Мишель Монтень - Опыты

кому они им обязаны, и присоединяясь к негодующей и выносящей приговортолпе. Подданные государя, не знающего меры в щедротах, теряют меру в своихтребованиях к

нему: они руководствуются не разумом, а примером. И намполагалось бы частенько краснеть за наше бесстыдство; нас оплачивают болеечем справедливо, когда вознаграждают соответственно нашей службе, ибо ужелимы все-таки ничего не должны государю в силу наших естественных обязательствпред ним? Если он покрывает наши расходы, он делает для нас больше, чемнужно; вполне достаточно, если он нам помогает; ну, а если мы получаем отнего сверх наших трат, то очевидно, что это — благодеяние, которого нельзятребовать: ведь в нашем языке слова для обозначения щедрости и свободыобразованы от одного

корня 2809. У нас, однако, повелось совсем по-другому:полученное в счет не идет; любят лишь будущие щедроты. Вот почему, чем болеетощей делается мошна государева из-за его щедрых раздач, тем беднее онстановится и по части друзей.

Как же ему удовлетворить желания своих подданных, если эти желаниявозрастают по мере того, как они выполняются? Кто думает только о том, какбы побольше ухватить для себя, тот не думает об уже ухваченном. Неотъемлемаячерта жадности — неблагодарность. Здесь, пожалуй, уместно вспомнить о том,что некогда сделал Кир; его пример мог бы послужить пробным камнем и длякоролей нашего времени, чтобы выяснить, с пользой или без пользы осыпали онидарами своих приближенных, и они убедятся, что названный властелин раздавалих не в пример удачнее, чем они. А им из-за этого приходится обращаться зазаймами к своим подданным, которых они вовсе не знают и которым причинилискорее зло, чем добро. И в помощи, которую те им оказывают, нет ничегодобровольного, кроме ее названия. А история с Киром заключается в следующем:однажды Крез упрекал его в расточительности и тут же прикинул, какой была быего казна, если бы у того были бережливые руки. Кир пожелал доказать, чтоего щедрость вполне оправданна; разослав во все стороны гонцов к темвельможам своей страны, которых он особенно облагодетельствовал, он попросилих помочь ему, кто сколько сможет, деньгами, так как у него в них большаянужда, и сообщить, на что он может рассчитывать. Когда их письма былидоставлены, выяснилось, что друзья Кира, все как один, сочтя недостаточнымпредложить ему только то, что получили из его рук, добавили к этому крупныесуммы из своих собственных средств и что общая сумма значительно превышаетитог, подведенный Крезом. И тогда Кир сказал: «Я люблю богатства не меньшедругих государей, но распоряжаюсь ими разумнее, чем они. Ты видишь, прикаких ничтожных затратах я собрал с помощью столь многих друзей казнупоистине баснословной ценности и насколько они более верные и надежныеказначеи, нежели люди наемные, ничем мне не обязанные и не питающие ко мнени малейшей любви; вот и получается, что мое добро помещено у них многолучше, чем если бы оно лежало в моих сундуках, навлекая на

меня ненависть,зависть и презрение других государей» 2810.

Римские императоры оправдывали излишества своих общественных пиров ипредставлений тем, что их власть в некоторой мере зависит (по крайней мере,формально) от воли римского народа, с незапамятных пор привыкшего к тому,что его привлекали на свою сторону подобными зрелищами и другими роскошнымиувеселениями. Ввели и закрепили этот обычай частные лица, чтобы ублажатьсограждан и приближенных всем этим великолепием и изобилием, причем делалиэто главным образом за свой собственный счет; но когда им стали подражать вэтом их повелители, дело обернулось совсем по-другому.

2809 …в нашем языке слова для обозначения щедрости и свободы образованыот одного корня. — Щедрость по-французски — liberalité; свобода — liberté.

2810 …что некогда сделал Кир… — Этот рассказ позаимствован Монтенем уКсенофонта: Киропедия, VIII,

2.

Pecuniarum translatio а iustis dominis ad alienos non debet liberalisvideri 2811. Филипп,

узнав о том, что его сынпытается подарками снискать благоволение македонян, отправил ему письмо, вкотором следующим образом попенял ему: «Вот как! Тебе, стало быть, хочется,чтобы твои подданные считали тебя не своим царем, а своим казначеем. Если тыстремишься привлечь к себе благосклонность, привлекай ее благодеяниями

твоихдобродетелей, а не благодеяниями твоего сундука» 2812.

