учебник / Канашевский - Внешнеэкономические сделки. Материально-правовое и коллизионное регулирование

ее фактического поступления во владение приобретателя или указанного им лица. Если к моменту заключения договора об отчуждении вещи она уже находится во владении приобретателя, вещь признается переданной ему с этого момента. К передаче вещи приравнивается передача коносамента или иного товарораспорядительного документа на нее.

--------------------------------

<1> См., например: п. "в" ст. 11 Соглашения о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности от 20 марта 1992 г. // Вестник ВАС РФ. 1992. N 1; п. 4 ст. 38 Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г.

Определение момента перехода риска и права собственности моментом "передачи" товара (соответственно, моментом поставки товара) свойственно странам германского права (например, § 929 ГГУ). В большинстве стран романской правовой системы момент перехода риска к покупателю (как и права собственности) связывается с моментом заключения договора купли-продажи (например, ст. ст. 1583, 1585 ФГК). Близкой позиции придерживаются страны общего права, связывающие момент перехода права собственности с моментом доставки товара покупателю (ст. 49 английского Закона о купле-продаже 1979 г., ст. 2-401 ЕТК США).

Из того факта, что коллизионное регулирование в известном смысле "расщепляет" внешнеэкономическую сделку на различные составляющие (обязательства сторон, их праводееспособность, форма и вещные правоотношения), следует, что не могут быть сведены к единому знаменателю и коллизионные вопросы недействительности внешнеэкономической сделки.

Как и всякая гражданско-правовая сделка, внешнеэкономическая сделка может быть признана недействительной по основаниям, установленным применимым к сделке национальным правом. Причем международные соглашения, как правило, не касаются вопросов действительности контрактов. Например, в ст. 4 Венской конвенции 1980 г. прямо зафиксировано, что она не касается вопросов действительности самого договора купли-продажи или каких-либо его положений. Однако вопросы недействительности договоров затрагиваются в некоторых транспортных конвенциях и сводятся главным образом к тому, что всякое положение договора перевозки, отступающее от требований соответствующей конвенции, признается недействительным. Речь идет, таким образом, о возможности признания договора недействительным в случае порока его содержания (противоречия положениям конвенции). Например, согласно ст. 41 ЦМР 1956 г. признается не имеющим силы всякое условие, которым прямо или косвенно допускается отступление от положений данной Конвенции. При этом недействительность такого условия не влечет недействительность других содержащихся в договоре условий.

Учитывая, что применимое право (обязательственный статут) регулирует лишь последствия недействительности договора, правомерно возникает вопрос: на основании какого правопорядка сделка может быть признана недействительной? Очевидно, что право, применимое к признанию сделки недействительной, не может ограничиваться лишь обязательственным статутом, а должно определяться в зависимости от оснований недействительности <1>. В литературе по гражданскому праву все основания для признания сделки недействительной принято делить на четыре категории - совершенные с пороками (1) воли, (2) субъектного состава, (3) формы и (4) содержания. Соответственно указанным основаниям можно выделить несколько коллизионных правил, применяемых для признания внешнеэкономической сделки недействительной в России.

--------------------------------

<1> См.: Бардина М.П. Некоторые аспекты проблемы недействительности внешнеэкономических сделок (отсутствие правоспособности и превышение полномочий) // МЧП: Сборник статей / Под ред. М.М. Богуславского и А.Г. Светланова. С. 70 - 72.

Основания для признания сделки недействительной в связи с пороком воли определяются обязательственным статутом.

Например, в российский арбитражный суд обратилось российское АО с иском к немецкой компании о признании недействительным договора аренды теплохода. Истец указывал на то, что условия договора аренды относительно обязанностей российского АО носят крайне невыгодный характер, что позволяет говорить о кабальном характере данной сделки и ставить вопрос о ее недействительности. При признании сделки недействительной суду необходимо было выбрать право, регулирующее порядок осуществления и прекращения прав и обязанностей сторон. Таковым было признано право ФРГ как право страны наймодателя <1>.

--------------------------------

<1> См.: п. 12 информационного письма Президиума ВАС РФ "Обзор судебно-арбитражной практики разрешения споров по делам с участием иностранных лиц".

81

При применимом российском праве для признания сделки недействительной вследствие порока воли должны использоваться ст. ст. 170, 173, 178, 179 ГК РФ.

Для установления того, имел ли место порок субъектного состава сделки, применяется личный закон, т.е. закон гражданства физического лица (п. 1 ст. 1195 ГК РФ), закон места учреждения юридического лица (п. 1 ст. 1202 ГК РФ). Однако, как замечает М.П. Бардина, условия признания сделки, совершенной с превышением правоспособности либо с превышением предоставленных полномочий, могут определяться и обязательственным статутом <1>. С данным утверждением согласиться нельзя, поскольку правоспособность не определяется обязательственным статутом.

