ворот, как человеколюбие царя уже возвращало его. Однажды на константинопольском амфитеатре давал он зрелище звериной травли, — и народ стал кричать, чтобы с диким зверем сразился кто-нибудь из отважных смельчаков. «А вы не знаете, — отвечал он народу, — что мы привыкли смотреть на зрелища человеколюбиво?» — и сказав это, научил народ впоследствии довольствоваться такими зрелищами, в которых нет ничего бесчеловечного. Он был так благочестив, что чтил всех посвященных на служение Богу, особенно же тех, о которых знал, что они более других отличаются набожностью. Говорят, что, по смерти одного хевронского епископа [24], который умер в Константинополе, он отыскал верхнюю его одежду, и несмотря на крайнюю ее ветхость, покрывался ею — в том убеждении, что чрез это позаимствует несколько от святости почившего. В один холодный и ненастный год обычные и установленные зрелища, по просьбе народа, должен был он давать в ипподроме. Случилось, что в то время, как ипподром наполнился народом, холод увеличился и сделалась сильная вьюга. Тогда царь явно обнаружил свое благоговение перед Богом, объявив народу через глашатаев, что гораздо лучше оставить зрелище и всем вместе усердно помолиться Богу, чтобы при наступающей непогоде сохраниться невредимыми. Эти слова еще не вполне были сказаны, как все с величайшей радостью составили в ипподроме молитвенное собрание и начали единогласно воспевать гимны Богу. Тогда весь город соделался одной Церковью, и царь, идя посредине, в простой одежде, управлял поющими. Да он и не обманулся в своей надежде, ибо воздух сделался благорастворенным и, вместо недостатка в пище, Божие человеколюбие даровало всем обилие плодов. Воспламенялась ли когда война, он, по примеру Давида, прибегал к Богу, зная, что Бог распоряжает войнами, и своей молитвой счастливо оканчивал ее. Для примера я расскажу, как он, вскоре после войны с персами, по смерти царя Гонория, в консульство Асклепиодота и Мариана, в пятнадцатый день месяца августа, возложив надежду на Бога, победил тирана Иоанна. Тогдашние события я считаю достопамятными, ибо, что случилось при Моисее с евреями [25], когда они переходили через Чермное море [26], то же было и с его вождями, когда он послал их против тирана. Постараюсь рассказать об этом кратко, а описание великого события, для которого требуется особенное сочинение, предоставляю другим.

ГЛАВА 23

Об Иоанне, который по смерти царя Гонория тиранствовал в Риме, и о том, как Бог, преклоненный молитвами Феодосия, предал его во власть римского войска

Когда царь Гонорий скончался [27], самодержец Феодосий, получив о том сведение, скрывал его и то так, то иначе держал народ в неведении, а между тем тайно послал войско в Салоны, город Далмации, чтобы в случае какого-либо возмущения в западных областях усмирители были недалеко. Распорядившись таким образом, он уже потом объявил о смерти своего дяди. Но в это время первый из царских секретарей [28], Иоанн, не вынесши счастия занимать столь высокий пост, захватил себе царскую власть [29] и послал посольство к самодержцу Феодосию — просить его о принятии себя в цари. Феодосий послов отдал под стражу [30], а против Иоанна выслал [31] военачальника Ардавурия [32], который совершил особенные подвиги в персидскую войну. Ардавурий прибыл в Салоны и, оттуда переплыв в Аквилею, попал, как думали, в несчастие (хотя это несчастие имело последствия весьма счастливые), потому что поднявшийся неблагоприятный ветер предал его в руки тирана. Овладев им, тиран надеялся поставить самодержавца в необходимость — согласиться на свою просьбу и объявить себя царем, если захочет сохранить военачальника. В самом деле, и царь, узнав об этом, и посланный против тирана полководец были в крайнем беспокойстве, как бы Ардавурий не потерпел

от тирана какого-либо зла, а сын Ардавурия, Аспар [33], получив сведение, что тиран держит его отца в плену и что к нему на помощь пришли многие тысячи варваров, не знал что и делать. Тогда-то опять обнаружилась сила молитвы боголюбезного царя, ибо Ангел Божий, в виде пастуха, явился руководителем Аспара и его сопутников, и провел их через болото, лежащее пред Равенной, так как в этом городе жил сам тиран [34] и держал под стражей военачальника. Говорили, что здесь никто и никогда не хаживал, но и этот непроходимый путь Бог сделал тогда удобопроходимым. Итак, прошедши, как по суху, по водам болота и нашедши городские ворота отворенными [35], они овладели тираном. Тут благочестивейший царь снова выразил обычное себе благоговение перед Богом, ибо когда возвестили ему о смерти тирана, что случилось в то время, как даваемо было зрелище в ипподроме, он сказал народу: «Послушайте, оставим лучше удовольствие цирка и отправимся в церковь принести благодарственные молитвы Богу за то, что Его десница потребила тирана». Лишь только это было сказано, зрелище тотчас закрылось и было оставлено, и все через ипподром пошли в Божию церковь, единогласно воспевая вместе с царем благодарственные песни, так что весь город тогда сделался одной Церковью. Пришедши же в церковь, народ провел там целый день.