И все же это было великолепно — доставить и посадить на арене множествовзрослых деревьев, раскидистых и зеленых, изображавших огромный тенистыйлес, разбитый с необычайным искусством, и в первый день выпустить в неготысячу страусов, тысячу оленей, тысячу вепрей и тысячу ланей, предоставивнароду охотиться на этих животных и воспользоваться дичиной; назавтраперебить в его присутствии сто крупных львов, сто леопардов и тристамедведей и на третий день заставить биться насмерть триста пар

гладиаторов,как это было устроено императором Пробом 2813 . А что за наслаждение быловидеть этот громадный амфитеатр, снаружи облицованный мрамором и украшенныйизваяниями и статуями, а внутри сверкающий редким по богатству убранством;

Balteus en gemmis, en illita porticus auro; 2814

и со всех сторон этого огромного пустого пространства заполняющие иокружающие его снизу доверху не то шестьдесят, не то восемьдесят рядовсидений, тоже из мрамора, покрытых подушками,

exeat, inquit, Si pudor est, et de pulvino surgat equestri, Cuius res legi non sufficit; 2815

где могло разместиться со всеми удобствами сто тысяч человек, видеть,как сначала при помощи искусных приспособлений расступается самое дноамфитеатра, — где и даются игры, — и на нем образуются глубокие трещины ирасщелины, изображающие пещеры, откуда появлялись дикие звери, назначенные кучастию в представлении; как затем это же место заливают водой и онопревращается в глубокое море, которое бороздят бесчисленные морскиечудовища, по которому плавают и вступают в сражения боевые суда; как послеэтого оттуда спускают воду, арена выравнивается и снова осушается длясражения гладиаторов и как напоследок ее вместо песка посыпают киноварью вросным ладаном, чтобы устроить на ней торжественное пиршество для этогобесконечного сонма людей; и это четвертая и

2811 Раздача другим лицам отнятого у законных владельцев не можетрассматриваться как щедрость (лат.). — Цицерон. Обобязанностях, I, 14.

2812 …привлекай… благодеяниями твоих добродетелей, а не… твоегосундука… — Речь идет о Филиппе Македонском, написавшем письмо своему сыну, юношеАлександру. Источник Монтеня: Цицерон. Об обязанностях, II, 15.

2813 …как это было устроено императором Пробом. — Проб Марк Аврелий —римский император с 276 по 282 г.; убит взбунтовавшимися легионерами.Источник Монтеня: Кринит. О честном и поучительном (De honesta disciplina),XII, 7.

2814 Вот капитель колонны, сверкающая драгоценными камнями, вот портик,сверкающий золотом (лат.). — Кальпурний. Эклоги, VII, 47.

2815 Пусть тот, — сказал он, — кому это не полагается, встанет совсаднической подушки, и, если не потерял совести, освободит ее (лат.). — Ювенал, III, 153–155.

последняя перемена в течениеодного дня 2816;

quoties nos descendentis arenae Vidimus in partes, ruptaque voragine terrae Emersisse feras, et iisdem saepe latebris Aurea cum croceo creverunt arbuta libro. Nec solum nobis silvestria cernere monstra Contigit, aequoreos ego cum certantibus ursis Spectavi vitulos, et equorum nomine dignum,

Sed deforme pecus. 2817

Иногда на той же арене вырастала высокая гора с посаженными на нейплодовыми и всевозможными другими деревьями, из чащи которых на самойвершине изливался ручей, как если б там было начало естественного источника.Иногда тут передвигался взад и вперед большой корабль, который сам собойраскрывался и разверзал свое чрево и, исторгнув из него четыреста илипятьсот диких зверей, назначенных к травле, так же самостоятельно, безчьей-либо помощи, закрывался и исчезал. Иногда снизу, с самого дна арены,начинали бить мощные фонтаны или тоненькие струйки воды, вздымавшиеся высоковверх, чтобы, вознесясь на эту невероятную высоту, рассыпаться таммельчайшими благовонными капельками, освежающими несметную людскую толпу.Чтобы укрыться от палящего солнца или от непогоды, над всем этим огромнымпространством растягивали то навесы из пурпурной ткани с богатою вышивкой,то навесы из шелка того или иного цвета и по своему усмотрению ставили ихили снимали в одно мгновение:

Quamvis non modico caleant spectacula sole,

Vela reducuntur, cum venit Hermogenes. 2818

Сетка, отделявшая амфитеатр от арены, чтобы оградить зрителей от яростивыпущенных на волю зверей, была выткана из чистого золота:

auro quoque torta refulgent Retia. 2819

И если что во всех этих излишествах извинительно, так это вызывавшиевсеобщее восхищение изобретательность и новизна, но отнюдь не издержки наних.

Даже на примере этих суетных и пустых забав мы видим, как много было вте времена умов, ничуть не похожих на современные. Подобное изобилиесоздается природой точно так же, как порою она создает изобилие во всем, чтопорождается ею. Я отнюдь не хочу сказать, что эти умы были наивысшим еедостижением. Мы не идем в одном направлении, мы скорее

2816 …это четвертая и последняя перемена… — Источник Монтеня: ЮстЛипсий. Об амфитеатре, 10.