--------------------------------

<1> См.: Бардина М.П. Указ. соч. С. 72.

Порок субъектного состава является наиболее распространенным основанием для признания внешнеэкономической сделки недействительной. Наиболее часто государственные арбитражные суды РФ и коммерческие арбитражи сталкиваются со следующими ситуациями:

а) когда сделка от имени юридического лица заключается неуправомоченным лицом; б) когда имеет место превышение лицом, представляющим интересы какой-либо компании,

предоставленных ему полномочий; в) когда при заключении сделки само юридическое лицо выходит за пределы своей

правоспособности, которая конкретно определяется уставом организации, а в общей форме - личным законом юридического лица.

Как уже отмечалось выше, полномочия лица на представительство интересов организации определяются личным статутом юридического лица, его уставом, а также соответствующими нормами, относящимися к доверенности, выданной представителю. Однако последствия нарушения норм, касающихся представительства, будут определяться исходя из обязательственного статута, т.е. права, подлежащего применению к существу отношений между сторонами по сделке. Таким образом, если применимым материальным правом к контракту является российское, последствия недействительности сделки, выходящей за пределы предоставленных лицу полномочий, будут определяться исходя из ст. 174 ГК РФ.

Что касается признания сделки недействительной вследствие превышения лицом правоспособности, то последствия такого признания будут определяться на основании обязательственного статута (при применимом к сделке российском праве - на основе ст. 173 ГК РФ). Как уже отмечалось, в настоящее время правом на заключение внешнеэкономических сделок по общему правилу обладают все российские юридические лица и предприниматели (ст. 10 ФЗ "Об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности"). Поэтому признание сделки недействительной вследствие выхода за пределы правоспособности юридического лица актуально лишь для тех юридических лиц, правоспособность которых носит специальный характер, в частности для государственных унитарных предприятий, а также в определенной степени для некоммерческих организаций, которые вправе осуществлять внешнеторговую деятельность для достижения уставных целей <1>.

--------------------------------

<1> См.: Бардина М.П. Указ. соч. С. 77 - 78.

Следует также учитывать положение, содержащееся в п. 3 ст. 1202 ГК РФ (ранее - п. 2 ст. 161 Основ), согласно которому юридическое лицо не может ссылаться на ограничение полномочий его органа или представителя на совершение сделки, неизвестное праву страны, в которой орган или представитель юридического лица совершил сделку, за исключением случаев, когда будет доказано, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об указанном ограничении.

Так, согласно учредительным документам одной из фирм контракты, заключаемые от имени фирмы, признаются действительными только в случае, когда они подписаны двумя ее коммерческими директорами совместно. Однако президент фирмы в нарушение положений учредительных документов единолично выдал доверенность от имени фирмы на заключение контракта. МКАС, рассматривавший дело о взыскании задолженности по контракту, отметил, что даже если в учредительных документах фирмы установлены ограничения в полномочиях президента, то при совершении сделок иностранное юридическое лицо не может на них ссылаться, поскольку они неизвестны праву России <1>.

--------------------------------

<1> Дело N 493/1993, решение от 17 ноября 1994 г. См.: Розенберг М.Г. Международный договор и иностранное право. С. 63 - 64.

Недействительность сделки в связи с пороками формы определяется по законодательству России, поскольку форма внешнеэкономических сделок с участием российских лиц, независимо от

82

места совершения этих сделок, подчиняется законодательству России. В судебно-арбитражной практике часто признаются недействительными изменения, которые стороны вносят в контракт не в письменной форме (п. 3 ст. 162 ГК РФ).

При признании сделки недействительной вследствие наличия порока содержания вопрос о применимом праве решается исходя из конкретной ситуации: по общему правилу данные отношения охватываются обязательственным статутом, но при учете императивных норм права страны суда и императивных норм права третьей страны, с которой сделка имеет тесную связь <1>. При применимом российском праве для признания сделки недействительной вследствие пророка ее содержания применяются правила ст. ст. 168 - 169 ГК РФ <2>.

--------------------------------

<1> См.: Бардина М.П. Указ. соч. С. 72.

<2> См., в частности: дело N 408/1995, решение от 10 февраля 1997 г. // Арбитражная практика МКАС за 1996 - 1997 гг. С. 169 - 171.

И.С. Зыкин отмечает, что "возможное и даже неизбежное применение нескольких правопорядков вследствие использования несовпадающих коллизионных привязок по тем или иным основаниям недействительности... должно компенсироваться применением единого статута в отношении последствий признания сделки недействительной". По мнению автора, при признании сделки недействительной по праву иному, чем то, которое регулирует существо обязательства, целесообразно определять последствия недействительности сделки по праву, регулирующему существо обязательства <1>.

--------------------------------

<1> См.: Комментарий к части третьей ГК РФ / Под ред. Т.Е. Абовой и др. С. 392.

