широко известных памятников общественно-политической мысли Древнего Китая (IV в. до н. э.), как "Книга правителя области Шан".

В этом произведении, посвященном изложению учения основа­теля китайской школы легистов Ян Шаня, отстаивавшего деспоти­ческую форму правления, явно в сравнительном плане высказыва­лись нравоучительные по своему характеру суждения. Одно из та­ких рассуждений состоит, в частности, в том, что "в одних государ­ствах поощряют порядок, в других — смуту. Если наверху умный государь, он будет выдвигать на должности лишь способных людей и поручать им соблюдение законов. Когда законы будут соблюдать способные люди, они будут восприняты теми, кто находится внизу, и недостойные на осмелятся совершать дурные дела". Вот какой смысл, делал вывод автор, я вкладываю в слова "поощрять поря­док". И тут же продолжал. Если же наверху какого-либо государст­ва окажется неумный правитель, то он станет выдвигать на долж­ности глупых людишек. В результате — "в стране не будет ясного закона" и недостойные осмелятся творить дурные дела. «Вот какой смысл я вкладываю в слова — "поощрять службу"¹».

В таком же сравнительно-правовом ключе построены и другие рассуждения—предостережения автора. Например, рассуждения о том, какими должны быть законы в разных странах. В тех стра­нах, где закон извращается, пишет автор, там нарушается порядок. "Когда во всем исходят лишь из добродетели, то множатся и пус­тые речи, коль распоряжения правителя многочисленны, в стране воцаряется беспорядок. Там, где множатся пустые речи, армия бес­сильна. Когда закон ясен, сокращаются распоряжения правителя; когда во всем полагаются лишь на силу, исчезают пустые речи; коль распоряжения правителя сокращаются, в стране воцаряется хоро­шее правление"².

Подобные нравоучения и выводы, сделанные в результате сравнения одних государственно-правовых систем с другими, неред­ко встречаются в работах других авторов, живших в тот период в различных странах и регионах мира. Помимо всего прочего они сви­детельствуют о том, что идеи применения сравнительного метода в изучении государства, права, различных общественно-политических явлений, институтов и учреждений были на вооружении исследо­вателей-теоретиков и практиков не только всегда, но и везде.

Разница при этом заключалась лишь в том, что в одних стра­нах и регионах древнего мира, согласно имеющимся данным, ис­пользование сравнительного метода имело более открытый и систе­матический характер, а в других — носило лишь случайный и не всегда прямо проявляющийся, условный характер.

1 См.: Давид р. Указ. Соч. С. 25.

1 См.: Книга правителя области Шан (Шан Дзюнь Шу). М., 1993. С 212—213.

² Там же.

Как отмечалось в связи с этим в отечественной литературе, для законов и других источников права, функционировавших в различ­ных государствах Месопотамии, в том числе и для законов Хамму­рапи, характерной была примитивная правовая техника, казуистич-ность норм права, их формализм, символический характер. В них нельзя было найти ни четкого понятия преступления, ни абстракт­но сформулированной нормы, касающейся убийства, кражи и пр.

Символична была ответственность за ряд преступлений, напри­мер, отрезание груди у кормилицы, подменившей ребенка. Формаль­ный и символический характер имела также клятва.

Нет в источниках права различных царств Месопотамии и обо­снованной системы изложения норм: нормы уголовного права чере­дуются с нормами процессуального права, нормами, регулирующими имущественные отношения, и пр. Однако внутренняя логика изло­жения правового материала присутствует и здесь¹.

Элементы сходства законов, правовых обычаев, отдельных юридических норм, институтов и в целом правовых систем просле­живаются в древнем мире не только у государств, расположенных в одном и том же географическом регионе, но и в самых отдален­ных по стандартам того времени друг от друга частях мира. Одни из них возникали в результате торгового обмена между народами. Другие — в результате завоевания и покорения одних государств другими.

Читая, например, сочинения знаменитых римских историков Квинта Курция Руфа, Юстина, Диодора или Плутарха о походах и завоеваниях Александра Македонского, нельзя не обратить внима­ние на то, что завоевателями в изложении авторов приобретались и присваивались не только города, земли и другие несметные богат­ства, но и перенимались у завоеванных народов отдельные право­вые акты и обычаи.

В сочинении под названием "Александр" Плутарх с осуждени­ем повествует о том, что, покорив Персию и проведя приятные две недели с Минитией — царицей амазонок, Александр совсем поте­рял голову: "стал носить одежду персидских царей и диадему, чего не было принято ранее у македонских царей", "как будто заимство­вал законы у тех, кого победил", "стал подражать персам в распу­щенности нравов не менее, чем в одежде"².

Когда же в его военном лагере "в эту пору", пишет автор, стали возмущаться тем, что Александр "оказался таким выродком по срав­нению с отцом *своим Филиппом, что даже отрекся от своей роди­ны и перенял те самые персидские нравы, вследствие которых пер­сы были побеждены" и "чтобы не показалось, что только он один