2817 Сколько раз мы смотрели, как опускаются отдельные части арены, как изоткрывшейся в земле бездны появляются дикие звери и как из тех же недрземных вырастают золотые земляничные деревья с ярко-желтой корою. И намдовелось видеть не только лесных чудовищ, но наблюдал я и борьбу тюленей смедведями и прозываемых морскими конями, но безобразных животных(лат.). —Кальпурний. Эклоги, VII, 64. Монтень цитирует по Юсту Липсию: Об амфитеатре,10.

2818 Хотя театр обжигало палящее солнце, когда пришел Гермоген, навестотчас раздвинули (лат.). —

Марциал, XII, 29, 15–16.

2819 Даже сетка блестит кручеными золотыми нитями (лат.). — Кальпурний. Эклоги,VII, 53–54.

бродим взад и вперед,сворачивая то туда, то сюда. Мы топчем свои собственные следы. Боюсь, чтонаши познания крайне слабы во всех отношениях; мы ничего не видим ни передсобой, ни позади себя; наше познание обнимает очень немногое и видит оченьнемногое, оно крайне ограничено и во времени и в охвате явлений:

Vixere fortes ante Agamemnona

Multi, sed omnes illacrimabiles

Urgentur ignotique longa

Nocte. 2820

Et supera bellum Troianum et funera Troiae

Multi alias alii quoque res cecinere poetae. 2821

И рассказ Солона о том, что ему сообщили египетские жрецы из историидлительного существования их государства и об их способе изучать изапечатлевать истории чужеземных народов, не кажется мне свидетельством,опровергающим только что высказанное мной

мнение 2822. Si interminatam inomnes partes magnitudinem regionum videremus et temporum, in quam seiniiciens animus et intendens ita late longeque peregrinatur, ut nullam oramultimi videat in

qua possit insistere: in hac immensitate infinita visinnumerabilium appareret formarum 2823.

Если бы все дошедшие до нас сведения о минувшем были действительнодостоверными и какой-нибудь человек держал их все в своей голове, то и тогдаэто было бы меньше чем ничто по сравнению с тем, что нам не известно. Дочего же ничтожно даже у людей наиболее любознательных знание того мира,который движется перед нами, пока мы проходим свой жизненный путь! От насускользает во сто раз больше, нежели та малость, которую мы постигаем, и этоотносится не только к отдельным событиям, становящимся порой по воле судьбыпервостепенными и важными по последствиям, но и к положению целых государстви народов. Мы кричим, словно о чуде, о таких изобретениях, как артиллерияили книгопечатание; а между тем другие люди в другом конце света, в Китае,пользовались ими уже за тысячу лет до нас. Если бы мы видели такую же частьнашего мира, какой не видим, мы бы, надо полагать, поняли, насколькобесконечно разнообразие и многоразличие форм. И если взглянуть на сущееглазами природы, то окажется, что на свете нет ничего редкого инеповторимого; оно существует только для нашего знания, которое являетсявесьма ненадежной отправной точкой наших суждений и которое то и деловнушает нам крайне ложное представление о вещах. И подобно тому, как мы нынеприходим к нелепым выводам о дряхлости и близком конце мира, опираясь надоводы, которые извлекаем из картины нашей собственной слабости и нашегособственного упадка,

2820 Жили многие храбрецы и до Агамемнона, но все они, никому не ведомые иникем не оплаканные, скрыты от нас в непроглядном мраке забвения(лат.). — Гораций.Оды, IV, 9. 25–28. Агамемнон — предводитель греков, осаждавших Трою.

2821 До троянской войны и до гибели Трои много других поэтов воспевалидругие подвиги (лат.). — Лукреций, V, 326-327. У Лукреция эти стихи выражают вопрос.

2822 …и рассказ Солона… — Речь идет о рассказе Солона в диалоге Платона«Тимей» 21 а-25 d.

2823 Если бы мы могли созерцать безграничностьпростирающихся во все стороны пространства и времени, к которой устремляясьи направляясь странствует наш дух, не обнаруживая, сколь бы долго этиблуждания ни продолжались, никаких берегов, где бы он мог задержаться; переднами в этой бесконечной безмерности предстало бы бесчисленное множество форм (лат.). —Цицерон. О природе богов, I, 20. Этот отрывок крайне неточно воспроизведенМонтенем.