Следует также учитывать, что применимое к договору иностранное право может содержать отличные от российского права основания недействительности договора. Например, англоамериканское право в качестве одного из оснований действительности договора содержит правило о встречном удовлетворении (consideration), право Франции и Германии - требование о законном основании договора (cause), которое в определенных аспектах функционально выполняет ту же роль, что и встречное удовлетворение <1>. Последствия отсутствия в договоре необходимых элементов (недействительность договора, признание его незаключенным и т.д.) должны рассматриваться на основе соответствующего применимого иностранного права. Так, согласно французскому праву (ст. 1108 ФГК) отсутствие в договоре основания (cause), т.е. ближайшей правовой цели, или его ложность, или наличие недозволенного основания влечет недействительность договора <2>.

--------------------------------

<1> См.: Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА 1994 г. М., 2003. С.

72.

<2> См.: Гражданское и торговое право зарубежных государств. Т. I. С. 543 (Е.А. Васильев).

Еще один вопрос, связанный с недействительностью внешнеэкономических сделок, связан с тем, что иногда избранное сторонами право приводит к недействительности самого договора. Здесь существуют две полярные позиции. С одной стороны, стороны должны сами отвечать за последствия сделанного ими выбора, в том числе в ситуации, когда избранное право приводит к недействительности договора. С другой стороны, в момент заключения договора и определения применимого права стороны могли и не знать о таких возможных последствиях, во всяком случае, главной их целью было именно заключение договора, а не решение вопросов о применимом к нему праве. Поэтому если избранное сторонами право ведет к недействительности договора, суд должен вновь определить применимое право исходя из коллизионных норм. Первая точка зрения представляется более состоятельной, как соответствующая принципу свободы договора - автономия воли сторон не должна ограничиваться, даже если избранное право сказывается негативно на самом договоре. Кроме того, если в договоре участвуют предприниматели и юридические лица, то в соответствии с общими принципами гражданского права они действуют на свой страх и риск и как профессиональные участники гражданского оборота должны знать о содержании права, которому они подчиняют свой договор, и нести все последствия, связанные с незнанием этого права.

Иначе обстоит дело в ситуациях, когда стороны не выбрали применимое право, а оно было установлено судом или арбитражем и привело в конечном итоге к признанию контракта недействительным. В зарубежной доктрине и практике имеется точка зрения, согласно которой суд не должен избирать применимым право, которое ведет к недействительности контракта. Такое положение закреплено, в частности, во втором американском Restatement <1>. С этой точкой зрения следует согласиться. Действительно, в силу презумпции добросовестности сторон, суд должен определять применимое право так, чтобы принимать во внимание намерение сторон на

83

заключение действительного договора, а не наоборот. Такой подход находит поддержку в решениях международных коммерческих арбитражей. Этому же правилу, очевидно, должны следовать и государственные суды, особенно в тех странах, национальное законодательство которых определяет применимое право на основе принципа наиболее тесной связи, а суды имеют соответствующие дискреционные полномочия. Вместе с тем вполне возможны ситуации, когда связь контракта со страной, право которой считает контракт недействительным, может быть настолько тесной, что именно это право должно быть признано применимым, поскольку могут быть затронуты его важные интересы. В таких случаях суду следует признать контракт недействительным (либо незаключенным) и применить соответствующие последствия.

--------------------------------

<1> Например, в деле "Re Missouri SS Co" (1889) американский истец заключил контракт в Массачусетсе (штат США) с английскими судовладельцами для перевозки скота из Бостона (штат Массачусетс) в Англию. При перевозке скоту был причинен вред вследствие небрежности экипажа. После предъявления иска в английский суд ответчик ссылался на оговорку контракта об освобождении от ответственности в таких случаях. Согласно праву штата Массачусетс такая оговорка об освобождении от ответственности была недействительной, но она была действительной по английскому праву. В суде было установлено, что применимым правом является английское право, поскольку стороны должны были намереваться подчинить положения своего контракта (включая оговорку об освобождении от ответственности) тому праву, согласно которому контракт должен считаться действительным. См.: Jaffey A. Op. cit. P. 136 - 137.

За нарушение договорных обязательств, выразившееся в их неисполнении либо ненадлежащем исполнении, сторона внешнеэкономической сделки может быть привлечена к гражданско-правовой ответственности. При этом гражданско-правовая ответственность выражается в возложении на правонарушителя дополнительного обременения. В этом состоит принципиальное отличие гражданско-правовой ответственности от мер, понуждающих должника к надлежащему исполнению обязательства (устранение недостатков в товаре, замена товаров и т.д.), и мер оперативного воздействия (отказ от товара, отказ от договора), которые не вызывают для нарушителя определенных отрицательных последствий <1>. Нормативной основой для привлечения к ответственности служат положения национального законодательства и международных соглашений. Так, гл. 25 ГК РФ среди разновидностей гражданско-правовой ответственности выделяет возмещение убытков, уплату неустойки, взыскание процентов по денежным обязательствам.