ГЛАВА 24

О том, что, по умерщвлении тирана Иоанна, царь Феодосий объявил римским царем Валентиниана, сына Констанция и своей тетки Плациды

По умерщвлении тирана [36], самодержавец Феодосий озабочен был тем, кого бы назначить царем западных областей. Был у него двоюродный брат, еще дитя, по имени Валентиниан, происходивший от тетки его Плациды, дочери царя Феодосия Великого и сестры двух августов, Аркадия и Гонория. А отцом своим Валентиниан имел Констанция, которого Гонорий объявил царем и который, поцарствовав вместе с ним недолгое время, вскоре скончался [37]. Этого-то двоюродного брата сделал он кесарем и послал в западные области, поручив попечение о делах матери его Плациде [38]. Между тем и сам он торопился побывать в Италии — с намерением как двоюродного брата объявить царем, так и жителей тех областей лично вразумить своим благоразумием, чтобы они не склонялись на сторону тиранов. Но, прибыв в Фессалоники, он задержан был болезнью, а потому, послав двоюродному брату царский венец с патрицием Илионом, сам возвратился в Константинополь. Но об этом, кажется, довольно.

ГЛАВА 25

О том, как Аттик управлял Церквами, как внес имя Иоанна в церковные диптихи и предузнал свою смерть

При епископе Аттике удивительно как процветали Церкви — частью потому, что он управлял ими благоразумно, а частью и потому, что своими поучениями возбуждал народ к добродетели. Зная о разделении Церкви, поскольку иоанниты собрались вне ее, он приказал поминать в молитвах Иоанна, подобно тому, как делается поминовение и о других усопших епископах, в той надежде, что через это многие возвратятся в Церковь [39]. Аттик был столь щедр, что заботился о бедных не только в своей епархии, но для утешения нуждающихся посылал деньги и в соседние города. Так, он послал триста золотых монет пресвитеру церкви никейской, Каллиопию, при следующем письме:

«Каллиопию Аттик желает здравия о Господе.

Я узнал, что в вашем городе тысячи страждущих от голода нуждаются в милосердии людей благочестивых. Говоря «тысячи», разумею не определенное число, а множество. Но так как от человека, который добрым распорядителем дает щедрою рукою, я получил немного денег, и так как людям случается терпеть нужду для испытания тех, кто имеет достаток, но не даст нуждающимся, то прими, возлюбленный брат, эти триста золотых монет и издержи их, как захочешь. Захочешь же ты раздать их, конечно, тем, которые стыдятся просить, а не тем, которые во все время своей жизни выставляли для прибыли свое чрево. И когда будешь давать, не обращай внимания на вероисповедание, но имей в виду только одно — напитать алчущих, не разбирая, по нашему ли они мыслят».

Так-то заботился он и о тех бедных людях, которые находились вдали от него. Помимо того, Аттик старался и об искоренении суеверий. Узнав, что христиане, ради празднования иудейской пасхи отделившиеся от новациан, перенесли тело Савватия с острова Родос, где он скончался в изгнании, и, предав земле, молятся на его могиле, он послал ночью людей с повелением зарыть тело Савватия в другую могилу. После сего те, по обычаю пришедши сюда и нашедши могилу разрытой, перестали чтить ее. Сверх сего, Аттик был изящен и в установлении названий. Так, гавань, находящуюся при устье Понта Эвксинского и с давних пор называемую Фармакеус (составитель лекарств, ядов), назвал он Дгарапейя (служение), чтобы, делая там молитвенные собрания, не означать этого места именем бесславным. А другое предместье Константинополя наименовал он Аргирополисом — по следующей причине. Есть старинные гавань, Хрисополис, лежащая при входе в Боспор. О ней упоминают многие древние писатели — Страбон, Николай Дамаскин и знаменитый по красноречию Ксенофонт [40]. Последний, в шестой книге Кировых походов [41] и в первой о делах греческих [42] говорит, что Алкивиад [43] обнес ее стеною и постановил собирать в ней десятину, то есть что плывущие из Понта должны были оставлять здесь десятую часть груза. Увидев, что место, лежащее против Хрисополиса, приятно и весело, Аттик сказал: «Этому месту прилично называться Аргирополисом» [44], — и по его слову оно с тех пор так и называлось. А когда иные говорили ему, что новациане не должны собираться внутри городов, он отвечал:

«Вы не знаете, сколько они потерпели вместе с нами во время гонений при Констанции и Валенте. Сверх того, новациане служат свидетелями нашей веры, — говорил он, — ибо, давно уже отделившись от Церкви, они не ввели ничего нового по отношению к вере». Находясь однажды в Никее для рукоположения епископа, и увидев тамошнего новацианского епископа Асклепиада, человека уже старого, Аттик спросил его, сколько лет он епископствует, и когда тот отвечал: пятьдесят, — счастливый ты человек, сказал он, что так долго служишь доброму делу. Тому же Асклепиаду заметил он: «Новата я хвалю, а новациан не одобряю». Изумившись при этом замечании, Асклепиад спросил: «Как это говоришь ты, епископ?» «Новата, — отвечал Аттик, — хвалю, потому что он не хотел иметь общения с людьми, принесшими жертву, я и сам то же сделал бы. А новациан не хвалю, потому что они отлучают мирян от общения и за малые грехи». На это Асклепиад отвечал: «Кроме приношения жертв, по Писанию, есть много и других смертных грехов, за которые вы отлучаете только клириков, а мы — и мирян, предоставляя прощение их единому Богу». Аттик предвидел и свою кончину. Отправляясь из Никеи, он сказал тамошнему пресвитеру Каллиопию: «Если хочешь еще видеть меня живым, поспеши прежде поздней осени в Константинополь, если же задержишься, то не застанешь». Сказав это, он не ошибся, ибо скончался в двадцать первый год своего епископства, в десятый день месяца октября, в одиннадцатое консульство Феодосия и в первое Валентиниана [45]. Царь Феодосий, возвратившись из Фессалоник, уже не застал его погребения, ибо Аттик предан был земле за день до прибытия самодержца. Вскоре

после сего, именно, в двадцать третий день того же месяца октября последовало и провозглашение Валентианина [46].

ГЛАВА 26

О Сисинии, который был константинопольским епископом после Аттика

После кончины Аттика происходил великий спор касательно рукоположения епископа, потому что одни хотели того, другие другого, а именно: одни представляли пресвитера Филиппа, другие Прокла, который также был пресвитером [47]. Но весь вообще народ сильно желал видеть епископом Сисиния. Этот Сисиний хотя стоял и на степени пресвитера, но определен был не к какой-либо церкви внутри города, а получил жребий священства в предместии Константинополя, по имени Элея. Предместие Элея лежит против города, и в нем обыкновенно совершается всенародный праздник вознесения Господня. Этого мужа все миряне особенно любили, потому что он славился своею набожностью, а еще более потому, что помогал бедным больше, чем сколько дозволяли ему средства. Итак, желание народа одержало верх, и Сисиний был рукоположен в двадцать восьмой день месяца февраля, в следующее консульство, именно, в двенадцатое Феодосия и второе Августа Валентиниана Младшего [48]. Вследствие этого, пресвитер Филипп, недовольный тем, что ему предпочли другого, в написанной им христианской истории наговорил много в осуждение этого рукоположения, порицая как рукоположенного, так и рукополагавших, а особенно мариан. Он высказал в ней то, чего я не хотел бы предавать письмени, ибо и его-то не одобряю именно за безрассудство, что он осмелился говорить о том письменно. Впрочем, краткое изложение этого дела, думаю, не будет неблаговременно.

ГЛАВА 27

О сидском пресвитере Филиппе

Филипп был родом из Сиды, а Сида — город в Памфилии, откуда происходил и софист Троил, которым Филипп гордился как своим родственником. Когда был он диаконом, то по большей части обращался с епископом Иоанном, любил также заниматься науками и собрал множество всякого рода книг. Филипп много писал, стараясь подражать азиатскому характеру речи. Так, например, он написал сочинение в опровержение книге царя Юлиана и составил христианскую историю, разделив ее на тридцать шесть книг, из которых каждая содержала в себе много томов, так что всех томов доходило почти до тысячи. Притом содержание каждого тома своей обширностью равнялось самому тому. Это-то свое сочинение назвал он не церковной историей, а христианской, и внес в нее много материалов, желая показать, что ему не чужды и философские науки. Так, он часто приводит положения из области и геометрии, и астрономии, и арифметики, и музыки, описывает острова, горы, деревья и другие неважные предметы. Из-за этого его история сделалась сочинением растянутым и потому, думаю, бесполезным для людей как простых, так и образованных, ибо люди простые не в состоянии понимать напыщенную его речь, а образованные осуждают его за повторение одного и того же. Впрочем, пусть каждый судит об этих книгах по-своему; а я говорю одно, — что он смешивает времена истории: упомянув, например, о временах самодержца Феодосия, вслед за тем обращается к