Iamque adeo affecta est aetas, affectaque tellus; 2824

точно так же к нелепым выводам о его недавнем рождении и его юностипришел и древний поэт, видевший столько мощи и живости в умах своеговремени, щедрых на новшества и изобретения разного рода:

Verum, ut opinor, habet novitatem summa, recensque

Natura est mundi, neque pridem exordia coepit;

Quare etiam quaedam nunc artes expoliuntur,

Nunc etiam augescunt, nunc addita navigiis sunt

Multa. 2825

Наш мир только что отыскал еще один мир (а кто поручится, что этопоследний из его братьев, раз демоны, сивиллы и, наконец, мы сами до сих порне имели понятия о существовании этого нового мира?), мир не меньшийразмерами, не менее плодородный, чем наш, и настолько свежий и в такомнежном возрасте, что его еще обучают азбуке; меньше пятидесяти лет назад онне знал ни букв, ни веса, ни мер, ни одежды, ни злаков, ни виноградной лозы.Он был наг с головы до пят и жил лишь тем, что дарила ему мать-кормилица,попечительная природа. Если мы пришли к правильным выводам о конце нашеговека и не менее правильны выводы цитированного поэта о юности того века, вкоторый он жил, то вновь открытый мир только-только выйдет на свет, когданаш погрузится во тьму. Вселенная впадет в паралич; один из ее членов станетбезжизненным, другой — полным силы. Я очень боюсь, как бы мы не ускорилиупадка и гибели этого юного мира, продавая ему по чрезмерно высокой цене инаши воззрения и наши познания. Это был мир-дитя. И все же нам до сих пор неудалось, всыпав ему порцию розог, подчинить его нашим порядкам, хотя мы ирасполагаем перед ним преимуществом в доблести и природной силе, не удалосьпокорить справедливостью и добротой, не удалось привлечь к себевеликодушием. Большая часть ответов тамошних жителей и их речи во времяпереговоров, которые с ними велись, свидетельствуют о том, что они нискольконе

уступают нам в ясности природного ума и в сообразительности 2826 .Потрясающее великолепие городов Куско и Мехико и среди прочих диковинок садих короля, где все деревья, все плоды и все травы, расположенные так же, какони обычно произрастают в садах, и с соблюдением их натуральной величины,были поразительно искусно выполнены из золота, каковыми были в его приемнойи все животные, которые водились на его землях и в

2824 И настолько обессилен век и истощена земля (лат.). — Лукреций, II, 1150.Монтень незначительно изменяет текст Лукреция.

2825 Но, как я думаю, вселенная еще совсем новая, и мир только-тольковозник, и ранее он не возникал; вот почему некоторые искусства все ещеразвиваются и совершенствуются, и вот почему много улучшений достигнуто вмореплавании (лат.). —Лукреций, V, 330–334.

2826 …они нисколько не уступают нам в ясности… ума и всообразительности. — Следует отметить, что никто из современников Монтеня, писавших ожестокости испанцев-завоевателей, не говорит об этом с такой ясностью иопределенностью, никто не ставит этого вопроса так широко и с такимпониманием проблемы во всех ее аспектах: политическом, религиозном,философском. Монтень видит в угнетаемых туземцах не «меньших братьев»,нуждающихся в покровительстве и защите, а носителей иной культуры, котораяво многом могла бы оплодотворить и обогатить культуру Старого Света. Глава«О каннибалах» (I, XXXI) и настоящая глава «О средствах передвижения» сдостаточной полнотой характеризуют отношение Монтеня к американскимтуземцам, и его протест против чинимых за океаном зверств звучит в них стакой силой, какой достигают наиболее смелые публицисты лишь в XVIII в.Источник Монтеня во всем, что он рассказывает о жителях Нового Света, — нераз упоминавшаяся книга Лопеса де Гомара «Общая история Индий»

(Historiageneral de las Indias, 1553).