--------------------------------

<1> См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга первая. С. 614 - 619.

В связи с коллизионным регулированием вопросов ответственности по внешнеэкономическим сделкам необходимо отметить следующие три обстоятельства.

Во-первых, нормы о гражданско-правовой ответственности сторон содержатся в применимом национальном законодательстве, так как входят в обязательственный статут сделки (ст. 1215 ГК РФ). Диспозитивные нормы национального законодательства позволяют сторонам договора формулировать положения об ответственности, отличающиеся от предусмотренных гражданским законодательством (понижать или повышать размер ответственности, устанавливать дополнительные основания ответственности и т.п.). При этом должны соблюдаться обязательные к исполнению требования национального законодательства, например, о соотношении убытков и неустойки, соблюдении принципа добросовестности, недопущении злоупотребления правом. Российский суд может отказаться применять положения иностранного закона, если его постановления об ответственности противоречат российскому публичному порядку (см. далее).

Во-вторых, пределы ответственности лица по своим долгам определяются его личным законом. Отсюда вопросы о том, несет ли иностранная организация ответственность по своим долгам всем свои имуществом или его частью, несут ли ответственность учредители (участники) юридического лица, должны ли привлекаться к субсидиарной ответственности другие субъекты и т.д., должны обсуждаться на основании законодательства того государства, в котором зарегистрирована организация. Ответственность государства и его органов по своим долгам определяется законами этого государства, ответственность международной организации - ее уставом, дополнительными международными соглашениями с государством пребывания, а также внутренними правилами, которые, как правило, имеют приоритет перед национальным законодательством (см. § 2 гл. V).

В-третьих, нормы об ответственности содержатся также в международных соглашениях. Причем согласно одним конвенциям в силу их общей диспозитивности (например, конвенции о купле-продаже, лизинге) стороны могут изменить любое их положение, в том числе касающееся ответственности, тогда как нормы других соглашений в отношении ответственности (например, транспортных конвенций) императивны и не допускают договорного усмотрения сторон.

84

В большинстве случаев избранное сторонами применимое право является для одной из сторон иностранным. Для того чтобы исключить возможные негативные последствия его применения в области ответственности, во внешнеэкономический контракт зачастую включаются ограничительные оговорки, нацеленные на то, чтобы исключить применение тех положений применимого права об ответственности, которые могут оказаться неожиданными и вследствие этого неприемлемыми для стороны, не знакомой с особенностями соответствующего применимого права.

Такие ограничительные оговорки об ответственности (за рубежом они именуются handcuffs clauses, дословно - оговорки о наручниках) направлены на исключение применения положений применимого права об ответственности к отношениям сторон по данному контракту. Контракт, таким образом, видится единственным источником, регулирующим отношения сторон в области ответственности. Л. Ди-Мацо приводит пример такой оговорки: "Положения об ответственности, предусмотренные в настоящем договоре, являются исключительными и не позволяют сторонам искать иные средства правовой защиты своих прав согласно применимому праву, но не предусмотренных настоящим договором" <1>.

--------------------------------

<1> DiMattco L.A. The Law of International Contracting. Kluwer Law International, The Hague, 2000. P. 61.

Понятно, что такого рода ограничительные оговорки могут быть отвергнуты судом, поскольку они ограничивают сферу действия обязательственного статута. По справедливому утверждению О. Сандрок, "ограничительные оговорки являются недействительными в той степени, в которой они ограничивают стороны в осуществлении тех их прав, которыми они обладают согласно императивным нормам применимого к контракту права" <1>. Нельзя, однако, согласиться с мнением Л. Ди-Мацо о том, что ограничительные оговорки "по существу нацелены на предотвращение действия оговорки о применимом праве" <2>. С нашей точки зрения, ограничительные оговорки не влияют на выбор применимого права, не воздействуют на него. По существу, вопрос об их действительности относится к проблеме соотношения положений контракта об ответственности с применимым правом. Иными словами, применительно к законодательству России - это вопрос не коллизионного права (ст. ст. 1210, 1211, 1215 ГК РФ и др.), а материального гражданского права (ст. ст. 421, 422 ГК РФ и др.).

--------------------------------

<1> Sandrock O. Handcuffs Clauses in International Commercial Contracts // The International Lawyer. 1997. N 31. P. 1116.

<2> DiMattco L.A. Op. cit. P. 61.

