источниковедение Данилевский

дой человеческой деятельности. Развивая данный подход, вполне логично считать, что любое человеческое произведение (созданное целенаправленно и в этом смысле творчески) несет в себе для другого человека сообщение, которое может быть воспринято. Вероятно, именно это объективное свойство произведений (изделий), созданных человеком и воспринимаемых другим человеком, осмысливается и рассматривается литературоведением в широком смысле как «текст». Так, Деррида утверждает: «Для меня текст - безграничен. Это абсолютная тотальность: "нет ничего вне текста". Допустим, этот стол для меня - текст. То, как я воспринимаю этот стол - долингвистическое восприятие, - уже само по себе для меня - текст»58. Таким образом, историк, осмысливающий природу социальной информации, которую он воспринимает через исторический источник, и, с другой стороны, литературовед, исследующий природу информации, воспринимаемой через посредство литературного текста, выходят за пределы узкопрофессиональных исследовательских целей и задач, обращаясь к проблематике эпистемологии гуманитарного познания как такового. С данной точки зрения нынешнее сближение историко-источниковедческого и современного литературоведческого исследовательских подходов представляется весьма перспективным. Поставив вопрос таким образом, можно лучше понять, что историческая наука, и особенно ее источниковедческое (и отчасти историографическое) направление, накопила весьма значительный конкретный опыт общегуманитарного эпистемологического значения. Достаточно вспомнить, например, дискуссии отечественных историков о том, являются ли художественные произведения историческим источником и какую именно информацию несут они, будучи исследованными в этом качестве. На данном направлении междисциплинарных исследований источниковедов и искусствоведов ждут весьма перспективные эпистемологические открытия.

3.Источник как антропологический ориентир гуманитарного знания

При всем различии философского содержания, конкретного наполнения самого понятия «текст» в современном литературоведении и в исторической науке прошлого нельзя, однако, не заметить, что девиз «Нет ничего вне текста» странным образом, при всей своей эпатирующей новизне и своеобразии новой интерпретации, почти буквально воспроизводит любимые историками-позитивистами высказывания типа «Тексты,

го кроме текстов!». Современные гуманитарии после всех филиппик против узости позитивистского догматизма в изучении именно письменных текстов, кажется, готовы признать, что каждый источник - это прежде всего текст, а без него - без кода, без сообщения, без восприятия, каким же может быть гуманитарное познание? В сообществе историков, столь активно отрекавшихся ранее от знаменитой формулы позитивизма, происходит, по-видимому, некоторый поворот к объекту гуманитарного познания, к источнику. Уместно здесь привести свидетельство исследователя развития исторической мысли Ж. Дюби, который отмечал поворот, происшедший в сознании историков. Он прямо называл такой феномен, как «изменение отношения к тому, что мы называем "источником"»... Возникает понимание того, «что полное знание фактов недостижимо, что единственная доступная им реальность заключается в документе, в этом следе, который оставили после себя события прошлого»59. Дюби связывал данную плодотворную тенденцию в настроениях историков влиянием различных факторов, среди которых немалую роль играли успехи археологии. Они давали в распоряжение исследователей совершенно новые реальные объекты - памятники материальной культуры, более полно отражавшие историю повседневности, позволявшие переосмыслить социальную информацию ранее известных письменных источников по истории европейского средневековья.

Ж. Дюби отмечал еще одно свидетельство изменений в научном сообществе историков - активное обновление области так называемых вспомогательных исторических дисциплин, преподаваемых в Школе хартий. «Эта плодотворная тенденция, - писал Дюби, - эта решимость обращаться к необработанному документу как носителю определенной знаковой информации возникла в значительной степени под влиянием успехов семиотики в 70-х годах». Возрождение интереса к историческим дисциплинам, традиционно воспринимаемым как вспомогательные в инструментарии историка, - весьма знаменательный и важный признак изменений, прежде всего в области междисциплинарных взаимодействий гуманитарного знания. Ведь одна из главных эпистемологических проблем познания человека состоит в преодолении традиционного разграничения разных аспектов человеческой жизнедеятельности и творческой деятельности. < >чень трудно выработать такие подходы, которые охватывали бы взаимодействие биологической, материальной, духовной, эколого-географической сторон человеческой природы в их реальном соотношении, в их проявлении - одной через другую. Вместе с тем многоаспектные дисциплины, которые традицион-