водах его морей, и,наконец, красота их изделий из камня, перьев и хлопка, а также произведенияих живописи наглядно показывают, что они нисколько не ниже нас и в ремеслах.Но что касается благочестия, соблюдения законов, доброты, щедрости,честности, искренности, то нам оказалось весьма и весьма кстати, что всегоэтого у нас не в пример меньше, чем у них; из-за этого преимущества переднами они сами себя погубили, продали и предали. Что до смелости и отваги, дотвердости, стойкости, решительности перед лицом страданий, голода, смерти,то я не побоюсь сопоставить находимые мной среди них образцы с наиболеепрославленными образцами античности, все еще бережно хранимыми памятьюнашего мира по эту сторону океана. Но что касается тех, кто подчинил ихсвоей власти, то пусть они примут во внимание хитрости и фиглярство, которыебыли ими использованы для обмана обитателей вновь открытых земель, иестественное изумление этих народов при виде нежданно-негаданно явившихся кним бородатых существ, отличавшихся от них языком, верованиями,телосложением, всем своим обликом, явившихся к тому же из столь отдаленныхмест, что они никогда и представить себе не могли, будто и там могутсуществовать какие-нибудь поселения, и притом верхом на огромных, неведомыхим чудовищах, к ним, не только никогда не видевшим лошади, но и не знавшимникакого иного животного, приученного носить на себе человека или другиетяжести; так вот, повторяю, пусть они примут во внимание их изумление привиде людей, облаченных в блестящую кожу и вооруженных сверкающим и разящиморужием и действующих им против тех, кто, потрясенный таким невиданнымчудом, как зеркало или блестящий нож, отдавал за них целое богатство взолоте и жемчугах, против тех, кто не имел ни знаний, ни средств, чтобыпробивать по своему желанию нашу сталь; добавьте сюда также громы и молниинаших пушек и аркебуз, которые нагнали бы ужас на самого Цезаря, если бы онстолкнулся с ними, так же не имея о них понятия и так же врасплох, как этинароды, и которые были пущены в ход против них, ходящих совсем нагишом, еслине считать, что к этому времени они уже научились ткать кое-что из хлопковойпряжи, и к тому же не располагавших никаким другим вооружением, кроме лука,камней, копьев и деревянных щитов; к тому же народы эти были введены взаблуждение притворным простодушием и дружелюбием белых пришельцев иохвачены любопытством и жаждой увидеть вещи, для них чуждые и неизвестные.Так вот, говорю я, отнимите у победителей все эти благоприятствующие имобстоятельства, и вы лишите их всякой возможности одерживать столько побед.

Наблюдая неукротимый пыл, с каким тысячи мужчин, женщин и детей столькораз выходили и устремлялись навстречу неизбежным опасностям, отстаивая своихбогов и свою свободу; наблюдая их благородную стойкость в претерпеваниивсевозможных бедствий и трудностей и даже смерти, лишь бы не подпастьвладычеству тех, кем они были так бесстыдно обмануты, причем некоторые,будучи захвачены в плен, предпочитали скорее умереть от голода и истощения,чем принять жизнь из рук врага, столь подлым образом добившегося над нимипобеды, я предвижу, что любому, кто пойдет на них при равных условиях — всмысле вооружения, боевой опытности и численности, — придется испытать всете же опасности, которыми, как мы видим, чревата всякая другая война.

Какая жалость, что это столь благородное приобретение не было сделанопри Александре или при древних греках и римлянах и столь великиепреобразования и перемены в судьбе стольких царств и народов не произошлипри тех, кто мог бы бережно смягчить и сгладить все, что тут было дикого, ивместе с тем поддержать и вырастить добрые семена, брошенные здесь самоюприродой, не только привнося в обработку земли и украшение городов искусствоСтарого Света, но также привнося в добродетели туземцев добродетелигреческие и римские! Каким это было бы улучшением и какимусовершенствованием нашей планеты, если бы первые образцы нашего поведенияза океаном вызвали в этих народах восхищение добродетелью и подражание ей иустановили между ними и нами братское единение и взаимопонимание! До чего желегко было бы ей завоевать души столь девственные, столь жадные к восприятиювсего нового, в большинстве

своем с прекраснейшими задатками, вложенными вних природою! Мы же поступили совсем по-иному, воспользовались их неведеньеми неопытностью, чтобы тем легче склонить их к предательствам, роскоши,алчности и ко всякого рода бесчеловечности и жестокости по образу и подобиюнаших собственных нравов. Кто когда-нибудь покупал такою ценой услуги,доставляемые торговлей и обменом товарами? Столько городов разрушено дооснования, столько народов истреблено до последнего человека, столькомиллионов людей перебито беспощадными завоевателями, и богатейшая ипрекраснейшая часть света перевернута вверх дном ради торговли перцем ижемчугом: бессмысленная победа! Никогда честолюбие, никогда гражданскиераспри, толкавшие людей друг на друга, не приводили их к столь непримиримойвражде и не причиняли им столь ужасающих бедствий.