К ограничительным оговоркам об ответственности примыкают так называемые исключительные оговорки (exclusive clauses), определение которых дано в ст. 7.1.6 Принципов УНИДРУА: "Оговорка, которая ограничивает или исключает ответственность одной стороны за неисполнение или допускает, чтобы одна сторона произвела исполнение, существенно отличающееся от того, что другая сторона разумно ожидала, не может быть использована, если ее

использование привело бы к явной несправедливости, принимая во внимание цель договора". Таким образом, в Принципах поддерживается та идея, что не допускается использование исключительной оговорки, если это может привести к явной несправедливости. Добавим к этому, что на аналогичной позиции стоит и национальное законодательство, запрещающее сторонам злоупотреблять своими гражданскими правами (см. ст. 10 ГК РФ, § 226 ГГУ; в определенном аспекте ту же цель преследует ст. 2-302 ЕТК США). Та же мысль проводится и в комментарии к Принципам: "Условия, регулирующие последствия неисполнения, как правило, имеют силу, однако суд может игнорировать оговорки, которые грубо нарушают этот принцип" <1>.

--------------------------------

<1> Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА 1994 г. М., 2003. С. 184.

Поскольку деятельность по заключению и исполнению внешнеэкономических сделок является предпринимательской, наличие вины по общему правилу не является условием для возложения ответственности, и сторона может быть освобождена от нее лишь при наличии обстоятельств непреодолимой силы (ст. 401 ГК РФ). Такого же подхода придерживаются многие зарубежные правопорядки. Например, в англо-американском праве договорная ответственность - это объективная ответственность, а вина и ее формы не имеют юридического значения <1>. Исключение составляет, пожалуй, ответственность перевозчиков, которая в соответствии с национальным законодательством (например, п. 1 ст. 796 ГК РФ) и транспортными конвенциями наступает при наличии их вины <2> (см. § 3 гл. III).

--------------------------------

<1> См.: Комаров А.С. Ответственность в коммерческом обороте. М., 1991. С. 41.

85

<2> См., в частности: п. 2 "q" ст. 4 Правил Гаага-Висби; п. 2 ст. 17 ЦМР; ст. 20 Варшавской конвенции 1929 г. (в редакции Протокола 1955 г.).

Различия, которые имеются между национальными правопорядками, не позволяют сформулировать общие для всех или большинства стран определения конкретных форм ответственности, равно как и оснований освобождения от ответственности. Поэтому такие понятия, как "убытки", "неустойка", "форс-мажор", "затруднения", в различных правовых системах имеют неодинаковый смысл и содержание. На это обстоятельство было обращено внимание ЮНСИТРАЛ при подготовке Краткого сборника по прецедентному праву к Венской конвенции 1980 г. (см. § 2 гл. III). В частности, различие в содержании соответствующих понятий в национальном праве сделало невозможным закрепление в Венской конвенции 1980 г. терминов и категорий, характерных для определенных правовых систем. Руководствуясь стремлением придать Конвенции большую гибкость и, таким образом, универсальность, ее разработчики использовали абстрактные категории, например, вместо понятия "форс-мажор" или "непреодолимая сила" Конвенция использует категорию "препятствия вне контроля".

Различные организации предпринимают попытки унификации подходов к определению данных понятий. Примером являются положения о неустойках в контрактах (penal clause, liquidated damages). В частности, Совет Европы в своей Резолюции об оговорках о неустойке в гражданском праве 1978 г. (Penal Clauses in Civil Law) определил, что неустойка в европейских странах рассматривается в двух аспектах: (1) собственно наказание, цель которого - побудить сторону исполнить свое обязательство и наказать ее в случае нарушения (penalty); (2) положение, которое содержит подлинную предварительную оценку убытков, причиненных нарушившей обязательство стороной (liquidated damages). Причем законы большинства государств - участников Совета Европы признают положения о неустойке действительными, тогда как в некоторых государствах (в частности, в Бельгии и Великобритании) суды оставляют в стороне положения о неустойке, если они находят, что такие положения выполняют роль простого наказания (штрафа). Суды этих государств, в отличие от судов других европейских стран, не могут пересматривать положения о неустойке.

С целью достижения единообразия между правовыми системами государств-членов в отношении неустойки и необходимости осуществления судебного контроля в случаях, когда контрактные оговорки о неустойке являются неоправданно высокими (manifestly excessive), Резолюция рекомендовала государствам-членам при разработке своего гражданского законодательства принять принципы, изложенные в Резолюции, в частности: (1) сторона не может рассчитывать на одновременное получение исполнения по основному обязательству и получение неустойки; (2) неустойка может взыскиваться лишь при нарушении основного обязательства; (3) сторона не вправе взыскивать убытки вместо неустойки или дополнительно к неустойке; (4) сумма неустойки может быть сокращена судом в случае, если она является чрезмерно высокой. Эти положения в той или иной форме находят поддержку в национальном законодательстве государств - участников Совета Европы.

