современном состоянии явно не охватывает в теоретическом отношении проблему шизофрении; более того, эмпирические и феноменологические (формализованные) критерии диагностики МКБ-10 по прежнему склонны отождествлять представление о шизофреническом процессе с клиническими картинами терапевтически резистентных психозов (в том числе на фоне первичного слабоумия).

Принято считать, что феноменологический диагноз шизофрении -- «заболевания, протекающего с психотическими симптомами, которые значительно нарушают поведение больного, изменяют его мьшшение, эмоциональные реакции, восприятие окружающего...», основывается на результатах наблюдения за пациентом и описания им собственных ощущений и переживаний. Критерии же подобной клинической диагностики шизофрении сформулированы корифеями мировой психиатрии Э. Крепелиным, Э. Блейлером и К. Шнайдером.

Таким образом, в современной психиатрической терминологии есть три категории, характеризующие «душевное качество»:

-- психическая слабость: понятие, согласно гипотезе В. Гризингера, относится, прежде всего, к галлюцинаторно-бредовым расстройствам;

-- слабоумие (feeblemindedness, deterioration): понятие по современным представлениям относится к личностным формам интеллектуальной недостаточности;

--деменция: понятие принято относить к формам мнестико-интеллектуального снижения на почве органического поражения головного мозга.

Двойственность в определении, содержания этого понятия может быть связана непосредственно с неправильным прочтением гипотезы Э. Елейлера: клиническое разграничение органических форм мнестико-интеллектуального снижения (деменции) и личностных форм интеллектуальной недостаточности (Beoedsinn) служит объективной помехой процессу слияния психоневрологического и психо-филосовского направлений в изучении предмета психиатрии.

Их длительная работа создает вторую личность. Вторая личность, в силу механических резонов, имеет собственные тенденции. Первая личность вмешивается в психоз бессознательно, снабжая его некоторыми тенденциями и аффективными агрегатами, и сознательно, завершая систематизацию... Личностные идео-аффективные комплексы, актуальные или прежние, фигурируют лишь как включения в неврологический процесс.

Представление о механизмах психической защиты (Эго-защиты) сформулировано впервые 3. Фрейдом в его работе «Abwehr-Neuropsychose, Психоневроз защиты», опубликованной в 1894 г. В современной научной психиатрии концепция Эго-защиты общепризнанна и составляет ядро психоаналитического учения о невротическом процессе (в контексте очерков имеются в виду культурно-динамическая теория неврозов К. Хорни и Ф. Салливана, а также концепция адаптационной психодинамики Ш. Радо. Психическая защита (Эго-защита) понимается здесь как «ментальный механизм или динамический атрибут психики (mind), охраняющий личность от опасности, исходящей от ее собственных импульсов или аффектов».

Среди проявлений шизофренических состояний одним из наиболее характерных является кататония (явления каталепсии, негативизма, патетичности). В то лее время, наряду со специфической обездвиженностью, расстроена вся органовегетативная система: сосуды спазмированы, ЭКГ расстроена, отсутствует возбудимость лабиринта, спазмирован пищеварительный тракт, редуцирована амплитуда дыхания, отмечается гиперсаливация и т. д.... Все это сопровождается изменениями мимики: исчезает «огонь в глазах», пустеет лицо, иногда имеется асимметричная контрактура мышц лица, застывшего в каком-то псевдо выразительном движении. Таким образом, при кататонии избирательно приостанавливается спонтанная психическая инициатива..., спонтанного запуска: если запуск производится извне, всякая автоматическая психомоторная активность функционирует совершенно.

Исследования на животных показали ряд закономерностей:

1. Закон филогенетической серии. Исследования показали отсутствие экспериментальной кататонии у животных, лишенных неокортекса. Низшие позвоночные, характеризуются двигательной способностью, колеблющейся между акинезией и импульсивностью... т. е. изучать следует проблему психомоторной инициативы, тонкой спонтанной двигательной способности, усвоенной в филогенетической серии.

2. Исследование гаммы доз. Закон стадий. В общем, малые дозы бульбокапнина дают сон, средние дозы -- каталепсию, большие -- эпилепсию и даже децеребрационную ригидность. Промежуточные между средними и большими дозами могут давать гиперкинезы.

3. Закон диффузии токсичности психотропного действия. Вопрос состоит в том, как бульбокапнин вызывает кататонию - локальным действием или диффузией токсичности... Интенсивность экспериментальной кататонии.

4. Закон сосудисто-психической корреляции и психосоматические расстройства. Л. Рохас обнаружил, что бульбокапнин действует сначала на сосуды мозга и лишь после этого повреждаются сами мозговые клетки.