Плывя вдоль побережья в поисках золотых копей и серебряных рудников,несколько испанцев высадились на сушу в области плодородной и приятной.Здесь они представились местным жителям, как это делают обычно, а именно,заявляя, что они люди мирные, прибывшие из дальних стран, посланные поповелению и от имени короля кастильского, самого могущественного государяобитаемой земли, которому папа, наместник бога на земле, отдал во владениевсю Индию, и что если местные жители пожелают стать его данниками, с нимибудут хорошо обращаться. Затем испанцы попросили съестных припасов и золота,якобы необходимого им для некоторых лекарств; они рассказали также о вере вединого бога и говорили об истинности нашей религии, которую советовалипоскорее принять; ко всему этому они присовокупили и кое-какие угрозы.Выслушанный ими ответ был таков: что касается их заявления о том, что онилюди мирные, то, если бы они и впрямь были такими, то выглядели бы совсемпо-другому; что до их короля, то раз он обращается с просьбами, значит онбеден и терпит нужду; что до сделавшего ему этот подарок, то это человек,любящий сеять раздоры, ибо, отдавая третьему лицу то, что ему отнюдь непринадлежит, он вовлекает его в ссоры с давними собственниками; что досъестных припасов, то их они предоставят; золота у них очень мало, и этовещь совсем не ценимая ими, так как она бесполезна и не нужна им для жизни,ибо вся их забота заключается в том, чтобы прожить счастливо и приятно; темне менее все, что пришельцы смогут найти, кроме того, что требуется им самимдля служения их богам, пусть смело забирают с собой; что до единого бога, торечи о нем пришлись им по душе, но они не желают менять религию, посколькуона столь долгое время служила им с такою пользою; ну, а что до угроз, тоугрожать тем, чей характер и чьи средства защиты неведомы, — признакнерассудительности; итак, пусть пришельцы поторопятся очистить их землю, ибоони не привыкли доверять любезности и посулам людей вооруженных и имнеизвестных; в противном случае с ними обойдутся так же, как со всемидругими. И пришельцам показали несколько человеческих голов, объяснив, чтоэто — головы казненных в их городе. Вот образец их якобы детского лепета. Нокак бы там ни было, ни здесь, ни в других местах, где испанцы не находилитого, что искали, их не задержали и на них не напали, какие бы возможности ких истреблению ни представлялись, и свидетели этому — мои каннибалы 2827.

Из двух наиболее могущественных монархов Нового Света, а может быть иСтарого, двух владык над владыками, двух последних государей из многихсвергнутых испанцами с тронов, государь Перу был захвачен ими в плен в одномиз сражений, и за него был назначен настолько несоразмерный выкуп, что дажетрудно поверить, который все же был полностью и честно внесен, и этотгосударь обнаружил в беседах и разговорах прямодушное, снисходительное истойкое мужество и ум ясный и здравый. Однако, получив с него один

миллионтриста двадцать пять тысяч пятьсот золотых безамов 2828, кроме серебра идругих

2827 …свидетели этому — мои каннибалы. — См. I, XXXI.

2828 Безам (точнее безант) — золотая или серебряная монета византийскогочекана, имевшая широкое хождение в Европе на протяжении многих веков послекрестовых походов и в различное время имевшая

вещей, стоивших самое малое столько же, так что после этого испанцыподковали своих лошадей тяжелыми золотыми подковами, победители возымелижелание выяснить, не останавливаясь ни перед какими бесчестными средствами,каковы же оставшиеся у этого государя сокровища, и получить в своераспоряжение все, что ему удалось сохранить. Ради этого против него быловыдвинуто лживое обвинение и собраны лжесвидетельства, якобы уличавшие его втом, что он собирается возмутить свои земли и вырваться на свободу. На этомосновании по справедливому и нелицеприятному приговору тех же самых, ктосостряпал этот поклеп, его присудили к публичному повешению и удавлению,заставив сожжение заживо на костре купить ценою крещения, которое и былосовершено над ним на месте казни. Ужасный, неслыханный случай, но онвытерпел все эти муки, не унизив себя ни выражением лица, ни единым словом,и держался все время с поистине королевским достоинством. По совершении этойказни испанцы, чтобы успокоить оцепеневший от столь небывалой вещи ипотрясенный народ, притворились, будто глубоко скорбят о его смерти, иустроили ему пышные похороны.

Другой государь, король Мексики, после того как долго защищал свойосажденный город и выказал во время этой осады упорство и твердость, какиеедва ли были когда-нибудь выказаны другими государями и другими народами, насвое несчастье живым отдался в руки врагов при условии, что с ним будутобращаться по-королевски (и, пребывая в тюрьме, он не сделал ничего недостойного этого титула); не обнаружив после этой победы всего того золота,которое они сами себе обещали в мечтах, и перерыв и перекопав все на свете,испанцы принялись добывать желательные им сведения при помощи жесточайшихпыток, какие только могли придумать, над томившимися у них узниками. Но,ничего от них не добившись, так как их мужество оказалось сильнее пыток, онивпали в такую ярость, что в нарушение своего слова и международного правапорешили подвергнуть пытке на глазах друг у друга самого короля и одного изего виднейших придворных.

Этот придворный, чувствуя, что ему не устоять перед болью, окруженныйсо всех сторон жаровнями с раскаленным углем, обратил на своего господинаопечаленный взор, как бы прося у него прощения за то, что больше не можеттерпеть. Король, вперив в него надменный и строгий взгляд, чтобы бросить емуупрек в трусости и малодушии, сказал всего несколько слов, произнеся ихжестким и твердым голосом: «А я? или, быть может, я в бане? Или мне легче,чем тебе?» Этот придворный вскоре после этого был сломлен болью и умер тутже на месте. Короля же, наполовину изжаренного, унесли оттуда — не изсострадания (ибо какое сострадание трогало когда-нибудь души людей,способных смотреть, как поджаривается у них на глазах человек, больше того —король, в сомнительной надежде выведать от него, где находится золотая ваза,которую они жаждут присвоить), но потому, что его стойкость все больше ибольше вгоняла в стыд их жестокость. Впоследствии они его все же повесили,так как он предпринял отчаянную попытку с оружием в руках освободиться отдлительного плена и рабства; он умер, как подобает умереть государю со стольвозвышенною душой.