Так, французское право (ст. 1152 ФГК) позволяет суду уменьшать размер неустойки, если она является "чрезмерно высокой". Однако суд может и увеличить размер присуждаемой суммы, если она чрезмерно низка. В Швейцарии (ст. 163 Обязательственного закона) и Германии (§ 343 ГГУ) суды также вправе снизить размер неустойки, если она чрезмерно высока. Право скандинавских государств (Дания, Швеция, Финляндия, Норвегия) позволяет суду либо уменьшать размер неустойки, либо признать ее недействительной, если она является неразумной. Право суда или арбитража снизить размер неустойки "до разумных пределов, если она чрезвычайно велика" предусмотрено также Принципами УНИДРУА. Причем данное право в отношении неустойки (в Принципах оно именуется "согласованным платежом при неисполнении") действует "независимо от какого-либо соглашения сторон об ином" (п. 2 ст. 7.4.13).

Хотя неустойка как дополнительное к основному контракту обязательство должна регулироваться правом, применимым к контракту, в ранних решениях немецких и швейцарских судов утвердился принцип, согласно которому невозможность немецких и швейцарских судов уменьшать размер неустойки в соответствии с применимым к контракту правом противоречила бы публичному порядку <1>.

--------------------------------

<1> См.: Delaume G. Op. cit. P. 87.

ЮНСИТРАЛ также предприняла попытку объединить различные подходы национальных правопорядков в отношении неустойки, приняв в 1983 г. Единообразные правила, касающиеся договорных условий о согласованной сумме, причитающейся в случае неисполнения обязательства <1>.

--------------------------------

<1> См.: http://www.uncitral.org/uncitral/ru/uncitral_texts/sale_goods/1983Uniform_rules.html.

86

<1> Публикация МТП N 421-Е "Форс-мажорные обстоятельства и затруднения". См.: ICC Force Majeure & Hardship Clauses 2003 // http://www.luyulei.cn/Intl_legal_practice/06_ICC_Force_Majeure_and_Hardship_Clause_2003.htm.

Так, положения об обстоятельствах, которые в национальном праве относятся к форсмажорным, содержатся в ряде международных конвенций. Венская конвенция 1980 г. оперирует понятием "препятствия вне контроля": сторона не несет ответственности за неисполнение любого из своих обязательств, если докажет, что оно было вызвано препятствием вне ее контроля и что от нее нельзя было разумно ожидать принятия этого препятствия в расчет при заключении договора либо избежания или преодоления этого препятствия или его последствий (ст. 79). Аналогичное ст. 79 Венской конвенции 1980 г. определение форс-мажора приводится в ст. 7.1.7 Принципов УНИДРУА. В данном случае определение "препятствий вне контроля" по своим принципиальным характеристикам совпадает с определением непреодолимой силы, которое содержится в п. 3 ст. 401 ГК РФ.

Транспортные конвенции используют метод перечисления обстоятельств, освобождающих от ответственности <1>. Ряд таких обстоятельств в соответствии с национальным правом обычно подпадает под определение форс-мажора (например, "риски, опасности или случайности на море..." - п. 2 "c" ст. 4 Правил Гаага-Висби).

--------------------------------

<1> См., в частности: п. 2 ст. 4 Правил Гаага-Висби; ст. 23 СМГС.

Относительно оговорок, в которых стороны приводят перечень форс-мажорных обстоятельств, освобождающих от ответственности, существуют две полярные позиции. С точки зрения одних авторов, стороны договора не вправе произвольно определять перечень форсмажорных обстоятельств: "субъективная воля участников договорного правоотношения не может придавать характер форс-мажора обстоятельствам, которые должны иметь объективную природу..." <1>. Напротив, другие исследователи считают, что стороны вправе по своему усмотрению определять перечень форс-мажорных обстоятельств: "любому обстоятельству, описанному сторонами в качестве форс-мажора, буден дан соответствующий эффект" <2>.

--------------------------------

<1> Бублик В.А. Гражданско-правовое регулирование внешнеэкономической деятельности в Российской Федерации: проблемы теории, законотворчества и правоприменения: Монография. Екатеринбург, 1999. С. 190.

<2> DiMattco L.A. Op. cit. P. 59. Аналогичного мнения придерживается в своем специальном исследовании T. Rauh, по мнению которого императивным требованием является то, что стороны должны согласиться с последствиями форс-мажорного обстоятельства и четко обозначить правовые последствия включения "детальных положений последствия форс-мажорного обстоятельства на контрактные обязательства...". См.: Rauh T. Legal Consequences of Force Majeure Clauses Under German, Swiss, English and United States' Law // Denver J. International Law and Policy. 1996. N 25. P. 152.