5. Расстройства мимики и коммуникации при кататонии у человека и при экспериментальной кататонии у животных. С самого начала приступа у человека отмечался «угасший взгляд», диссоциация движений лица. У кошки обнаруживался «угасший взгляд», аутизм, безжизненный вид.

6. Кататоногенные психотропные вещества и рождение химической концепции психозов. Дискуссия по поводу таких веществ особенно затрагивает аспект их содержания в организме с точки зрения токсической этиологии шизофрении...

7. Психо-циркуляторный параллелизм. Общее изучение кататонии показывает удивительный параллелизм между сосудистой системой и ментальными расстройств-ми у животных при экспериментальной психопатологии и в клинике психических расстройств человека.

8. Действие дериватов индола: серотонина, триптамина, бета-ИУК и индола. Эффекты энзимов и ингибиторов моноаминооксидазы позволяют сформулировать теорию особого действия серии веществ, имеющих индоальный радикал или из которых может сформироваться индольное ядро».

Современное состояние концептуального знания о медицинской модели расстройств умственной деятельности, поведения и развития человека характеризуется двумя специфическими для научной психиатрии особенностями.

Во-первых, признается двойственность предмета психиатрии. Дихотомия предмета психиатрии связана с конкурентными представлениями о мозге как органе разума и психике как органе личности. Первое из них (мозг как орган разума) предполагает, что в основе расстройства умственной деятельности лежит органическое поражение головного мозга; это область биологического (объективного) знания, твердо опирающегося на формулу Ч. Шеррингтона: «Все функциональное -- непознанное органическое».

Во-вторых, эта последняя, собственно психиатрическая (имеющая основой психо-философскую традицию исторического развития) сторона предмета, формулируется почти исключительно метафорами и аллегориями. Во всей современной научной психиатрии подобное определение одной аллегории через другую аллегорию осталось только в области шизофренологии.

Более того, аллегоричность термина «шизофрения» дает основания для сомнений в его содержательности. Недаром многие современные исследователи склонны рассматривать диагностику шизофрении как профессиональное заклинание. Можно говорить о наличии в современной научной психиатрии двух концептуальных доктрин для одной и той же сущности: доктрины первичного юношеского слабоумия - нервной болезни, сопряженной с расстройством умственной деятельности и доктрины конституциональной к аутистической трансформации личности. Обе доктрины не нуждаются в использовании термина «шизофрении».

Научно-техническая революция, мировые войны и исторический процесс самоопределения наций в XX веке привели к становлению современного мирового порядка, в основу которого положено представление о правах человека. В рамки этого представления укладывается и направление развития общего учения о душевных болезнях в XX веке -- тенденция к слиянию естественно-научного и психо-философского знания о природе человека в единый антропологический цикл «наук о мозге».

В европейской психиатрии концепция шизофрении никогда не была семиотической. В настоящее время речь идет лишь о метафоре, которая служит констатации сомнительного факта катастрофической психодинамики на почве Эго-слабости неясной этиологии. Представление о подлинно психической болезни после дискуссии 1926г. было отвергнуто. Характерно, что Г. де Клерамбо вообще не включал шизофрению в круг клинических форм психозов на базе ментального автоматизма.

Обсуждение гипотез

шизофрения психический кататония мышление

Термин «шизофрения» буквально значит «раскол яренного разума».

В первой половине XIX века Ж. Гислен, в развитие взглядов Й. Гейнрота и Э. фон Фойхтерслебена на психоз как расстройство единства персоны, предложил классификацию ментальных болезней, основанную на представлении о ведущей роли «чревного разума». В сознании же российских психиатров формула «шизофрения -- психическое заболевание» до настоящего времени противостоит формуле А. Эя -- «шизофрения -- результат эволюции личности» (также, впрочем, не бесспорной) -- и, без всяких на то оснований, определяет представление специалистов о взаимоотношениях клинической реальности и концепции Э. Блейлера. В рамках мифологизированной парадигмы шизофрении процессы формирования при психозах на базе ментального автоматизма вторичной психотической личности отождествлены с процессуальным опустошением личности при первичном юношеском слабоумии, это последнее -- с прямо противоположной ему психодинамикой аутистической трансформации личности в ситуации кризиса самоопределения. Клиника же первичного юношеского слабоумия отождествлена с шизофреническим психозом расщепления и т. п.

Но, к сожалению, ошибочное представление о двойной аллегории «шизофрения -- душевная болезнь» не исчерпывает существа проблемы современной отечественной шизофренаголии; сверх того, мифологизированная концепция шизофрении приобрела в профессиональном обиходе российских психиатров (и в сознании населения!) черты ложного знания -- невротической интерперсональной деструктивности. Наиболее ярко это ложное знание представлено в учебнике «Психиатрия» М. О. Гуревича (1949 г.): «...психически заболевший человек перестает быть полноценным членом общества».