В другой раз они решили сжечь заживо на огромном костре четыресташестьдесят человек — четыреста из простого народа и шестьдесят из наиболеезнатных сановников той области, где это произошло, — самых обыкновенныхвоеннопленных. Мы знаем об этом от самих испанцев, ибо они не толькопризнаются во всех этих зверствах, но и похваляются ими и всячески ихпревозносят. Было ли это свершением правосудия или проявлением религиозногорвения? Разумеется, подобный путь совершенно не совместим со столь священнойцелью и, больше того, уводит от нее в прямо противоположную сторону. Если быони действительно стремились распространить нашу веру, они бы сообразили,что способствует этому не завоевание новых земель, а завоевание душчеловеческих; они бы довольствовались теми убийствами, которые понеобходимости приносит война, и не добавляли к ним истребления всех безразбора, словно перед ними — дикие звери. Они

различную ценность.

уничтожили столько людей,сколько можно было уничтожить огнем и мечом, намеренно сохраняя в живыхтолько тех, кого они хотели превратить в своих жалких рабов для работы нарудниках. В конце концов дело дошло до того, что несколько испанскихвоеначальников, справедливо возмущенных и пришедших в ужас от чинимых иминасилий по повелению

королей Кастилии были преданы смерти в местах, где ониодерживали победы 2829, и почти все другие военачальники подверглисьнемилости и опале. И, воздавая им по заслугам, господь попустил, чтобы этинаграбленные ими сокровища неисчислимой ценности при перевозке былипоглощены океанской пучиной и погибли в междоусобных войнах, в которыхзавоеватели безжалостно истребляли друг друга; и большая часть испанцевполегла в этих заморских землях, так и не вкусив плодов от своих побед.

Что же касается поступлений оттуда, то даже в руках столь бережливого

иблагоразумного государя 2830 , как нынешний, они не отвечают надеждам,которые обольщали его предшественников и основывались на первоначальномизобилии всевозможных богатств, сразу же обнаруженных на этих вновьнайденных землях (ибо, хотя и сейчас из них извлекается достаточно много,все же это так ничтожно по сравнению с тем, чего можно было ожидать).Причина же в том, что народам Нового Света были совершенно неизвестныупотребление и чеканка денег и вследствие этого все их золото собиралосьгде-нибудь в одном месте — ведь оно использовалось лишь для того, чтобывыставляться напоказ, как утварь, наследуемая от отца к сыну на протяжениимногих поколений могущественных государей, опустошавших свои рудникиисключительно с целью накапливать всю эту груду сосудов и статуй дляукрашения дворцов и храмов, тогда как наше золото находится в обращении и вторговле. Мы его расточаем и портим в тысячах изделий, мы его разбрасываем ирассеиваем. Попробуем же представить себе, что получилось бы, если бы и нашикороли так же в течение многих веков занимались накоплением золота, где быони его ни находили, и так же сохраняли его без всякого употребления.

Жители мексиканского королевства были в некоторой мере цивилизованнее иискуснее, чем все остальные народы за океаном. Вот и они, подобно нам,полагали, что вселенная близится к своей гибели, и видели предзнаменованиеэтого в опустошениях, которые мы им принесли. Они верили, что существованиемира подразделяется на пять периодов и это связано с жизнью пятипоследовательно сменявших друг друга солнц, из которых четыре уже прожилисвои сроки, а то, что их освещает, — пятое. Первое погибло вместе со всемсущим при всеобщем потопе; второе — из-за падения на нас неба, раздавившеговсе живое, и этот век они отводят гигантам, чьи кости они показывалииспанцам (исходя из пропорций нашего тела, можно предполагать, что рост этихлюдей достигал двадцати пядей); третье — от огня, охватившего и пожравшеговсе; четвертое — от движения воздуха и от ветра, опрокинувшего даже многиегоры, — на этот раз люди не умерли, а превратились в обезьян (каких тольконелепостей не принимает за истину человеческое легковерие!); после гибелиэтого четвертого солнца мир в течение двадцати пяти лет был погружен внепрерывную тьму, причем на пятнадцатый год были созданы мужчина и женщина,восстановившие род человеческий, а спустя десять лет, в определенный по ихсчету день, появилось вновь сотворенное солнце, и с этого дня они и ведутсвое летосчисление. На третий день по его сотворении умерли древние боги;новые появились позднее, рождаясь каждый день один за другим. Каким образом,по их мнению, погибнет последнее солнце, этого мой автор не выяснил. Нопринятая у них дата гибели четвертого солнца совпадает по времени с темсочетанием небесных светил, которое, как полагают наши астрологи,приблизительно

2829 …несколько испанских военачальников… были преданы смерти… —Монтень имеет в виду Гонсалеса Писарро, осужденного на смерть Педро де лаКаско, которого Карл V отправил в 1548 г. для пресечения произвола,царившего во вновь обретенных испанских колониях; та же участь постигла иобоих Диего Альмагро, отца и сына, в 1538 и 1542 гг.