По нашему мнению, истина находится посередине. Сторонам во избежание неопределенности рекомендуется включать в контракты положения о форс-мажоре, причем не в виде краткой стандартной оговорки, а с указанием конкретных обстоятельств форс-мажора. Особенно это актуально в отношении таких стран, право которых оперирует иными категориями, чем форс-мажор, например доктрина невозможности исполнения (impossibility of performance) в Англии или неосуществимости исполнения (impracticability of performance) в США. Вместе с тем при возникновении спора в суде может быть поставлен вопрос о соответствии данных контрактных положений обязательственному статуту. Соответственно, сторона подлежит освобождению от ответственности в случае, если докажет наличие форс-мажорных обстоятельств согласно применимому праву (даже если обстоятельства не были указаны в договоре). Аналогичным образом будет решаться вопрос и в отношении других контрактных положений об ответственности, например оговорок о затруднениях (hardship clauses) <1>.

--------------------------------

<1> Так, в официальном комментарии к Принципам УНИДРУА отмечается, что "пересмотр в силу возникших затруднений не будет исключаться, если оговорка о пересмотре (адаптации), включенная в договор, не предполагает события, которые вызвали затруднения". См.: Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА 1994 г. М., 2003. С. 169.

Напротив, если положения применимого права не допускают договорного регулирования в отношении данного вопроса, сторона не может полагаться на форс-мажорную оговорку. Хотя, как отмечают авторитетные специалисты, "законы всех стран предоставляют сторонам право включать в договор условия, заранее освобождающие от ответственности" <1>, это не означает,

88

что любой контрактной оговорке о форс-мажоре будет дан соответствующий эффект. Так, одним из критериев неосуществимости исполнения согласно американскому праву является то, что если сторона прямо обязуется исполнить свое обязательство даже в случае неосуществимости исполнения, неосуществимость исполнения не освобождает сторону, и она будет ответственна за убытки, если не исполнит обязательство <2>.

--------------------------------

<1> Гражданское и торговое право зарубежных государств. Т. I. С. 468.

<2> См.: Farnsworth E. Allan, Mozolin V.P. Contract Law in the USSR and the United States. History and General Concept. Vol. 1. Int'l Law Institute, Washington D.C., Boston, 1987. P. 292.

Вместе с тем принципиально неверным является мнение о том, что "при включении в контракт конкретного перечня обстоятельств вне контроля сторон необходимо оставить его открытым, так как арбитражные и третейские суды при закрытом перечне, как правило, принимают решение о взыскании со стороны убытков, явившихся следствием тех обстоятельств вне контроля, которые не предусмотрены этим перечнем" <1>. Такая позиция является необоснованной, даже если предположить, что на практике имеют место соответствующие действия арбитражей.

--------------------------------

<1> Кислицина О.В., Кислицин В.А. Защита интересов российских контрагентов на стадии формирования условий внешнеторгового контракта // Международное публичное и частное право. 2002. N 4.

§3. Пределы и проблемы применения коллизионных норм

ииностранного права при регулировании внешнеэкономических сделок

Диспозитивные и императивные нормы

Ярким проявлением диспозитивности является принцип автономии воли сторон в выборе применимого к контракту права. Причем российское законодательство исходит из принципа абсолютной автономии воли сторон: стороны вправе выбрать любое национальное право, включая право третьего государства (ст. 1210 ГК РФ). В некоторых государствах существуют ограничения в выборе применимого права. Например, согласно ст. 105 ЕТК США стороны вправе выбрать к контракту применимое право, если это право имеет разумную связь с контрактом.

Избрание в качестве применимого к внешнеэкономической сделке, скажем, российского гражданского права означает, что диспозитивность, присущая регулированию внутренних гражданско-правовых сделок, распространяется на регулирование соответствующей внешнеэкономической сделки в том смысле, что стороны свободны в определении своих прав и обязанностей по такому договору. Однако во всяком случае такая свобода определяется рамками императивных норм национального законодательства (ст. 422 ГК РФ).

Национальные правовые системы большинства государств также признают приоритетной именно договорную форму регулирования и предоставляют сторонам внешнеэкономических сделок свободу в определении своих прав и обязанностей в конкретном договоре в том смысле, что содержание договора формулируется его сторонами, но при соблюдении требований национального законодательства. Абсолютное большинство норм Венской конвенции 1980 г. также являются диспозитивными, т.е. договорные условия имеют приоритет перед положениями конвенции.

Вместе с тем в гражданском законодательстве содержатся императивные нормы. Л.А. Лунц отмечает, что "отсылка коллизионной нормы к иностранному закону, как правило, устраняет применение к данному отношению не только диспозитивных, но и императивных норм отечественного правопорядка", однако "есть целый ряд материальных норм, действие которых не может быть устранено или ограничено коллизионной привязкой данного отношения к иностранному закону" <1>. К таким нормам Л.А. Лунц относит нормы о правах иностранных организаций на совершение сделок в СССР, о неприменении исковой давности к некоторым требованиям <2>.