2830 …столь бережливого и благоразумного государя… — т. е. Филиппа II.

восемьсот лет назад принесло миру великие и многочисленныеновшества и изменения.

Что касается пышности и роскоши, с чего я и начал рассмотрение моегопредмета, то ни Греция, ни Рим, ни Египет не могут сравнить ни одно из своихтворений — ни в смысле полезности, ни в отношении трудности выполнения, ни вблагородстве — с большой дорогой, которую можно увидеть в Перу и которуюпроложили прежние владыки этой страны от города Кито до города Куско (еепротяженность — триста лье), прямою, гладкой, мощеной, огражденной с обеихсторон прекрасными и высокими стенами, с текущими вдоль них с внутреннейстороны двумя никогда не иссякающими ручьями, обсаженными красивымидеревьями, которые на их языке называются «молли».

Где они встречали на своем пути горы и скалы, они пробивали их ивыравнивали, а где им попадались ямы, они закладывали их камнями,скрепленными известью. В начале каждого древнего перегона у них были большиедворцы, где хранились съестные припасы, одежда и оружие как для нуждпутешественников, так и для проходящего войска. Воздавая должное этойработе, я принимаю в расчет трудности ее исполнения, которых в этих местахбыло особенно много. Они строили из камней размером не менее десятиквадратных футов; и у них не было других средств перемещения строительныхматериалов, кроме их собственных рук, и они тащили свои грузы волоком; и небыло у них также способов поднимать тяжести, кроме единственного приема,состоявшего в том, чтобы возле возводимого ими строения по мере еговозрастания насыпать землю, а затем убирать ее прочь.

Коснемся вопроса об их средствах передвижения. Вместо всяких колесниц иповозок они пользовались для своих переездов людьми, которые и носилипутешественников на плечах. Упомянутого выше короля Перу в тот день, когдаон был захвачен испанцами, носили на золотых носилках, и, находясь в гущесражения, он сидел на золотом кресле. По мере того как убивали егоносильщиков, чтобы он упал наземь, — ибо его хотели захватить живым, — ихместо по собственному желанию занимали другие, так что его никак не моглиссадить с кресла, пока один всадник-испанец не схватил его и не опустил наземлю.

Глава VII

О стеснительности высокого положения

Не имея возможности достичь высокого положения, давайте в отместку егоочерним. Впрочем, найти в чем-либо известные недостатки не значит очернить;их можно найти в любой вещи, как бы хороша и вожделенна она ни была, темболее что у высокого положения есть то преимущество, что с ним можно пособственному желанию расстаться, и почти всегда есть возможность выбораболее высокой или более низкой ступени: ведь не со всякой высоты непременнопадаешь, гораздо чаще можно благополучно опуститься. Сдается мне, что мывообще склонны переоценивать высокое положение, равно как и даватьнепомерную оценку решимости тех, кто на наших глазах презрел его, или жеуверяет, что полон к нему презрения, или же добровольно от него отказался.Само по себе оно вовсе не так приятно, чтобы всякий отказ от негорассматривать как чудо.

Я считаю тягостными усилия, необходимые для того, чтобы перенестистрадание, но не усматриваю никакой доблести в удовлетворенности скромнойдолей и в бегстве от величия. По-моему, это добродетель, которой и я, не богвесть кто, достиг без особого напряжения. Что же сказать о тех, кто приметво внимание и славу, сопутствующую такому отказу, с которым может бытьсвязано больше честолюбивых помыслов, чем со стремлением к высокомуположению и с радостью от того, что оно достигнуто? Ведь честолюбие дляудовлетворения своего часто избирает пути обходные и необычные.

Мужеством я вооружаюсь преимущественно для терпения, а не длядостижения каких-либо желаний. Их у меня не меньше, чем у кого-либо другого,и предоставляю я им не меньше свободы и самостоятельности. Однако же мне и вголову не приходило мечтать ни о державе и престоле, ни о величии, котороеобретаешь в столь высоком положении. Я на это не зарюсь, ибо слишком люблюсебя. Если я и стремлюсь к росту, то не в высоту, и