--------------------------------

<1> Лунц Л.А. Курс международного частного права. Общая часть. М., 1973. С. 329. <2> См.: Там же.

Ранее действовавшее законодательство не содержало легального определения императивных норм международного частного права. В разд. VI части третьей ГК РФ императивным нормам посвящена ст. 1192, согласно которой "правила настоящего раздела не затрагивают действие тех императивных норм законодательства Российской Федерации, которые вследствие указания в самих императивных нормах или ввиду их особого значения, в том числе

89

для обеспечения прав и охраняемых законом интересов участников гражданского оборота, регулируют соответствующие отношения независимо от подлежащего применению права".

Статья 1192 ГК РФ, таким образом, выделяет две группы императивных норм:

1)являющиеся таковыми "вследствие указания в самих императивных нормах";

2)относимые к таковым "ввиду их особого значения, в том числе для обеспечения прав и охраняемых законом интересов участников гражданского оборота".

В частности, к первой группе норм можно отнести требование об обязательной письменной форме внешнеэкономической сделки (п. 3 ст. 162 ГК РФ). Что касается норм второй группы, то их должен определить суд в конкретном случае. Здесь справедливо утверждение О.Н. Садикова о том, что "круг строго обязательных национальных норм четко не обрисован и может быть установлен, видимо, только в результате судебного рассмотрения возможных по этому вопросу споров... путем толкования соответствующих национальных норм" <1>.

--------------------------------

<1> Садиков О.Н. Императивные нормы в международном частном праве // МЖМП. 1992. N 2. С. 82 - 83.

Как отмечает А.Н. Жильцов, "в европейской доктрине международного частного права проводится четкое деление императивных норм на два вида - императивные нормы внутреннего гражданского права и императивные нормы международного частного права". При этом первые применяются лишь в случае, когда они входят в состав применимого права (именно в этом смысле термин "императивные нормы" употребляется в ст. 422 ГК РФ), в то время как вторые подлежат применению независимо от применимого права <1>. Стороны не могут своим соглашением о применимом праве исключить действие императивных норм законодательства.

--------------------------------

<1> См.: Жильцов А.Н. Проблема применения императивных норм третьих стран в европейском международном частном праве // Законодательство и экономика. 1997. N 23. С. 38; Комментарий к части третьей ГК РФ / Под ред. А.Л. Маковского, Е.А. Суханова. С. 347 - 348.

Императивные нормы международного частного права принято именовать сверхимперативными. Такие нормы, по словам В.П. Звекова, "действуют независимо от коллизионных правил, практически устраняя их применение". Помимо п. 3 ст. 162 и ст. 208 ГК РФ, к сверхимперативным нормам автор относит положения п. 3 ст. 1 ГК РФ - о свободном перемещении товаров, услуг и финансовых средств на всей территории РФ <1>.

--------------------------------

<1> См.: Звеков В.П. Международное частное право. М., 2004. С. 195, 201.

Е.В. Кабатова проводит различие между императивными и сверхимперативными нормами на примере российского законодательства: "Статья 198 ГК РФ... гласит, что сроки исковой давности и порядок их исчисления не могут быть изменены соглашением сторон. Другими словами, данная норма носит строго императивный характер. ...Однако если стороны гражданских правоотношений своим соглашением избирают применимое право, в котором установлены иные сроки исковой давности, чем в российском законодательстве, то такое соглашение не рассматривается как недействительное, а является проявлением автономии воли сторон". Статья 162 ГК РФ устанавливает, что несоблюдение простой письменной формы внешнеэкономической сделки влечет недействительность сделки. "Эта императивная норма, - по мнению автора, - ...не может быть изменена никаким соглашением сторон, включая соглашение о применимом праве... Эта норма и может служить примером сверхимперативной нормы..." <1>.

--------------------------------

<1> Кабатова Е.В. Изменение роли коллизионного метода в международном частном праве // МЧП: Сборник статей / Под ред. М.М. Богуславского и А.Г. Светланова. С. 13.

П. Най разграничивает императивные и сверхимперативные нормы на примере англоамериканского общего права. Так, императивной нормой (внутреннего права. - В.К.) является правило общего права (common law), которое требует встречного удовлетворения (consideration) для простого контракта (т.е. не заключенного "за печатью" - by deed) <1> для того, чтобы контракт носил обязывающий для сторон характер. Стороны не могут в чисто внутреннем английском контракте исключить это требование. Но они могут исключить его посредством включения в контракт, имеющий достаточную международную связь, положения о том, что, например, регулировать контракт будет право Италии. В данном случае именно итальянское право будет решать, что должен содержать обязывающий стороны контракт. Стороны, таким образом, могут избежать применения большинства требований отдельной правовой системы путем выбора другой правовой системы для применения к их контракту в случае, если такой выбор возможен

<2>.

90